Философские идеи членов Венского кружка

Как возникла третья форма позитивизма — неопозитивизм и, в частности, его первый вариант — логический позитивизму или логический эмпиризм?

После Первой мировой войны, в 1922 г., кафедру философии индуктивных наук Венского университета (которую в конце XIX — начале XX в. занимал Э. Мах) возглавил австрийский философ и физик Мориц Шлик (1882—1936). Вокруг него образовалась группа ученых, составивших так называемый Венский кружок. Отто Нейрат, Герберт Фейгель, Рудольф Карнап, Ф. Кауфман и др. К Венскому кружку принадлежали также английский философ Алфред Джулс Айер (1910—1989) и австрийский философ и логик Людвиг Витгенштейн (1889—1951), выпустивший в 1921 г. работу под названием «Логико-философский трактат». С Венским кружком идейно был связан и Бертран Рассел, который, хотя фактически к кружку и не принадлежал, тем не менее с ним себя вполне определенно идентифицировал. Во всяком случае, его работа «Принципы математики» (совместно с А. Уайтхедом; 1903) сыграла большую роль в систематическом обосновании символической логики. По проблемам специальных наук участники Венского кружка тесно взаимодействовали с выдающимися математиками Отто Хаком, Паулем Менгером и Куртом Геделем. В 1930;е гг. Венский кружок оказывал сильное влияние на развитие научной мысли, однако в 1938 г. в связи с приходом к власти фашистов он фактически распался: Карнап, Рейхенбах, Фейгель переехали в США, Витгенштейн, Вайсман и Айер уехали в Англию.

Подобно своим позитивистским предшественникам приверженцы Венского кружка провозгласили необходимость строго научной позиции: приоритетность фактического и предубеждение против так называемых «метафизических» проблем. Но что отличает новый позитивизм от старого? В первую очередь та роль, которую он отводит в своих теоретических построениях логике и языку — именно в этой связи данный вид позитивизма и получил название логического. В отличие от своих предшественников, в частности махистов, логический позитивизм уже не рассматривает чувственные данные, ощущения и т. п. в качестве субстанциональной основы мира и его познания; для его приверженцев это лишь материал, исходная данность познания. Они делают акцент на логических исследованиях языка науки, всех предложений, с помощью которых мы высказываемся об окружающем нас мире, т. е. в конечном счете для логического позитивизма характерно утверждение, что тела, свойства, предметы, структура, законы и т. д. следует понимать как логические конструкции из элементарных фактических данностей. Наблюдаемость, ощущаемость, наличность, данность фактов есть критерий осмысленности какого-либо предложения; те предложения, которые ничего не говорят о фактах, в которых вообще речь не идет о чем-то данном, фактическом, считаются логическими позитивистами бессмысленными. Исходя из этого сторонники данного вида позитивизма отклоняют все метафизические построения, все философские суждения, не опирающиеся на естественно-научные данные. Причем эти предложения отклоняются не столько потому, что в современных условиях не могут быть еще подтверждены имеющимися естественно-научными знаниями, сколько, скорее, потому, что с точки зрения логики они не содержат необходимых фактов или отношений, и именно поэтому такие предложения являются «бессмысленными».

В этой связи с позиции неопозитивистов философия рассматривается не как наука, наряду с другими имеющая свой предмет, исследующая свои факты. Задача философии, с их точки зрения, — добиваться ясности предложений, посредством которых мы говорим о фактах. И с этой целью философия должна элиминировать из науки все не имеющие смысла рассуждения, возникающие в результате неправильного употребления языка, нарушения его логических правил; она должна обеспечить построение идеальных логических моделей осмысленного рассуждения и па этой основе обеспечить четкую, строгую связь предложений в научном языке. Тем самым задача философии ограничивается сферой языка науки либо анализом повседневного, естественного языка, в который включается и язык науки.

Существенно важными и новыми для неопозитивизма в этой связи являются воззрения на математику и логику. Так, если Дж. Ст. Милль, представитель первого направления позитивизма, полагал, что ценность математики и логики обусловлена их связью с действительностью, практическим опытом, то, в частности, Л. Витгенштейн и Б. Рассел доказывали, что ценность математики и логики обусловлена чисто логическими отношениями и коренится в тех аксиомах и дефинициях, которые самим им присущи; именно благодаря этим аксиомам логика и математика являются идеальным средством построения осмысленных предложений. Логика — «зеркало» мира; математика — это прежде всего логический метод. Логическое исследование есть исследование по всем правилам закономерности, ибо вне логики все случайно. То, что можно описать, существует, является. Мир независим от моей воли (хотения); имеются только логическая необходимость и логическая невозможность. В мире все есть так, как есть, и в нем все случается так, как случается. В самом мире нет никаких ценностей; все ценности лежат, коренятся вне являющегося, вне так-бытия. Этика подобно эстетике, с которой она едина, трансцендентальна. Воля — хорошая или плохая — изменяет только границы мира, но не факты, не то, что можно выразить с помощью языка.

Все высказывания, все осмысленные предложения подразделяются логическими позитивистами на две группы:

• а) синтетические высказывания, т. е. высказывания о фактах, об отношениях между фактами; они вытекают из опыта и могут и должны быть проверены, например суждения «Вода кипит при температуре 100 градусов Цельсия» или «Земля плоская» (это высказывание также доступно для проверки и оно имеет смысл даже в том случае, если оно ложно);
• б) аналитические высказывания, являющиеся выражением или следствием чисто логических отношений; они передают знания только об этих отношениях и не содержат никаких знаний о фактах, т. е. как таковые они независимы от опыта. Это высказывания типа «Все холостяки неженаты», «Дважды два — четыре», «Все треугольники имеют три стороны», а также логические умозаключения, такие как «Все люди смертны, Сократ — человек, следовательно, Сократ смертен». Истинность или ложность такого рода высказываний обусловлена значением входящих в них слов. Отсюда делается вывод о невозможности какого-либо предложения, которое содержало бы высказывания о действительности и ценность которого была бы независима от отражения этой действительности в опыте (например, невозможны синтетические предложения априори И. Канта).

Требование верификации (от лат. verus — истинный и facio — делаю), проверки посредством опыта — важнейшее требование неопозитивистов. Существуют два типа верификации: логическая и эмпирическая (фактическая). Под логической верификацией неопозитивисты понимают установление того, удовлетворяют ли предложения правилам логики; под эмпирической верификацией понимается проверка предложений посредством их сопоставления с фактами чувственного опыта субъекта, его непосредственными чувственными переживаниями или восприятиями типа «здесь — красное».

Мориц Шлик суммировал идеи логического позитивизма следующим образом: философия — это не наука, но гем не менее ее «можно удостоить звания Царицы Наук… с помощью науки предложения верифицируются, с помощью философии объясняются. Паука занимается истинностью предложений, философия — тем, что они на самом деле означают. Содержание, душа и дух науки состоят в том, что именно в действительности означают ее предложения; философская деятельность по наделению смыслом есть, таким образом, альфа и омега всего научного знания»^[1]. Что касается принципа верификации, то его суть в следующем: для того чтобы выявить смысл высказывания, мы должны преобразовывать его последовательными определениями, до тех пор пока в конце концов в нем будут содержаться только такие слова, которые нельзя больше определить, но значение которых можно непосредственно указать. Критерий истинности или ложности высказывания в таком случае заключается в факте присутствия или неприсутствия при определенных условиях (указанных в определении) определенных данных.

Шлик называл требование верификации «поворотным моментом в философии». Проверка опытом либо проверка посредством формальных процедур логики позволяет отделить настоящие проблемы от «бессмысленных». Все настоящие вопросы о природе существующего, безусловно, можно решить, опираясь на наблюдение и формальные процедуры логики и математики. Например, предложение «На улице идет дождь» вполне осмысленно, корректно, ибо можно указать его метод проверки: взглянуть за окно. Если же нельзя предложить никакого метода для эмпирического решения проблемы, значит, она бессмысленна. Согласно Шлику, метафизические проблемы (например, что первично: материя или сознание, бессмертна ли душа человека и т.н.) терпят крах не потому, что разум бессилен их разрешить, а потому что они бессмысленны. Они не неистинны, а именно бессмысленны, таких проблем просто нет, ибо нет никаких критериев непосредственного опыта либо логических процедур, с помощью которых их можно было бы решить. Это «всего лишь» ценностные суждения, а не высказывания о фактах. Высказывания типа «Убийство — грех», «Нужно всегда быть честным» или «Пикассо рисует лучше, чем Моне» могут быть по-настоящему поняты только как выражение личного суждения: «Я не одобряю убийства», «С моей точки зрения, люди всегда должны говорить правду», «Пикассо мне нравится больше, чем Моне». Только те высказывания имеют смысл, которые могут быть сведены к фактам, подтверждены, проверены фактами. Правда, Шлик допускает и некоторые этические суждения, если они каким-либо образом эмпирически соотносятся с человеческим счастьем.

Шлик называет высказывания, которые базируются на эмпирических данных, подтверждаются посредством эмпирических ощущений и фактов, протокольными предложениями. По его мнению, протокольные предложения обладают несомненной истиной именно потому, что в них теория непосредственно соприкасается с действительностью. Шлик полагает даже, что такие предложения лучше называть предложениями наблюдения. Протокольные предложения — это предложения, которые уже могут содержать (и содержат) гипотетические элементы.

Подобные взгляды высказывает и Отто Нейрат (1882—1945). По его мнению, в выражениях «истина», «действительность» и т.н. присутствует «остаток» метафизики. Нейрат считает, что протокольные предложения покоятся прежде всего на соглашении, конвенции. В них речь идет не столько о соответствии между высказыванием и действительностью, сколько о внутренней логической связи движения мысли и о практической значимости их для высказывающихся субъектов. «Речь идет о науке как о системе высказываний. Высказывания сравниваются с высказыванием, а не с „опытом“, „миром“ или чем-либо еще. Все эти бессмысленные дубликаты относятся к более или менее утопической метафизике и потому должны быть отвергнуты. Каждое новое высказывание сравнивается с совокупностью уже существующих высказываний. Сказать, что какое-либо высказывание правильно, значит сказать, что его можно включить в эту совокупность», — пишет Нейрат. Настаивая на положении о том, что знание не имеет прочного объективного фундамента, Нейрат приводит пример из области навигации: «Мы как моряки, которые вынуждены ремонтировать корабль в открытом море, не имея возможности разобрать его в сухом доке и собрать заново из новых, лучших элементов».

Рудольф Карнап (1891 — 1970) в книге «Логическая структура мира» (1928) пишет, что все составные части и структуры эмпирического мира можно интерпретировать как систему конституируемых отношений и понятий, которые могут быть заменены системой отношений и понятий более простого уровня; последние в конечном счете определяются собственными переживаниями индивидуума. Эту точку зрения Карнап охарактеризовал как методологический солипсизм. Приверженность к логическому синтезу Карнап еще более усиливает в книге «Логический синтаксис языка» (1934). Здесь он утверждает, что логический синтаксис языка имеет целью разработку системы понятий, с помощью которых можно было бы точно формулировать результаты логического анализа. В этой связи, считает Карнап, необходимо строго различать понятия (предложения) о вещах (объект-предложениях) и понятия (предложения) о предложениях (логические или синтаксические предложения), основанные на системе аксиом; это различие формулируется им так же, как различие между объект-языком и символическим метаязыком.

Все предложения о действительности, ее объектах Карнап считает псевдопредложениями. В действительности, по его мнению, предложения направлены не на объект: это лишь видимость; главное — форма отношений, анализ понятий. Так, например, предложение «Пять — это не вещь, но число» псевдообъектпое, так как оно ничего не говорит о свойствах числа «пять»; правильно было бы сказать «Пять есть не слово-вещь, но словочисло». В содержательном плане предложение типа «Вещь есть комплекс чувственных ощущений» должно быть сведено, сопоставлено (проверено) с предложениями, в которых нет никакой характеристики вещи, но дана характеристика ощущений. Вместо того чтобы говорить «Роза есть вещь», нужно говорить «Роза есть слово-вещь»; вместо того чтобы утверждать.

«Факт, что роза красная», следует сказать «Высказываются, что роза красная». Во всяком случае, по мнению Карнапа, подлинное научное высказывание (протокольное, или базисное, предложение) должно выглядеть так: «В интервале времени Т в месте Z наблюдалось явление Р». Только описание факта, никаких суждений о его природе, причине, сущности закономерности и т. п., лишь в таком случае из содержательных предложений могут быть устранены ошибки и заблуждения. Факт, «данное» суть простейшая переживаемая истина. Соответственно Карнап квалифицирует философию как логику науки, задача которой — изучение синтаксиса языка науки, анализ понятий и предложений науки, чисто семантический анализ языка науки, а также и общеупотребительного языка (очевидно, в данном случае позиция Карнапа близка к позиции А. Тарского^[2]) — Именно поэтому «система понятийного познания не имеет границ. Нет вопросов, ответ на которые для науки был бы принципиально невозможен», — считает Карнап.

Вместе с тем приверженцы логического позитивизма, утверждая, что все слова обозначают некие объекты и именно таким образом приобретают значение (например, слово «чашка» означает и значит объект «чашка»), столкнулись с проблемой: обозначением какого объекта служит, в частности, пресловутая «золотая гора», т. е. гора, которой не существует? Или еще пример: предложение «Нынешний король Франции лыс» логически безупречно, но в реальном мире нет ни одного лысого (как, впрочем, и лохматого) человека, который бы был королем Франции. Австрийский логик Алексиус Мейнонг (1853—1920) предложил такой способ решения данной проблемы: пусть «золотая гора» не существовала физически, но она вполне может существовать логически. В этом смысле существуют и единороги, феи, привидения и т. п. Бертран Рассел отверг этот аргумент Мейнонга: к логике он не имеет никакого отношения.

• [1] Шлик, М. Поворот в философии. Аналитическая философия: избр. тексты. — М., 1997. — С. 28.
• [2] Тарский Альфред (1902—1983) — польский и американский (с 1939 г.) логик и математик, один из главных представителей львовско-варшавской школы. Автор трудов по логикоалгебраической теории моделей, основоположник логической семантики как дедуктивнойтеории.