Неоконченное преступление в международном уголовном праве

Нередко преступная деятельность начинается с осмысления виновным целей преступления, обдумывания способов его совершения и пр. Но такое формирование преступного умысла не рассматривается как стадия в развитии преступной деятельности, поскольку основанием уголовной ответственности может быть только преступное поведение. Пока замысел остается в пределах внутреннего развития, не воплощаясь в общественно опасном поведении, он не подлежит уголовно-правовой оценке.

Если предварительная преступная деятельность виновного может начинаться с формирования преступного умысла, то уголовно-правовой опенке подлежит только та деятельность лица, которая непосредственно направлена на совершение задуманного преступления. Такая деятельность по реализации преступного замысла получила в отечественной науке название " стадий совершения умышленного преступления" .

В свою очередь, стадии совершения умышленного преступления — это этапы осуществления лицом своего замысла преступления, проявляющегося во внешнем его поведении. Стадии преступления различаются между собой объемом выполнения данного замысла. Следовательно, стадии совершения преступления отграничиваются друг от друга в первую очередь по степени и объему исполнения виновным объективной стороны преступления. Традиционно в теории и законодательстве выделяются две стадии неоконченного преступления — приготовление к преступлению и покушение на преступление.

В международном уголовном праве также существует указание на то, что лицо может быть подвергнуто ответственности не только по факту оконченного преступления, но и в ситуациях, когда задуманное и реализуемое преступление не было доведено до конца по каким-либо причинам, не зависящим от воли субъекта.

В то же время особенностью международного уголовного права является то, что его источники всегда специально указывают, какая стадия совершения преступления может подлежать уголовно-правовой оценке.

Так, ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала устанавливает преступность «заговора» и «общего плана», направленных на осуществление акта агрессивной войны. В силу отсутствия конкретного юридического содержания этих форм поведения и их направленности на обеспечение иных действий, образующих объективную сторону агрессивной войны, представляется, что наличие заговора или общего плана (в отличие от планирования как деяния) является приготовлением к совершению этого преступления.

Сказанное подтверждается указанием ст. III Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него на то, что наряду с осуществлением акта геноцида (как оконченного преступления) и покушения на совершение геноцида, преступным является и «заговор с целью совершения геноцида» .

В данном случае буквальное толкование положений названных документов позволяет сделать вывод — при заговоре только определяется цель совершения преступления, но начало реального его осуществления (т.е. исполнения объективной стороны) еще не произошло. Таким образом, международное право знает стадию приготовления к преступлению, которая выражается в заговоре (сговоре) с целью последующего совершения преступления^[1].

Особое место при оценке неоконченного преступления имеют публичные призывы к совершению геноцида, о чем говорится в Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него. Для привлечения к ответственности не требуется, чтобы такие призывы завершились осуществлением реальных актов геноцида, они сами по себе признаются особо опасными и влекущими уголовную ответственность^[2], даже если виновный призывает к геноциду не прямо, но «очевидным» для иных лиц (адресатов) образом^[3].

Стадия покушения на преступление известна международному уголовному праву. При этом речь в источниках может идти о покушении как таковом либо о попытке совершения деяния (например, при захвате воздушного судна — п. «а» ст. 1 Конвенции о борьбе с незаконным захватом воздушных судов от 16 декабря 1970 г.; захвате заложника — п. 2 ст. 6 Международной конвенции о борьбе с захватом заложников от 17 декабря 1979 г. и т. д.).

Попытка совершения преступного деяния есть не что иное, как стадия покушения на его совершение, при котором желаемый результат (исполнение деяния полностью либо наступление желаемых последствий) не достигнут попреки воле лица — «преступление оказывается незавершенным по обстоятельствам, не зависящим от намерений данного лица» (подп. «f» п. 3 ст. 25 Римского статута МУС).

В международном уголовном праве преступность той или иной стадии совершения преступления устанавливается применительно к каждому деянию. По общему правилу преступным признается покушение на преступление, а в исключительных случаях — и приготовление к нему (в форме «заговора на совершение преступления»). При этом в самих нормах международного уголовного права отсутствует какое-либо обязательное правило о дифференциации ответственности за оконченное и неоконченное преступление.

Современному международному уголовному праву также известен институт добровольного отказа от доведения преступления до конца. Так, в соответствии с подп. «f» п. 3 ст. 25 Римского статута МУС лицо освобождается от наказания, если «отказывается от попытки совершить преступление». При этом для освобождения от наказания, но этому основанию должны быть соблюдены следующие требования:

• а) предотвращено «завершение преступления» (т.е. отказ возможен только при неоконченном преступлении);
• б) лицо «полностью и добровольно отказалось от преступной цели» (т.е. должны быть установлены критерии отсутствия вынужденности отказа и наличия у лица реальной возможности довести задуманное преступление до конца).

Если преступление, от доведения которого до «завершения» лицо отказалось, все же стало оконченным (по различным причинам — например, в силу развития причинной связи, несвоевременности самого отказа и пр.), такое лицо нс освобождается от наказания.

В литературе справедливо указывается на тот факт, что формулировка нормы о добровольном отказе в Римском статуте МУС не совсем удачна, и ее предпочтительнее толковать (по крайней мере, в отношении отказа от попытки совершить преступление) в качестве одного из обстоятельств, исключающих уголовную ответственность^[4].

• [1] В литературе была высказана точка зрения о том, что такой заговор является еще и «соучастием особого вида» в международном уголовном праве. См.: Беляев С. С. Конституция Российской Федерации и международное уголовное право // Вестник Московского университета. Сер. 11: Право. 1995. № 3. С. 69.
• [2] Prosecutor v.J.-P. Akayesu. Case № 1CTR-96−4-T. 2 September 1998. § 562.
• [3] Prosecutor v. G. Riggiu. Case № ITCR-97−32−1-T. 1 June 2000. § 17.
• [4] Перле Г. Индивидуальная уголовная ответственность по статье 25 Статута Международного уголовного суда // Международное уголовное правосудие: современные проблемы. М., 2009. С. 118.