Стереотипы, слухи и мифы в массовой коммуникации

В результате изучения данной главы студент должен:

знать

• природу стереотипов, слухов и мифов, циркулирующих в массовой коммуникации;

уметь

• • выявлять механизмы формирования и изменения установок в различных сферах жизнедеятельности;
• • распознавать этнические, гендерные, политические стереотипы;

владеть

• приемами и навыками управления стереотипами в условиях массовой коммуникации.

Установка и стереотип в массовой коммуникации

Воздействие массовой коммуникации на людей нередко достигается с помощью стереотипов и имиджей. Несмотря на обилие работ, посвященных проблеме формирования идеологических стереотипов, их воспроизводства, она остается одной из самых малоизученных в психологии массовой коммуникации^[1].

Понятие «стереотип» впервые введено в оборот известным американским журналистом У. Липпманом в 1922 г. в книге «Общественное мнение», где он определяет стереотип как упрощенное, заранее принятое представление, не вытекающее из собственного опыта человека. Стереотип возникает на основе опосредованного воспитания объектов. «Нам говорят о мире до того, как познаем его на опыте»^[2].

Стереотипы, по утверждению У. Липпмана, первоначально возникают спонтанно, в силу «неизбежной потребности в экономии внимания». Они способствуют формированию привычек". Они — на страже наших собственных традиций, и под их прикрытием мы можем чувствовать себя безопасно в том положении, которое мы занимаем". Стереотипы оказывают воздействие на формирование нового эмпирического опыта: «Они наполняют свежее видение старыми образами, которые накладываются на тот мир, который мы воспринимаем в своей памяти»^[3]. Хотя степень их адекватности чрезвычайно лабильна, стереотипы — преимущественно неадекватные образы реальности, основанные на ошибке человека по привычке принимающего предвзятое за видение. «Стереотип однозначен: он делит мир на две категории — на „знакомое“ и „незнакомое“. Знакомое становится синонимом „хорошо“, а незнакомое синонимом „плохо“» .

Стереотип содержит в себе оценочный элемент. У. Липпман считал, что стереотип нейтрален. Оценочный элемент выступает в виде установки, эмоционального общения. «Стереотип — не просто упрощение. Он в высшей степени заряжен чувствами»^[4]. Оценочный элемент стереотипа (установка) всегда детерминирован, поскольку стереотип, выражая чувства личности, ее систему ценностей, всегда соотнесен с групповыми чувствами и групповыми действиями. Отсюда следовал вывод о возможном единстве стереотипов тех или иных социальных институтов и социальных систем. Стереотип, по мнению У. Липпмана, не адекватен реальности^[4]. Стереотипы (предрассудки) управляют всем процессом восприятия, являясь эталоном оценки и соответственно защиты личности, входящей в данную группу. В конечном счете стереотипы способствуют процессу толкования социально-политического единства группы.

В начале 1980;х гг. в контексте исследовательской волны формируются новые проблемы изучения стереотипа. Исследуется влияние индивидуальных психологических особенностей, личных характеристик на механизмы стереотипизации; анализируются основные структурно-динамические особенности стереотипов социальных объектов и ситуаций^[6]; способы формирования стереотипов^[7].

У исследователей нет однозначного взгляда на природу и сущность стереотипа. Одни находят стереотипы общественного сознания всегда специально организованными и позиционируемыми на основе какого-то определенного социального заказа, который зависит от задач, от социализации, а не от стихии чувственной природы восприятия. Другие придают значение в формировании стереотипа чувственному опыту^[8]. Третьи соглашаются с тем, что стереотипное мышление образовалось стихийно, подчеркивают, что стереотипы поддерживаются сознательно, с помощью специально и исторически внедряемых в обыденное сознание априорных суждений, постепенно пронизывающих все области жизни, включая политику и искусство, и в конечном счете приобретающих силу нравственного закона или правила общежития, которые имеют историческое значение^[9]. Это мнение французского социолога П. Рикера представляется нам наиболее перспективным при изучении феноменов стереотипа.

Стереотип, представляя собой очень устойчивую структуру нашего сознания, способствует автоматизации мышления и облегчает оценку явления. На его основе выстраивается первичное отношение к фактам. Стереотипы активно используются и в манипулировании сознанием. Установлено, что существует три стадии формирования стереотипа: выравнивание — сведение объекта к нескольким признакам; усиление — придание этим признакам особой значимости; ассимиляция — выбор выровненных и усиленных признаков для построения образа, значимого для человека^[10].

Одной из главных сторон стереотипа является проблема соотношения устойчивости и изменчивости. Существуют различные точки зрения по поводу того, подвержен ли стереотип изменениям, поскольку он обладает высокой степенью резистентности к новой информации. Одни утверждают, что легче создать новый, чем изменить старый стереотип, другие — что можно «сдвинуть с места коррекцию систем ценностей, определяющих стереотипы» и таким образом «отщепить» некоторые личностные свойства от обобщенного портрета^[11].

Ряд исследователей (К. Макколи, К. Стит, М. Сегал), обращая внимание на устойчивость стереотипов, замечают, что опровергающая информация рассматривается как исключение, подтверждающее правило. Однако практика показывает, что стереотипы реагируют на новую информацию, особенно на драматические события. Изменение стереотипа происходит при аккумулировании большого количества опровергающей информации. История развития нашей страны содержит немало примеров изменения и исчезновения социальных стереотипов. Так, например, после окончания Второй мировой войны абсолютное большинство американцев лояльно относились к СССР и видели в нем союзника в общей борьбе с фашизмом. Однако через год после негласного объявления холодной войны и усиленной охоты на ведьм, большинство граждан США воспринимали СССР как потенциального врага и видели в нем «красную угрозу». Важнейшими вехами в формировании этого стереотипа можно считать знаменитую фултонскую речь У. Черчилля, произнесенную им 5 марта 1946 г. и ответную статью И. В. Сталина в газете «Правда» .

Изменение стереотипов всегда связано с изменением внешних факторов: экономических, политических, социальных условий жизни человека.

Под идеологическим стереотипом обычно понимают комплекс устойчивых, мировоззренческих, общественно-политических, нравственно-этических взглядов и культурных приоритетов, крупных социальных групп, классов или основной массы целого народа или народов, взглядов или приоритетов, во многом определяющих социальную психологию, настроение и действия масс.

Основу идеологического стереотипа составляют духовные, общественно-политические, нравственно-этические и культурные приоритеты. Так, фундаментом дореволюционного массового стереотипа была упрощенная формула официальной идеологии «Православие. Самодержавие. Народность», основанная на консервативно-охранительных принципах. В основе стереотипов послереволюционного периода в России лежали понятия «классовая борьба», «преданность идеалам мировой революции», «ненависть к эксплуататорам». Идейная база стереотипа этого периода — «революция сделала нас людьми», «кто был ничем, тот станет всем» .

К концу 1930;х гг. в массовом сознании в общих чертах сложился советский идеологический стереотип. В 1940- 1950;е гг. атмосфера единомыслия в стране поддерживалась системой целенаправленного идеологического воздействия. Идеологическому обоснованию социализма служили политические лозунги «Социализм лучшая система в мире», «В нашей стране реализованы высшие формы демократии», «Марксизм-ленинизм — вечно живое революционное учение», «Дело Ленина живет и побеждает». Однако уже в 1960;е гг. в системе воспроизводства стереотипов стали происходить сбои, являющиеся результатом все усиливающегося разрыва между реалиями жизни и ценностями, которые они утверждали. Процесс усугублялся усиливающейся западной пропагандой и расширением культурного и научного обмена. Сегодня капитализация страны, рост товарно-денежных отношений, ориентация на западные образцы жизнеустройства окончательно дискредитировали прежние стереотипы «братства», «социального равенства», «социальной справедливости» .

Новая эпоха принесла нигилистическое понимание прошлого, на смену одним стереотипам пришли другие: «Запад пас спасет», «Капитализм — лучший из миров», «Фермер нас накормит» и др. Позднее появились такие стереотипы, как «Россия продана по частям», «Россия превращается в колониальную страну», «Все члены правительств имеют счета в Швейцарском банке, а в Греции — виллы», «Вся полиция работает на мафию», «Все депутаты — коррупционеры и взяточники» .

Стереотипы существуют во всех сферах жизни. Часть из них имеет хождение в больших группах (национальные стереотипы, которые базируются на стандартных поведенческих образцах, привычках, языке и мышлении).

Результаты опросов, проводимых социологическими институтами России, показывают, что в массовом сознании превалируют сложившиеся ранее стереотипы, касающиеся проблем потребления, обеспечения, благосостояния. Новые стандарты в оценках и подходах складывающихся ситуаций, противоречий в различных слоях общества закрепляются по-разному. Менее образованные и урбанизированные слои населения проявляют меньшую критичность к новым событиям информации. Напротив, наблюдаются признаки радикализации, политизации, активизации сознания наиболее образованных людей. Старое поколение является приверженцем «твердой руки», которая наведет порядок в стране. У этой части населения сохранены стереотипы «оборонного сознания» — отказ от ориентации на чужой опыт.

Несмотря на «живучесть», стереотип не вечен. Он формируется под воздействием двух факторов: бессознательной коллективной переработки и индивидуально-социокультурной среды, а также при целенаправленном идеологическом воздействии с помощью СМИ. Среди условий первого порядка выделяют уровень образования, интеллект, личный опыт, а также нормы, привычки, социальные роли, среду обитания.

Рассматривая социальные функции стереотипа, Д. Теджфел отмечает ряд моментов.

• 1. Люди с легкостью проявляют готовность давать обширным человеческим группам (или социальным категориям) неддифференцированные, грубые и пристрастные оценки.
• 2. Эти характеристики отличаются стабильностью в течение длительного времени. Социальные стереотипы изменяются в зависимости от социальных, политических изменений, но этот процесс происходит крайне медленно.
• 3. Социальный стереотип становится более отчетливым и враждебным, когда возникает враждебность между группами.
• 4. Социальные стереотипы устанавливаются очень рано и используются детьми задолго до возникновения ясных представлений о тех группах, к которым они относятся^[12].

Стереотип рассматривается как механизм взаимодействия, простейшая форма коммуникации, результат взаимного тяготения и культурного напряжения, одновременно характеризующий степень социализации людей^[13].

Сила стереотипов в том, что они автоматизируют наше мышление, помогают без всяких затруднений давать оценку различным явлениям. Психологи Л. В. Матвеева и Н. Б. Шкопоров считают, что объективно стереотип выполняет функции, позволяющие быстро, полно и надежно категоризировать ближайшее и более удаленное социальное окружение^[14].

Большинство исследователей указывают на связь стереотипов в сознании людей с гигантским влиянием СМИ, формирующих отношение к миру; на поведение, воспроизводящее поступки героев печати, радио, телевидения; на привязку определенных принципов поведения к тем местам жизнедеятельности человека, на которые указывают средства коммуникации.

Изучив опыт западной пропаганды и рекламы, В. Л. Артемов обнаружил эффективные приемы воздействия на сознание людей, помогающие формировать стереотипы: использование совпадения интересов, внешнее сходство события с внушением, увязка новых стереотипов со старыми; прием подмены стереотипов; смещение фокуса внимания; выпячивание чувств отдельных групп; стимулирование столкновений.

По наблюдениям психологов, стереотипы часто внедряются в этнической области, что объясняется ее сложностью и противоречивостью, а также неспособностью личности или группы людей попять противоречивую реальность этничности. В любой социальной группе, в том числе и в этнической, складывается определенный тип мышления и образуется общая для всех модель мира. Что же касается стереотипа, то он «выступает как форма передачи социального опыта, перенос готовых суждений и умозаключений из обобщенной групповой Модели Мира в свою собственную»^[15].

Этнические стереотипы рассматриваются отечественными учеными как упрощенные образы этнических групп, отличающиеся высоким уровнем согласованности индивидуальных представлений. В их структуре выделяются автостереотипы (описывающие собственную группу) и гетеростереотипы (описывающие другую этническую группу)^[16]. Данные стереотипы также определяют как «относительно устойчивый в сознании, эмоционально-окрашенный образ этнической группы или ее представителей»^[17].

Этнические стереотипы (как, впрочем, и другие) страдают схематизмом и неполнотой, в результате чего формируются «не всегда объективные, односторонние, порой сиюминутные, поверхностные утверждения об этносах», которые способны оказать отрицательное воздействие на этнополитический климат общества^[18]. Они несут в себе и толерантное, и конфликтогенное содержание и могут быть позитивными, негативными и амбивалентными. Этнический стереотип может формировать знания и представления об объекте, выражать отношение к нему и давать ему оценку, а также формировать определенный тип поведения в отношении объекта^[19].

Ряд исследователей рассматривают «этнический стереотип» как производное от национального характера. Е. Вятр разделяет два понятия — «эмпирический национальный характер» и «нормативный национальный характер». К первому исследователь относит очевидные закономерности поведения членов общества, которые можно непосредственно наблюдать; ко второму — образцы, являющиеся представлениями об этих типах поведения. На практике данные образцы поведения не всегда легко различимы.

В национальных стереотипах отражаются психические черты представителей нации, которая признает данный стереотип. В этом смысле анализ стереотипов больше говорит нам о тех, кто верит в стереотипы, чем о тех, на кого распространяется стереотип^[20]. С. А. Глазкова считает такой эзотерический подход при оценке этностереотипа плодотворным (выяснение того, что определенная группа думает о себе и что, по ее мнению, думают о ней другие группы), ведь на его основе можно формировать имидж страны и жителей, в ней проживающих. Для этого используется либо коммуникационное решение (работа над «картинкой», представляющей национальный характер для внешних аудиторий), либо социальная инженерия (работа с массовыми социальными настроениями и тем неуловимым настроением недовольства собой, так контрастно выделяющих русский национальный характер из всех других).

Поскольку стереотипы являются важным компонентом обыденного сознания, любая группа, в том числе этническая, фиксирует как свои специфические, только ей присущие свойства, так и характерные черты других этносов и наций. Эти обобщенные представления в различной степени соответствуют реальности и носят позитивную или негативную окраску. По словам известного российского ученого И. С. Кона, ситуация осложняется в том случае, когда эти различия неправомерно акцентируются, начинают рассматриваться как самодовлеющие. Тогда они превращаются в психологическую установку, враждебную по отношению к какой-то этнической группе, разобщающую людей психологически. Следующий шаг — это теоретическое обоснование политики дискриминации^[21]. Возникают этнические предрассудки (по мнению Д. Майерса, предрассудок — это «неоправданно негативная установка по отношению к группе и ее отдельным членам»^[22]) и предубеждения. Словарь по общественным наукам ЮНЕСКО определяет предубеждение как негативную, неблагоприятную установку к группе или се индивидуальным членам; «она характеризуется стереотипными убеждениями; установка вытекает больше из внутренних процессов своего носителя, чем из фактической проверки свойств группы, о которой идет речь»^[23].

В материалах российских СМИ в последнее десятилетие встречалось значительное число этнонегативных стереотипов. Так, в психологическом портрете представителей народов Кавказа стали фокусироваться такие черты, как жестокость, высокомерие, агрессивность. Собирательный образ цыган включал в себе преимущественно отрицательные характеристики: цыгане рассматривались в массовой прессе как народ, исторически связанный исключительно с преступными промыслами^[24]. В последние годы в СМИ начали проскальзывать негативные стереотипы в отношении африканцев, проживающих в России: они были представлены как наркоторговцы, беженцы-нелегалы, заключенные, т. е. в образе криминализированной общности.

Намеки на расовые различия людей дорого обходятся зарубежным политикам и журналистам. Премьер-министр Италии Сильвио Берлускони оказался в эпицентре очередного международного скандала, связанного с неаккуратной шуткой в адрес избранного президента США Барака Обамы. Давая ему характеристику, 72-летний политик похвалил сенатора-демократа за красивый загар. Его высказывание тут же было названо расистским и вызвало бурную полемику как в самой Италии, так и за ее пределами^[25]. Этот печальный опыт не всегда учитывается российскими СМИ. В электронной версии «SmartMoney» («Ведомости») появилась публикация, которая предсказывает трудности новому президенту США и называется «Президент на черный день». Скрытый намек в этой игре слов очевиден^[26].

Создается ситуация, при которой в выступлениях СМИ представители этнических меньшинств, мигранты предстают в качестве потенциальной или реальной угрозы общественному спокойствию и благополучию граждан, а культурное многообразие становится предметом негативной интерпретации. Такими публикациями СМИ явно или неявно санкционируется использование негативных образцов агрессивного поведения в деятельности отдельных личностей и социальных групп.

Опираясь на материалы мониторинга СМИ, проследим, как формировались образы-стереотипы некоторых этносов (этнический образ — это описание, «в котором выделяется одно типическое свойство, основанное на чувственном восприятии представителей других этнических групп»)^[27].

Так, в результате контент-анализа московской прессы в 2004 г. был воссоздан обобщенный образ азербайджанцев, проживающих в столице нашей страны (материалы исследования представлены в интернет-публикации «Контент-анализ прессы Московского мегаполиса об азербайджанской общине»)"^[28]. В этот портрет вошли как позитивные, так и негативные стереотипные черты, далеко не всегда отражающие подлинные особенности национального характера. Газеты упоминали о склонности азербайджанцев к широкому восточному застолью и приверженности к обычаям кровной мести, о южном темпераменте и клановости. Стереотипизированный образ азербайджанцев в прессе включил в себя и определенные социально-ролевые характеристики, причем па первый план выдвинулись профессии, связанные с рыночной торговлей.

В ходе мониторинга было выявлено, что в СМИ возникает гетеростереотип азербайджанцев, изображающий их в первую очередь как мигрантов, которые прибыли в перенаселенную Москву и тем самым усилили и без того существующую этнодемографическую угрозу. Следует заметить, что данные о численности азербайджанской диаспоры, приведенные прессой, не совпали с результатами переписи населения. Представление об азербайджанцах СМИ формировалось и в контексте экономической, культурной, конфессиональной и криминальной угроз^[29]. Это могло способствовать нагнетению настроений этнической неприязни.

Контент-анализ московских СМИ дал основание прийти к следующему выводу: «Несмотря на то что в прессе присутствует информация, которая создает сложный, многосоставной собирательный образ азербайджанской общины (занятость в сфере культуры, принадлежность к интеллигенции, роль жертвы), и значит, может способствовать складыванию неоднозначного отношения к азербайджанцам, в подавляющем числе случаев воспроизводится типичный набор признаков, определяющих азербайджанскую общину как так называемое „торговое меньшинство“, характеризующееся в силу их мигрантского статуса и культурной отличительностью как чуждое „нам“»^[29]. За кадром остался тот позитивный вклад, который внесли и вносят представители азербайджанского народа в развитие многих сфер жизни нашей страны.

В Дальневосточном университете было проведено исследование, нацеленное на выявление изменений содержания стереотипов в отношении китайцев за три месяца 1995 г. и соответственно 2005 г. Предметом анализа стали публикации таких изданий, как «Известия», «Комсомольская правда», «Владивосток» и «Золотой Рог». Результаты были следующими: «В 1995 году китайцам приписывались следующие психологические качества: образность в мышлении, трудолюбие, настойчивость, предприимчивость. В 2005 г. китайцам приписывались такие психологические качества, как любовь к детям, трепетное отношение к своему здоровью, гостеприимство, вежливость, трудолюбие, муравьиное прилежание, „никогда не были хорошими воинами“, коллективизм, законопослушность, оптимизм, усердие. Сходство отмечается только по одному признаку — трудолюбие, но и противоречащих друг другу характеристик, приписываемых китайцам в 1995 и 2005 годах, нет. Если в печатных изданиях 1995 г. китайцы представлены как преступники (нарушители границ, браконьеры, наркоторговцы, мафиози), торговцы некачественными товарами, партнеры по бизнесу, агрессоры во внешней политике, источник угрозы, завоеватели, претендующие на наши территории, то в 2005 г. они воспринимались как непохожие, чужие, преступники, нелегальные мигранты, нарушители границы, жители стремительно развивающегося государства, соперники в спорте, партнеры по бизнесу, политические союзники, источник угрозы, завоеватели, претендующие на наши территории, наследники тысячелетней культуры, соперники в экономическом влиянии, торговцы некачественными и дешевыми товарами, агрессоры во внешней политике, представители самой многочисленной этнической группы, рабочая сила, способная поднять экономику Дальнего Востока»^[31].

По мнению дальневосточных исследователей, стереотип китайцев в публикациях центральных и местных изданий носит амбивалентный характер. В нем есть негативные составляющие, вызванные страхом перед усилением позиций китайцев в ряде регионов нашей страны («желтое население», «желтый мир», «желтая угроза»), и, вместе с тем, в связи с увеличением экономического и политического сотрудничества наших стран, заметен явный интерес к китайцам как деловым партнерам, а это требует углубленного внимания к их реальным человеческим качествам^[32].

Интерес представляет и то, как конструируются в СМИ образы России и русских. Было бы логичным предположить, что симпатии отечественной прессы полностью окажутся на их стороне. Однако это не так. В газетах «Аргументы и факты», «Московский комсомолец» и «Вечерняя Москва» Россия на рубеже тысячелетий представала как большая и бедная страна, населенная «странным народом с неумными правителями»^[33]. Мониторинг современных медиа перманентно выявляет преобладание стереотипов, в которых слово «русский» употребляется в отрицательном контексте (русская преступность, русская мафия, русское пьянство, русский мат и т. д.)^[34].

Широко распространены представления о русской лени, безынициативности, готовности безропотно терпеть гнет и страдания, подмене чувства личного достоинства имперской гордостью, отсутствии уважения к собственности и праву, уравнительном представлении о справедливости. Русские обычно бравируют и легко признаются в безалаберности и умении пить, зато считают себя талантливыми и находчивыми, отзывчивыми, открытыми и бескорыстными. Нередко используются пафосные и драматизированные характеристики: «русская скорбь», «русская бесшабашность», «русский долго запрягает, но быстро едет» и др.

Даже в контексте сообщений о «русском марше», выступлениях несогласных высмеивается «русская идея» (газеты пестрели подобными заголовками: «Москва в День народного единства: милиция била скинхедов, православные молились на коленях перед ОМОНом, а кремлевские националисты жгли доллары»). Такая этноидеологическая деятельность СМИ способствовала формированию массовой негативной самоидентичности русских-россиян, особенно молодого поколения.

И если автостереотипы в отношении России не меняются десятилетиями, то сегодня не могут не насторожить гетеростереотипы, опирающиеся на рассуждения о том, что русский народ находится на грани вымирания, а Россия была и остается непостоянной, непредсказуемой коррупционной страной, нуждающейся в сильной руке^[35].

Необходимо отметить, что негативный стереотип русского народа находит подпитку в том имидже России и русских, который формируется в зарубежных СМИ. Приведем несколько типичных примеров.

В газете «Le Temps» (Швейцария) Владимир Березанский, американский адвокат, хорошо знающий Россию, свидетельствует: «Американцы ничего или почти ничего не знают о России. У них до сих пор сохраняются упрощенные стереотипы об этой стране, с медведями на улицах, водкой, мафией и миллиардерами… Большинство американцев, не обделенных рассудком, не стали бы ограничиваться представлением обо всем арабском мире в целом только как о местности, полной верблюдов и гаремов, или сводить свои познания о Китае тем, что там едят палочками и любят панд. Однако когда речь заходит о России, американцы, похоже, наслаждаются своим невежеством. Холодная война закончилась, и перспектива конфликта с СССР уже не угрожает существованию рода человеческого. Америка откровенно радуется тому, что ей ни на секунду не приходится задумываться о России»^[36].

Исследования последних лет также продемонстрировали, что международный имидж России содержит много негативных черт. Так, в информационном поле немецкоязычных СМИ на первый план выступили такие характеристики политической и экономической жизни России: эволюция «Единой России» исключительно как партии власти, правовой нигилизм, ангажированность судов, коррупция.

В информационном пространстве Полыни особое внимание было уделено коррупции в России, а также отголоскам сталинизма и ностальгии по СССР. Коррумпированность и авторитаризм подчеркнули СМИ Испании. В англоязычных медиа Россия характеризуется как «коррумпированный режим», где процветает «коррумпированная власть», которая рассматривается в качестве «лидера по коррупции в мире»^[37].

Отечественные ученые придерживаются следующего мнения: «Развеять негативные стереотипы можно лишь доказав реальными действиями, что эти стереотипы не соответствуют реальному положению дел. Попытка же стимулировать активность в решении той или иной проблемы без демонстрации реальных достижений может привести к усугублению негативного восприятия этой проблемы в зарубежном информационном поле»^[38].

История не раз доказывала неэффективность и взрывоопасность внедрения негативных автои гетеростереотипов в массовое сознание. И те и другие в конечном счете формируют комплекс «обиженной нации», что усиливает этническую конфликтогенности создает питательную среду для распространения националистических настроений и подталкивает общество к реализации авторитарного сценария на националистической основе^[39] или к созданию мифа об этой угрозе.

Многочисленные высказывания политиков и общественных деятелей в различных СМИ осуждались обществом как экстремистские, разжигающие социальную и национальную рознь. Вместе с тем органы судопроизводства по многим из подобных случаев не возбуждали уголовных и административных дел, ссылаясь на отсутствие объективной процедуры экспертизы, позволяющей дать исчерпывающую оценку подобным фактам деструктивного поведения^[40].

Учитывая особенности формирования этнических стереотипов, отечественные ученые постоянно подчеркивали, что в публикациях об этничности надо шире использовать миротворческий, а не стрессогенный и тем более не конфликтогенный потенциал. Это весьма существенно, поскольку СМИ (наряду с органами государственной власти и управления, научно-исследовательскими, образовательными и воспитательными учреждениями) — одна из основных сфер межэтнического и межрелигиозного диалога.

В современных условиях происходит возрождение старых стереотипов, особенно это касается гендерной проблематики. При всей очевидности того, что в целях искоренения всех форм дискриминации женщин ведется большая, трудоемкая и очень сложная работа, в которую вовлечены многочисленные правительственные и неправительственные организации, характер сегодняшней политики, направленной на достижение равенства мужчин и женщин, вызывает серьезную и обоснованную критику. В значительной степени это касается положения дел в Российской Федерации. Вместе с тем в нынешних условиях женщина рассматривается прежде всего как рабочая сила. Подобный односторонний подход к вопросам равноправия ведет к снижению жизнеспособности семьи, ухудшению качества жизни, и в конечном счете к депопуляции населения.

Парадокс заключается в том, что в условиях рынка женщина подчас оказывается невыгодным работником: она рожает детей, получает декретный отпуск, ей чаще приходится брать больничный лист (в том числе и в связи с болезнями ребенка), она нуждается в социальной помощи. Для предпринимателя это оборачивается проблемами в организации труда, подборе кадров и приводит к дополнительным затратам. В результате создаются условия для распространения старых гендерных стереотипов, в основе которых устоявшиеся представления о жестком разграничении ролевых функций мужчины и женщины. Первый призван выступать в роли добытчика, вторая — в роли хранительницы домашнего очага^[41]. Патриархальное представление о мужчине как о «кормильце» прочно укоренилось в сознании россиян. «Многие женщины по-прежнему надеются быть за мужем „как за каменной стеной“ хотя бы в материальном плане, а мужчины пытаются соответствовать этим ожиданиям»^[42]. К сожалению, это нс всегда удастся, а домашняя работа продолжает восприниматься как нечто второстепенное, как «частная жизнь», «менее важная для общества, чем публичное пространство, в котором существуют профессиональные занятия, экономика и политика»^[43].

Гендерные стереотипы определяют отношение работодателя к женщине и ограничивают возможности ее трудоустройства. В результате женщина оказывается занятой на менее оплачиваемых должностях, в случае потери работы дольше стоит в очередях в центрах занятости и получает меньшую пенсию, чем мужчины. По мнению ученых, патриархальные стереотипы негативно сказываются и на состоянии сегодняшней семьи, а домашнее насилие становится причиной разводов. Отмечено и ухудшение здоровья женщин всех возрастов: индикаторы их индивидуального здоровья ниже, чем у мужчин^[44].

Женщина оказывается перед сложным выбором: полностью посвятить себя семье и детям, отказаться от семьи в пользу профессионального роста или постараться совместить и то и другое^[45]. В первом случае женщина получает возможность осуществить свою мечту о женском счастье в заботах о муже, в домашнем хозяйстве, рукоделии и т. д.^[46] Но если счастье окажется иллюзорным, и женщина после развода окажется одна с детьми, ей придется вступить в тяжелую борьбу за материальное обеспечение семьи. Во втором случае вполне оправданное стремление к карьерному росту, да и просто к обеспечению семьи приводит к тому, что материнство откладывается «на потом», а по мнению некоторых отечественных авторов, и вовсе расценивается в качестве социальной девиации^[47]. Последний вариант — совмещение домашних и профессиональных обязанностей — достаточно распространен, поэтому на женщину ложится двойная нагрузка, что опять же приводит к негативным последствиям.

Женщина выносливее мужчины только до определенного времени, в процессе старения она также подвержена болезням, как представители сильного пола. Считается, что сегодня «современный мир оказался более дружелюбным к мужчинам, чем к женщинам: в развитых странах продолжительность жизни и у слабого пола почти не увеличивается в отличие от сильной половины человечества»^[48]. Эту ситуацию рассматривают как оборотную сторону эмансипации, а именно как следствие вредных привычек, усвоенных женщинами^[29]. При этом не принимается в расчет то время и силы, которые уходят у работающих женщин на выполнение женских обязанностей.

Проблема поиска баланса между занятостью на работе и выполнением семейных обязанностей действительно очень сложна и, по мнению известного феминистского автора В. Брайсон, может быть решена только тогда, когда государство и общество будут одинаково оценивать и вознаграждать труд в профессиональной сфере и в семье^[50].

Вопрос о самоощущении женщины неодинаково решается в разной культурной среде. По словам Т. Квашиной, женское счастье для россиянок возможно преимущественно в семье. Что же касается американок, то они ориентируются на самореализацию в профессиональной сфере, выбирая престижную карьеру в области медицины, массовой коммуникации или собственного бизнеса^[46]. Т. Квашина пишет:

" Смысл, вкладываемый россиянками в понятие «успешная карьера», существенно отличается от представлений женщин Западной Европы и США. У француженок среди гендерных ценностных ориентаций на первое место выходит финансовая независимость (опережающая, но важности повышение культурного уровня и занятие детьми). В мотивации американок к высококвалифицированной профессии на первый план также выходит высокая зарплата. А вот для женщин России в этом плане более свойственен акцент на самореализацию и повышение самооценки"^[52].

Тем не менее многообразие и сложность человеческой жизни в текстах массовых СМИ сводится к небольшому числу простых схем. Часть СМИ и реклама, концентрируясь на образе патриархальной семьи, неизменно демонстрируют ухоженную женщину-домохозяйку, ожидающую мужчинутолстосума, готового приступить к ужину. Другая часть отражает состояние современного мужчины либо утратившего настоящие мускулинные качества (банкрот, неудачник), либо реализовавшего свой мужской потенциал («хозяин жизни», удачливый бизнесмен, супермен, мачо — властный, независимый, агрессивный, доминирующий, активный, смелый, грубый, умный). Как его антипод женщина — зависимая, скромная, слабая, робкая, эмоциональная, чувственная, нежная, мечтательная и суеверная.

В массовой прессе женщины изображаются либо как потребители, либо как маргинальная группа — проститутки, деклассированные элементы, преступницы, в гламурных массмедиа (глянцевые журналы, телевидение, реклама) — как соблазнительная особа, а в деловых изданиях — как успешная бизнес-леди. В СМИ все же можно увидеть и мужчину в качестве успешного бизнесмена и заботливого мужа и отца, и женщин, как успешных в карьере, так и заботливых матерей и верных подруг (телепередача «Пока все дома»). Во всех типах изданий мужчины представлены в деловом, формальном или неформальном облике, но любой образ предлагается как нечто абсолютно серьезное, глубоко личностное. В целом картина такова: чаще всего мужчина изображается как норма, а женщина как отклонение от нее^[53].

В коммерциализированном обществе гендер влияет на сегментацию потребительского рынка. Гендерная принадлежность обозначается через широкий ассортимент предлагаемых культурой средств: одежда, прическа, украшения, обувь, походка, речь, стиль общения и т. д. Женщин ориентируют на косметику, моду, кулинарию, а мужчин — на футбол, пиво, автомобили, рыбалку^[54], однако эта ориентация не имеет ничего общего с природными различиями. Л. П. Марьина считает, что являющиеся неотъемлемой частью массовой культуры женские издания, прежде всего гламурные журналы, по-разному ретранслируют такие культурные концепты, как человек, красота, отношения^[55].

В информационном пространстве сегодня сосуществуют разные тенденции в создании облика женщины. Некоторые из них не могут не настораживать. Так, И. В. Ерофеева обращает внимание на то, что происходит разрушение архетипов, связанных с представлениями о роли и месте женщины в мире. Издавна «высоконравственная оценка русской женщины как символа национального спасения основывается на представлениях об ее особом влиянии на бытие России. В отечественной традиционной культуре женщина — прежде всего мать. Именно материнский архетип оказал огромное влияние на становление национальной модели мира, детерминировал и обозначил историческую судьбу Руси и вектор национальной философии. Н. А. Бердяев писал: „Земля — последняя заступница русского народа, а материнство — основная категория его мировоззрения“»^[56].

Нынешняя пресса, по мнению И. Ерофеевой, активно разрушает это архетипическое восприятие женского образа. Речь не идет о стремлении женщины к социальной самореализации. Дело в том, что СМИ все чаще репрезентируют имидж женщины как агрессивного и жестокого существа, реализующего себя в сфере насилия. «В пространстве рыночных СМИ ненормативное поведение женщины — хороший информационный повод, что, естественно, провоцирует нестабильность гендерной идентификации. Аксиома паремии „Курице не быть петухом, а бабе — мужиком“ — факт относительный в дискурсе массмедиа. Объектом внимания авторов массовой коммуникации становятся антисистемные образы — бессознательные, иррациональные возбудители аудиторного интереса. Традиционная душевная канва текстового развертывания типа „женщины“ сменяется на динамичное клипмейкерство (вырисовывание картинки) с элементами деструктивной силы и различных форм агрессии (под которой мы подразумеваем поведение, нацеленное на оскорбление или причинение вреда другому живому существу). Основанием для утверждения наличия агрессии и насилия в медиатексте является композиционная сцепка образов: преступник — преступление — жертва»^[57].

Упоминание о женщинах в прессе часто происходит в негативном контексте: грабеж, воровство, убийство превращаются в компоненты «допустимого мира» женщины. Таким образом, гендерное сознание в российском обществе отражает противоречия процесса трансформации, массмедиа воспроизводят весь спектр возможных ролей мужчины и женщины, при этом отражение гендерных проблем в СМИ носит стихийный характер и нс выходит на уровень качественного анализа «иномерности» .

В целом задача специалистов в области пропаганды сводится не к созданию в аудитории новых нужд и потребностей, а к приспособлению настроений масс к своим целям^[58]. Отдельные исследователи считают, что СМИ должны упрощать действительность, из-за ограниченности времени и пространства сводить большую часть информации к простейшим элементам. Аудитория тоже не имеет достаточного времени и энергии, чтобы «переварить» все в деталях, поэтому она требует упрощенной версии (Р. Хибер, Ангарайт, И. Борн)^[59]. Простое решение какой-либо повседневной проблемы состоит из стандартно выполняемого действия, сконструированного при помощи некоторого «ключа», получаемого в результате социального научения, в особенности через систему СМИ.

Вместе с тем надо учитывать и другие факторы. Читатель, слушатель, зритель хочет, чтобы его уважали, доверяли его интеллекту, предоставляли возможность самому делать выводы из сообщенных фактов, поэтому сознательно или неосознанно он сопротивляется попытке навязать ему готовую, окончательно сформулированную точку зрения. Свойство человека — воспринимать прямолинейные заявления как покушение на его право выбора из нескольких возможностей — оставляет объекту воздействия иллюзию выбора. Еще одно обстоятельство, которое не всегда учитывается в психологическом воздействии на аудиторию: реальный мир сложен и многообразен, а его плоская, одномерная трактовка вступает в противоречие со свойственным человеку ощущением сложности и многомерности мира, вызывая у него сопротивление и недоверие не только к передаче информации, ее опенке и формировании желаемого эмоционального отношения к этой информации, но и к вовлечению его в действительность. Если общество заинтересовано в активных участниках общественных движений, ему выгодно формировать адекватное сознание и создавать реальную картину мира.

Недостаток времени, другие ограничения организационного порядка, а также необходимость обеспечения оперативности и максимального воздействия на аудиторию приводят к тому, что журналисты отдают предпочтение зрелищным или сенсационным событиям, «вырывают» их из широкого контекста. Аудитория получает «готовый способ упаковки и потребления духовной пищи»^[60].

Сегодня информация превратилась в инструмент власти, который используется как товар, а последние достижения в области технологии делают его структурным элементом стратегии государства, предназначенным для ротации структуры бюрократической жизни, т. е. управленческого аппарата государства. Именно поэтому информация поступает к потребителю в усеченном виде; СМИ навязывают определенные правила прочтения социальных отношений, стоящих на службе существующего порядка.

Большой поток информации попадает в СМИ через информационные структуры Правительства РФ, Президента РФ, Государственной Думы, пресс-служб партий, общественных организаций на региональном и локальном уровнях. Целая армия пресс-секретарей занимается сбором, обработкой распространением информации, просеивая ее сквозь сито «интересов» тех, кого они обслуживают. В связи с этим возникает опасность, что аудитория будет получать одностороннюю, препарированную информацию, в основном положительно оценивающую деятельность правительства и высших исполнительных кругов, поскольку сами пресс-службы находятся в структуре государственных органов, а финансирование их деятельности осуществляется за счет средств, предусмотренных на содержание органов государственного управления. По статусу пресс-службы поддерживают рабочие контакты с главными редакторами газет и журналов, руководителями телерадиокомпаний, информационных агентств и корреспондентскими пунктами зарубежных СМИ, отвечают на их запросы. Однако в данном случае нет гарантии, что информация по запросам будет иметь объективный характер. При отсутствии разносторонней информации возникает опасность появления упрощенных образов.

• [1] О роли и месте стереотипа в массовой коммуникации подробнее см.: Мельник Г. С. Mass-Media: психологические процессы и аффекты. С. 89−103.
• [2] Lippman W Public opinion. London, 1922. P. 59.
• [3] Ibid. P. 60.
• [4] Ibid.
• [5] Ibid.
• [6] Devis D. К., Baran S.J. Mass communication and Every day life Belmont. California, 1981.
• [7] Батыгин Г. С. Стереотипы поведения: распознавание и интерпретация. М., 1990.
• [8] Зобов Р. Л. Проблемы стереотипа в средствах массовой информации // Журналист. Пресса. Аудитория / под ред. В. Смирнова. Л., 1991. Вып. 3. С. 62.
• [9] Ricoeur P. Temps of recite. Paris, 1982. Vol. 2.
• [10] Мельник Г. C. Mass-Media: психологические эффекты и процессы. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996. С. 90.
• [11] Грановская Р. М., Никольская И. М. Защита личности: психологические механизмы. СПб.: Знание, 1999. С. 315.
• [12] TajfeI Н. Social identify and intergroup recollions. Cambridg, 1981.
• [13] Васильева T. Я. Стереотипы в общественном сознании (социальнофилософский аспект). М., 1988.
• [14] Связь с аудиторией в телекоммуникации. М., 1992. Ч. 2. С. 20.
• [15] Забарин А. В. Идеи И. П. Павлова в контексте политической психологи // Вестник полит, психологии. 2002. № 1(2). С. 36.
• [16] Блохин И. Н. Толерантность как норма журналистской деятельности (из опыта исследований этнических стереотипов и образов в материалах отечественных СМИ) // Толерантность. Журналистика, политика, культура: материачы межфакультет, теор. семинара, 18 ноября 2002 г. / ред.-сост. С. М. Виноградова, С. Г. Корконосенко. СПб.: СПбГУ, 2003. С. 112−113.
• [17] Гуриева С. Д. Межэтнические отношения и конфликт. СПб.: НесторИстория, 2009. С. 63.
• [18] Малькова В. К., Тишков В. Λ. Неужели мы такие? Стереотипы русских, россиян и России в современной российской прессе. С. 112.
• [19] Гуриева С. Д. Межэтнические отношения и конфликт. С. 63−64.
• [20] Глазкова С. Λ. Современные политтехнологии в организации политической кампании и критические оценки эффективности. Опыт России. СПб.: СПбГУ, 2004.
• [21] Кон И. Психология предрассудка (О социально-психологических корнях этических предубеждений.) // Психология национальной нетерпимости: хрестоматия / сост. IO. В. Чернявская. Минск: Харвест, 1998. С. 10−11.
• [22] Майерс Д. Социальная психология. С. 435.
• [23] Цит по: Кон И. С. Психология предрассудка. С. 11.
• [24] См.: Пресса и этническая толерантность. М., 2000. С. 206.
• [25] URL: vz.ru/politics/2008/11/9/227 442.html
• [26] URL: smoney.ru/article.shtml.2008/11/10/7064
• [27] Блохин И. Н. Толерантность как норма журналистской деятельности (из опыта исследований этнических стереотипов и образов в материалах отечественных СМИ). С. 112−113.
• [28] Пешкова В. М. Контент-анализ прессы Московского мегаполиса об азербайджанской общине. URL: demoscope.ru/weekly/2004/0179/analit04.php
• [29] Там же.
• [30] Там же.
• [31] Аристова И. Л., Пивоварова С. А. Стереотипы китайцев в российских СМИ. URL: rusnanka.com>PNR_2006/Psihologia…aristova.doc.htmrusnauka.com>PNR_2006/Psihologia…aristova.doc.htm
• [32] Аристова И. Л., Пивоварова С. А. Стереотипы китайцев в российских СМИ.
• [33] Малькова В. Российская пресса и проблемы этнической толерантности и конфликтности // Пресса и этническая толерантность. М. 2000. С. 165.
• [34] Massaka I. The Picture of Russia and Russians in the Polish Press after the Plan Crash near Smolensk in 2010 // Журналистская профессия в системе цивилизации и культуры в информационном постиндустриальном обществе: Journalistic Profession in the System of Civilization and Culture in the Information Postindustrial Society: материалы Междунар. науч.-практ. конф., 19−20 ноября 2012 г. / под ред. М. Г. Боровик, Г. С. Мельник. СПб.: С.-Петерб. ин-т гуманитарного образования; Книжный Дом, 2012. С. 244−253.
• [35] Малъкова В. К. Российская пресса и проблемы этнической толерантности и конфликтности. С. 165.
• [36] Березанский В. Демократия без дискуссии. URL: inosmi.ru/stories/01/06/28/3008/244 610.html
• [37] Худолей К., Болотов Д., Седов А., Максимова Д. Россия в информационном поле зарубежных СМИ и Интернет в 2011 г.: модели восприятия и механизмы их формирования. СПб., 2012. С. 24−32.
• [38] Там же. С. 45.
• [39] Ачкасов В. А., Бабаев С. А. «Мобилизованная этничность»: этническое измерение политической культуры современной России. СПб., 2000. С. 144.
• [40] О ходе реализации в 2001—2002 годах Федеральной целевой программы «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в Российском обществе (2001−2005 годы)»: доклад Правительства РФ от 15 мая 2003 г. URL: kongord.ru/Index/A_tma₀₃/toleran tsozmam. html
• [41] Римашевская II. М. Гендерные стереотипы и логика социальных отношений // Гендерные стереотипы в современной России / сост., общ. ред. И. Б. Назарова, Е. В. Лобза; Гос. ун-т «Высшая школа экономики». М.: МАКС Пресс, 2007. С. 9.
• [42] Квашина Т. А. Межкультурная телевизионная коммуникация: гендерный компонент когнитивного шаблона // Мужчина и женщина: параллельные миры?: материалы круглого стола «Гендерные аспекты мировой политики и международных отношений». Ч. 1 / под ред. С. М. Виноградовой. СПб.: Родные просторы, 2010. С. 31.
• [43] Римашевская Η. М. Гендерные стереотипы и логика социальных отношений.
• [44] Там же. С. 19.
• [45] Балибалова Д. И. Тупики политики равноправия // Мужчина и женщина: параллельные миры?/ред.-сост. С. М. Виноградова. СПб.: СПбГУ, 2004. С. 74−75.
• [46] Квашина Т. А. Межкультурная телевизионная коммуникация: гендерный компонент когнитивного шаблона. С. 30.
• [47] Шалденков Ю. А. Материнство как социальная девиация // Женская журналистика и женщины в журналистике: материалы Междунар. конф., 6−7 июня 2000 г. / ред.-сост. С. М. Виноградова. СПб.: СПбГУ, 2001. С. 57.
• [48] Эмансипация крадет у женщин годы жизни и рушит семьи, определили британские ученые. URL: nev.sru.com/arch/08aug2012/index.html
• [49] Там же.
• [50] Брайсон В. Гендер и политика времени. Феминистическая теория и современные дискуссии. Киев, 2011.
• [51] Квашина Т. А. Межкультурная телевизионная коммуникация: гендерный компонент когнитивного шаблона. С. 30.
• [52] Квашина Т. А. Межкультурная телевизионная коммуникация: гендерный компонент когнитивного шаблона. С. 31.
• [53] Сексизм в СМИ: пути преодоления стереотипов. URL: cjt.nnov.ru/bibl10.htm.
• [54] Гендерные модели потребления. URL: consumers.narod.ru/lections
• [55] Марьина Л. П. Концепты массовой культуры в гламурных журналах // Мужчина и женщина: параллельные миры?: материалы круглого стола «Гендерные аспекты мировой политики и международных отношений», 27 ноября 2010 г. Ч. 2 / под ред. С. М. Виноградовой. СПб.: Родные просторы, 2011. С. 53−58.
• [56] Ерофеева И. В. Женское лицо «насилия»: гендерный диссонанс в пространстве современного медиатекста // Мужчина и женщина: параллельные миры?: материалы круглого стола «Гендерные аспекты мировой политики и международных отношений». Ч. 2 / под ред. С. М. Виноградовой. 27 ноября 2010 г. СПб.: Родные просторы, 2011. С. 20.
• [57] Марьина Л. П. Концепты массовой культуры в гламурных журналах.
• [58] Массовая коммуникация и массовое сознание: сб. науч. ст. Вып. 3 / под ред. В. Л. Артемова. С. 103.
• [59] Heibert R., Ungurait D., Вот Т. Mass Media. Ν. Y.; London, 1979.
• [60] Tomson Т. Z. Ideology and policy. The political uses et doctrine in the Soviet Union. San Francisco; London, 1989. P. 5.