Судьба народно-литературного типа великорусского языка

Народно-литературный тип литературно-письменного языка великорусской народности развивался в русле традиций, унаследованных от древнерусского периода. Реформа книжного языка, осуществленная южнорусскими книжниками, коснулась народно-литературного типа русского языка в его формальном выражении: в графике и орфографии, формообразовании и словообразовании. Фонетика, лексика, фразеология, синтаксис и система изобразительно-выразительных средств не ощутили на себе какого-либо влияния этой реформы.

Народно-литературный тип отличался от всех других разновидностей русского языка:

• 1) от книжно-славянского типа — отсутствием риторической украшенности, торжественности стиля, пышности фраз, библейской образности и символики;
• 2) от делового языка — сферой своего использования: как и в Киевской Руси, он продолжает обслуживать жанры повествовательной литературы вообще и жанр повести в частности;
• 3) от церковно-славянского языка — почти полным отсутствием единиц старославянского происхождения;
• 4) от живой русской речи — письменными формами литературного языка, обработанностью, системой правил и традициями в использовании языковых единиц.

Однако это не значит, что народно-литературный тип русского языка функционировал как независимое, изолированное языковое средство общения. С книжно-славянским типом его связывал литературно-письменный характер бытования, с деловым языком — восточнославянская основа, с церковно-славянским языком — общее духовное начало носителей этих типов русского языка, с устно-разговорной речью — близкие родственные отношения.

Народно-литературный тип русского языка ярче всего отражен в «Задонщине», «Повести о Петре и Февронии», «Повести о мунтьянском воеводе Дракуле», «Повести о купце Дмитрии Басарге» и др.

Авторы светских повествовательных произведений (священник Софония, протопопы Сильвестр и Аввакум и др.) обладали яркой творческой индивидуальностью. Своими текстами эти просветители русского народа не дали другим разновидностям русского языка вытеснить его народно-литературный тип на периферию единого языка великорусской народности.

«Задонщина» создана примерно в 80-е годы XIV в., вскоре после Куликовской битвы. Повесть дошла до нас в списках XV, XVI и XVII вв. Автором ее, судя по приписке в древнейшем списке, был рязанский священник Софония.

«Задонщина» написана под большим влиянием «Слова о полку Игореве». Общие черты этих двух памятников письменности проявляются:

• 1) в общей теме — борьба за единение русских княжеств против иноземного врага;
• 2) в структуре — зачин, в котором сравнивается Боян с соловьем;
• 3) в показе знамений природы, предупреждающих об опасности;
• 4) в использовании криков птиц и зверей, предостерегающих воинов;
• 5) во включении плачей жен о своих любимых;
• 6) в образности и символике изображения событий;
• 7) в связи с традициями устного народного творчества и т. д.

Однако рассматривать «Задонщину» в качестве подражания.

«Слову о полку Игореве» — значит противоречить исторической правде^[1]. В «Задонщине» изображается Мамаево побоище, т. е. битва с врагом более организованным, более могущественным, нежели половцы. Под Русской землей подразумевается Московское княжество во главе с великим князем Дмитрием Ивановичем — собирателем Русской земли, ее защитником и попечителем. «Задонщина» отличается тональностью повествования: вера в победу над ордынцами, торжество русского воинства и православия, всеобщее желание положить живот свой за Русскую землю — все свидетельствует о том, что эта повесть — памятник письменности нового времени.

Проанализируем особенности языка и стиля «Задонщины»:

1) лексика памятника отличается большим разнообразием тематических групп. Здесь представлены не только общие для «Слова о полку Игореве» и для «Задонщины» слова, отражающие воинский быт (вой, полк, меч, копие, щит), называющие явления природы (буря, гром, зори, солнце), птиц и зверей (гуси, зогзица — ‘кукушка', кони, лебеди, ястреб, волки, лисицы), родственные отношения (брат, мати, жена, внук, правнук, прадед, чадо) и т. д., но и слова, обозначающие отношения социальные, административные и т. п. (царь, князь, боярин, воевода, посадник, dimu боярские, молодые людие — ‘воины', пап, мужи), называющие административно-территориальные единицы (земля, вотчина, отчина, лукоморье), указывающие количество (400 000 вою, съ Юкнязьми, 40 бояринов, 23 бояр дмитровских, полтретья ста тысещь, три дни, безчислено многое множество и др.).

Кроме того, используются ряды определений, выраженных относительными прилагательными (бояринов московских, коломенских, ростовских; бояр серпуховских, переславских, суздалских, дмитровских, володимеровских, муромских; князей бЪлозерских, новгородских посадников, панов литовских; копии фрязския, шеломы черкасьские, сулицы немецкие, щиты московъскые); заимствованная лексика (катуна— ‘жена', камка — ‘шелковая ткань', фрязове— ‘европейцы', сулица— ‘копье', байдан — ‘кольчуга', орда); устойчивые выражения русского происхождения (в то время тару помолодится, а молодому чести добыти, удалым плечь попытатгс, жаворонокъ птица, а красные дни утеха; веслыДнепръ исчерпати, а Дот трупы татарскими запрудити; замкни, государь, Оке реке ворота); антитеза, соотносимая с великорусской тематикой [А уж соколы и кречети, белозерския ястребы рвахуся от златых колодец ис каменного града Москвы, возлетШа под синии небеса… хотят ударити на многие стады гусиныя и на лебединым, богатыри руския удалцы хотят ударити на великия силы поганого царя Мамая] и т. д.;

• 2) слова с полногласными и неполногласными сочетаниями (ворота и врата, голова и глава, хоробрый и храбрый, молодый и младый, золотый и злотый, Володимирович и Владимиръ) стилистически не маркированы, что является отличительной особенностью языка «Задонщины» (возгрЬмеша золочеными колоколы и злаченым docnixoM посвечивает; златым шеломом по свечи ваше) и др. Обращает на себя внимание особенность словообразовательных типов слов. Так, производящая основа, как правило, содержит неполногласное сочетание (Владимеру, граду), а производная — полногласное сочетание (Володимеровичу, новгородцы); в свободном словосочетании используется слово с неполногласием (Те бо суть сынове храбрый), а в устойчивом словосочетании — слово с полногласием [Туто стару помолодится, а молоду чти (‘чести') добыты; вороны граютц дороги нам сведомо];
• 3) на изобразительно-выразительную сторону языка «Задонщины» сильное влияние оказало устное народное творчество. Это проявляется в использовании эпитетов (живыя струны; буйными словесы; жалостные песни; поганый татарове; быструю реку; великиа тучи; кровавыя зори; синие молнии; златых колодец; черна земля), тавтологических единиц (трубы трубят; стук стучить; гром

«Задонщина».

Список гремит, зимы зимовати), образных выражений (eo3etp3M печаль па восточную страну, красных дней ymixa; а храбрых своих испытаем за земълю Рускую, и за eipy крестьянскую; не пощадим живота своего за землю Рускую; уже бо въсталь туръ на боронь), в передаче голосов птиц и зверей (кони ръжут; гуси возгоготаша; вороны часто граютц голицы своею рЬчъю говорят},; орлы восклегчютъ; волци грозно воютъ; лисицы на кости брехнуть; зогзици кокують) и т. д.;

• 4) в использовании древних по происхождению морфологических форм наблюдается определенная система: а) приобретают оттенок архаичности, например, формы, сохранившие результаты второй палатализации согласных (стязи, волци, на востоце, на ptyi, рцемъ); б) форма звательного падежа переходит в разряд форм условных, приобретая постепенно междометный характер (брате, господине, княжё); в) форма перфекта в контекстах высокого стиля используется с глаголом-связкой быти [например: Братья и князи руския… ни в обиди есмя были по рожению ни соколу, пи кречету, ни черному ворону, ни поганому Мамаю], тогда как в стилистически нейтральном употреблении используется форма без глагола-связки [ То mu naixcuiu рустии сынове на силную рать татаръскую];
• 5) синтаксические конструкции обнаруживают связь с устным народным творчеством: та же напевность, та же мелодика, тот же ритм, то же «нанизывание» однородных членов предложения и однотипных предложений [ Уже бо возвеяша силхши вШри с моря на устъ Дону и Непра, прилЪлЪяша великиа тучи на Рускую землю, из них выступают кровавым зори, и в них трепещуть синие молнии].

Язык и стилистические особенности «Повести о Петре и Февронии Муромских» (XV в.) обусловлены влиянием устного народного творчества. Сюжет «Повести…» можно соотнести с сюжетом народных сказок о герое-змееборце и мудрой деве. После канонизации Петра и Февронии в 1547 г. «Повесть…» неоднократно перерабатывали (известно около 150 списков), приспосабливая к разным жанрам литературы. Окончательный вариант произведения принадлежит Ермолаю-Еразму, известному публицисту XVI в.

Языковые особенности «Повести…»:

• 1) использование слов обиходно-бытового характера (в заем плакати— ‘плакать по покойнику', урватися с высоты — ‘упасть с высоты', кисляджа — ‘закваска', утинок — ‘щепка', уметы — ‘отбросы, грязь') наряду с книжной, стилистически немаркированной лексикой, что придает всему контексту разговорный, живой характер [И по времени князь Петр иде в баню мытися и повелением девицы помазанием помазал язвы…];
• 2) предпочтение книжных форм выражения, для чего использованы: а) старые формы существительных (госпоже, по заповедей, словеси, на реце, на брезе, раби, княгини Феврониа, своима рукама, безо ушию, без очию); б) старославянские по происхождению формы прилагательных (прелюбодейного, у блаженныя княгини, в особныя гробы, злии); в) формы аориста (изгубиша, беста, реке), имперфекта (висяху, беху, имеяше), перфекта с глаголом-связкой быти (например: шли суть, есть убил, есть дал Бог); г) формы действительных причастий со старославянскими по происхождению суффиксами (ходящи, сущим, щадяще, богатеюще, ркуще); д) слож-

Святые Петр и Феврония.

Шитая икона (XX в.)

ные синтаксические конструкции с союзами старославянского происхождения [Девицу же хотя в ответ искусити, аще мудра есть, яко же слыша о глаголех ея от юноши своего; Взем богатство доволно себе, отоидеши, амо же хощеши] и т. д.;

3) использование изобразительно-выразительных средств языка ограничивается лишь некоторыми эпитетами (древне велико; добру память; лукаваго змия), сравнениями (аки пси лающе; аки чадолюбивый отец и маши), метафорическими единицами (Смерть моя есть от Петрова плеча, от Агрикова меча; Князь Павел отходить жития сего).

Язык «Повести о мунтьянском воеводе Дракуле» (XV в.) отличается использованием старославянских по происхождению единиц, подвергшихся процессу архаизации:

• 1) слов с неполногласными сочетаниями (краль, срамоту, ко главам, пленити, срачица — ‘сорочка'), со звуком [ш'] (хощу, нощию, отвещаша, отсещи);
• 2) старых форм существительных, местоимений, прилагательных, глаголов, причастий (моим людем; no ос&и градом и земли; чом вреден; есмь ему послужил; первого, придоша, живяше, гонящий);
• 3) заимствований из европейских языков (поклисарие — ‘посол', мних — ‘монах', искелии, дукаты, сиромах— ‘бедняк', бирев — ‘господарь, судебный пристав, староста').

В контексте старославянские по происхождению языковые единицы сталкиваются с восточнославянскими — этим создается определенная стилистика текста. Так, русская лексика и синтаксические конструкции разговорного характера придают тексту разговорный характер [Ли$? жена кая отл мужа прелюбы сътворит, он же веляше срам ей вырезати, и кожю содрати, а привезати ея ногу, и кожю ту на столпе среди града и торга повесити, п девицам, кап Эгвъ- ства не сохранят, и вдовам також, а пкъш <�жг$а отрезаху…]. Немногочисленные изобразительно-выразительные средства, как правило, носят не украшательский характер, а изобразительно-номинативный [Дракула же возлюби паче временного света сладость., нежели вечного и бесконечного, и отпаде православия, и отступи от истины, и остави свет, и приа тму].

С языковой точки зрения «Повесть о купце Дмитрии Басарге» интересна использованием слов и синтаксических конструкций разговорного характера, что свидетельствует о смешении единиц разных типов литературно-письменного языка и о формировании в государстве новой языковой ситуации. Например: И приде купец на корабль свой, плача, съмертного часа чая. А сын ево играет на корабле на деревце, рукою держит, а другою погоняет, тзоряще на коне. И виде отца своего печална, остави игру свою, притек ко отцу своему и рече: «Что тя вижу, отче, печална и кое зло прилучит тебе от царя ?»

Таким образом, народно-литературный тип русского языка все чаще обнаруживает связь с живой речью, хотя преувеличивать влияние разговорной стихии на письменный язык нельзя: слишком сильны были традиции использования тех или иных языковых средств в разных типах литературно-письменного языка великорусской народности.

• [1] См.: Лихачев Д. С. «Задонщина» и «Повесть о разорении Рязани Батыем» //Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 369.