Аристократия и демократия

Прежде чем перейти к этой проблеме, Михельс анализирует понятие аристократии и демократии в современной ему действительности и методы политических партий, независимо от их политической направленности.

Если теоретические принципы монархического правления с одной стороны, демократического — с другой, резко противостоят друг другу, то на практике эти принципы обретают такую эластичность, что формы господства в обоих случаях часто сближаются. Аристократический принцип в его крайней степени уничтожен под натиском демократических сил и модифицируется самым различным образом как в государственном строе, так и в партийной жизни, принимая подчас обличье демократии и даже революционности, чтобы тем самым обрести поддержку в народных массах.

В этой связи ставится вопрос о том, что следует понимать под революцией и контрреволюцией. Если исторически с революцией обычно связывается освободительная борьба общественных слоев, то логически в основе этого понятия лежит насильственное фундаментальное преобразование структуры общества, независимо от того, какой класс и какими методами это преобразование совершает. Революционным, следовательно, можно считать любой класс, направляющий свои действия к коренному изменению существующих условий, будь то с оружием в руках, либо с помощью новых законов или новых методов в экономике. Под этим углом зрения понятия революционного и реакционного (в отличие от консервативного), революции и контрреволюции теряют свою антагонистичность. Из этого делается вывод (в котором чувствуется несомненное влияние социолога Макса Вебера), что при анализе столь сложных явлений следует всячески избегать однозначных определений, а тем более связывать с ними моральные представления. Оценочные суждения могут быть полезны в политической борьбе и даже служить нравственным целям, но они, как правило, неприменимы для дефиниции тенденций исторического развития.

В ходе политической борьбы консервативные партии стали искать поддержку широких народных масс, и в ряде случаев даже революционного пролетариата, обещая защитить его от эксплуатации капиталистов, связанных с демократическими партиями, и расширить привилегии профсоюзов. Так, в Англии в ходе выборов 1910 и 1924 гг. и консервативная, и либеральная партии по существу апеллировали к пролетариату, одна — провозглашая демократические идеи и призывая к социальным реформам, другая — рисуя жалкое существование рабочих в капиталистическом обществе. Обе эти партии обещали больше, чем могли выполнить, но вместе с тем своей агитацией признавали, что считают рабочих решающей силой в политической борьбе. Демократические лозунги и демагогические методы являются необходимым средством получить большинство депутатских мест в парламенте.

Что касается либеральных партий, то они, используя в своих целях народные массы, отнюдь не склонны полностью опираться на них. Уже творцы американской конституции опасались чрезмерного влияния народных масс и призывали к ограничению их влияния на органы законодательной и исполнительной власти. Определенные черты аристократического мировоззрения, которые находят свое выражение в страхе перед ростом народного представительства, безусловно, присущи буржуазным либеральным партиям. Невольно напрашивается вывод, что в современной действительности аристократические партии стремятся перенять демократические формы, тогда как содержание политики демократических партий по своей сущности аристократично. В одном случае — аристократия принимает демократическою форму, в другом — демократия аристократическое сознание.

В консервативных партиях вне периодов избирательных кампаний тенденции к олигархии очевидны. В либеральных же партиях внешняя демократическая форма легко может ввести в заблуждение поверхностного наблюдателя. Поэтому особенно важно выявить и здесь наличие тенденции к олигархии, свойственной любой организации, в том числе и социал-демократическим революционным рабочим партиям, наличие имманентных любой целенаправленной организации олигархических черт.

В непредвзятом анализе вопроса, почему в самих борющихся против олигархии партиях возникают эти же черты, автор видит одну из существенных задач своей работы.

Если социально-экономические условия и препятствуют созданию на данной стадии идеальной демократии, то интересно выявить, в какой степени в современном общественном устройстве, среди тех элементов, которые стремятся сломать его и построить новое общество, существуют силы, способные если не осуществить идеальную демократию, то хотя бы приблизиться к ней.

Этические мотивы стали непременным атрибутом политической борьбы. Все партии, независимо от своих реальных целей, выступают от имени всего народа, объявляют себя выразителем его воли, призывают к созданию справедливого общества. Примером могут служить лозунги молодой французской буржуазии в ее борьбе против аристократии и церкви. Однако создала она хорошо функционирующую республику, а отнюдь не демократию. Истории известны революции, но отнюдь не демократии. Если вожди социалистических партий и говорят о классовом характере своей партии, то неизменно прибавляют, что ее интересы совпадают с интересами всего народа. В своем анализе партии как организации, которой в силу самой ее природы присущи черты олигархии, Михельс исходит из того, что организация как таковая, безусловно, необходимое условие существования демократии. Каждый класс, предъявляющий обществу свои требования, нуждается в организации. Именно организация является оружием слабых в их борьбе с сильными. Лишь она создает солидарность пролетариев, благодаря ей они обретают способность к политическому сопротивлению и социальное достоинство. Тем самым принцип организованности можно считать непременным условием борьбы масс. Однако это политически необходимое условие таит в себе и опасность, которая проявляется в неизбежном перерождении в олигархию. Дело заключается в том, что сама структура организации коренным образом меняет отношение вождя к массам и создает внутри партии (или профсоюза) деление на ведущее меньшинство и ведомое большинство. И если сначала права и привилегии распространяются на все больший круг людей, то в дальнейшем развитии демократии наблюдается обратное движение, которое позволяет прийти к следующему выводу: вместе с ростом организации растет власть вождей.

Прежде чем перейти к характеристике причины этого явления, Михельс останавливается на вопросе о невозможности непосредственного господства масс, т. е. непосредственного выражения и осуществления воли народа.

Рассматривая ряд попыток передать принятие решений народу, Михельс указывает, что толпа, подверженная законам массовой психологии, в большей степени действует под влиянием искусных ораторов, подчиняющих ее своей воле, теряет чувство ответственности и легко принимает необдуманные решения.

Однако даже не это обстоятельство служит решающим доводом, свидетельствующим о невозможности народного суверенитета; таковым является техническая неприемлемость данной процедуры. Без представительства, без обсуждения серьезных вопросов узким кругом лиц технически невозможно ни функционирование государственной машины, ни функционирование партии.

С начала XX в. непременным требованием для занятия поста функционера, а затем вождя партии становится определенный уровень образования и политической подготовки. Возникает слой профессиональных политиков, функционеров, которые прошли соответствующую подготовку и обладают находимыми навыками для политической деятельности. Совершенно очевидно, что этот путь ведет к созданию элиты внутри рабочего класса. Все права масс делегируются теперь вождю, освободившемуся от их контроля. Мандаты и инструкции оказались нецелесообразными, так как они связывали волю делегата и мешали ему принимать решения в меняющейся ситуации.

Современная партия — это в политическом смысле слова боевая организация, поэтому быстрота и эффективность ее действий зависят от безусловного следования законам тактики, т. е. способности быстро реагировать на требования момента и обеспечивать точное выполнение поставленной задачи. Это в свою очередь неизбежно ведет к олигархической, централизованной структуре.