Соотношение активного и пассивного начал в социокультурной системе Востока

Все вышеизложенное позволяет сделать вывод, что мы, по-видимому, переживаем начальный этап формирования некоего нового типа мирового сообщества всепланетарного масштаба. Оно будет отличаться от общества, в котором паше поколение родилось и выросло, в такой же (а может быть, еще большей) степени, как наше общество отличалось от того, которое было до серии промышленных, социальных и политических революций Нового времени почти на всем пространстве ойкумены.

Следует напомнить, что вплоть до конца 70-х — начала 80-х гг. XX в. на основе базовых капиталистических институтов действовали в основном страны первого, т. е. индустриального, мира. Это примерно четвертая часть современного мира. Социалистический лагерь в 1986 г. включал страны с общей численностью населения около 1,7 млрд жителей (37% населения всего земного шара). Несколько десятков стран третьего мира пытались осуществить индустриализацию с помощью государства, в руках которого и сосредоточились основные бастионы экономики. Лишь несколько стран Восточной Азии приняли институты политической демократии и рыночной экономики.

Иное положение сейчас. Структурообразующими силами большей части современного мирового сообщества являются рыночная экономика и в меньшей степени политические институты, ориентированные на демократию.

С учетом национальных особенностей, о которых будет сказано ниже, растет число стран, принимающих те или иные формы парламентаризма и демократии. В масштабах всей планеты утвердилась единая пространственно-временная парадигма. Всюду так или иначе приживаются внешние атрибуты евроцентристской цивилизации: стиль одежды, автомобиль, кинематограф, поп-музыка, единый научный и компьютерный языки и т. д.

Естественно, при анализе этой весьма сложной проблемы возникают следующие вопросы.

• — Имеем ли мы просто процесс пространственного расширения западной рационалистически-техногенной цивилизации на новые регионы и страны земного шара или происходит некий синтез Европы и Америки с другими регионами, проще говоря, синтез Запада и Востока?
• — Идет ли речь просто о вестернизации Востока или же Восток модернизируется на свой лад, заимствуя и используя научно-технические достижения Запада?
• — Являются ли эти процессы показателем полной и окончательной победы Запада и западной цивилизации над остальной ойкуменой и признаком «конца истории» или же мы имеем дело с более глубинными и сложными вещами, а не просто с победой одного «изма» над другими?

Зачастую на эти и подобные им вопросы западный человек склонен давать однозначные ответы, полагая, что речь в данном случае идет о вестернизации Востока и его вхождении в западную рационалистическую цивилизацию. Как утверждал, например, К. Ясперс, в отличие от всех прежних эпох смены цивилизаций, на нынешнем этапе все человечество должно войти в цивилизацию, созданную Западом.

Оценивая эту проблему применительно к исламским народам, американский исследователь Д. Пайпс писал: «Чтобы избежать аномии, у мусульман есть только один выход, потому что модернизация требует вестернизации… Ислам не предлагает альтернативного пути модернизации… Поскольку содержание следует имитировать не в меньшей степени, чем форму, превосходство западной цивилизации должно быть признано настолько, чтобы можно было учиться у нее» .

Очевидно, что этот подход, довольно распространенный в России и па Западе, при всех оговорках, по сути дела, предполагает простое перенесение важнейших атрибутов западной цивилизации на остальные регионы мира, их перелицовку по образу и подобию Запада па началах рационализма.

Несмотря на ставшую в паши дни очевидную несостоятельность и даже абсурдность многих отрицательных оценок Азии, нельзя сказать, что па Западе, да и у нас в России, они в полной мере изжиты и сегодня. Во всяком случае, Восток зачастую продолжает восприниматься в кинлинговском духе: Восток есть Восток. Запад есть Запад. Этим двум близнецам никогда не сойтись. В таком понимании Восток есть нечто абстрактное, монолитное, объединяющее всю небелую, а отчасти и белую ойкумену.

В действительности же Восток — это целый конгломерат социокультурных, национально-историко-культурных ареалов, таких как ближневосточный арабои тюрко-мусульманский, средневосточный иранско-тюрко-мусульманский, восточноазиатский буддийско-синтоистский, центрально-азиатский тюрко-мусульманский, конфуцианский, индийский, индуистско-буддийско-мусульманский и т. д. Каждый из этих миров как по своим внутренним базовым характеристикам, так и по взаимоотношениям с Западом имеет свои особенности и требует соответствующего понимания.

При этом преобладающие на Западе подходы к Востоку определяются восходящими еще к Гегелю представлениями о пассивности, летаргичности и неспособности восточного менталитета к социальному, технологическому и иным формам прогресса. Например, М. Вебер характеризовал доминирующий в Китае тип взаимодействия со средой как приспособление, а в Европе — как овладение миром. Приспособление подразумевает преобладание в культурной матрице пассивного начала, а овладение миром — активного начала. Поэтому естественно, что Вебер объяснял отсталость Китая уникальной исторической непрерывностью и исключительно низкой внутренней способностью китайской цивилизации к трансформации.

Современные же авторы ищут факторы, способствующие модернизации ряда азиатских стран не в них самих, а вовне, акцентируя внимание исключительно на роли импульсов извне, феномене революции сверху, доминирующей роли надстроечных институтов и т. д. При этом некоторые авторы видят некую дуальность в системе отношений Восток — Запад или Запад — Восток, подразумевая под «Западом» принцип личностный, а под «Востоком» — принцип коллективистский. Естественно, первый из этих принципов склонны оценивать позитивно, а второму давать негативную оценку.

В этом контексте важно осознать, что различия, специфичность, уникальность, особость не всегда и не обязательно означают отсталость от так называемых передовых культур и не обязательно стремиться к тому, чтобы догнать или перегнать их. Во всемирно-историческом плане не совсем корректно делить историю на хорошие и плохие, светлые и темные периоды, на низшие и высшие ступени с точки зрения морально-нравственного совершенства и несовершенства пародов.

По-видимому, был прав Н. С. Трубецкой, который писал: «Момент оценки должен быть раз и навсегда изгнан из этнологии и истории культуры, как и вообще из всех эволюционных наук, ибо оценка всегда основана на эгоцентризме. Нет высших и низших. Есть только похожие и непохожие. Объявлять похожих на нас высшими, а непохожих — низшими — произвольно, ненаучно, наивно, наконец, просто глупо» .

Возникнув, социальная система продолжает создавать условия для самосохранения и дальнейшей эволюции. Вместе с тем любая система, чтобы сохранять жизнеспособность и динамичность, должна быть открыта для воздействия извне. Отгораживаясь же от внешних воздействий и замыкаясь в самой себе, она обречена на бесплодие. Ее самосознание переходит в самолюбование, при поиске истины о себе и о мире она обращается к зеркалу, вместо того чтобы смотреть в окно. В этом смысле легенда о Нарциссе может быть применима в отношении целой цивилизации.

Достоинством и гарантией жизнеустойчивость евроцентристской цивилизации является то, что ей был чужд социально-исторический или культурный нарциссизм. На всех этапах своей истории она была открыта во всех направлениях, что служило важнейшим генератором витальной энергии.

В то же время важно учесть, что в истории каждого народа, каждой культуры или цивилизации существуют изменчивое и постоянное, временное и вневременное. Одно растет, достигает расцвета, стареет и умирает, а другое в той или иной трансформированной форме становится достоянием общечеловеческой культуры. М. Вебер изображал мировую историю как путь, который сатана вымостил уничтоженными ценностями. В парафразе эту мысль можно было бы изложить так: мировая история есть путь, который провидение вымостило исчезнувшими культурами, цивилизациями, народами, государствами.

Но здесь нельзя обойтись без одной существенной оговорки. Цивилизации и культуры, исторические для нынешнего Запада и Востока, не просто исчезли, а, уходя в историю, сохранились в инфраструктурах и онтологических основаниях нынешних живых культур и цивилизаций. Говоря словами А. Бергсона, «реальность является перед нами как вечное становление. Она создается и разрушается, но никогда не является чем-то законченным» .

Это особенно верно сейчас, когда совершается процесс великого перехода Запада в Восток и Востока в Запад, великого перехода, призванного впервые со времени появления Homo sapiens на земной поверхности соединить Восток и Запад в единое целое. Один английский журналист, который долгие годы работал в азиатских странах, как бы перефразируя Р. Киплинга, утверждал, что Запад и Восток никогда не говорят на одном и том же языке, даже когда этот язык английский. Однако все более ускоряющиеся процессы вестернизации Востока и ориентатизации Запада во многом опровергают подобные суждения.