Истина в юриспруденции

Во всех аксиологических науках вопрос об истине приобретает необычайную остроту. Юриспруденция в этом смысле не является исключением. Показательны в этом смысле статьи С. Хаак и У. Шилдза^[1]. Продемонстрировав в качестве профессионального философа свою осведомленность относительно проблемы истины, С. Хаак тем не менее утверждает, что в юриспруденции нет необходимости вникать в концептуальные тонкости. Многие вещи здесь очевидны — один выстрелил, другой отравил, кто-то нарушил правила движения и т. д. Утверждение истинно, если оно соответствует тому, что действительно имело место. Юридическим утверждениям сообщает истинность или ложность обращение к законодательству или же к прецедентам.

В реакции на статью Хаак У. Шилдз специально отметил, что практикующие юристы крайне редко обращаются к концепту истины. Он привел впечатляющие данные: в обширном юридическом словаре Блэка^[2] концепту истины посвящено всего две строчки, концепту улики — две страницы, содержащие 42 определения, концепту факта — пять страниц и 93 определения. Не используется концепт истины и при определении важнейших понятий, например понятия преступления. Адвокаты и судьи оперируют не истинными высказываниями, а фактами, свидетельскими показаниями, аргументами и доказательствами. Истина остается не у дел, ибо юридические положения изменчивы во времени и соотносятся с жизненным опытом.

Обе рассматриваемые статьи являются образчиками недопонимания философии юриспруденции. С. Хаак придерживается семантической концепции истины, согласно которой все необходимо описывать таковым, каковым оно является. Но дело в том, что не известно то самое, что подлежит описанию.

Юристу надлежит понять произошедшее и происходящее. Это многозвенный процесс. И именно о нем идет принципиальный разговор. Достойно сожаления, что люди часто стреляют друг в друга. Но в одних случаях за такие действия сажают в тюрьму, а в других награждают орденами. Не трудно убедиться, что очевидных фактов в принципе не бывает.

У. Шилдз наивно полагает, что можно аргументировать, оперировать фактами, возлагать на людей бремя доказательства, избегая при этом рассуждений об истине. Он ссылается на свой жизненный опыт. Будучи физиком-теоретиком, Шилдз вместе со своими коллегами вел поиск истины. Став же юристом, он уже с первых шагов своего обучения убедился, что такой потребности в юриспруденции не существует. Шилдз явно имеет превратное представление о состоянии дел не только в философии юриспруденции, но и в физике. Возьмите любой энциклопедический словарь по физике. Вы не найдете в нем ни одной статьи, посвященной проблеме истины. Правоведы, не сведущие относительно содержания физики, вольны полагать, что в ней вопрос об истине не достоин споров. Но это не так. Существует полтора десятка интерпретаций, например квантовой механики. Кто утверждал истину: Эйнштейн или Бор, Эверетт или Фейнман, Фок или Блохинцев? Ниже вернемся к ответу на этот вопрос, пока же отметим ряд неоднозначных моментов.

С. Хаак полагает, что есть вопросы различного уровня, в одних случаях полезно подключать философию, а в других можно обойтись без этого. Это иллюзия. Философия с ее ориентацией на проблемные аспекты всегда оказывается актуальной. Отметим еще раз — не бывает самоочевидных фактов. То, что на первый взгляд оказывается самоочевидным, при ближайшем рассмотрении непременно обрастает многочисленными проблемными аспектами. И лишь исходя из дидактических целей в философии юриспруденции обычно рассматриваются феномены, бьющие в глаза своей неординарностью. Вспомним в этой связи формулу немецкого юриста Г. Радбруха, который пытался установить соотносительность законов и принципа справедливости.

" Конфликт между справедливостью и обеспечением правопорядка мог бы быть разрешен приданием приоритета позитивному праву, гарантированному способом его установления и властью даже тогда, когда оно несправедливо, разве что закон противоречит справедливости в такой мере, что он должен уступить дорогу справедливости как «неправильное право». Невозможно провести более тонкую линию между случаями законной неправомочности и законами, тем не менее считающимися вопреки их неправильному содержанию законами; однако, может проводиться со всей возможной остротой еще одно разделение: там, где к справедливости даже не стремятся, где равенство, составляющее ядро справедливости, при установлении позитивного права осознанно отрицается, там закон не только не является «неправильным правом», а вообще не соответствует природе права. Ибо право, в частности позитивное право, нельзя определить иначе, как порядок и устав, который призван обеспечить справедливость"^[3].

Теоретическая разработка. Формула Радбруха

Подлинным является лишь то право, которое обеспечивает справедливость.

Итак, возможны три ситуации: 1) право не является подлинным правом; 2) право обеспечивает справедливость; 3) право лишь частично согласуется со справедливостью. К каждому из этих положений можно поставить вопросы, которые как раз и свидетельствуют о необходимости юриспруденции. Как определить подлинность права? Как установить, что право обеспечивает справедливость? Почему следует признавать легитимность права, которое лишь частично согласуется со справедливостью? Найти ответы на эти вопросы непросто, но их следует искать.

Формула Радбруха является попыткой осмыслить фашистское прошлое Германии, в которой насилие поддерживалось существующим правом. Кажется, что эта формула не имеет прямого отношения к случаям из обыденной жизни, связанной с незначительными правонарушениями. Но легко убедиться, что всегда можно поставить вопрос, начинающийся со слов: «А справедливо ли.?» .

Что касается наиболее спорного тезиса Радбруха, о целесообразности следования праву, которое лишь частично справедливо, то его оспаривает Р. Алекси. Он полагает, что если юридическая теория выстроена в полном соответствии с требованиями аргументации, то рассматриваемое противоречие не возникает. Право является совокупностью норм, согласуемых с конституцией, в которой содержатся и моральные принципы, в том числе принцип справедливости^[4].

Возвращаясь непосредственно к проблеме истины в юриспруденции, констатируем, что без нее юриспруденция была бы несомненно обеднена. По крайней мере, выдающиеся исследователи это отлично осознают. Показательно, например, что Р. Дворкин посвятил проблеме истины статью на 52 с.^[5] Он твердо убежден, что наука, в частности претендующая на полновесность, должна включать представление об объективной истине. Но как совместить это представление с убеждением, что юриспруденция является результатом сознательной, т. е. субъективной деятельности людей?

Теоретическая разработка. Три плана юридической истины, по Р. Дворкину

• 1. Существуют объективные факты, которые бесстрастно описываются теоретическими положениями. Факты объективны, а описывающие их предложения являются в результате объективными истинами.
• 2. Факты существуют, но их статус считается условным. Например, нечто признается или не признается ядом в зависимости от намерения людей. Истина в таком случае не объективна, а условна.
• 3. Моральные убеждения обладают собственной мотивационной силой и в качестве таковых соответствуют объективным обстоятельствам. Это означает, что никто не считает моральные убеждения своими обязательствами, если он не мотивирован ими. Юридические убеждения являются объективными истинами, включающими мотивацию.

Сам Р. Дворкин придерживается третьей позиции, которая, как он полагает, благополучно обходит все рифы проблемы истины в юриспруденции. Юрист, в отличие, например, от физика, не просто констатирует объективную истину, а выражает свои внутренние имеющие нормативные обоснования убеждения. Если он утверждает, что «геноцид в Боснии неприемлем», то он выражает свое убеждение, а оно является истинным. Если же некто утверждает, что упомянутый геноцид правомерен, то он, заблуждается. Позиции 1 и 2, полагает Дворкин, ошибочны. В позиции 1 отсутствуют мотивации, без которых невозможно представить юриспруденцию. В позиции 2 умаляются внешние для личности обстоятельства, например геноцид в Боснии.

По поводу понимания природы истины в этике и юриспруденции возник острый спор между Р. Дворкиным и С. Блэкберном^[6], автором широко известной в философских кругах книги о квази-реализме^[7]. По мнению Блэкберна, философский анализ позволяет утверждать, что возможны этические утверждения. Например, Р. Хэар показал, что моральные утверждения и логичны, и всеобщи. Далее делается вывод, что сама их возможность свидетельствует о реальности того положения дел, которое описывается в этике или юриспруденции. Дворкин эту позицию резко критикует: при ней исходят из субъективных убеждений, которые проектируются вовне. Нельзя быть уверенным, что при этом речь идет о подлинной реальности. С. Блэкберн в свою очередь обвиняет Дворкина, ограничивающегося языком первого порядка в стремлении обойтись без философии, в непоследовательности. В итоге Дворкин вводит представление о юридической реальности, существование которой нуждается в обосновании.

На наш взгляд, в позиции обеих спорящих сторон есть как достижения, так и изъяны. Рассуждая о концепте истины, непременно следует различать ее объектную относительность и объективность.

Теоретическая разработка

О необходимости различения объектной и объективной истины. Объектная относительность истины состоит в том, что юридические положения соотносительны с некоторыми объектами, т. е. с теми явлениями, которые являются предметом данной науки. Утверждение «геноцид в Боснии неправомерен» соотносится с событиями в Боснии. Объективность истины означает, что она не искажается людьми, ее провозглашающими. То, что происходило в трагические для боснийцев годы, естественно, зависело от них. Но не каждый из них способен не искажать ее.

В аксиологических науках, в том числе в юриспруденции, истина соотносится с ценностями, а не с дескрипциями, как это имеет место в физике. Но это обстоятельство нисколько не умаляет актуальности концепта истины в этих науках. И Дворкин, и Блэкберн полностью оставили объектность истины без внимания. Будучи приверженцем концепта истины, Дворкин встал на защиту понятия объективной истины. Это оправданный шаг. Произвольным суждениям не место в любой науке, в том числе и в юриспруденции. Истинное утверждение всегда является результатом ментальной и языковой деятельности людей. В этом смысле она субъективна, но не произвольна.

Обратимся теперь к взаимным обвинениям наших оппонентов по поводу использования языка первого и второго порядка. Дворкин прав в своем обвинении Блэкберна в отсутствие внимания к языку первого порядка, т. е. к языку конкретных наук. Блэкберн также справедливо обвиняет Дворкина в стремлении обойтись без языка второго порядка, т. е. языка философии. Каждому из них не удается найти гармонию между двумя языками. Причем оба не проводят еще одно принципиальное различие. Язык юриспруденции в отличие от языка философии юриспруденции является не второпорядковым, а первопорядковым.

Выше мы обещали вернуться к вопросу об истинности различных интерпретаций квантовой механики. Наше разъяснение относится и к конфликтующим интерпретациям, имеющим место в юриспруденции.

Теоретическая разработка

Истинным является тот фрагмент знания, который является органической частью концептуальной трансдукции, причем не только интра-, но и интернаучной. Иначе говоря, знание в составе интерпретационного ряда теорий истинно, а находящееся вне его ложно.

Итак, итог проведенного рассмотрения концепта юридической истины является следующим.

Выводы

• 1. Концепт истины присутствует в юриспруденции и жизненно необходим для нее.
• 2. Как и в любой другой науке, концепт истины позволяет выбраковывать в юриспруденции такие положения, которые не соответствуют ее статусу.
• 3. Любое положение истинно лишь в случае, если оно успешно включается в ту систему концептуальной трансдукции, которая характерна для юриспруденции. Именно концептуальная трансдукция является механизмом реализации концепта истины.

• [1] См.: Haack S. «Truth, Truths», «Truth», and «Truths» in the Law // Journal of Philosophy, Science & Law. 2003. Vol. 3. № 9. URL: www6.miami.edu/ethics/jpsl/archives/papers/truth.html; Shields W. M. Truth in Legal Practice // Journal of Philosophy, Science & Law. 2003. Vol. 3. № 11. URL: www6.miarni.edu/ethics/jpsl/archives/newsedit/shieldsa.html/.
• [2] См.: Black’s Law Dictionary / ed. by B. A. Garner. St. Paul: West Group, 1999.
• [3] Radbruch G. Gesetzliches Unrecht und übergesetzliches Recht // Süddeutsche Juristenzeitung. 1946. P. 105.
• [4] См.: Alexy R. Begriff und Geltung des Rechts. Freiburg; München: Alber, 1992. P. 201.
• [5] См.: Dworkin R. Objectivity and Truth: You’d Better Believe It // Philosophy and Public Affairs. 1996. Vol. 25. № 2. P. 87−139.
• [6] См.: Dworkin R. Peply // Philosophy and Public Affairs. Symposium. URL: brown.edu/Departments/Philosophy/bears/9704dwor.html/; Blackburn Reviews Dworkin: Philosophy and Public Affairs. Symposium. URL: brown.edu/Departments/Philosophy/ bears/961 lblac. html/.
• [7] См.: Blackburn S. Essays in Quasi-Realism. N. Y.: Oxford University Press, 1993.