Некрофильский характер. 
История россии с древнейших времен до xvii века

Загадочной остается причина слезливого обожания жертвами своих палачей, верноподданными своих деспотов, а также стойкого, исторически длительного восхищения некоторых простолюдинов властителями-садистами. Восторг от их «подвигов» не проходит у наблюдателей, и на протяжении веков не стирается в памяти фанатических поклонников таланта того или иного кровопийцы. Ведь не случись увенчаться короной, их записали бы в серийных маньяков. Но именно такие порфироносцы повсеместно попадали во всемирную «историю болезни», где давно воцарилась эпидемия жуткого душевного недуга — властолюбия! Блистательный психоаналитик Эрих Фромм убедительно доказал некрофильский характер как самой власти нацистов, так и самого бесноватого фюрера. Возможно, что все неукротимые властители являются в той или иной степени некрофилами, ибо всю свою жизнь верно служат только смерти. Кровь подданных, пролитая на плахах и в застенках, некрополи своих врагов только будоражат палачей, призывающих наслаждаться своими злодеяниями, запоминать их и передавать потомкам рассказы о справедливости такой формы правления¹.

В повести представлено отталкивающее зрелище некрофильской извращенности: Дракула как-то обедал среди трупов, посаженных на кол, во множестве разлагавшихся вокруг его стола. А он «ел среди них и в том находил удовольствие», без содрогания отмечает автор. Его слуга, подававший ему яства, не мог вытерпеть зловония, заткнул нос и отвернулся: «Государь, не могу вынести этого смрада». Отличавшийся мстительным изуверством воевода повелел посадить слугу на кол, сопутствуя свое решение метафоричностью всесильного садиста: «Там ты будешь сидеть высоко, и смраду до тебя будет далеко!» Показательно это «высоко», как адская насмешка о возможности казненного на колу простолюдина хотя бы так, мнимо принадлежать к высшей власти.

Посол от венгерского короля Матьяша, знатный человек, поляк по происхождению, был приглашен к Дракуле на обед, который по обыкновению проходил среди трупов. Перед хозяином лежал толстый, длинный, весь позолоченный кол. Как новый сфинкс воевода вновь пустился спрашивать, проверяя умственные способности своего гостя: «Скажи мне, для чего я приготовил такой кол?» Испуганный посол ответил: «Думается мне, государь, что провинился перед тобой кто-либо из знатных людей и хочешь предать его смерти более почетной, чем других». «Верно говоришь. Вот ты — великого государя посол, посол королевский, для тебя и приготовил этот кол». «Государь, если совершил я что-либо, достойное смерти, делай, как хочешь. Ты судья справедливый — не будешь в смерти моей повинен, но я сам». Рассмеялся Дракула и сказал: «Если бы ты не так ответил, быть бы тебе на этом коле». И воздал ему почести великие, одарив, отпустил со словами: «Можешь ходить ты послом от великих государей к великим государям, ибо умеешь с великими государями говорить, а другие пусть не берутся, а сначала поучатся, как беседовать с великими государями». Виртуозная бесчестность и бессовестное мастерство изворотливого дипломата, забывшего о всяком человеческом достоинстве в оправдании самодурского произвола, вполне сопоставима с деспотом, восхищенным такого рода ловкачами, знающими, как ему польстить.

Такой был обычай у Дракулы, когда приходил к нему неопытный посол от царя или от короля и не мог ответить на его коварные вопросы, то сажал он посла на кол, говоря при этом: «Не я виноват в твоей смерти, а либо государь твой, либо ты сам. На меня же не возлагай вины. Если государь твой, зная, что неумен ты и неопытен, послал тебя ко мне, многомудрому государю, то твой государь убил тебя. Если же ты сам решился идти, неученый, то сам себя и убил». Посла сажали на золоченый кол, а его государю отправляли грамоту, дабы тот более не посылал глупых и неученых мужей к осведомленному правителю Дракуле. Итак, тривиальная лесть и неталантливое лизоблюдство — единственный вид разума и учености, который признает деспот у других. Вот чему надо учить новых дипломатов. Заметим, что автор «Повести» дьяк посольского приказа Федор Васильевич Курицын — сам видный русский дипломат. Так что ему приходилось довольно близко сноситься с такого рода самовластными натурами, все черное остроумие которых простиралось исключительно вокруг кола, пусть даже золоченого.