Просветительская работа, религиозно-философские и полемические труды деятелей Киево-Могилянского «академического сообщества»

Киево-Могилянская академия в лице своих деятелей, выпускников и их последователей оказала очевидное новационное влияние на процессы, происходившие в традиции русской религиозной философии. Долгое время она оставалась единственным высшим учебным заведением в Восточной Европе. В разные годы ее профессорами были такие выдающиеся мыслители, как Иосиф Кононович-Гробацкий (ум. 1653), Иннокентий Гизель (ок. 1600— 1683), Иоанникий Голятовский (1620—1688), Лазарь Баранович (1620—1693), Варлаам Ясинский (ум. 1707), Иосиф Кроковский (ум. 1718), Стефан Яворский (1658—1722), Феофан Прокопович (1681 —1736). В последствии значительная группа преподавателей примет участие в деятельности второго российского «академического сообщества» — Славяно-греко-латинской академии. Особую известность приобрели Феофан Прокопович, оригинальный богослов-философ, идеолог реформ Петра Великого, и Стефан Яворский, долгое время бывший местоблюстителем патриаршего престола. Около года студентом академии был М. В. Ломоносов.

В Киево-Могилянской академии преподавались латинский, греческий и древнееврейский языки, риторика, философия, психология, а также математика, астрономия, механика и медицина. Кроме того, здесь разрабатывалась и преподавалась этика, которой пытались придать статус праксеологической дисциплины, базирующейся на методах естествознания. В близком соответствии с идеями Иоанна Дамаскина, опирающегося в свою очередь на Аристотеля, этика подразделялась на монастику (нравственные регулятивы индивида), экономику (способы организации хозяйства), политику (организация государственной деятельности).

В архивах Украины выявлены 127 курсов риторики и 172 курса философии^[1], прочитанных в стенах академии. Их общий настрой характеризуется как синтез христианского неоплатонизма с аристотелизмом при определенном влиянии классического томизма и некоторых идей «второй схоластики». Одним из самых известных являлся курс 1693—1694 гг. «Agonium philosophicum» (Философское состязание) Стефана Яворского^[2]. Это добротные латинские философские лекции, испытавшие на себе некоторое влияние «второй схоластики» (хотя, конечно, такого анализа «ens reale» (реально сущего), как у Франсиско Суареса (1548—1617), ведущего деятеля этого движения, там нет) — обновленческого движения в томизме, принятого в качестве официального после Тридентского собора (1536 г. окончание). На этом же соборе среди прочего были приняты догматы о непогрешимости папы, чистилище, первородном грехе.

Это новосхоластическое «влияние» следует признать очевидным, но все-таки весьма условным. Достаточно обратиться к знаменитым «Метафизическим рассуждениям» Суареса, как разница в принципах изложения идей станет очевидной^[3]. В курсе Яворского философия подразделяется на диалектику, метафизику, логику и физику. В разделе о метафизике он вплотную приближается к спекуляциям Суареса и, не предлагая своего оригинального решения проблемы понимания «ens reale ut sic» (реально сущее как таковое), тем не менее формулирует достаточно ясную концепцию единичного бытия вещи. Оно есть целое, не сводимое к материальному или формальному началу, то есть материя и форма не исчерпывают состояния вещи как целого. Единство целого, в точном соответствии с программой Суареса, есть вообще трансцендентальный атрибут, отличный от индивидуального и формального единства конкретных вещей. А вот далее у Яворского получается, что акт и потенция, как и единство, есть трансценденталии — атрибуты вещи, стоящие над категориями субстанция, количество, качество, место и др., чего быть не может.

Материя и форма у Яворского есть равноправные принципы природных вещей, где форма представляет собой возможность актуализации. Форма «овещняет» материю, позволяет ей актуализироваться; поскольку материя есть, в свою очередь, «матрица форм, субстрат трансформаций», то она не сводима к установленным формам. Она сама способна порождать новые формы, обусловливая, таким образом, противоречие самой природы вещей. Неуничтожимость этого противоречия порождает «тяготение» материи к формам, и это делает ее безначальной и вечной.

Кроме того, Яворского считают первым в отечественной культурно-философской традиции автором курса психологии^[4].

Одним из типичных деятелей «академического сообщества», представляющим, так сказать, его среднюю величину, был профессор философии и богословия, ректор Киево-Братской коллегии (1650—1658), а с 1657 г.—черниговский архиепископ Лазарь Баранович (1620—1693) — писатель, политический и церковный деятель. Он занимал активную гражданскую позицию, чему немало способствовал статус ректора единственного в стране высшего учебного заведения, и выступал за союз Украины с Россией, боролся против униатов и католичества в юго-западной России. В русле своих политических предпочтений он в письмах к русскому царю определял значение украинского народа как «охранного бойца на пути османов и татар».

Богословско-философские взгляды Лазаря Барановича в сравнении с Яворским не являлись чем-то исключительным, оригинальным или даже самостоятельным. Они походили на «философско-теологическую» программу преподавания и служили именно такой цели — это был синтез философии Аристотеля с христианской религиозностью. Получив образование в Киево-Братской коллегии, он был типичным представителем тогдашней восточно-схоластической образованности.

Место Лазаря Барановича в отечественной культурно-исторической среде определяется его заслугами в развитии просвещения. Он — несомненный глава религиозно-просветительского движения на Украине. Баранович постоянно занимался делами Киевской коллегии, а в начале 70-х годов организовал типографию в Новгороде-Сиверском (в 1679 г. перенесена в Чернигов), где издал около пятидесяти богослужебных и литературных произведений на церковно-славянском, польском и латинском языках. Многие деятели тогдашней духовности получили образование благодаря его поддержке, были подвигнуты на труды его настояниями. Он заботился также о сохранении и развитии народных сил и народных средств самообразования.

Лазарю Барановичу принадлежат два сборника проповедей — «Меч духовный» (1666, 1686) и «Трубы словес проповедных» (1674, 1679). Предмет проповедей — религиозно-нравственные наставления, отличающиеся строгостью и призывом к аскетизму, проповеди «Меча» проводят прямой положительный нравственный закон, в «Трубах» воспроизводятся эпизоды из житий святых. По форме эти проповеди выдержаны в духе схоластических правил. Здесь нет ни разъяснения догматов, ни практических наставлений; молитвы, включенные в них, представляют собой простое прославление Бога. Многие исследователи высказывались отрицательно о достоинствах проповедей Лазаря Барановича, однако это не снимает вопрос об их значении для развития русской духовности, по крайней мере, в свете сравнения их с проповедями, изданными в тот же период в Москве.

Безусловно, оригинален Лазарь Баранович в своем стихотворном творчестве и полемических сочинениях.

В 1671 г. он издал «Лютню Аполлона» (на польском языке), включающую в себя более тысячи стихотворений. Большая часть из них посвящена прославлению Бога, пресвятой Девы, ангелов и святых, но есть и стихотворения, содержащие характеристики народного быта и посвященные патриотической теме. Ряд стихотворений говорит о деятельной любви к ближнему, о милосердии.

Полемическую направленность имели книги «Новая мера старой веры» (на польском; 1676, 1679) и «О приключении жизни человеческой» (на польском; 1678, 1680). В этих работах были представлены позиции православия по следующим вопросам: о главе церкви, об исхождении Святого Духа и др. Лазарь Баранович предостерегал от рациональных толкований догматов веры, что свидетельствует о нем как о типичном представителе восточнославянской схоластики. Примечательно его стремление придать полемике научный, академический характер. В этом отношении он представлял то крыло русской религиозной образованности, к которому принадлежали Симеон Полоцкий и Сильвестр Медведев^[5].

Другой известный деятель «академического сообщества» — Иоанникий Голятовский (1620—1688), выпускник Киево-Братской коллегии, впоследствии был преподавателем и ректором. После разорения Киева в 1668 г. — игумен, затем архимандрит черниговского Елецкого монастыря.

Книга Голятовского «Ключ разумения» (1659, 1660, 1665) включала в себя проповеди, а в качестве приложения к ней был добавлен учебник гомилетики «Наука албо способ зложения казаня», то есть наука составления проповеди^[6]. В этой книге кратко объяснялись тонкости схоластической проповеди, раскрывалась ее структура, правила выбора формы, были указаны источники содержания. Голятовский советовал читать книги и в качестве источников собственных трудов называл десятки авторов самых различных времен и направлений (Юстин, Ориген, Августин Блаженный, Фома Аквинский, Иоанн Дунс Скотт, Жан Боден и др.) Проповеди, помещенные в «Ключе разумения», имели догматический характер. В соответствии с традициями католической проповеди Голятовский выделял в Священном Писании четыре смысла: литературный, моральный, аллегорический (касается земной церкви) и аналогический (относится к церкви небесной). Проповеди содержали сведения по «естественной истории» и космологии, а также классические элементы схоластического дискурса^[7].

Если в «Ключе разумения» национальное содержание не нашло отражения, то в последующих сочинениях Голятовского оно ярко выражено как борьба за основной элемент украинской и русской народности того периода — православие. Главными объектами полемики стали униаты, католики, иудеи и мусульмане.

Борьбе с униатами посвящена написанная на польском в 1676 г. «Беседа белоцерковская», где Голятовский доказывал, что глава церкви — Христос, а не папа.

В конце 70-х годов возникла полемика в связи с вышедшей в Вильно книгой католического писателя Павла Боймы, утверждавшего, что православие не есть древняя вера. С ответом выступили Лазарь Баранович («Новая мера старой веры», 1676) и Иоанникий Голятовский («Stary kosciol», 1676)^[8]. Последний доказывал, что православная церковь более древняя, так как раньше римляне придерживались тождественного с православием взгляда на исхождение Святого Духа. В ответ на возражения, последовавшие с «латинской» стороны, Голятовский издал в 1683 г. книгу «Фундаменты, на которых латинники утверждают единство Руси с Римом». В ней доказывалось, что во время крещения Руси греки не признавали главенства папы, что галицкий князь Даниил, преподобные Антоний и Феодосий, митрополиты московские Петр и Алексей строго хранили православие. Приводились также многочисленные факты притеснений и гонений на православие на Польской и Литовской землях.

Весьма любопытную картину процесса складывания украинской идентичности, главным образом в религиозной форме, дает борьба Голятовского против иудаизма. Осознание необходимости единства, целостности украинского, а более широко — восточнославянского народа шло путем его самоопределения как народа православного. Потребность и форма такого самоопределения диктовались влияниями не только внешними, но и внутренними. В XVII в. резко обострились отношения автохтонного населения с еврейской общиной, эти трения захватили, в частности, и идеологическую сферу с появлением на Ближнем Востоке еврейского лжемессии Сабефа. В 1669 году Голятовский издал книгу «Мессия правдивый», в которой приводил многочисленные «факты» злостных действий иудеев в отношении христианской церкви. Правда, его аргументация была чисто «теоретической», она исходила исключительно из католических источников. В отличие от польских авторов, много писавших на эту тему, Голятовский не требовал жестких мер для обращения евреев в христианство.

Против мусульман Голятовским были изданы книги «Лебедь" — (1679) и «Alkoran Mahomena» (1683). В первой из них проводи-' лась идея о необходимости единения славянских народов, включая польский, для отпора туркам, во второй — опровергались основные положения Корана.

Кроме названных сочинений Иоанникию Голятовскому принадлежит книга «Небо новое, с новыми звездами сотворенное» (1665, 1677, 1699), в которой были собраны легенды о чудесах Богоматери. Произведения «Алфавит» (1681) и «София Мудрость» направлены против ариан и других еретиков, в число которых попали Платон, Демокрит, Ксенофонт, Макиавелли и др. Совершенно схоластический характер имела книга «Души людей умерших» (1687).

Большинство книг Голятовского были изданы на польском языке в Чернигове в типографии, основанной Лазарем Барановичем¹.

Иоанникий Голятовский был, возможно, одним из наиболее образованных писателей Украины XVII столетия. Просветительское и идейное значение его сочинений было заметно для современников. Однако на примере Голятовского обнаруживалось и то обстоятельство, что философская и общественная мысль тогдашней Малороссии значительно локализировалась, и ее влияние на мысль Московского государства являлось опосредованным и незначительным. Ни одна из проблем, поднятых Голятовским, не была жизненной для русской (великорусской) мысли, а значит, и воздействие его взглядов на современников (через киевскую образованность), как и на последующую мысль (через украинскую философскую культуру XVIII века, наиболее ярким представителем которой был Г. Сковорода) было не очень значительным.

Наконец последний деятель сообщества, о котором следует сказать особо — Иннокентий Гизель (1600—1683) — выходец из Пруссии, профессор и ректор Коллегии, автор философского курса. В свое время П. Могила отправлял его в Европу для подготовки к преподаванию в коллегии. С 1656 г. занимал высокий пост архимандрита Киево-Печерской лавры.

В отечественной культурно-исторической среде он проявил себя как талантливый просветитель, философ-схоласт, активный защитник православия и полемист. Благодаря своим знаниям, твердости в вере и мягкому характеру пользовался большим авторитетом у современников, в том числе у московского правительства. Отстаивал автономию украинского духовенства. Философский курс («Opus totius philosophiae») существует поныне в рукописном виде. По структуре он вполне близок разработке Яворского и включает в себя диалектику, логику, физику и метафизику. В нем затрагивались также и богословские вопросы. Общие вопросы распадались на более частные, например, «о свойствах божественных вообще», «о простоте Божией», «есть ли в ангелах субстанциональный состав» и др.

«Мир человека с Богом» (1669, 1671) считается самым значительным сочинением Гизеля. Это единственный опыт так называемого «казуистического богословия» в России XVII в. Хотя Гизель защищал православие и не ссылался на латинских авторов, позиция, изложенная в этом трактате, соответствует схоластической учености. Основной предмет трактата — таинство покаяния. По представлениям схоластиков, каждый обряд должен возникать и развиваться из одного положения. Таким образом, уничтожались непостижимость и свобода Божией благодати в каждом таинстве, на чем настаивала восточная церковь. Гизель различал во всех таинствах материю и форму. В философском отношении представляет интерес рассмотрение отношения человека к греху. Живой человек не приносится в жертву абсолютному долгу, есть грехи смертные, простительные, невольные, а в некоторых случаях нарушение церковных правил вообще не является грехом. В учении о покаянии Гизеля нашло отражение гуманистическое отношение к человеку, в особенности к «бедным и нищим», что роднит его взгляды со взглядами Симеона Полоцкого^[9].

Более ясное представление об его философской позиции дает текст, получивший название «Трактат о душе»^[10]. Деистический по своим идейным позициям, он представляет собой попытку на уже известной основе, которая близка к построениям «второй схоластики», обосновать антропологическую систему с особым упором на пневматологию —учение о душе. Как и Яворский, Гизель считает материю и форму нерасторжимыми атрибутами вещи. Душа, как особая communion (общность), commercium (общение), образует compositium (совокупность) материального и формального начала и становится «формацией образования природного тела», или «формой органического тела». Возникает единое «управляющее» начало, с помощью которого целое человека способно чувствовать, мыслить, двигаться, жить и существовать. В связи с этим выделяется пять душевных потенций: вегетативная, чувственная, разумная, стремления, пространственного движения. Чувства разделяются на внешние (пять традиционных) и внутренние. К последним относится рассуждение, память, способность давать оценку, воображение, «чувство общности». Это способность к распознанию ощущений и внешних чувств, которые воображение («фантазия») сводит к ряду установленных образов-образцов предметно-аксиологического плана, и на их основании совершается оценка ситуации как процесс сравнения исследуемого предмета и образца, предложенного воображением. В этом процессе активное участие принимает память — оказывая содействие воображению для установления образца и запоминая новый предмет. Наконец, все предыдущие «чувственные» стадии сводятся к способности рассуждения, которое преобразует данные чувства в их первичной обработке в мысли и идеи.

Гизелю приписывается составление «Синопсиса». В книге воспроизводились летописи и хроники России, Польши, Литвы, рассказывалось о Куликовской битве, о присоединении Украины к России, о турецких походах 1679 г. Если признать авторство Гизеля, то можно заключить о глубоком понимании им необходимости национального взгляда на жизнь народа и страны не только в современном, но и историческом плане. Ценность труда усиливается тем, что это было историческое сочинение, а не просто летопись. В подборке материала и его изложении видны малороссийские симпатии автора. В Москве, исходя из таких же принципов работы с источниками и методов критического анализа, Сильвестр Медведев составит «Описание стрелецкого бунта в Москве в 1682 г.».

• [1] Стратий Я. М., Литвинов В. Д., Андрушко В. А. Описание курсов философии ириторики профессоров Киево-Могилянской академии. Киев, 1982.
• [2] Латинские рукописи профессоров Киево-Могилянской академии. Львов—Варшава, 2000. С. 71—94.
• [3] См. напр.: Шмонин Д. В. Фокус метафизики. Порядок бытия и опыт познания вфилософии Франсиско Суареса. СПБ., 2002.
• [4] Латинские рукописи профессоров Киево-Могилянской академии. С. 18,204.
• [5] Сумцов Н. Ф. К истории южнорусской литературы 17 столетия. Вып. 1. ЛазарьБаранович. Харьков, 1884.
• [6] Голятовский /. Ключ розумшня. Ктв, 1985.
• [7] См.: Корзо МЛ. Образ человека в проповеди XVII века. М., 2000.
• [8] Избранное из сочинений архимандрита И. Голятовского. Варшава, 1867. С.87—99.
• [9] Сумцов Н. Ф. История южнорусской литературы в 17 столетии. Вып. 3. Иннокентий Гизель. Киев, 1884.
• [10] Латинские рукописи профессоров Киево-Могилянской академии. С. 301 —314.