История крестовых походов во французской и бельгийской литературе 40-60-х годов ХІХ в

История крестовых походов во французской и бельгийской литературе 40−60-х годов ХІХ в.

А.А. Оспанова Разработка истории крестоносных войн французскими и бельгийскими учеными ведется в рассматриваемый период по иному пути, нежели немецкими историками. Это и понятно: идейно-политические стимулы изучения данной темы во Франции и Бельгии были другими, чем в Германии.

Для немецких медиевистов-протестантов крестовые походы представляли интерес поскольку события далекого прошлого, окутанные мистической дымкой и потому противостоявшие «прозаической» современности, позволяли исторически обосновывать трезвый практицизм, под знаком которого после революции 1848 г. Все больше развертывалась деятельность юнкеров и предпринимателей [1].

Аналогичные, но приспособленные к политической обстановке потребности определяли и важнейшие тенденции бельгийской католической литературы середины ХІХ в.

Таким образом, необходимость удовлетворить политические нужды власть имущих и, до некоторой степеней, аристократической оппозиции — вот что в конечном итоге вызвало интерес к священным войнам ХІХІІІ вв., а равно и обусловливало приверженность медиевистов и ориенталистов Франции и Бельгии к традициям раннего романтизма [2].

Прославление героических подвигов рыцарей — христиан на Востоке, превознесение крестоносных войн и латинского владычества в Серии и Полистине в ХІІХІІІ вв. в качестве могучего фактора развития европейской цивилизации, всемирное подчеркивание ведущей роли религиозного энтузиазма — эти и им подобные тенденции составляли идейный стержень многих исторических работ по крестовым походам, опубликованных в 40−60-х годах. Наиболее полное выражение они получили в обобщающего типа книгах А. Пра и Ш. Фарина, а позднее — Ж.Ф. А. Пейрэ и Э. Рея.

Работа Арни Пра «Петр Пустынник и Первый крестовый поход» (1840) — образец клерикально-романтической апологетики крестовых походов. Автор посвятил этот труд Ф. Гизо, своему учителю. Через всю книгу, как и у старых романтиков, красный нитью проходит стремление А. Пра противопоставить собственное понимание крестоносной эпопеи взглядам просветителей Х? Ш в. Пра начинает с филиппики против Вольтера и его оценки крестовый походов: прочитав то место «Essai sur les moeurs», где содержится вольтеровское определение этих войн как «эпидемического бешенства», он, Пра, утвердился во мнении, что сей философ, будучи «открытым врагом предрассудков, не сумел предохранить от них сам себя или был легкомыслен в своих суждениях». Пра и в дальнейшем неоднократно указывает на прямую противоположность своей, подлинно исторической, как он полагает, точки зрения порицаемым им взглядам «корифеев старого философизма», которые «хотели бы, чтобы мы оставались равнодушными перед величественными в своем рода воспоминаниями о нашей религиозной истории», и которые в «столь смешном виде описывали блага, принесенные крестовый походами», или «заполняли целые страницы банальными рассуждениями об ослеплении народов, о проделках монахов и священников» и пр. «Мы принадлежим к числу тех, — заявляет Пра, проводя демаркационную линию между своей книгой и трудами вольтерьянцев, — кто думает, что подобные, длинные и претенциозные, рассуждения ничего не решают (ne resolvent rien) «[3].

Пра как бы солидаризируется с хронистами и сознательно старается проникнуться их воззрениями потому, что для него (как и для латинских авторов ХІХІІІ вв.) крестовых поход за гроб господень — это великое и достойное всяческих восторгов историческое событие.

Короче, крестоносцы для Пра — это замечательные герои, сражавшиеся за религиозные идеалы. «Мы восхищаемся их чувствами, ибо они принадлежат к сфере великого и благородного». Не желая, видимо, прослыть ретроградом, автор то и дело заклинает читателя не думать, «будто мы одобряем во всем поведение крестоносцев» — отнюдь! Историк «оплакивает мрачные последствия их грубости и невежества», но делает это так, как наблюдатель, «беспристрастно отмечающий там и сям пятна на этом прекрасном солнце» — выражения, достаточно красноречиво характеризующие клерикально-панегрическую концепцию Пра (недостатки крестоносцев — всего лишь «пятна на солнце»).

Естественно, он в основном приемлет и традиционную версию происхождения крестовых походов; крайне преувеличивая при этом роль Петра Амьенского, Пра «склоняется» перед этим «простым монахом, который… именем божьим собрал миллионы людей». Правда, добавляет историк, искра, брошенная Петром Пустынником, смогла разжечь пожар священной войны потому, что пала на подготовленную почву. Однако, характеризуя эту почву, он сводит предпосылки крестового похода прежде всего к обстоятельствам религиозно нравственного характера (возбужденность религиозного духа со времени реформ Григория VH и пр.).

Таким образом, в книге А. Пра крестовый поход конца ХІ в. Выступал вполне актуальном сюжетом, интерпретация которого была предназначена служить отчасти целям консервативного объяснения последствий «наших великих революций», т. е. обоснования политической «умеренности», главным же образом, традиционно-романтическому прославлению борцов за идеи католицизма и его апологетике. В плане углубления научного понимания темы это работа ничего существенно нового не содержала, а в некоторых отношениях знаменовала собой дже регресс.

Аналогичные тенденции прослеживаются в работе Э. Рея «Очерк французского господства в Сирии в средние века» (1866). В историографии ХІХ в. это первая фундаментальная попытка нарисовать детальную картину владычества феодальной Франции в Восточном Средиземноморье. Научное значение работы Рея определялось главным образом обширным материалом источников, привлеченных автором, в том числе из архивов Ватикана и Венеции [4]. история крестовый поход романтический И все же, несмотря на преобладания романтических мотивов во французской литература о крестовых походах, в 40−60-е годы здесь наблюдается постепенный, зигзагообразный, с «остоновками», переход на более реалистичные позиции, чему в значительной мере способствует вовлечение в круг исследований новых источников и относительно систематичное (а не от случая к случаю), подчас сравнительно углубленное рассмотрение тех, которые использовались и раньше.

Более всего показательны в этом плане труды, посвященные сравнительно узким, конкретно-историческим проблемам. Сюда относятся прежде всего просопографического исследования. Это совершенно новый тип исследований (по крайне мере для истории крестовых походов), родившийся в 40-х годах и нагляднейшим, хотя и чрезвычайно специфическим, образом отражавший политические устремления французской аристократической партии.

Насколько мы в состоянии судить, первой из таких работ была книга П. Рожэ «Аристократия Франции в крестовых похдах» (1845). Автор ее принадлежал к провинциальной знати. На титульном листе подробно указано должностное положение, которое он занимал ко времени издания монографии, — Рожэ был тогда супрефектом округа Плоэрмель в Пикардии. Человек любознательный, он состоял вместе с тем членом пикардийского Общества любителей древностей (Societe des Antiquaires de Picardie). Показательно посвящение книги: Рожэ вверял свой опус высокому покровительству герцога Мортмарского, пэра и генерал-лейтенанта Казимира Луи-Виктюрньена де Рашшуар, чей предок, Эмери FV, участвовал в Первом крестовом походе. Автор книги словно протягивал нить из давно прошедших веков к эпохе, в которую он живет, связывая этой тонкой нитью давно сгнившие в земле останки крестоносных сеньоров и бьющиеся их здравствующих потомков, перед родовым именем которых все еще пишется частица «де». В своем посвящении Рожэ приглашает герцога де Мортмар «вспомнить о подвигах благородных предков — все равно, сражались ли они под знаменами Готфрида Бульонского или под знаменами старой монархии». Для него это лишь далеко отстоящие друг от друга звенья одной цепи, именуемой славной историей французской аристократии. А ее прошлое «неразрывно связано с анналами священных войн». И сама книга, как это видно из собственных признаний автора, задумана для надобностей аристократической партии. Задача, поставленная Рожэ, формулируется весьма четко: в условиях, когда знать утратила свою былую первенствующую роль, а решающее влияние на общественную жизнь приобрели «буржуазия и народ», книга о крестовых походах должна поднять дух тех, для кого «власть и победа вот уже пятьдесят лет как перестали являться исключительным достоянием». Ныне «мало пишут, — сокрушается Рожэ, — французской знати и о церкви». Иные историки вообще не прочь «вычеркнуть из истории» заслуги аристократии перед Францией. Автор взялся за свой труд как раз для того, чтобы восполнить образовавшийся пробел и противопоставить этим в прошлом, величия, с особым блеском воплотившегося в истории героических войн за Св. Землю [5].

Концепция Рожэ строится главным образом на материалах «Библиотеки» Мишо, и по идеям своим это часть книги прямо перекликается с произведением корифея романтизма. Изображению причин священных войн Рожэ придает полемическую заостренность: он старается опревергнуть точку зрения просветителей по этому вопросу. Они якобы считали крестовые походы лишь порождением коварных замыслов Урбана ІІ, желавшего обманом выдворить сеньоров и рыцарей из Франции и за их счет упрочить могущество церкви. На самом же деле Урбан ІІ - вовсе не единственный и не первый виновник священной войны: у него были предшественники, замышлявшие освобождение св. мест задолго до Клерменского собора (Сильвестр ІІ и Григорий VH). Столь важное открытие Рожэ делает, опираясь на Барония, чей авторитет для него, само собой разумеется, непререкаем.

В целом первый раздел книги Рожэ малооригинален и по идеям, и по материалу: это, как мы уже говорили, вариации на мотивы ранних романтиков. Здесь то же прямолинейное преувеличение значение крестовых походов (на их относятся и освобождение крепостных, и образование городских коммун, и укрепление королевской власти). Рожэ применяет такие же, что и романтики начала XIX в., примы обращения с источниками, позволяющие ему видеть в прошлом то, что он априори хочет там найдти: вместе критической проверки — слепое доверие к текстам (на веру принимаются сообщения хронистов о высокой войнсой дисциплинированности участников Первого крепостного похода, о близости бедняков к рыцярям и пр.). Собственно говоря, данный раздел имел значение вводного.

Самый важный по своей значимости — третий раздел монографии («Рыцари и оруженносцы Франции, которые участвовали в священных война»): здесь содержится итог просопографических изысканий Рожэ, которые он проводил отчасти по рукописям Версальского музея, Королевской библиотеки и монастырских архивов, отчасти по материалам ранее опубликованных нарративных и документальных источников, включая Иерусалимские ассизы и другие памятники. В результате эти изысканий Рожэ составил подробный (хотя и не исчерпывающий) список благородных участников крестовых походов. Их перечисление занимает весь третий раздел книги. Фамилии рыцарей и оруженосцев с группированны здесь двояким образом: исторически, т. е. в пределах каждого из восьми крестовых походов, и в алфавитном порядке — внутри каждого такого подразделение.

В пятом разделе книги («Главные роды, которые доставили воинов крестовым походам на восток и которые еще имеют представителей»), кроме того, отдельно перечислены участники крестовых походов из здравствовавших еще при жизни Рожэ аристократических семейств (по нашим подсчетам, их немногим более 200). Списки этих фамилий составлены бессистемно; в каждый такой перечень включались описания герба, указывался девиз и пр.

Каковы бы ни были субъективные намерения Рожэ, когда он описывал плоды своих архивных изысканий, — а намерения эти, надо полагать, заключались в этом, чтобы воздвигнуть своего рода памятник в честь французского рыцарства, самоотверженно воевавшего некогда за гроб господень, — результаты исследований плоэрмельского «любителя древностей», как нам представляется, перешагнули его замыслы. Рожэ удалось выявить в источниках первоклассный массовый материал, изучение которого позволяло пролить новый свет на социальную, политическую и военную историю крестовых походов. Сам автор удовлетворился одной лишь публикацией непосредственных итогов своей работы — двух обширнейших перечней имен участников крестоносных войн. Их последующая разработка в других, нежели того мог желать Рожэ, направлениях и для иных, по сравнению с теми, которые он намечал, целей стала делом будущего[6].

Через 20 лет после появления книги Рожэ вышло другое, отчасти аналогичное ей, но только более законченное по исполнению и стоявшее вообще на более высоком научном уровне исследование: то был капитальный трехтомный труд историка А. де Фурмона «Запад в крестовых походах» (1864−1867). Этот труд, непостижимым, с нашей точки зрения, образом и незаслуженно (как, впрочем, и работа Рожэ) забытый в историографии (по крайней мере мы нигде не встречали какого — либо упоминание о нем), тоже итог кропатливейших архивных изысканий. Его автор был заместителем хранителя публичной библиотеки в Нанте. Своей ценральной задачей этот провинциальный библиотекарь поставил выявить в источниках поименно всех участников крестовых походов из числа феодальных сеньоров западных провинций Франции и определить таким образом вклад французского Запада в крестоносные завоевания (отсюда и название работы).

В отличие от Рожэ, его последователь (и в некотором роде продолжатель) существенно сузил, таким образом, ареал своих просопографических штудий, что позволило ему зато полнее исчерпать наличный материал.

Типичными образцами подобных исследований служат опусы французских и бельгийских арменоведов 50-х годов. Это упомянутый уже в другой связи этюд Э. Дюлорье о завоевании Киликии крестоносцами в 1097—1098 гг. (по данным армянских источников), который представляет собой не только источниковедческое, но и собственно историческое исследование. По своему содержании он, в общем, находится именно в фарватере проколониалистской историографии Франции. Описав состояние ближневосточных стран во времена их завоевания сельджуками, Дюлорье замечает: «Таково было политическое положение Востока, когда явились франки, чтобы завоевать себе место и основать державу креста, существование коей было столь кратким, но которая ныне возбуждает в нас столь благородные и славные воспоминания». «Наши священные заморские войны» — так называет историк крестовые походы.

К работе Дюлорье тематически и хронологически примыкает исследование другого видного арменноведа, профессора Лувенского университета Феликса Нэба, — «Бельгийские предводители Первого крестового похода по данным армянских историков» (1859). Ко времени опубликования этого этюда он уже выступил с рядом арменоведческих исследований, из которых наиболее значительным была «История войн Тамерлана и Шахруха в Западной Азии по неизданной армянской хронике Фомы Мецопеци» (1858). Труд этот принес автору славу крупного специалиста, обеспечив избрание в различные ученые ассоциации (он состоял Азиатских обществ и т. п.) [7].

И все же, как и исследование Дюлорье, окрашенные тем же колоритом, стать я Нэва, несмотря на свою тенденциозность, определенным образом углубляла крестоносные штудии. Решающим фактором тут было, по-видимому, расширение круга привлеченных к исследованию источников. Вслед за Дюлорье Нэву пришлось хотя бы для того чтобы с максимальной последовательностью провести собственную концепцию, уделять внимание содержащимся в армянских источниках сведениям, явно «порочащим» франков. Нэв, правда, подчеркивает антипатию к ним Матвея Эдесского, а следовательно, необходимость проявлять осторожный подход к его известиям, но вместе с тем по ходу исследования извлекает на свет факты и их оценки, освещающие облик западного рыцарства без прикрас, столь типичных для латинской хореографии.

• 1. Успенский Ф. И. История Крестовых походов СПб., 1900;1901
• 2. История средних веков Под редакцией С. П. Карпова М., 2001
• 3. Успенский Ф. И. История Крестовых походов СПб., 1900;1901
• 4. Заборов М. А. История Крестовых походов в документах и материалах. М., 1977
• 5. Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке М., 1980
• 6. Успенский Ф. И. История Крестовых походов СПб., 1900;1901
• 7. netserv.osi.ru/picts/5374G.htm netserv. osi .ru/picts/5374G.htm