Европа — европейцам

В 1934 г. А. Розенберг выступил с двумя важными речами, посвященными европейской проблеме. В них появились некоторые новые моменты. Первая речь по своей форме напоминала его выступление па международном конгрессе в Риме в ноябре 1932 г. и содержала призыв к возрождению «пакта четырех», правда, в совершенно иной конкретноисторической ситуации¹⁷⁰. Оратор начал речь с утверждения, что «тайна Европы скрывается… в ее многообразии… Единство предполагает многообразие… Пункт, идея, факт, из которого мы все должны исходить, есть факт нации… Это многообразие, — продолжал Розенберг, — коренится в совершенно определенных народных характерах. Я верю, что манера и способ того, как народ проявляет свои идеи национализма, представляют собой решающий культурно-исторический и политический феномен европейской истории»¹⁷¹.

В Европе, по Розенбергу, национализм проявляется по-разному. Итальянский фашизм понимает под нацией государство. Национализм во Франции обнаруживается как «мистерия», как неразрывная связь между боготворением земли и французским свободомыслием. Под британским национализмом подразумевается прежде всего идея общества. Наконец, национализм немецкий «всегда проистекал из крови». Каждый из четырех национализмов имеет право на существование, ни один из них не обладает абсолютной истиной, их не нужно приводить к единому знаменателю — только все вместе они составляют «чисто европейскую проблему». Итак, «европейская идея» в интерпретации Розенберга имела «четверной корень». В случае разрушения хотя бы одной его части в конфликт вовлекались бы и уничтожались остальные европейские центры, а вместе с ними вся Европа¹⁷². «Это буквально то, — подчеркнул шеф внешнеполитического бюро НСДАП, — что я позволил себе высказать в ноябре 1932 г. на международном заседании в Риме. Там я пытался обосновать четыре национализма, и позже фашистские газеты и журналы констатировали, что впоследствии в этом смысле был разработан пакт четырех держав»¹⁷³.

Имевшая на первый взгляд отвлеченный характер, речь Розенберга 28 марта 1934 г. в действительности была направлена против начавшегося в Европе процесса формирования системы коллективной безопасности, а именно против советско-французских переговоров, приведших к заключению договора о взаимной помощи. В розенберговской схеме Советский Союз должен был стать объектом совместной агрессивной акции Европы, естественно, под руководством национал-социалистской Германии. При таких обстоятельствах позиция французского правительства по отношению к Москве никак не вписывалась в эту схему. Призыв Розенберга не теряя времени возродить «пакт четырех» означал, следовательно, иное содержание, чем на международном конгрессе 1932 г. в Риме.

Как заявил руководитель внешнеполитического бюро, единство Европы возникнет только на основе многообразия и «пространственной» внешней политики. Франция вместо создания системы коллективной безопасности в Европе должна выполнять задачу «по защите белого человека в Африке». Италия обязана обратить свою энергию на Северную Африку. Миссия Великобритании остается прежней — «защита белого человека в мире» посредством активной колониальной политики. Усилия же Германии, по Розенбергу, должны ориентироваться прежде всего на решение внутренних задач с целью воспитания «людей, имеющих один характер, одинаково думающих и чувствующих, качество которых по мере возможности должно повышаться от поколения к поколению»¹⁷⁴.

Розенберг обратил внимание на два довольно крупных пространственных комплекса, отделяющих Западную и Центральную Европу от СССР. Овладеть ими — задача Германии. Первый комплекс — это образовавшиеся на обломках бывшей Российской империи небольшие самостоятельные государства у берегов Балтийского моря — Финляндия, Эстония, Латвия, Литва. Благодаря своей антисоветской и антикоммунистической позиции все они «вовлечены судьбой в организацию… европейского континента». Германия, торжественно провозгласил оратор, признает «судьбоносную общность всех народов Балтийского моря»¹⁷⁵. Второй комплекс — Дунайское пространство. После крушения АвстроВенгрии здесь также возникли небольшие самостоятельные государства. Как и в первом случае, у них тоже существует предопределенная судьбой органическая связь с Германией¹⁷⁶. Нетрудно убедиться, что высказанные Розенбергом идеи восходят к меморандуму Дайца «Национал-социалистская политика в восточном пространстве и Ганзейский канал» и приспособлены к новым практически-политическим потребностям нацистского рейха, а именно не допустить франко-советского сближения и системы коллективной безопасности в Европе, восстановить «пакт четырех» на антисоветской основе с учетом новых реалий, наконец, оставив за собой европейский Северо-Восток и Юго-Восток, немедленно приступить к реорганизации хотя бы этих двух регионов Европы.

Вторым выступлением Розенберга на европейскую тему стала его речь «Европа, Север и Германия» на первом съезде Нордического общества (июнь 1934 г.). Она содержала очень важную мысль, которая явилась следующим шагом в эволюции европейской идеи национал-социализма. «Судьба Европы, — заявил главный идеолог партии, — есть судьба каждой отдельной европейской нации… и, наоборот, судьба, например, Германии как крупнейшего центрально-европейского государства есть судьба нашего почтенного континента»¹⁷⁷. Никогда прежде будущее Европы не ставилось столь откровенно в зависимость от нацистского рейха. Одновременно в заявлении Розенберга отразился переход фашистской Германии к более активной европейской политике. Самой судьбой, утверждал он, Германия призвана заняться умиротворением Северо-Востока и Юго-Востока; но умиротворение двух этих пространств «уже есть частично умиротворенная Европа»¹⁷⁸.

Согласно представлениям Розенберга, европейское единство возможно только при справедливом размежевании «пространств судьбы». Германия претендовала на Скандинавию и Балканы в качестве первоочередных объектов экспансии, а затем на Советский Союз. Запад во главе с Англией обязан по меньшей мере не мешать, а еще лучше — помогать европейской миссии национал-социализма. Таким образом, в предлагавшемся «империей» Розенберга варианте нацистского европеизма все большее внимание уделялось антисоветскому аспекту политики умиротворения, проводившейся перед войной западными державами, аспекту, который всеми силами пытались выделить сотрудники внешнеполитического бюро НСДАП, проводя свою тотальную политику по отношению к Великобритании.

Проходивший под знаком европейской идеи первый съезд Нордического общества превзошел все ожидания Розенберга. 5 июня 1934 г. он сделал в дневнике следующую запись: «Съезд Нордического общества в Любеке прошел удовлетворительно во всех отношениях. Доклады великолепно сочетались друг с другом»¹⁷⁹. Имелся в виду доклад Дайца «Старая Ганза городов и континентально-европейский экономический круговорот»¹⁸⁰, предварительно согласованный с выступлением самого Розенберга. В докладе Дайца также содержалась рекомендация соединить европейский Юго-Восток с Северо-Востоком и «замкнуть два этих пространства через Россию». Расположенная в центре континента нацистская Германия самой природой призвана возглавить решение этой «европейской задачи»¹⁸¹. Соглашение Германии с Западом — Британской империей и США — являлось, по мнению Дайца, предварительным условием поворота Европы на Восток и воссоздания европейской великопространственной экономики, покоящейся на законе «органической свободы».

После 30 января 1933 г. В. Дайц усиленно занимался развитием внешнеэкономической концепции национал-социализма, особенно учения о великих экономических пространствах. Он подкрепил свои прежние выводы новыми положениями, показал особенности и структуру великопространственной экономики, пути перехода к ней от либерального мирового хозяйства. В статье «Континентально-европейская великопространственная экономика и пространство Балтийского моря» он подчеркнул, что мировое хозяйство, распадаясь под влиянием биологических причин, постепенно организуется в «упорядоченный космос народных хозяйств», которые впоследствии вступят в здоровые отношения друг с другом. «Точно так, как мы образуем во вселенной определенный звездный остров, мы видим стремление известных народных хозяйств объединяться в подгруппы. Это группообразование мы называем великопространственной экономикой»¹⁸², — утверждал Дайц.

Какие великие экономические пространства уже существуют? Какие находятся в процессе образования? При ответе на эти вопросы происходила известная эволюция взглядов Дайца. В мае 1933 г. он выделил три великих пространства — Британскую империю, Францию с колониями, Северную и Южную Америку и выдвинул лозунг формирования континентально-европейской экономики¹⁸³. Спустя год в одной из его статей упоминались Британская империя, американский блок и китайско-японская экономическая империя как экономические пространства, все более отчетливо выделяющиеся в процессе распада «мертвого мирохозяйственного механизма»¹⁸⁴. Чуть позже нацистский теоретик заявил, что в мировом хозяйстве «отчетливо выделяются» только американский блок и Британская империя, а в процессе образования находятся китайско-японский блок и континентально-европейская великонространственная экономика. Между двумя последними располагается Советский Союз, являющийся пока «недифференцированной и ничейной массой, от которой, однако, следует ожидать, что когда-нибудь она станет ценнейшим дополнением континентально-европейской великопрострапствеииой экономики»¹⁸⁵.

Выступая в октябре 1934 г. перед профессорами-экономистами, Дайц коснулся специфики формирования великих экономических пространств. По его словам, в основе Британской империи лежит политика Оттавы, в основе американского блока — доктрина Монро, китайско-японский блок возводится посредством установления японского протектората над Китаем. Всем им противопоставлялось «новое европейское сообщество труда и культуры, непоколебимый фундамент которого составляют свобода, честь и самостоятельность каждого народа и каждого народного хозяйства».

Естественным дополнением европейского сообщества Дайц называл «русско-сибирское пространство»¹⁸⁶, то есть европейскую и азиатскую части СССР.

Решающий вклад в строительство европейской великопространственной экономики «может и должна» внести гитлеровская Германия¹⁸⁷. Именно отсюда произойдет «возрождение Европы»¹⁸⁸. Только национал-социалистический рейх способен защитить «старую великую Европу в новом мире»¹⁸⁹. Но как добиться этого? Дайц предлагал следующие рецепты. Первый — четкое размежевание сфер влияния Англии, Германии и Италии. При этом задача Великобритании заключалась в том, чтобы оградить Европу от давления других континентов. Италия противостояла бы Африке. Германии выпадала задача «после исчезновения большевизма» отгородить Европу от Центральной Азии с помощью «восточно-европейской Оттавы». Второй рецепт — распространение на всю Европу законодательства о «расовой защите»¹⁹⁰. В качестве третьего рецепта предлагалось ввести «европейское экономическое планирование» с целью интенсификации торговых отношений между европейскими странами «на благо всех народов»¹⁹¹. Наконец, Дайц рекомендовал приступить к подготовке «истинной колонизации» германского жизненного пространства, «снова заполняя людьми восток Германии» и «органически перемещая туда торговлю, ремесло и промышленность»¹⁹².

Не довольствуясь теоретической стороной дела, ближайший сотрудник Розенберга по внешнеполитическому бюро НСДАП предпринял важный практический шаг. На совещании профессоров-экономистов в октябре 1934 г. им был оглашен «Меморандум об образовании Общества европейской великопространственной экономики»¹⁹³, содержание которого свидетельствовало о далеко идущих замыслах как Дайца, так и его шефа. В меморандуме предлагалось организовать специальное Общество европейской великопространственной экономики под руководством Дайца и под эгидой внешнеполитического бюро. Цель общества заключалась бы в координации деятельности многочисленных хозяйственно-научных институтов, ориентации их па формирование континентально-европейского экономического механизма, в постановке новых практических задач. Кроме того, предполагалось наладить тесное сотрудничество общества с германскими внешнеторговыми палатами и иными экономическими учреждениями, в том числе с представительскими организациями монополистического капитала. Наконец, большое значение придавалось установлению контактов с научно-исследовательскими и другими институтами зарубежных стран.

Дайц обещал, что Общество европейской великопространственной экономики и сотрудничающие с ним германские и зарубежные организации будут предоставлять в распоряжение государственных органов своих стран «позитивные материалы», использование которых поможет запустить механизм европейской экономической системы"¹⁹⁴. Наибольшее внимание в исследовательских изысканиях общества предполагалось уделять регулированию рынка и развитию внутриевропейской торговли: все это, по Дайцу, является «такой же конкретной проблемой, как Оттавская политика для Британской империи, доктрина Мойра для Америки и установление японского протектората над Китаем»¹⁹⁵. Поскольку идея европейской великопространственной экономики является в конечном итоге «лишь логическим развитием национал-социалистских экономических взглядов»¹⁹⁶, руководство европейским строительством Дайц оставлял за фашистской Германией. Фактически речь шла о превращении Европы в полигон для испытаний нацистского варианта государственно-монополистического регулирования со всеми вытекающими отсюда последствиями. Меморандум завершался словами: «Сейчас Европа вынуждена вести борьбу с другими частями света за свое политическое и экономическое существование. Она сможет добиться успеха, если сплотится под боевым лозунгом „Европа — европейцам“ на основе вечной народной нравственности: одинаковой чести, равного права и одинаковой свободы для всех европейских народов»¹⁹⁷.

Оглашение меморандума Дайца в октябре 1934 г. свидетельствовало о многом. Прежде всего была сделана попытка упрочить позиции внешнеполитического бюро НСДАП в связи с принятием «нового плана» Шахта¹⁹⁸. Если бы Общество европейской великопространственной экономики было создано, то оно, несмотря на свой неофициальный характер, могло бы оказывать некоторое влияние на разработку внешнеторговой стратегии фашистской Германии. В более широком плане реализация провозглашенных в меморандуме идей приблизила бы «империю» Розенберга к принципиально важной для нее роли попечителя европейской программы национал-социализма, пусть даже сначала в ее экономическом аспекте. По всей вероятности, именно по этим причинам план Розенберга — Дайца не получил положительного решения. Соперничество розенберговского ведомства с министерствами, возглавлявшимися Шахтом и Нейратом, только обострилась. Судя по всему, рейхслейтера НСДАП не поддержал тогда и сам фюрер.

Итак, сложившаяся в конце 1920;х — первой половине 1930;х гг. европейская концепция Розенберга была в своей основе проста и понятна. От направленной па Восток против СССР оси Берлин — Лондой до гитлеровского «нового порядка» в Европе (взамен рейх на первых порах гарантировал бы целостность британской колониальной империи) — вот ее целевая установка. К англо-германской оси могли присоединиться другие державы, в первую очередь фашистская Италия и даже Франция; но без всеохватывающей договоренности между Германией и Великобританией, полагал Розенберг, вся эта конструкция обязательно рухнет. В европейской концепции, сформулированной в недрах розенберговской «империи», Англия занимала ключевое положение.

Поначалу представления Розенберга о «новой Европе» в общем и целом совпадали с гитлеровскими (хотя, как мы знаем, фюрер не исключал и иной расстановки сил). Причиной тому была сложная международная ситуация, в которую после прихода к власти завели Германию нацисты. Но в середине 1930;х гг. в результате перевооружения Германии и ее агрессивной внешней политики обстановка на европейском континенте резко изменилась. При таких обстоятельствах Гитлер все больше склонялся к другому варианту европейской стратегии, инициатором постепенного перехода к которому был, возможно, сам, но формулировка которого была осуществлена Риббентропом и стоявшей за ним группой. С другой стороны, нельзя полностью сбрасывать со счетов вероятности встречной инициативы, исходившей от быстро формирующейся «империи» Риббентропа. Не случайно, что не кто-нибудь, а Риббентроп подписал так называемый антикоминтерновский пакт и соединил его с осью Берлин — Рим.

В такой ситуации европейская концепция «империи» Розенберга в еще большей мере, чем прежде, была переориентирована на Восток.