Взаимоотношения Казахских орд с соседними государствами

Киргиз-кайсакской Меньшей орды Абул-хаир хан претерпевал великие разорения и обиды, с одной стороны от зюнгорских калмык, которые время от времени разными киргиз-кайсацким ханам в великой Татарии принадлежащими городами завладели и непрестанно их утесняли, а с другой стороны — от смежного им башкирского народа. Не меньшая ж опасность им была близ реки Яика (где лучшие к кочеванию их места) пребывать, ибо башкирцы на их киргизские улусы непрестанные чинили набеги и многие тысячи лошадей у них угоняли, а управляться с ними было не без труда за такими ж нападениями, с зюнгорской стороны чиненными. И такс он, Абулхаир, будучи пред прочими киргиз-кайсацкими владельцами гораздо умнее, принужден искать и просить о принятии его со всею той Меньшею ордою в российское подданство, и с тем в 1730 году посланцев своих отправил от себя с башкирским старшиною Алдаром к уфимскому воеводе, к коему он, Абулхаир-хан, особливое о том письменное прошение ж прислал. По прибытии онаго Алдара и по получении от тех посланцев известия, бывший тогда уфимский воевода бригадир Бутурлин нарочно из уфимских дворян в жилища Алдарова посылал, чтоб он и с посланцами на Уфу приезжал; почему он Алдар, и те посланцы в Уфу, в июле месяце, и прибыли, а потом купно с ним, Алдаром, ко двору е. и. в. они, посланцы, отправлены.

Между представлениями его ханскими знатное было сие: 1) что они от зюнгорского владельца и от его калмык обижены, и когда будут под протекциею е. и. в., то могут все свое владение от них со временем возвратить… 2) сам себя в ханстве содержать может, ссылаясь на волжских калмык, как е. и. в. между таким же диким народом ханов утверждает и народ в покорение приводит, 3) могут соседей своих хивинцев и аральцев в подданство е. и. в. привесть и за то в милость быть.

Здесь и далее «е. и. в.» означает —" ее императорское величество". По которому его ханскому прошению в том же 1731 году, в мае месяце отправлен был к нему, хану, коллегии иностранных дел переводчик мурза Тевкелев и с ним из геодезистов Алексей Писарев да Михаиле Зиновьев для описания мест, из уфимских дворян и казаков, да из башкирцев лучшие люди: вышеупомянутый Алдарбай (кой в бывшем бунте главным предводителем был), Таймас тархан батыр и еще некоторые с такою инструкциею, что б помянутого хана со всею ордою в подданство совершенно утвердить и присягою верности обязать, о состоянии же сего народа и тамошних мест обстоятельное известие получить. С которым и означенные ханские посланцы, бывшие у двора е. и. в., с грамотою к нему, хану, (в которой он о принятии в подданство и милостию е. и. в. обнадежен) отправлены…

По прибытии переводчика Тевкелева в киргиз-кайсацкую орду, так скоро, как спознали киргизские старшины о причинах приезду его, Тевкелева, и учинилось у них великое смятение, и часто во многолюдстве для убийства оного Тевкелева и бывших с ним собирались, А при том и на хана своего нападали за то, что он, без ведома и совету их, посланцев своих ко двору е. и. в. отправлял и о принятии в подданство просил, чего они никогда не желали и не намерены. Хан, как его, Тевкелева, с находящимися при нем людьми при всех таких нарочных собраниях защищал, так и народ непрестанно увещевал и вразумлял, толкуя им, какое они благополучное от подданства российского получать могут, приводя в пример волжских калмыков и уфимских башкирцев, под державою российской благополучно живущих и что они пришед в такое ж подданство, от неприятелей своих в безопасности будут. Тевкелев такожде, будучи, о нравах сего дикого народа довольно сведущ, так добро против всех их угроз поступал и, не опасаясь ничего, умел им говорить, что они, многажды собравшись на убийство его и находящихся при нем людей, сами со страхом, а иногда со многим удивлением к нему разъезжались и поставляли его за такого умного, который больше человеческого разума имеет. При чем и бывшие с ним, Тевкелевым, башкирские старшины не малую верность ко успокоению того своевольного народа старание прилагали, а особливо Таймас батырь будучи у киргиз-кайсаков славным башкирским наездником (или богатырем), который за то, как выше явствует, потом в 1734 г. и тарханом пожалован.

По таким долговременным бывшим затруднениям, наконец, до того дошла, что на одном большом и последнем их киргиз-кайсацком сборе наибольшая часть согласилась, конечно, Тевкелева убить, к чему бывшие тогда в орде ушлецы из волжских калмыков киргизов весьма возмущали и научали, чтобы его, конечно б, Тевкелева, с товарищами убить, а живого от себя отнюдь не отпущать, толкуя им то, что российские люди ими, киргиз-кайсаками, так, как и башкирцами, овладеют. И таково оное собрание призван был он, Тевкелев, нарочно один, коему тут, сильными и без всякого страха чиненными от него представлениями, помогательством же ханским и одного знатнейшего киргиз-кайсацкого старшины Букенбая-батыря, так посчастливилось, что все противной партии противу его, ханских, и букенбаевых представлений не только спорить не могли и безгласны учинились, но и большая часть из того собрания купно с ханом и с помянутым киргиз-кайсацким знатнейшим старшиною Букенбаем ее и. в. в присягу в верности учинили, и хан на том основался, чтоб сына своего ко двору ее и. в. послать.

По таком счастливом его, Тевкелева, успехе партия Абулхаир-ханова хотя уже умножилась, и комиссия, ему, Тевкелеву, порученная, лучший вид возымела, но такое состояние недолго пребывало, ибо по принятии присяги противная партия, а паче Средней орды владельцы и старшины в такое огорчение и смятение пришли, что и сам Абдулхаир-хан опасаться стал, как бы ему помянутого Тевкелева и находящихся при нем людей безвредно от зломыслящего народа сохранить. А при том у него, Тевкелева, и к содержанию его тамошнему нужное оскудевать начало, и сам он в такое отчаяние принужден был впасть, что из их воровских рук вскоре вырваться ему невозможно, того ради умыслил: имевшихся с ним геодезистов Писарева и Зиновьева и с некоторыми из имевшихся с ним уфимских дворян и казаков с Таймасом тарханом отпустить в Уфу, испрося у хана надежное провожание, и с ними о всех своих происхождениях в коллегию иностранных дел обстоятельную ведомость учинил, также и уфимскому воеводе о надлежащем сообщить приказал, а сам в киргиз-кайсацкой орде остаться был принужден.

1732 г. По получении оной ведомости в государственной военной коллегии иностранных дел, немедленно отправлено было из той коллегии иностранных дел на Уфу денег тысяча рублев со определением, чтоб уфимский воевода всевозможное старание употребил, дабы на оные деньги, купя лошадей или товаров, часто помянутого Тевкелева чрез верных башкирцев из тех воровских рук выкупить, или б пойманными киргиз-кайсаками (ежели есть в поимке) обменить; а буде в поимке нет — то, захватя возможным образом, за свободу их еще Тевкелева требовать. И тако об успехе порученной ему, Тевкелеву, комиссии вся надежда совсем было пропала.

Между тем по отправлении Писарева на Уфу, хан со своими улусами и с ним, Тевкелевым, откочевал вблизости Аральского моря, во владение нижних каракалпак, в котором владении Абулхаир-хан, будучи особливо почитаем, склонил каракалпацкого Каип хана и со всем его народом в подданство российское и в том они при Тевкелеве присягу в верности учинили. И понеже хан, будучи тут, от противной себе партии прежде происходивших многих препятствий освободился, то Тевкелеву гораздо удобнее было свою комиссию с лучшим успехом в действо производить, и помянутого хана в верном подданстве пребывать так утвердил, что он обещал для такого своего верного подданства (как то в записках его Тевкелева значится) каждый год в Москву сына своего присылать, а старшин киргиз-кайсацких обнадежил склонить, чтоб у каждого роду давать по одному человеку жить в построенной крепости, якобы для киргиз-кайсацких дел судьями, вместо политических аманатов. И с тем, особливо же с прошением своим о построении города на устье реки Орь, с бухарской стороны впадающей в Яик, отправил с частопомянутым Тевкелевым ко двору ее и. в. сына своего Брали салтана и брата своего двоюродного Нияз салтана с несколькими киргиз-кайсацкими старшинами. Также и от Большой киргизской орды Елдар хан с прошением российского подданства с ним же, Тевкелевым, посланцев отправил. И тако сия первая Тевкелева комиссия паче всякого чаяния благополучно окончание возымела.

В генваре месяце 1733 г. означенный Тевкелев с ханским сыном и с киргиз-кайсацкими старшинами к немалому удивлению прибыл на Уфу благополучно, где ханский сын и помянутые старшины с приличным почтением и угощением были приняты и удовольствованы квартирою. А Тевкелев, разгласив о себе, что заболел тяжкою болезнию, ездил на почте в С.-Петербург для обстоятельного о всех своих делах государственной коллегии иностранных дел донесения, отколь он, возвратясь по данному ему указу, в том же 1733 г. с помянутым ханским сыном и с киргиз-кайсацкими старшинами, за провожанием нескольких уфимских дворян, и с бывшими с ним предупомянутыми башкирскими старшинами в С.-Петербург ко двору е. и. в. отправился.

В начале 1734 г. частореченный Тевкелев с ханским сыном и с киргиз-кайсацкими старшинами, также и посланцами от Большой киргиз-кайсацкой орды и с прочими при нем бывшими, в С.-Петербург прибыл. И 10 февраля имел он, ханский сын, с дядею своим и старшинами у ее и. в. публичную аудиенцию…

Девятого числа того же [июля, 1738] вышед с командою из Озерного [Татищев и его люди] продолжали путь к Оренбургу, в котором следовании явились к нему, тайному советнику, посланные в киргиз-кайсацкую орду башкирский верный старшина Таймас-тархан-Шаимов и один яицкий казак и доносили, что Абулхаир-хан и киргиз-кайсацкий де народ в немалое сомнение пришли, уведомясь, яко он, тайный советник, идет в Оренбург со многим числом войска, и аки б при нем 6000 человек одних калмык имеется, и народ де уговаривал его, хана, чтоб он в Оренбург для свидания с ним, тайным советником, не ездил, и при том спрашивали, отдастся ли им Брали салтан, в Оренбурге содержанный. Но Таймас, будучи не глуп, против всего того умел приличным образом ответствовать, что они из того довольны оставались. Однако принужден был присягу учинить, что по приезде их к тайному советнику никакого худа им не учинится, но все ее и. в. милость получат. Но хан и старшины, еще на том совершенно не утвердясь, послали с ним, Таймасом, старшину своего Букенбая батыря, аки бы просить позволения, с каким числом старшин и когда тайный советник прикажет ему, хану, в Оренбург приезжать, а в самой вещи то думали, чтоб уведомиться о подлинных намерениях тайного советника, а особливо же, сколько с ним военных людей и подлинно ль с ним от шести до восьми тысяч волжских калмык. Ибо хотя Таймас и объявил, что калмык при нем, тайном советнике, только до двухсот человек, да и то крещенные, но они тому весьма не верили. Тайный советник означенного старшину Букенбая, приняв ласково на пути и наградя его, отправил обратно к хану с помянутым башкирским старшиною Таймасом тарханом, а сам следовал в Оренбург, куда он 15 июля со всею своею командою имел церемониальный вход с надлежащею его чести пушечной пальбою и стал в лагерь подле Яика близ устья Ори реки…

16 и 18 трактован публично содержавшийся в Оренбурге ханский сын Брали салтан с имевшимися при нем старшинами, и при том подарено ему от тайного советника на платье сукно кармазинное, парча золотая, сайдак, серебром оправленный, лисица черная, печать в серебре, на которой его салтанское имя вырезано, узда конская с набором серебряным. А 19 числа отправлен к хану переводчик Араслан Бахметов и частоупомянутый Таймас, которые по многим бывшим с ним, ханом, разговорам едва могли его уверить, чтоб он для свидания с тайным советником поехал. И 31 июля прибыв в близость Оренбурга лагерем остановился. А к Абулмамету и Аблаю салтанам того ж 31 числа отправлен был геодезии прапорщик Норов с подарками и звать их к такому же свиданию.

По прибытии хана в лагерь, отправлен к нему от тайного советника один поручик для поздравления с приездом, и при том на довольство старшинам некоторые съестные и питейные припасы были посланы, что все хан принял весьма благодарно. И хотя старшины его представляли ему, хану, чтоб наперед тайному советнику в его лагерь приехать с малыми людьми, но хан то не принял, а требовал, чтоб прислан был к нему полковник Тевкелев, чтоб с ним было людей не более десяти человек, почему и он, хан, на разговор с ним с толикими ж людьми выедет. И тако он, Тевкелев, и с ним поручик, прапорщик, капрал и десять человек гренадеров 1 числа августа были посланы. Хан напротив того выехал с большим своим сыном Нуралием салтаном, и при них знатных старшин было 10 человек. Как съехались, то по киргиз-кайсацкому обыкновению пали все на землю, при чем хан и старшины по своему закону, подняв руки на небо, читали молитву о многолетнем ее и. в. здравии, а по прочтении молитвы хан Тевкелева короткими словами просил, зачем он к нему поехал. Тевкелев ему объявил, что он прислан от тайного советника Татищева, который уведомился что старшины его ханские в лагерь его тайного советника ехать опасаются, боясь, будто будут удержаны, что им внушено весьма неправильно, и ехали б без всякого опасения, ибо как хан, так и все люди его почитаются за подданных ее и. в., а таким обманным образом, как мнят, не только с подданными, но и с неприятелями с стороны ее и в-ва не поступается.

На то из знатных его ханских старшин Джанбек батырь ответствовал, что они довольно знают о безопасности и суть ее и в-ва верные подданные, но хану де будет через то обида и пред другими владельцами стыдно, ежели наперед поедет к тайному советнику, ибо он — владельный, а тайный советник командующий, и для того тайный советник, хотя под образом какой охоты, в нескольких человеках от лагеря в степь выехал, а напротив того и хан также выедет и такс увидясь тогда или опосля в лагерь его, тайного советника, ехать. На что Тевкелев, сколько мог, изъяснял, коль неприлично то требование их, и что они не к тайному советнику, но в лагерь ее и. в-ва войск и для учинения ее и в-ву присяги в верности ехать долженствуют, при чем никакие партикулярности обсервовать [особенные исключительные формы соблюдать] не надлежит. Однако хан на том остался, чтоб ему о сем со старшинами советовать. И по многим посылкам едва к тому приведено, что хан согласился в третьем числе августа к тайному советнику со старшинами своими приезжать и присягу в верности учинить. В которые переписки употреблявшийся переводчик Араслан, принужден был присягу учинить, что хану, старшинам его и народу никакой при том обиды и удержания не учинится. (Рычков, Ист. Оренб., 5—8, 36—37).