Власть континента: Россия-Евразия

В истории русской школы геополитики евразийству принадлежит особое место. Именно евразийцы первыми в России начали употреблять термин «геополитика», ввели в научный оборот русской общественной мысли основные геополитические категории, предложили собственную оригинальную геополитическую модель мира, обозначив национальные геополитические задачи и приоритеты. Можно смело утверждать, что в основе своей евразийская доктрина — геополитическая, поскольку она основана на базовом геополитическом принципе «географии как судьбы». Одна из главных заслуг евразийцев состоит в том, что они создали геополитический проект русского будущего как будущего континента Евразии.

Среди евразийцев было много видных национальных мыслителей: лингвист Н. С. Трубецкой, историк Г. В. Вернадский, богословы Г. В. Флоровский и А. В. Карташов.

(1875−1960), философ Л. П. Карсавин (1882−1952). Но подлинным идеологом евразийства и выдающимся русским геополитиком начала XX столетия по праву считают Петра Николаевича Савицкого (1895−1968).

Судьба этого человека глубоко трагична. Он родился в дворянской семье на Черниговщине. образование получил в Петроградском политехническом институте, но специальности экономическая география. Савицкий знал несколько иностранных языков, интересовался теорией международных отношений, благодаря чему сразу после окончания института получил должность секретаря-посланника в Русской миссии в Норвегии. По своим политическим взглядам он первоначально примыкал к партии кадетов, считая своими учителями П. Н. Струве (1870−1944) и В. И. Вернадского (1863−1945). После Октябрьской революции, которую Савицкий не принял, он становится на сторону белых, занимает должность первого помощника-секретаря И. Н. Струве — министра иностранных дел в правительстве Врангеля.

После разгрома Белой армии Савицкий живет в Праге, где знакомится с трудами Н. С. Трубецкого. В то время вся белая эмиграция с большим интересом читала книгу Трубецкого «Европа и человечество» (София, 1920), которая послужила своеобразным интеллектуальным толчком для движения евразийцев. Савицкий принял книгу с восторгом и предложил автору учредить новое идеологической движение на основе тех идей, которые Николай Трубецкой развивал в своей книге. Вскоре выходит в свет первый евразийский сборник «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения» (София, 1921), через год появляется второй сборник «На путях. Утверждение евразийцев» (1922). Одновременно издаются «Евразийские хроники», отдельные номера «Евразийского временника» .

Идеи евразийцев получают широкий резонанс в среде русской интеллектуальной элиты того времени. Па евразийские сборники откликаются многие крупные общественные деятели, среди которых П. А. Бердяев, П. Н. Струве, П. Н. Милюков, И. А. Ильин и др. Но в середине 1920;х гг. евразийское движение постепенно раскалывается и начинает затухать. В 1926 г. в Париже выходит в свет газета «Евразия», вокруг которой формируется откровенно просоветское, пробольшевистское левое крыло евразийцев (Парижский кружок). Одновременно обособляется, все более тяготея к консервативным позициям, Пражский кружок, объединяющий основателей евразийства: П. Н. Савицкого, A.B. Карташева, H.H. Алексеева. Из движения выходят Г. В. Флоровский. П. М. Бицилли, выбрав более спокойный путь историко-архивной работы. В середине 1930;х гг. евразийское движение практически совсем затухает: правые евразийцы углубляются в изучение узкоспециальных областей науки (экономики, географии, истории, геополитики), левые — становятся проводниками большевистских идей Москвы, отрекаются от оригинальности первоначального замысла движения.

Все это глубоко, как личную драму пережинает Савицкий. В 1945 г. после взятия Праги советскими войсками его арестовывают за антисоветскую деятельность. Десять долгих лет он проводит в лагерях, где знакомится с талантливым историком Львом Гумилевым. Идеи Савицкого оказывают огромное воздействие на молодого ученого: он заражается интересом к Евразии, Турану, постепенно создавая собственную теорию этногенеза, на которой лежит явный отблеск евразийских идей.

В 1956 г. Савицкий выходит на свободу, его реабилитируют и он возвращается в Прагу к своей семье. Вскоре в эмигрантской прессе под псевдонимом Востоков появляются тексты, описывающие его пребывание в советских лагерях. В 1961 г. он снова попадает в заключение, но активное вмешательство известного английского философа Бертрана Рассела способствует быстрому освобождению ученого. Однако силы «великого евразийца» были уже на исходе. Гонимый властью, усталый, всеми забытый он умирает в Праге в 1968 г.

Между тем идеи П. Н. Савицкого остались жить в науке. Благодаря Л. Н. Гумилеву в России в евразийские исследования включились многие русские интеллектуалы: историки, философы, географы, геополитики. И сегодня, спустя многие десятилетия, мы все яснее осознаем огромный творческий вклад Петра Николаевича Савицкого в разработку русской школы политики.

Евразийцы были представителями нового начала в мышлении, им удалось выработать новое отношение к коренным, определяющим жизнь вопросам. Название «евразийцы» — «географического» происхождения. Дело в том, что в основном массиве земель Старого Света, где прежняя география различала два материка — Европу и Азию, они стали различать третий, «срединный» материк — Евразию, что и дало имя самому движению. По мнению евразийцев, в географическом смысле понятие Европы как совокупности западного и восточного европейских ареалов бессодержательно. Существует реальное географическое противоречие: на западе — богатейшее развитие побережий, истончение континента в полуострова, острова, климат приморский, с небольшими колебаниями между зимой и летом; на востоке — сплошной материковый массив, климат резко континентальный, суровая зима и жаркое лето.

Следует заметить, что необходимость различать в основном массиве земель Старого Света не два, а три материка не была научным открытием евразийцев. Эта идея высказывалась русскими географами и раньше. Сами евразийцы в своих работах ссылались на труды профессора В. И. Ламанского (1833−1914). Но евразийцы обострили формулировку, они дали имя вновь увиденному материку — континент Евразия. Этот вывод имел не только географическое, но и культурно-историческое и геополитическое значение. Россия занимает основное пространство земель Евразии, и если предположить, что земли ее не распадаются между двумя материками, а составляют некий самостоятельный географический мир, то это детерминирует целый ряд принципиальных выводов.

Главный из этих выводов состоит в том, что Россия имеет все основания претендовать на особый тип цивилизации и культуры. Название «Евразия» приобретает смысл сжатой культурно-исторической и геополитической характеристики: существует особый тип евразийской культуры, евразийской идентичности, евразийской политики и геополитики. Оно указывает на то, что в социокультурное бытие России вошли в соизмеримых между собой долях, перемежаясь и сплавляясь воедино, элементы культур Востока, Запада и Юга, создав особое синтетическое, евразийское геополитическое видение мира.

Юг в этих процессах явлен преимущественно в образе византийской культуры и политики, их влияние на Россию было длительным и основополагающим, особенно в X-XI11 вв. Восток выступает у евразийцев в облике «степной» цивилизации, монголо-татарской государственности Чингисхана и его преемников, что сыграло ведущую роль в период с XIII по XV в., обозначив контуры особого «континентального» геополитического видения. Европейское влияние — Запад — началось с эпохи Петра I, прорубившего «окно в Европу», дав простор «океаническим влияниям» в русской геополитической картине мира, и постепенно шло на убыль в течение всего XX в. Именно так происходило «напластование» (в терминологии Савицкого) на русской почве культурных слоев и геополитических интуиции, что усилило «евразийское» качество русской культуры и геополитики1.

Очевидно, что в своих социокультурных и цивилизационных интуициях евразийцы имеют еще больше предшественников, чем в своих географических определениях. Это прежде всего К. Н. Леонтьев (1831 — 1891), Л. С. Хомяков (1801−1860) и др. — мыслители славянофильского направления, а также Н. В. Гоголь и Ф. М. Достоевский как философы-публицисты. В более широком смысле к этой традиции следует причислить ряд произведений старорусской письменности, наиболее древние из которых относятся к концу XV — началу XVI столетия (знаменитые послания старца Филофея, где получила начало обоснование концепция «Москва — Третий Рим»). В тот период падение Царьграда (1453) обострило в русских сознание их роли как защитников православия, продолжателей византийского культурного наследия, и в России родились идеи, которые могут рассматриваться как предшественницы евразийских.

Предшественники евразийцев только на первый взгляд подавляют их величием своих исторических фигур. Во многих отношениях именно евразийцы дали наиболее цельные определения и концепции, далеко опередив по глубине теоретических выводов своих выдающихся предшественников.

Славянофилы уповали на славянство как на то начало, которым определяется культурно-историческое и политическое своеобразие России, пытаясь тем самым опереться на трудно защитимые позиции. Безусловно, между отдельными славянскими народами есть культурно-историческая и более всего языковая связь, но для выяснения культурного и геополитического своеобразия понятие славянства дает немного. Историческое и геополитическое своеобразие России явно не может определяться ни исключительно, ни даже преимущественно ее принадлежностью к «славянскому миру». Чувствуя это, славянофилы мысленно обращались к Византии. Однако, подчеркивая значение связей России с Византией, славянофильство не дало и не могло дать формулы, которая сколько-нибудь полно выразила бы характер русской идеи и запечатлела бы ее одноприродность с византийской культурной преемственностью.

Евразийство же дало такую формулу: источником культурно-исторического и геополитического своеобразия является неразрывная слитность в русской культуре «европейских» и «азиатско-азийских» элементов. Причем для евразийцев эта связь выступает как одна из сильных сторон русской культуры, особенно в геополитическом плане. «Евразия цельна» -вот геополитическое кредо евразийцев.

Но если «Евразия цельна», то нет России европейской и азиатской, ибо земли, обычно так именуемые, суть одинаково евразийские земли. Этой части света евразийцы дали еще одно имя — Ойкумена, что в переводе с греческого означает Вселенная. Русская Ойкумена — это тот материковый массив, на котором развертывалась и развертывается русская история; основной континентальный массив Старого Света, который в то же время есть и «монголосфера» — область, в свое время объединенная монгольской державой (по территориальному протяжению величайшей державой, известной истории). Геополитика России новых веков родилась в лоне державы и стала наследницей монгольской. Если, рассматривая идейные истоки русской государственности, уместно говорить о византийском наследстве, то применительно к геополитике следует говорить о монгольском наследстве, подчеркивали евразийцы.

Действительно, к областям, составляющим геополитическую сферу Византии (Крым, соответствующие регионы Кавказа), русское государство приблизилось уже к концу XVIII столетия, но и тогда эти области являлись периферийными для России, как в свое время были периферийными для Евразии. Эта периферийность останется в силе и в том случае, если окажутся вовлеченными в государственную орбиту России-Евразии бывшие основные средоточия Византийской империи. Для геополитического бытия России-Евразии, отмечал Савицкий, географическая сфера Византии есть сторонняя сфера. Напротив, в геополитическую сферу монгольской державы Россия-Евразия погружена в исключительной степени, и именно здесь необходимо искать истоки геополитического единства Евразии. По мнению Савицкого, геополитическая плоть России-Евразии в значительной мере есть географическая плоть монгольской державы: «Без „татарщины“ не было бы России», не было бы великой единой Российской империи.

Одновременно Савицкий указывает на географические истоки евразийского единства: Евразия как географический мир как бы предсоздана для образования единого государства — государства России-Евразии. Чтобы еще убедительней подчеркнуть целостность евразийского мира, он вводит в русскую школу геополитики понятие месторазвития, под которым понимает взаимное приспособление живых существ друг к другу в тесной связи с внешними географическими условиями, что создает особую гармонию и устойчивость среды.

Другими словами, социально-историческая среда и ее территория должны слиться в единое целое, в географический индивидуум, или ландшафт, чтобы можно было говорить об образовании месторазвития. Речь идет об особом синтезе, умении смотреть сразу на социально-историческую среду и занятую ею территорию. Евразийцы неизменно подчеркивали, что Россия-Евразия есть цельное место-развитие, географический индивидуум — одновременно исторический, этнический, географический, хозяйственный ландшафт.

С помощью категории «месторазвитие» Савицкий обозначил важные точки пересечения между геополитикой и историософией. Он обратил внимание на тесную взаимосвязь понятий «культурно-исторический тип», или «цивилизация», у Н. Я. Данилевского с концепцией месторазвития в геополитике. Каждой цивилизации как особому социокультурному организму в сфере геополитике соответствует особое месторазвитие — вот вывод Савицкого, который также можно отнести к числу его открытий в сфере геополитики.

По, что особенно важно, для «великого евразийца» введение категории «месторазвитие» не означало проповеди «географического материализма». Он подчеркивал, что это понятие вполне сочетается с признанием множественности форм человеческой истории и жизни и выделением, наряду с географическим, самобытного и ни к чему другому несводимого духовного начала жизни: «Сторона явлений, рассматриваемая в понятии „месторазвитие“, есть одна из сторон, а не единственная их сторона; намечаемая концепция, по замыслу, заданиям и пределам, есть одна из возможных, а не единственная концепция сущего. Живым ощущением материального не ослабляется, но усиливается живое чувствование духовных принципов жизни» .

Для евразийцев единство Евразии — это единство материальных и духовных начал, географических и социокультурных сопряжений. География в этой концепции как бы создает материальные предпосылки для особого развития духовных синтезов. В этом состоит одно из важнейших открытий русской школы геополитики, значение которого нам еще предстоит осознать в полной мере.

В концепции Савицкого неразрывная связь географии и культуры представлена особенно полно. Он подчеркивал, что русский мир обладает предельно прозрачной географической структурой. Это мир «периодической и в то же время симметрической системы зон», которые расположены (при нанесении на карту зоны напоминали очертания разделенного на горизонтальные полосы флага). В направлении с юга на север здесь сменяют друг друга пустыня, степь, лес и тундра. Каждая из этих зон образует сплошную широтную полосу.

В этой структуре Урал вовсе не играет той разделяющей роли, которую ему приписывала прежняя географическая вампука. Благодаря своим географическим особенностям, Урал не только не разъединяет, а, наоборот, связывает Доуральскую и Зауральскую Россию, лишний раз доказывая, что в совокупности географически обе они составляют один нераздельный континент Евразия. Тундра как горизонтальная зона залегает и к западу, и к востоку от Урала. По одну и по другую его сторону простирается лес. Аналогично обстоит дело относительно степи и пустыни. Евразийское пространство едино. Природа евразийского мира минимально благоприятна для разного рода «сепаратизмов» — политических, культурных или экономических.

Бесконечные равнины, широко выкроенная сфера флагоподобного расположения зон приучает к широте горизонта, размаху геополитических комбинаций. Недаром в просторах Евразии рождались такие великие политические объединительные попытки, как скифская, гуннская, монгольская. Недаром над Евразией веет дух своеобразного «братства народов», имеющий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов разных рас: от германской (крымские готы) и славянской дотунгусско-маньчжурской, через звенья финских, турецких, монгольских народов. Это «братство народов» выражается в том, что здесь нет противопоставления «высших» и «низших» рас; взаимные притяжения сильнее, чем отталкивания; легко просыпается «воля к общему делу». Именно эти традиции и восприняла Россия в своем политическом и геополитическом историческом творчестве.

Савицким был уверен, что в современную эпоху объединительная миссия России должна осуществляться в новых формах. Он призывал бесповоротно отказаться от прежних методов насилия и войны: «В современный период дело идет о путях культурного творчества, о вдохновении, озарении, сотрудничестве». По существу, он говорит здесь о том, что Россия должна попытаться в сфере геополитики испробовать новые формы социокультурного творчества для достижения объединительной миссии, — смелая и новаторская идея, до конца не оцененная ни его современниками, ни потомками. При этом Савицкий неустанно подчеркивал определяющее значение самой идеи единства Евразии в мировой геополитике, в общей геополитической картине мира. Он был убежден: если устранить этот евразийский центр, то все его остальные части, вся эта система материковых окраин (Европа, Передняя Азия, Иран, Индия, Индокитай, Китай, Япония) превращается как бы в «рассыпанную храмину». Этот мир, лежащий к Востоку от границ Европы и к северу от «классической Азии», есть то звено, которое спаивает в единство их всех. Именно поэтому Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться " срединным государством" .

Связующая и объединяющая роль «срединного мира» играет огромную роль в мировой геополитике. В течение ряда тысячелетий геополитическое преобладание в евразийском мире принадлежало кочевникам. Заняв все пространство от пределов Европы до пределов Китая, соприкасаясь одновременно с Передней Азией, Ираном и Индией, кочевники служили посредниками между разрозненными пространствами оседлых культур. Известно, например, что взаимодействия между Ираном и Китаем никогда в истории не были столь тесными, как в эпоху монгольского владычества (XII-XIV вв.). А как показали новейшие раскопки в Монголии, за 13 -14 веков перед этим исключительно в кочевом евразийском мире пересекались лучи эллинской и китайской цивилизаций.

Все эти исторические свидетельства позволили Савицкому сделать еще один важный геополитический вывод: русский мир силой неустранимых фактов призван к объединяющей роли в пределах Старого Света. Только в той мере, в какой Россия-Евразия выполнит это свое призвание, вся совокупность разнообразных культур «старого материка» может превращаться и превращается в органическое целое, стирая различия между Востоком и Западом1.

В лице русской культуры евразийцы видели объединительную и примирительную историческую силу. Они подчеркивали, что разрешить свою задачу Россия-Евразия сможет только во взаимодействии с культурами всех окружающих народов. В этом плане культуры Востока для нее так же важны, как и культуры Запада. Особенность русской геополитики — в обращенности одновременно к Востоку и к Западу. Для России — это два равноправных ее фронта, западный и юго-восточный: «Поле зрения, охватывающее в одинаковой и полной степени весь Старый Свет, может и должно быть русским, но преимуществу, нолем зрения» .

П.Н. Савицкому принадлежит интересная и оригинальная попытка осмыслить геополитическую модель мира с позиций континентального мышления. Обычно, говоря о континентальной школе в геополитике, ссылаются на немецких исследователей, в особенности на К. Хаусхофера, которому принадлежит идея создания «континентального блока» по оси Берлин — Москва — Токио. Однако концепция Савицкого, которая менее известна, теоретически обоснована гораздо интереснее и убедительнее, чем концепция немецких континенталистов.

Савицкий значительно глубже продвигается в осмыслении традиционного противостояния двух типов цивилизаций в мировой геополитике: «цивилизаций Моря» и «цивилизаций Суши (континента)». Западная геополитическая школа, констатируя это противостояние, подчеркивает его географическую предопределенность. Морские цивилизации традиционно связаны с островным или береговым типом существования, мореходством и торговым строем, республиканско-демократическими режимами (Афины, Карфаген, Португалия, США, Великобритания).

Континентальные цивилизации, напротив, удалены от теплых незамерзающих морей, удобных для судоходства, связаны с сухопутным типом существования и авторитарными системами правления (Спарта, Рим, Византия, Россия). Между «континентом» и «морем» расположены береговые зоны — Римленд, за контроль над которыми ведется борьба.

В своих работах Савицкий раскрыл глубинные противоречия континентального и морского типов существования, а также их стратегии, обращенные в будущее. Он обратил особое внимание на то, что фактором организации и сплочения морских цивилизаций в современную эпоху становится единый мировой рынок. Благодаря дешевизне и удобству морских коммуникаций «страны моря» могут быстро воспользоваться всеми преимуществами мирового рынка при минимальных затратах на перевозку товаров. Для «стран континента», напротив, включение в мировой рыночный обмен связано с огромными транспортными издержками: делая основную ставку на интенсивное вхождение в мировой обмен, они моментально становятся «задворками мирового хозяйства». Другими словами, единый мировой рынок сплачивает «морской блок», давая ему мощную экономическую основу, и одновременно отбрасывает «континентальный мир» на периферию мировой экономической и геополитической системы, обрекая его на вечное «догоняющее развитие» .

В своей работе «Континент-океан» (1921) Савицкий приводит конкретные цифры: в расчете на одинаковые расстояния германский железнодорожный тариф перед войной был приблизительно в 50 раз выше океанского фрахта. И даже русские ставки на железных дорогах (которые традиционно ниже себестоимости) в 7−10 раз превосходили стоимость морского транспорта1. Добавим, что и сегодня разница в морских и железнодорожных тарифах остается весьма существенной, причем тенденция удорожания электричества, угля, мазута и бензина сохраняется. Современный энергетический кризис делает проблему, обозначенную Савицким, особенно острой, его мысли необыкновенно актуально звучат сегодня для России.

Савицкий подчеркивал, что Россия, даже в перспективе широкого великодержавного расширения, нигде, кроме побережий отдаленной Камчатки, не выходит и не имеет шансов выйти к берегам «открытого моря» в точном географическом смысле этого слова, т. е. водного бассейна, принимающего участие в гидрографической циркуляции Мирового океана. Даже Северный Деловитый океан, благодаря по. юсе небольших глубин (менее600 м), простирающейся между Гренландией, Исландией и Шотландией (так называемый «порог Томсона»), исключен из общей океанической циркуляции. Все моря России-Евразии являются морями замкнутыми, континентальными, «средиземными», в большинстве случаев замерзающими на шесть и более месяцев. На юге в виде крайнего предела мыслимого русского расширения выступают Средиземное море и Персидский залив, оба — континентальные бассейны.

Как устранить невыгодные последствия континентальности? По мнению Савицкого, путь такого устранения — в расторжении в пределах континентального мира полноты господства принципа океанического мирового хозяйства и в созидании хозяйственного взаимодополнения отдельных пространственно соприкасающихся друг с другом областей континентального мира, в их развитии, обусловленном взаимной связью].

При этом Савицкий приводит весьма разумные доводы: если континентальная страна при сбыте того или иного товара на мировом рынке получает за вычетом стоимости перевозки минимальную выручку, то нельзя ли с большей выгодой продать этот товар, не отправляя его на мировой рынок, где-нибудь по соседству? Он разрабатывает и формулирует важные закономерности внутриконтинентальных притяжений, на которые до сих пор не обратили должного внимания ни отечественные, ни зарубежные геополитики. Внутриконтинентальные притяжения с необходимостью вступают в силу в тех случаях, когда существует расчет для внутриконтинентального производителя и потребителя произвести обмен (не только экономический!) друг с другом без посредства мирового рынка2.

Эту закономерность Савицкий представил в виде неравенства: Z< X + + А + В + Y, где Z — стоимость провоза единицы товара от континентального производителя к ні і гри континентальному ІИН peon км к і; …V + А" стоимость перевозки того же товара через мировой рынок (X — стоимость сухопутной перевозки до порта, А — стоимость морского транспорта); " В + Y" - стоимость ввоза продуктов мирового рынка на континент (В —стоимость морского транспорта. У — стоимость сухопутной перевозки от порта к потребителю).

Легко понять, что Уральскому горнопромышленному району будет плохо, если ему долгое время придется получать мясо не из Уфимской и Пермской областей, а из Новой Зеландии и Аргентины. Как не оценить с этой точки зрения современные поставки «ножек Буша» из США самолетами во все уголки необъятной России при одновременной сокращении производства куриного мяса внутри страны.

По мнению Савицкого, наибольшее значение внутриконтинентальные притяжения приобретают там, где: а) сфера соприкасающихся континентальных областей имеет наибольшее пространственное протяжение; б) области эти являют наибольшее разнообразие экономической и культурной природы1. Факторы первого рода расширяют пространственную зону, в пределах которой действенны внутриконтинентальные притяжения; факторы второго рода умножают число хозяйственных и культурных благ. Именно поэтому стратегическими партнерами России являются Китай, Монголия, Иран. При этом внутриконтинентальная сфера имеет свойство втягивать в специфический внутриконтинентальный обмен не только области, удаленные от океана или моря, но и те приморские районы, которые лежат между ними и морем. Эти приморские районы находятся на пути внутриконтинентальных продуктов к мировому рынку; районы эти ближе к внутриконтинентальным странам, чем мировой рынок.

Благодаря своей близости к континентальным производителям приморские районы могут, пользуясь разницей (определяемой стоимостью провоза) между ценой мирового рынка и ценой данного континентального «медвежьего угла», получить товар дешевле, чем если бы они привезли его для себя с мирового рынка. Береговые страны также являются производителями товаров, и им целесообразнее сбывать свои товары преимущественно континентальным потребителям, поскольку им они обойдутся несравненно дешевле, чем аналогичные товары, привезенные с мирового рынка. Таким образом, эти приморские земли, являющиеся одновременно и потребителями дешевых континентальных товаров, и поставщиками дешевых приморских товаров на континент, могут быть прочно втянуты в орбиту континентального притяжения2.

Такие выводы необычайно важны для геополитики. Мы уже отмечали выше, что между «странами моря» и «странами континента» непрерывно ведется борьба за влияние на Римленд. В своей работе «Континент-океан» Савицкий обосновывает важные экономические закономерности включения Римленда в зону влияния континентальной геополитики. Одновременно он показывает, каким образом Россия-Евразия может интенсивно использовать принцип континентального соседства в своей хозяйственной и геополитической стратегии, создавая образ некоего хозяйственного и геополитического «самодавления». Государственная политика, направленная на созидание «самодавления», по мнению Савицкого, способна дополнить и усилить влияние объективных факторов.

То, что в экономическом смысле дает океан, соединяя Канаду — «страну пшеницы» с Австралией — «страной шерсти», с Индией — «страной хлопка и риса», в пределах Российского мира дает континентальное сопряжение русских промышленных областей (Московской, Донецкой, Уральской, а в потенции также Алтайско-Семиреченской) с русскими черноземными областями (пшеница!), русскими скотоводческими степями (шерсть!) и «русскими субтропиками» — Закавказьем, Туркестаном (хлопок и рис!). В этом смысле Савицкий говорит о «Континенте-океане»: о континенте, способном соединять, подобно океану, огромные пространства. При этом, не отрицая необходимости для России искать новые выходы к морям для расширения связей с мировым рынком, он указывает на фундаментальную второстепенность «морского» принципа в построении российской политики и геополитики: «Какой бы выход в Средиземное море или к Индийскому океану ни нашла бы Россия, морской прибой не принесет своей пены к Симбирскому „обрыву“. И Симбирску, вместе с необозримым кругом других областей и мест России-Евразии, придется все также ориентироваться не на обретенный выход к „теплому“ морю, но на присущую им континентальность…» .

Континентальность — это судьба России, бороться с ней бессмысленно, ее надо понять и полюбить, только тогда мы научимся пользоваться всеми ее преимуществами. Вот, по существу, главный вывод, завещанный нам Петром Николаевичем Савицким, «великим евразийцем», великим русским геополитиком.