Жало страха — тревога
По мнению Тиллиха, предвидение того, что, может быть, поджидает нас за порогом смерти и превращает в трусов, описанное в монологе Гамлета «Быть или не быть», страшно не конкретным содержанием, а своей способностью символизировать угрозу небытия — того, что религия называет «вечной смертью». Символы ада у Данте порождают тревогу не своей объективной образностью, а потому, что они выражают… Читать ещё >
Жало страха — тревога (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Один из крупнейших теологов прошлого века Пауль Тиллих (1886— 1965) в книге «Мужество быть» пытается найти выход из ситуации тотального страха. Он также исходит из уже сформулированного вывода, что страх и тревога различимы, но неразделимы. Они имманентно присущи друг другу. «Жало страха, — пишет он, — тревога, а тревога стремится стать страхом. Страх — это боязнь чего-либо, например страдания, отвержения личностью или группой, утраты чего-то или кого-то, момента смерти. Но перед лицом угрозы, которой полны эти явления, человек боится не самого отрицания, которое эти явления в себе несут, его тревожит то, что, возможно, скрывается за этим отрицанием. Яркий пример — и нечто большее, чем просто страх, — это страх смерти»[1].
По мнению Тиллиха, предвидение того, что, может быть, поджидает нас за порогом смерти и превращает в трусов, описанное в монологе Гамлета «Быть или не быть», страшно не конкретным содержанием, а своей способностью символизировать угрозу небытия — того, что религия называет «вечной смертью». Символы ада у Данте порождают тревогу не своей объективной образностью, а потому, что они выражают то «ничто», сила которого переживается в тревоге вины.
Страх смерти вносит элемент тревоги в любой другой вид страха. Тревога, на которую не повлиял страх перед конкретным объектом, тревога во всей своей наготе — это всегда тревога предельного небытия. На первый взгляд, размышляет Тиллих, тревога — это болезненно переживаемая неспособность справиться с угрозой, которая заключается в определенной ситуации.
Однако более тщательный анализ показывает, что тревога по поводу определенной ситуации подразумевает тревогу по поводу человеческой ситуации как таковой. Поэтому в тот момент, когда душой человека овладевает «голая тревога», прежние объекты страха перестают быть определенными объектами. Они оказываются тем, чем они отчасти были и раньше, а именно симптомами основополагающей тревоги человека. Как таковые они уже неуязвимы, даже если против них вести самую мужественную борьбу.
Эта ситуация вынуждает человека в состоянии тревоги строго определять объекты страха. Тревога стремится превратиться в страх, так как мужество способно его встретить. Конечное существо, считает Тиллих, не способно терпеть голую правду более одного мгновения. Те, кто пережил подобные моменты, например мистики, прозревшие «ночь души», или Лютер, охваченный отчаянием из-за приступов демонического, или Ницше-Заратустра, испытавший «великое отвращение», поведали о невообразимом ужасе голой тревоги.
Избавиться от этого ужаса обычно помогает превращение тревоги в страх перед чем-либо, не важно перед чем. Человеческая душа — это не только фабрика идолов (как считал Ж. Кальвин), это также фабрика страха: первая нужна для того, чтобы скрыться от Бога, вторая — чтобы скрыться от тревоги. По мнению Тиллиха, между этими двумя способностями человеческой души существует взаимосвязь. Ведь встреча с Богом, который на самом деле есть Бог, означает также встречу с абсолютной угрозой небытия. «Голый абсолют» (это выражение М. Лютера) порождает «голую тревогу», а она означает прекращение всякого конечного самоутверждения и не может быть объектом страха и мужества. Но в пределе всякие попытки преобразовать тревогу в страх тщетны. Устранить основополагающую тревогу конечного бытия, вызванную угрозой небытия, невозможно. Эта тревога присуща самому существованию.
- [1] Тиллих П. Избранное. Теология культуры. М., 1995. С. 31.