Правонарушения подростков и молодежи с точки зрения обычного и восстановительного правосудия

Не секрет, что в России растет число уголовных преступлений и других правонарушений, совершенных подростками и молодежью. Объясняя причины такого роста, обычно обращают внимание на сложную экономическую ситуацию, ломку социальных и общественных отношений, сокращение социальных расходов, общий кризис российской культуры и другие сходные моменты. Со всем этим можно согласиться и одновременно поставить вопрос, а справедливы ли законы и право, действующие относительно указанной категории населения, действительно ли нужно едва сформировавшегося или вообще^{сформировавшегося} юного человека отправлять в колонию или тюрьму, где он и подобные ему ускоренными темпами пройдут «криминальные университеты».

В ответ на это возможный оппонент, особенно, если в его роли выступает прокурор, очевидно, воскликнет: «Так что ж, их по головке гладить? Мы их и так день и ночь воспитываем и перевоспитываем. Да и законодательство у нас самое гуманное». И тут же в доказательство приведет статью 20 части 3 нового УК: «Если несовершеннолетний достиг возраста, предусмотренного частями 1-й и 2-й настоящей статьи, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, во время совершения общественно опасного деяния, не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, он не подлежит уголовной ответственности». «Вот видите, — скажет он, — наше законодательство предусматривает даже такое обстоятельство, как отставание человека в психическом развитии».

Анализируя этот довод, обратим внимание на несколько моментов. Сегодня наша медицина и педагоги утверждают, что в стране в психическом развитии отстает чуть ли не половина подростков и молодежи, а в колониях и тюрьмах этот процент значительно выше. Однако как УК определяет критерии правонарушения с точки зрения личности? Правонарушение имеет место в том случае, если молодой человек не только нарушил закон, но и в полной мере осознавал общественную опасность своих действий (или бездействий), а также мог свободно руководить ими. Однако возникает вопрос, может ли средний обитатель исправительной колонии или тюрьмы (особенно, подросток или молодой человек) правильно осознавать совершенные ими противоправные действия? Например, А. Ратинов, Н. Константинова, Е. Собчик делают вывод, что «значение и использование преступниками нравственных понятий являются специфическими и не совпадают со значением этих понятий в соответствии с принятыми в нашем обществе нормами» (как сказал один из правонарушителей: «Не для себя же ворую, а делюсь») [62, с. 71].

Анализ особенностей сознания потенциального правонарушителя можно продолжать, но, думаю, мысль ясна: оно существенно отличается от того идеального и одновременно схематичного сознания, на которое опирается УК.

И свободно руководить своими действиями потенциальный правонарушитель, как правило, не может: он находится под сильнейшим воздействием криминально ориентированной группы. Когда известный криминолог Г. Шнайдер пишет, что «противоправные действия — это в принципе групповой феномен», то он всего лишь выражает общее убеждение современной науки [84, с. 136]. На сходном убеждении построен и ряд криминологических концепций, например, «теория дифференциальной ассоциации». В изложении Кресси ее основные положения звучат так:

• — Преступному поведению учатся…
• — Преступное поведение усваивается в ходе интеракции (взаимодействия) с другими людьми в процессе общения.
• — Важнейшая часть обучения уголовному поведению совершается в группах…
• — Овладение криминальным поведением включает в себя изучение способов совершения преступлений…
• — Человек становится преступником, когда усваиваемые им определения, благоприятствующие преступлению, перевешивают в его сознании образцы законопослушного поведения" [84, с. 314].

Теперь рассмотрим проблему воспитания и перевоспитания молодых людей и подростков в колониях и тюрьмах. Здесь основной вопрос: что больше оказывает влияние на развитие человека, попавшего в пенитенциарное учреждение, — формальное воспитание в форме обучения и педагогических бесед или же действенные и страшные по своему воздействию наставления криминальных «учителей» (авторитетов, воров в законе и т. п.). Обсуждая эту дилемму, Ховард Зер, автор книги «Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание», пишет: «Усвоит ли юноша в тюрьме образцы ненасильственного поведения? Вряд ли. Скорее наоборот, тюрьма научит его еще большей жестокости. Сможет ли общество защититься таким образом? Возможно, но лишь на какое-то время: в конце концов, он выйдет на свободу и тогда, вполне вероятно, будет опаснее, чем до заключения. В тюрьме же он может стать опасным и для своих соседей по камере. Станет ли тюрьма сдерживающим фактором для новых преступлений? Можно спросить о том, удержит ли его заключение других, но более чем сомнительно, что оно скажется таким образом на нем самом. Как я уже отмечал, существует даже большая вероятность, что он совершит повторное преступление из-за утраты навыков справляться с жизненными обстоятельствами и того образца поведения, который он усвоит в тюрьме. И больше того, тюрьма уже не сможет наводить на него ужас, так как он будет знать, что способен там выжить. Действительно, после двадцати лет тюрьма станет для него настоящим домом, и вне ее стен он будет чувствовать себя неуверенно. Некоторые заключенные, которые провели в тюрьме довольно много времени, по освобождении совершают новые преступления исключительно для того, чтобы вернуться в привычную обстановку. Они предпочитают жить в той среде, для которой у них есть навыки выживания, нежели оказаться лицом к лицу с опасностями малознакомой им жизни» [78, с. 50].

Итак, современное законодательство, судопроизводство и пенитенциарные учреждения основываются на определенной антропологической модели (предполагающей, что человек ясно осознает свои поступки и свободно руководит ими), на предположении, что в пенитенциарных учреждениях правонарушители исправляются, а также претерпевают наказание (возмездие, страдание) в соответствии с мерой содеянного. В то же время исследования и анализ нынешней юридической практики показывают, что эти постулаты сомнительны и в действительности редко выполняются.