Повесть о Луке Колочском

Это любопытный памятник литературы рубежа XV—XVI вв., который, по мысли М. О. Скрипиля, стоит на грани церковной легенды и светской историко-бытовой повести. В произведении рассказывается об основании недалеко от Можайска Колонского монастыря, на том месте, где в 1413 г. «некоему ч? ловеку, им? немъ Лука», от «простых людий, ратаев убогих», явилась икона Божией матери. О возникновении легенды в народной среде свидетельствует такая деталь: изображение на одной створке иконы Николы Чудотворца, на другой — Ильи Пророка, самых почитаемых крестьянами святых. С иконой, от которой «многа чюдеса безсчисл? иа бываху», «н?дужныя и разслабленныя изсцел? вахуся», Лука отправился в Можайск, затем в Москву, долго ходил из города в город, где его встречали «яко апостола» и давали «им?ниа многа в милостыню». Вернувшись «на Колочю», Лука выстроил церковь и дом себе «постави… яко н? кий князь», стал вести неправедный образ жизни: «плясание возлюбил и пьянству совокупился», «нача бити и грабите» княжеских ловчих. Те проучили обидчика, спустив на него медведя «зла и люта суща». Едва не погибнув, Лука раскаялся в содеянном и отдал богатство в распоряжение можайского князя Андрея, сына Дмитрия Донского. На эти деньги был построен Колочский монастырь, где Лука постригся и жил до самой смерти.

Благочестивый образ князя Андрея Можайского и то, что празднование Колочской иконы было приурочено к дню его памяти, свидетельствуют об актуальном звучании памятника в период борьбы удельных княжеств против московской политики централизации власти. Известно, что в 1440-е гг., при князе Иване Андреевиче, Можайск являлся одним из последних оплотов противостояния Москве. Только в 1454 г. великому князю удалось распространить свою власть и на этот удел, взяв Можайск и вынудив противника бежать в Литву.

" Повесть о Луке Колочском" вошла в состав почти всех летописных сводов XV—XVII вв. Интересно, что составитель Московского свода 1479 г. сокращает рассказ о сретении иконы в Можайске и опускает в тексте имя князя, лишая произведение удельной направленности. Кроме того, ослабляется беллетристическое начало повествования, при этом главное внимание уделяется не описанию «неполезного жития» Луки, а чудесному явлению иконы, утверждению норм христианской морали, прославлению предков великих московских князей. Таким образом, «Повесть о Луке Колочском» по своему содержанию и форме все больше сближается с церковной легендой.

" Повесть о посаднике Щиле"

В центре этого памятника новгородской литературы находится история основания Щилова монастыря. Новгородский посадник Щил, дававший деньги в рост, т. е. занимавшийся ростовщичеством, построил на берегу Волхова церковь Покрова Богородицы, но архиепископ Иоанн отказался освятить ее, повелев Щилу облачиться в саван и лечь в гроб. Во время отпевания «покойника» в выстроенной им церкви гроб проваливается. По повелению архиепископа иконописцы изображают на церковной стене, как Щил мучается в аду, а сын посадника, соблюдая строгий пост, 40 дней в 40 церквах служит сорокоусты и раздает милостыню. Через 40 дней голова Щила выглянула из ада, еще через 40 дней он освободился от мук по пояс, а спустя еще 40 дней из пропасти появился гроб посадника, прощенного Богом за грехи.

Согласно летописным данным, монастырь, основанный Леонтием Щилом на берегу Волхова в урочище Дубенки, был известен с 1310 г.; в конце XIV в. его сожгли новгородцы, готовившиеся к обороне в связи с походом на Новгород Дмитрия Донского. По мнению ученых, в основе «Повести» лежит не летописное известие, а устное предание о ростовщикемонахе, построившем одну из новгородских церквей. Позднее оно подверглось литературной обработке, образ монаха был трансформирован в образ посадника, а главной идеей произведения стала мысль о спасительной силе заупокойных молитв и вкладов в монастыри «на помин души». Об устнопоэтической традиции в произведении свидетельствует поэтика числа три, опора на народную молву, согласно которой архиепископ «заповеда сыну Щилову трижды на год по сту литургий пети в три лета»; да и само наказание грешника — ввержение в пропасть — является фольклорным мотивом.

Легендарная огласовка событий, связанных с основанием Щилова монастыря, усложняет работу исследователей по датировке памятника. Некоторые из них относят возникновение «Повести» к первой половине XV в. (Н. А. Казакова, Л. В. Черепнин), другие — к середине столетия (И. П. Еремин, Н. К. Гудзий). Большинство ученых считает временем создания произведения вторую половину XV в., а исследователь новгородской литературы П. В. Пятнов сужает этот промежуток до 1471−1491 гг.

По-разному толкуется в науке идейная направленность «Повести о Щиле». Если Л. В. Черепнин видел в произведении защиту интересов новгородского купечества, которое притеснялось боярами-ростовщиками, то И. П. Еремин и Н. А. Казакова объясняли появление «Повести» реакцией на секуляризационную политику светской власти, пытавшейся ограничить церковное землевладение. Произведение, где утверждалась мысль о пользе богатых пожертвований в монастыри (главная функция монахов — быть молитвенниками за души умерших), безусловно, было связано с борьбой официальной церкви с новгородскими еретиками.

Так, появившиеся в Новгороде еще в XIV в. стригольники подвергали пересмотру многие догматы христианства: отвергали церковную иерархию, критиковали служителей культа за нарушение нравственных законов, ставили под сомнение таинство причастия и действенность заупокойных молитв. Демократическое по своей основе движение, отражавшее протест городских низов против политики духовных владык, требовало от человека быть ответственным за свое поведение в обществе, отрицало возможность прощения любого преступления, избавления грешников от мук ада за определенную мзду.

В конце XV в. Новгород порождает новую волну вольнодумства, известного как ересь жидовствующих. Это идейное течение получило широкое распространение в Пскове и Москве, проникнув даже в придворные круги. Еретики подвергали критике один из главных догматов христианства — учение о Троице, оспаривали роль церкви как посредника между человеком и Богом, отрицали институт монашества, выступали против почитания икон. Эпизод «Повести» о настенном изображении посадника Щила, которое ожило и менялось по воле Бога, мог служить доказательством в пользу почитания икон, несмотря на их «вещный», рукотворный характер.

Непримиримую борьбу с еретиками в конце XV в. вели новгородский архиепископ Геннадий и Иосиф Волоцкий — глава русской «воинствующей церкви». В этих условиях «Повесть о посаднике Щиле» обретала особую злободневность. О популярности произведения говорит значительный по объему (около 100) массив списков. «Повесть о посаднике Щиле» в переработанном виде вошла в состав «Великого зерцала». Известны также поздние редакции памятника, близкие к народной сказке или подписям под лубочными картинками. Благодаря тому, что «Повесть о Щиле», похожая на патериковую новеллу, вошла в состав «народного чтения», ей удалось пережить сам монастырь, упраздненный в 1725 г.