Исторические судьбы демократии
Распространение земледелия уничтожило племенные объединения, охотничьи сообщества и другие формы социальной и политической организации, заменив их городами-государствами, династическими монархиями и феодальными империями. Индустриальная революция, в свою очередь, уничтожила многие из этих организационных форм. Наряду с массовым производством, массовым потреблением и средствами массовой информации… Читать ещё >
Исторические судьбы демократии (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Ж. Эллюль в книге «Политическая иллюзия» отмечает, что в век испытаний мы с великим трудом научились понимать, что демократические политические институты не приводят автоматически ни к свободе, ни к равенству и не формируют сами собой экономическую демократию. Сегодня мы должны признать, что экономическая демократия автоматически не приводит к появлению человеческой демократии, не производит демократического человека, и это открытие заставляет нас разочароваться.
Пока подлинной проблемой оставалось экономическое отчуждение, можно было прийти, как это сделал Маркс, к правомерному выводу о том, что если бы этому отчуждению пришел конец, то человек стал бы действительно Человеком.
По мнению Эллюля, теперь ведется новая атака на человека, новое отчуждение угрожает его развитию; это политическое отчуждение, во времена Маркса его очертания были еще не вполне ясны, но теперь оно вполне определенно вступило в свои права в качестве продукта использования новых, имеющихся в распоряжении государства средств. Теперь проблема связана с такими силами — политическими или техническими, — которым предстоит овладеть человеком изнутри, создать ложную видимость свободы, покоящейся на глубоком отчуждении, ответственности, основанной на систематическом отказе от себя во имя коллектива, сфабриковать ложную видимость личности в рамках интегрированности и крайней степени омассовления[1].
Об исторических судьбах демократии размышляет и американский исследователь Тоффлер в книге «Метаморфозы власти». Он отмечает, что эпохе массовой демократии была свойственна концентрация власти на уровне государства. Такая концентрация отражала развитие технологии массового производства и рост национальных рынков.
По мнению Тоффлера, при любом общественном устройстве, будь оно демократическим или нет, необходимо определенное соответствие между способом создания людьми материальных благ и способом поддержания людьми их деятельности. Если политическая и экономическая системы не сходны между собой, они в конечном счете могут уничтожить друг друга. За время своего существования человечество только дважды изобрело полностью новый процесс создания материальных благ, и всякий раз это сопровождалось введением новой формы управления.
Распространение земледелия уничтожило племенные объединения, охотничьи сообщества и другие формы социальной и политической организации, заменив их городами-государствами, династическими монархиями и феодальными империями. Индустриальная революция, в свою очередь, уничтожила многие из этих организационных форм. Наряду с массовым производством, массовым потреблением и средствами массовой информации во многих странах возникла аналогичная система — массовая демократия[2].
Однако массовая демократия встретила ожесточенное противодействие. Старые силы феодальной формации — земледельцы, церковная иерархия и их интеллектуальные и культурные апологеты — оказывали сопротивление, преобразовывали и пытались искоренить набирающий мощь индустриализм и внедрявшуюся им массовую демократию. Сегодня, по мысли Тоффлера, важно менять наши политические институты, приводить их в соответствие с новой экономикой, вызывающей коренную перестройку производственного процесса[3].
Почему режимы с очевидно меньшим уровнем демократии, чем в нынешней России, или совсем без демократии демонстрируют большую эффективность? Например, Китай, где нет ни независимых партий, ни свободной прессы, ни правозащитников и где все решения принимаются узким составом политбюро и потом «спускаются в массы». А Чили, Сингапур, Тайвань, Южная Корея? Еще 15−20 лет назад во всех этих странах существовали жесткие режимы, а экономика росла как на дрожжах. Становится все очевиднее, что провозглашаемая в качестве догмы зависимость между демократией и экономическим ростом не выдерживает испытания. Российская практика показала, что демократию можно использовать как во благо страны, так и во вред[4].