Из истории теории аргументации

Теория аргументации начала складываться еще в древности, в период, названный немецким философом К. Ясперсом «осевым временем» (VII-II вв. до н.э.). В этот довольно продолжительный период в Китае, Индии и на Западе почти одновременно начался распад мифологического миросозерцания, переход от мифа к логосу.

" Новое, возникшее в эту эпоху в трех упомянутых культурах, сводится к тому, — говорит Ясперс, — что человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира". Не удовлетворенный объяснением мира в форме мифа, человек все больше обращается к своему разуму.

Начинает формироваться паука логика, исследующая законы и операции правильного мышления, а вместе с нею и теория аргументации — дисциплина, изучающая технику убеждения.

Интерес к теории аргументации предполагает определенную социальную среду. Он возникает в обществе, в котором существует потребность в убеждении посредством речи, а не путем принуждения, насилия, угроз и т. п. Реальная практика убеждающих речей должна постоянно подталкивать теорию, описывающую сложную механику воздействия на убеждения людей. Иными словами, развитие теории аргументации предполагает демократическое общество, в котором живое, постоянно меняющееся слово, не закосневшее в пропагандистских штампах, выступает как основное средство воздействия на умы и души людей. Как говорил об искусстве убеждающей речи Марко Джироламо Вида, «действуя из глубины, незаметно, это искусство в сети тайные слов улавливает дух человека» .

Теория аргументации достигла расцвета в Древней Греции, но уже в Древнем Риме, как только демократия начала постепенно свертываться, теория аргументации довольно быстро пришла в упадок.

Первыми учителями красноречия в Древней Греции были Тисий и Кораскс. Они ввели в обиход понятие плана ораторской речи, подвергли схематизации содержание речи. Повышенное внимание уделялось использованию специальных жалоб, призванных вызывать сострадание аудитории. Постепенно выработался целый комплекс приемов убеждения. Сократ сравнивал эти приемы с теми, которым обучают в школах борьбы. Теория аргументации как обучение способам победить противника в состязании за доверие слушателей рассматривалась как искусство интеллектуальной борьбы.

Особых успехов в исследовании искусства убеждения и в обучении ему добились философы-софисты. Они первыми стали брать плату за обучение, что шокировало всех тех, кто обучал философии и теории аргументации бесплатно. Софист Протагор (480−410 до н.э.) в конце концов по уровню богатства превзошел знаменитого скульптора Фидия.

С учебной практикой софиста Протагора связан эпизод, долгое время занимавший умы логиков. Со своим учеником Еватлом он заключил договор, что тот заплатит учителю, только если выиграет свой первый судебный процесс; если же он этот процесс проиграет, он вообще не обязан платить. Закончив обучение, Еватл не стал, однако, участвовать в процессах. Это длилось довольно долго, терпение учителя иссякло, и он подал на своего ученика в суд. Свое требование Протагор обосновал так: «Каким бы ни было решение суда, Еватл должен будет заплатить мне. Он либо выиграет этот свой первый судебный процесс, либо проиграет. Если выиграет, заплатит в силу нашего соглашения. Если проиграет, то заплатит по решению суда». Еватл оказался, однако, одаренным учеником и ответил Протагору: «Я либо выиграю процесс, либо проиграю. Если выиграю, решение суда освободит меня от обязанности платить. Если суд решит не в мою пользу и я проиграю свой первый судебный процесс, я не заплачу в силу нашего договора». Предлагалось много решений этого парадокса. Но нетрудно показать, что на вопрос, должен Еватл уплатить Протагору или нет, ответа не существует. В чью бы пользу ни вынес решение суд, невозможно выполнить договор в его первоначальной формулировке (а другой просто не существует) и решение суда. Из того, что Еватл должен уплатить за обучение, вытекает, что он не обязан платить; а если он не должен платить, он обязан это сделать. Несмотря на вполне невинный внешний вид, договор Протагора и Еватла логически противоречив и не может быть исполнен.

Софисты осмыслили речь как искусство, подчиняющееся определенным приемам и правилам, и подчеркнули, что она далеко не всегда копирует реальность, но допускает ложь и обман. Протагор настаивал на том, что «человек есть мера всех вещей» и что как кому кажется, так оно и есть на самом деле. Он уверял, что способен заставить слушателей в корне изменить свои убеждения по любому вопросу.

Горгий (483−375 до н.э.) выдвинул идею условности человеческого знания, или мнения. Из того, что убеждения людей неустойчивы, вытекало, что с помощью слов можно менять представления слушателя или читателя в соответствии с намерениями оратора (автора).

Подчеркивая изменчивость человеческих убеждений и их зависимость от множества противоречивых факторов, софисты все более отказывались от идеи, что главное, к чему должен стремиться оратор — это выяснение истины. Они ставили своей целью научить выдавать слабое за сильное, а сильное — за слабое, совершенно не заботясь о том, как все обстоит на самом деле.

По этому поводу с софистами остро полемизировал Сократ. «По их мнению, — говорил он, — тому, кто собирается стать хорошим оратором, излишне иметь истинное представление о справедливых или хороших делах или людях, справедливых или хороших по природе или по воспитанию». Результат такой позиции прискорбен: «В судах решительно никому нет дела до истины, важна только убедительность. А она состоит в правдоподобии, на чем и должен сосредоточить свое внимание тот, кто хочет произнести искусную речь. Иной раз в защитительной или обвинительной речи даже следует умолчать о том, что было в действительности, если это неправдоподобно, и говорить только о правдоподобном: оратор изо всех сил должен гнаться за правдоподобием, зачастую распрощавшись с истиной». Подлинного искусства речи, заключал Сократ, «нельзя достичь без познания истины, да и никогда это не станет возможным» .

Противопоставление софистами правдоподобия истине и моральная неразборчивость предложенной ими концепции искусства убеждения заставили Платона (427−347 до н.э.) задуматься над построением теории аргументации на совершенно иных принципах.

Не следует пытаться силой слова заставлять малое казаться большим, а большое — малым, говорить сжато по важным предметам и беспредельно пространно — по пустяковым. «…Всякая речь должна быть составлена словно живое существо, у нее должно быть тело с головой и ногами, причем туловище и конечности должны подходить друг другу и соответствовать целому» .

В содержании речи главное — постигнуть суть предмета, определить, к какому роду относится то, о чем оратор собирается говорить. Он должен также иметь ясное представление об аудитории, в которой произносится речь, и об основных типах человеческой души. «…Кто не учтет природных свойств своих будущих слушателей, кто не будет способен разделять сущее по видам и охватывать единой идеей каждый отдельный случай, тот никогда не овладеет искусством красноречия, насколько это вообще возможно для человека» .

Возникновение теории аргументации как особой научной дисциплины, изучающей способы речевого воздействия на убеждения людей, можно связывать с написанием Аристотелем (382−322 до н.э.) книги «Риторика». В античности искусство убеждать называлось «риторикой», термин «теория аргументации» появился только в середине прошлого века, когда стало ясно, что риторика давно уже является разделом лингвистики.

В духе уже сложившейся традиции Аристотель определял теорию аргументации как «способность находить возможные приемы убеждения относительно каждого предмета». Иными словами, эта наука должна исследовать универсальные, не зависящие от обсуждаемых объектов способы, или приемы, убеждения. Теория аргументации полезна, писал Аристотель, потому что истина и справедливость по своей природе сильнее своих противоположностей, а если решения принимаются не должным образом, то истина и справедливость необходимо побеждаются своими противоположностями, что достойно сожаления. Если позорно не быть в состоянии помочь себе своим телом, то не может не быть позорным бессилие помочь себе словом, так как пользование словом более свойственно человеческой природе, чем пользование телом.

Аристотель выделял три фактора, определяющих убедительность речи:

• • характер самой речи;
• • особенности говорящего;
• • особенности слушающих.

Первый фактор можно назвать внутренним, два других — внешними. Все речи делятся на совещательные (склоняющие к чему-то или отклоняющие что-то), судебные (обвиняющие или оправдывающие) и оценочные (хвалебные или порицающие). Цель первых речей — польза и вред, побуждение к лучшему или отговаривание от худшего, цель вторых — справедливое или несправедливое и, наконец, цель третьих — прекрасное и постыдное. Темы совещательных речей сводятся, в частности, к пяти пунктам: финансы, война и мир, защита страны, ввоз и вывоз продуктов и законодательство.

В своей «Риторике» Аристотель обсуждал такие темы, как счастье, благо (ценность), прекрасное, справедливость, удовольствие и т. д. Он говорил также об особенностях аудитории и основных требованиях к оратору. Можно сказать, что речь шла преимущественно о внешних факторах убеждения и почти не рассматривались внутренние факторы, связанные с самой речью. Но как раз исследование этих факторов должно быть определяющим в теории аргументации. Неудивительно, что исходное определение теории аргументации как науки о способах убеждения оказалось реализованным Аристотелем лишь частично. Внутренние факторы убеждения он отнес к компетенции только логики, что было ошибкой.

Подобная односторонняя трактовка теории аргументации (риторики) была обусловлена особенностями античного стиля мышления, за рамки которого не мог выйти и Аристотель.

Античность настаивала на исключительном значении для убеждения логического доказательства. «Способ убеждения, — утверждал Аристотель, — есть некоторого рода доказательство (ибо мы тогда всего более в чем-нибудь убеждаемся, когда нам представляется, что что-либо доказано)». И в другом месте: «Способы убеждения должны носить аподиктический (логически необходимый) характер» .

Другая ограниченность античного мышления — пренебрежение опытным, эмпирическим подтверждением выдвигаемых идей. Аристотель говорил вскользь об «оружии фактов» и о необходимости вероятностных рассуждений, если нет твердых доказательств. Но эти ссылки на опыт не играли сколь-нибудь существенной роли в его трактовке риторики. Основной способ убеждения — логическое доказательство, опыт же, к которому иногда приходится прибегать, не дает ни надежного знания, ни твердого убеждения.

В дальнейшем эти две особенности античной риторики — стремление свести все надежные способы убеждения к доказательству и принципиальное недоверие к опыту — долгое время принимались как сами собою разумеющиеся. В конечном итоге они привели риторику к многовековому застою.

Со времен Цицерона теория аргументации как наука об убеждении почти остановилась в своем развитии. Во всяком случае, она не породила ни одной сколь-нибудь заметной идеи. Материал, накопленный теорией аргументации, начал использоваться стилистикой и поэтикой, являющимися разделами лингвистики. Уже у Квинтиллиана убеждение выступает в качестве возможной, но отнюдь не главной цели речи оратора. Из искусства убеждающей речи теория аргументации все более превращалась в искусство красноречия. Построение искусственных, опирающихся на неясные посылки доказательств и красивость выражения на долгое время стали самоцелью риторической практики.

В Средние века широко использовались аргументы к традиции и к авторитету («классике»). И, тем не менее, по поводу аргументации по-прежнему говорилось, что убедительность речи определяется количеством приведенных в ней логически правильных доказательств и используемыми в ней словесными украшениями.

Возрождение теории аргументации началось только в середине XX в., прежде всего под влиянием логического исследования естественного языка. Возродившаяся теория аргументации первоначально называлась «новой риторикой», но затем, коль скоро термин «риторика» уже многие века использовался лингвистикой и обозначал «искусство красивой речи», вместо «новой риторики» был введен новый термин — «теория аргументации», сразу же получивший широкое распространение.

Теория аргументации восстановила то позитивное, что было в «античной риторике», отбросила предрассудок, будто процедура убеждения сводится к построению логического доказательства, и стала уделять особое внимание эмпирическому обоснованию, а также обоснованию путем ссылки на традицию, здравый смысл, интуицию, веру, вкус и т. п.

В XX в. в формировании идей теории аргументации важную роль сыграли работы X. Перельмана, Г. Джонстона, Р. Гроотендорста, Ф. ван Еемерена и др.

Однако и в настоящее время теория аргументации лишена единой парадигмы (образцовой теории) или немногих, конкурирующих между собою парадигм и представляет собой едва ли обозримое ноле различных мнений на предмет этой теории, ее основные проблемы и перспективы развития. Можно сказать, что современная теория аргументации находится в процессе бурного развития, напоминающего развитие теории света накануне возникновения корпускулярной оптики И. Ньютона или развитие теории эволюции живых существ перед возникновением теории Ч. Дарвина.

История теории аргументации во многом напоминает историю логики. Научные революции в этих дисциплинах, меняющие сами их основы, очень редки. Логика зародилась и бурно развивалась в античности. Затем начался период медленного оттачивания старых идей, продолжавшийся до середины XIX в. В XVIII в. И. Кант заметил даже, что у логики нет истории: созданная Аристотелем, она многие столетия существует почти в неизменном виде. В конце XIX — начале XX в. научная революция в логике изменила основы этой науки и сделала старую, традиционную логику частным и не особенно интересным фрагментом современной (математической, символической) логики. Аналогичным образом развивалась ситуация и в теории аргументации. До середины XX в. ее основное содержание мало чем отличалось от того, что было сделано в античности. Новая теория аргументации в корне изменила положение. В итоге прежние результаты сделались частным, не особенно существенным фрагментом новой теории аргументации.

Как уже отмечалось, в классическом своем смысле выражение «теория аргументации» означает теорию способов убеждения. Если эти слова понимаются более широко и включают также формирование практических навыков убеждения, они означают искусство убеждения.

Именно о так понимаемой теории аргументации идет речь в этой книге.

Напомним, однако, что у слова «риторика» имеется и другой смысл, не связанный непосредственно с убеждением. Риторика в этом смысле является не междисциплинарным исследованием, а разделом лингвистики, изучающим интенсиональную, направленную на слушателя речь. Такая речь вызывает разнообразные реакции слушателя: пробуждает чувства радости или огорчения, одобрения или неодобрения, ликования или негодования и т. д. Лингвистическая риторика изучает приемы порождения желаемой реакции на сообщение у читателя или слушателя. Этот раздел лингвистики имеет дело прежде всего с литературными текстами и иногда называется на этом основании «литературной риторикой». Лингвистическая риторика, изучающая так называемую «поэтическую (риторическую)» функцию языка, не выходит за пределы лингвистики. В последние десятилетия лингвистическая риторика все более отчетливо вливается в интенсивно развивающийся раздел филологии — теорию текста, или лингвистику текста.

Классическую теорию аргументации, занимавшуюся способами убеждения, иногда и сейчас путают с возникшей позднее лингвистической риторикой.

Это ведет к туманным рассуждениям о «риторике в узком смысле», описывающей только приемы изменения убеждений, и о «риторике в более широком смысле», изучающей любые выразительные и побудительные возможности языка.

Теория аргументации не входит, однако, в лингвистическую риторику. Убеждение стоит в таком ряду понятий, как знание, вера, факт, ценность, истина, традиция, здравый смысл и т. п. Это совсем иной ряд, чем тот, которым интересуется лингвистическая риторика: радость, одобрение, ликование и т. д. В отличие от чистого знания убеждение действительно эмоционально насыщено. Но эмоциональная составляющая не является в убеждении главной и не интересует теорию аргументации. Внимание последней сосредоточивается на содержании убеждений, а не на том эмоциональном фоне, на котором они возникают и существуют.

Лингвистическая риторика не занимается техникой убеждения. Теория аргументации не интересуется «поэтической» функцией языка. Это — две разные научные дисциплины. Они различаются не только по своему предмету, но и по используемым методам.