Первые дни марта 1917 года в армии и на флоте

В статье отражены первые впечатления солдат и офицеров фронтовых частей на события Февральской революции в России. Опираясь на свидетельства очевидцев, автор показывает, что в солдатской массе известия о смене власти в стране вызвали недоумение и растерянность. Многие офицеры в первый момент заявляли о готовности выступить на защиту императора. Исключением стали убийства офицеров на Балтийском флоте, объясняемые особенностями формирования экипажей судов и условиями их службы в военное время.

Abstract. The article describes the first impressions of soldiers and officers of the front part to the events of the February revolution in Russia. Based on eyewitness accounts, the author shows that in the soldier mass news about the change of power in the country has caused bewilderment and confusion. Many officers at first expressed their readiness to come to the defense of the Emperor. The exception was the murder of officers in the Baltic fleet, explained by the peculiarities of the formation of crews and the conditions of their service in time of war. февральский революция офицер николай.

Ключевые слова: солдаты, матросы, офицеры, война, спокойно, с недоумением, ошеломляющее впечатление.

Keywords: Soldiers, sailors, officers, war, calm, puzzled, stunning impression.

Февральская революция 1917 года разразилась в России в ходе Первой мировой войны, которая и была её главной причиной. И мобилизованные в армию миллионы крестьян и рабочих сыграли решающую роль в победе новой власти. В своей работе я постараюсь показать, какова была первая реакция во фронтовых частях на февральские события в столице.

Отречение Николая II и создание Временного правительства в Петрограде по-разному были встречены в русской армии. Сначала обратимся к «Записке генерала М. В. Алексеева Временному правительству» от 14 марта 1917 года, в которой содержится сводка сообщений главнокомандующих фронтами, командующих кавказской армией и флотами Балтийского и Черного морей по вопросу о том, какое впечатление на войска произвел переход к новому государственному строю.

«На Северном фронте происшедшая перемена и отречение государя от престола приняты сдержанно и спокойно.

Многие к отречению императора Николая II и к отказу от престола вел. кн. Михаила Александровича отнеслись с грустью и сожалением.

Во 2-м Сибирском корпусе 12-й армии возбужден целый ряд вопросов относительно могущих произойти последствий. Были некоторые голоса, что без царя нельзя обойтись и надо скорее выбирать государя, что евреев нельзя иметь офицерами, что необходимо наделить крестьян землей при помощи Крестьянского поземельного банка.

В 5-й армии наступившие события некоторыми солдатами рассматривались, как конец войны, другими — как улучшение своего питания, а частью — безразлично.

Во всех армиях фронта многие солдаты искренно возмущались заявлениями Совета Рабочих и Солдатских депутатов о республике, как желании народа, и говорили: почему же нас об этом не спрашивают? То же высказывали и некоторые жители.

Среди офицеров выясняется недовольство, возмущение и опасение, что какая-то самозванная кучка политиканов, изображающая собой Совет Рабочих и Солдатских депутатов, не получившая никаких полномочий ни от народа, ни от армий, действует захватным порядком от имени страны, мешается в распоряжения Временного правительства и даже действует и издает вопреки ему распоряжения.

Особенно волнуют попытки Совета вмешаться в отношения между солдатами и офицерами и регулировать их помимо существующих неотмененных законов и законного войскового начальства.

Высказываются пожелания устранить Совет Рабочих и Солдатских депутатов от вмешательства в дело управления государством, так как это крайняя политическая партия, а не полномочные представители народа или армии, которую и нужно поставить на соответствующее место.

На Западном фронте акт об отречении был принят спокойно, серьезно, многими с сожалением и огорчением.

Наряду с этим перемена строя у многих связана с верой в восстановление порядка. Солдатами новый порядок приветствуется в уверенности, что продовольственная разруха будет устранена и оставшиеся семьи будут наделены пайком в мере действительной потребности.

Выражалась уверенность в прекращении немецкого засилия.

В 9, 10 и сводном корпусах 2-й армии манифест встречен отчасти с удивлением и с сожалением государя.

Многие, видимо, были поражены неожиданностью и той быстротой, с которой к нам подошли настоящие события.

В сибирской казачьей дивизии сводного корпуса манифесты произвели удручающее впечатление.

Некоторыми выражалась надежда, что государь не оставит своего народа и армии и вернется к ним.

Для части солдат это впечатление смягчалось тем, что император Николай II преемником себе назначил великого князя Михаила Александровича, и что в России еще не республика, относительно которой высказывались отрицательно.

Однако самый переход к новой власти казаками сибирской казачьей дивизии принят с полной покорностью.

К допущенным в дни перелома эксцессам толпы к офицерам, имевшим место в Петрограде, Москве и других городах, отношение отрицательное и в офицерской среде толкуется, как пагубное для армии и России желание, клонящееся к разложению армии и вреду страны.

Настроение войск бодрое. Преобладает сознание необходимости довести войну до победоносного конца, для чего необходимы полное спокойствие на фронте и усиленная работа тыла.

На Юго-Западном фронте объявление манифеста встречено спокойно, с сознанием важности переживаемого момента и чувством удовлетворения и веры в новое правительство.

На Румынском фронте происшедшие перемены войсками приняты спокойно.

В 4-й армии большинство преклоняется перед высоким патриотизмом и самопожертвованием государя, выразившимся в акте отречения. Здесь же манифест в. кн. Михаила Александровича встречен с недоумением и вызвал массу толков и даже тревогу за будущий образ правления.

Более нервное отношение к событиям чувствуется в 8-м кавалерийском корпусе, где передачу престола великому князю Михаилу Александровичу склонны понимать, как вручение регентства до совершеннолетия великого князя Алексея Николаевича, которого считают законным наследником.

В кавказской армии к перемене строя войска отнеслись спокойно.

В Балтийском флоте переход к новому строю принят восторженно.

В Черноморском флоте последние события встречены спокойно и с пониманием важности переживаемого момента. Работы не прекращались и не прекращаются.

Назначение великого князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим на всех фронтах было принято сочувственно и даже с радостью. У многих принятие им верховного командования связывалось с надеждой на более скорый и победоносный конец войны.

Лишь в 5-й армии Северного фронта ставились вопросы о том, по какому праву и чьим распоряжением вел. князь Николай Николаевич занял пост верховного главнокомандующего" [3, с. 286−288].

Обобщённые сведения, представленные в приведённом докладе, безусловно, сглаживают реакцию солдат и офицеров на революционные события в Петрограде, но дают общее представление об их надежах и опасениях.

Более конкретно и образно взгляды действующей армии на смену власти в столице отразились в свидетельствах очевидцев и участников событий. Генерал А. И. Деникин, командовавший восьмым армейским корпусом на Румынском фронте: «Войска были ошеломлены — трудно определить другим словом первое впечатление, которое произвело опубликование манифестов. Ни радости, ни горя. Тихое, сосредоточенное молчание. Так встретили полки 14-ой и 15-й дивизий весть об отречении своего императора. И только местами в строю непроизвольно колыхались ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слезы…

Чтобы передать точно тогдашнее настроение, не преломленное сквозь призму времени, я приведу выдержки из своего письма к близким от 8 марта: «Перевернулась страница истории. Первое впечатление ошеломляющее, благодаря своей полной неожиданности и грандиозности. Но в общем, войска отнеслись ко всем событиям совершенно спокойно. Высказываются осторожно, но в настроении массы можно уловить совершенно определенные течения:

• 1) Возврат к прежнему немыслим.
• 2) Страна получит государственное устройство, достойное великого народа: вероятно, конституционную ограниченную монархию.
• 3) Конец немецкому засилью, и победное продолжение войны" .

Отречение государя сочли неизбежным следствием всей нашей внутренней политики последних лет. Но никакого озлобления лично против него и против царской семьи не было. Все было прощено и забыто. Наоборот, все интересовались их судьбой и опасались за нее.

Назначение Верховным главнокомандующим Николая Николаевича и его начальником штаба генерала Алексеева было встречено и в офицерской и в солдатской среде вполне благоприятно" [2, с. 130−131].

Генерал П. Н. Врангель, командир Уссурийской конной дивизии Румынского фронта: «Надо сказать, что в эти решительные минуты не было ничего сделано со стороны старших руководителей для разъяснения армии происшедшего. Никаких общих руководящих указаний, никакой попытки овладеть сверху психологией армии не было сделано. На этой почве неизбежно должен был произойти целый ряд недоразумений. Разноречивые, подчас совершенно бессмысленные, толкования отречений Государя и Великого Князя (так, один из командиров пехотных полков объяснил своим солдатам, что «Государь сошел с ума»), еще более спутали и затемнили в понятии войск положение.

Утром полкам были прочитаны оба акта и даны соответствующие пояснения. Первые впечатления можно характеризовать одним словом — недоумение. Неожиданность ошеломила всех. Офицеры, так же как и солдаты, были озадачены и подавлены. Первые дни даже разговоров было сравнительно мало, люди притихли, как будто ожидая чего-то, старались понять и разобраться в самих себе. Лишь в некоторых группах солдатской и чиновничьей интеллигенции (технических команд, писарей, состав некоторых санитарных учреждений) ликовали" [1, с. 21−22].

А.Г.Шкуро, командир Кубанского конного отряда особого назначения при третьем конном корпусе (Южный фронт): «Близ Кишинева были собраны представители от каждой сотни и эскадрона. — Я получил депешу, — сказал граф Келлер, — об отречении государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы государь император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал царю (цитирую по памяти): «3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от Престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя».

— Ура, ура! — закричали драгуны, казаки, гусары. — Поддержим все, не дадим в обиду императора.

Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку плененного, как нам казалось, государя" [10, с. 90−91].

Генерал А. Д. Нечволодов, командир 19-й пехотной дивизии Юго-Западного фронта, отмечал в отчете о результатах обнародования государственных актов и реакции на них для передачи командующему армией: «Новость о формировании ответственного правительства была принята с пониманием и даже вызвала некоторый энтузиазм. Что касается манифеста об отречении Императора, то на большинство частей он произвел заметное разочарование. Часть солдат и офицеров даже плакала. Большинство испытывают тревогу, удивляются, как Император мог отречься в такую трудную минуту, и задаются вопросом: не произошло ли это событие под принуждением? В целом можно сделать вывод, что в глазах всех фигура Императора по-прежнему остается священной, а за деятельностью по переустройству нашей политической жизни внимательно наблюдают, понимая, что основной задачей является разгром врага» [5, с. 23].

Князь С. Е. Трубецкой, представитель Земского и Городского союзов на Северном фронте: «Революционное разложение, начавшееся в Петрограде, докатилось к нам во Псков очень скоро.

На шинелях и гимнастерках появились красные банты, тыловая солдатня становилась все распущеннее, а среди офицерства началось заметное расслоение. Герои-мученики с одной стороны и прихвостни революции с другой. Разумеется, между этими крайними группами были и промежуточные.

Уже в самом начале марта во Пскове произошло первое убийство офицера. Был заколот солдатами подполковник Самсонов, начальник главного этапного пункта, — тип хорошего армейского пехотного офицера старого времени. На похоронах Самсонова солдаты несли венок «Нашему Отцу-Командиру». .

Отречение Государя Императора наша армия пережила сравнительно спокойно, но отречение Михаила Александровича, отказ от монархического принципа вообще — произвел на нее ошеломляющее впечатление: основной стержень был вынут из русской государственной жизни; короткое время, по силе инерции, все оставалось как будто на месте, но скоро все развалилось" [9, с. 151−153].

На двух главных флотах России Черноморском и Балтийском революционные события вызвали весьма несхожую реакцию. Это связано с двумя обстоятельствами: расстоянием до столицы и действиями командования. Как и сообщалось в сводке генерала Алексеева, на Черноморском флоте положение оставалось спокойным и работы не прекращались. Командующий этим флотом адмирал А. В. Колчак пояснял: «Получив телеграмму от князя Львова об образовании первого министерства, я сейчас же разослал ее по всем судам, и так как я не мог объехать все суда, то собрал команды на моем флагманском судне „Георгий Победоносец“. Когда они собрались, я прочел манифест и сказал, что в настоящее время прежней власти не существует, династия, по-видимому, кончила свое существование и наступает новая эпоха. При этом я обратился к ним и сказал, что каковы бы ни были у нас взгляды, каковы бы ни были наши убеждения, но мы ведем войну, и потому мы имеем обязательства не только перед правительством или той властью, которая существует, но мы имеем большие обязательства и перед нашей родиной. Какое бы правительство ни существовало у нас, оно будет продолжать войну, и мы будем выполнять свой долг так же, как и до того времени. Затем я указал, что в такое время, как-то, в котором мы находимся, правительству будет чрезвычайно тяжело, и потому я считаю необходимым оказать ему всемерную поддержку. Первый стою за это правительство и считаю необходимым в ближайшие дни присягнуть ему на службу. Вот та речь, с которой я обратился в командам. Она произвела, по-видимому, чрезвычайно благоприятное и успокоительное впечатление. Среди команд в это время, в силу предоставленных правительством прав, возникла комитеты, стали устраиваться митинги. Я бывал несколько раз на этих собраниях и разъяснял командам то, что происходит, делился с ними своими соображениями относительно того, что будет дальше, но везде неизменно указывал на одно: „Покуда война не закончена, я требую, чтобы вы выполняли свою боевую работу так же, как выполняли раньше, чтобы в этом отношении всеми, начиная с командного состава и кончая самым младшим матросом, мне была бы оказана помощь, чтобы у меня была уверенность, что каждое мое приказание, относящееся до боевых действий флота, будет немедленно выполнено“. Мне это обещали; я в этом отношении не могу сделать никаких упреков никому из команды» [6, с. 215−216].

На Балтийском флоте к началу 1917 г. многие матросы уже являлись противниками существующей власти, которую в их глазах олицетворяли офицеры. Вот как объясняет сложившуюся здесь ситуацию член III и IV Государственных дум Н. В. Савич, бывший докладчиком в Думе по бюджету Морского министерства: «Флот всегда был революционно настроен. Нижние чины комплектовались преимущественно из рабочих больших металлургических и механических заводов, т.к. Морское министерство утверждало, что из этого элемента легче и скорее вырабатывались хорошие специалисты, главная сила современного флота. Почти все они были склонны к социалистическим бредням, а так как надзор командного состава был в условиях судовой жизни очень затруднительным, если не невозможным, то мало-помалу флот заполнялся сплошь элементом мало надежным, революционно настроенным и враждебным существовавшему государственному строю, а т.к. офицерство считалось опорою последнего, то, естественно, против него шла неудержимая агитация, особенно среди машинной и кочегарной команды» [8, с. 235−236].

В начале марта 1917 г. на Балтийском флоте погибли около ста офицеров: в Гельсингфорсе — около 45, немногим меньше в Кронштадте, в Ревеле — 5, в Петрограде — 2, а также свыше 20 боцманов, кондукторов и сверхсрочников. Кроме того, 4 офицера покончили жизнь самоубийством, 11 пропали без вести (вероятно, убиты, или сбежали). В Гельсингфорсе было арестовано около 50 офицеров и в Кронштадте около 300 [11].

Слушатель Отдельных гардемаринских классов Ф. Ильин, известный под псевдонимом Ф. Ф. Раскольников, уже будучи видным большевиком выпустил воспоминания о революционных событиях 1917 года. Он утверждал: «Расстрелы офицеров, происходившие в первых числах марта, носили абсолютно стихийный характер, и к ним наша партия ни с какой стороны не причастна. Матросы, солдаты и рабочие Кронштадта, вырвавшись на простор, мстили за свои вековые унижения и обиды. Но достойно удивления, что это никем не руководимое движение с поразительной меткостью наносило свои удары. От стихийного гнева толпы пострадали только те офицеры, которые прославились наиболее зверским и несправедливым обращением с подчиненными.

В первый же день революции был убит адмирал Вирен, стяжавший себе во всем флоте репутацию человека-зверя. Вся его система была построена на суровых репрессиях и издевательстве над личностью солдата и матроса.

Не менее грубым и бесчеловечным начальником слыл во всем Кронштадте и даже далеко за его пределами командир 1-го Балтийского флотского экипажа полковник Стронский. На Стронского тоже в первую голову обрушился гнев революционной толпы.

Насколько мне известно, невинных жертв в Кронштадте не было. Во всяком случае, во время дальнейшего развития революции стихийные расстрелы уже не имели места. В случае обнаружения старых или новых грехов за каким-нибудь притаившимся контрреволюционером его подвергали аресту и доставляли в Кронштадтскую следственную комиссию, во главе которой стоял наш партийный товарищ И. Д. Сладков" [7, с. 37−38].

«Эти печальные события в Кронштадте, — поясняет ещё один мемуарист, — разразились потому, что там было много штрафованных и других матросов, которых никто не хотел брать на суда, как негодный элемент. Словом, отбросы флота. Между ними и офицерами были чересчур натянутые отношения и, когда „укротители зверей“ остановились в некотором замешательстве в начале движения, звери бросились на них и растерзали. Кровь опьянила их, они осатанели» [4, с. 140].

Современный автор М. А. Елизаров считает, что «в роли конкретных убийц преобладали уголовно-деклассированные элементы. За этой констатацией стоят не нынешние умозаключения, сделанные исходя из общего пересмотра отношения к революции, а факты, на которые начали обращать внимание революционеры еще в 1917 году. По мере развития революции, когда все больше обнаруживался вред левого экстремизма, большевики и экипажи стали замечать, что те из матросов, кто были склонны к воровству и прочей уголовщине, особенно требовали офицерской крови в февральско-мартовские дни. Они это делали и в дальнейшем, стараясь ультрареволюционностью прикрыть свои неблаговидные наклонности.

Матросская масса оправдывала убийства, но не убийц и последние сразу после Февраля «ушли в тень», исчезли из флота, и в мемуарах нигде не фигурируют" [11].

Таким образом, можно констатировать, что в массе солдаты фронтовых частей не были сторонниками свержения самодержавия. Они встретили сообщение об отречении царя, а затем и его брата с недоумением и растерянностью. Но им никто не пожелал разъяснить сути происшедших событий. Офицерский корпус в первые годы войны потерял лучших своих представителей, а пришедшее им на смену молодое пополнение в немалой степени разделяло либеральные идеи новой власти. К тому же свободно проникавшие теперь к солдатам революционные агитаторы смогли быстро настроить их на свой лад, что очень скоро привело к развалу армии и крушению страны.

• 1. Врангель П. Н. Записки (Ноябрь 1916 г. ноябрь 1920 г.). Ч. 1. // Белое дело. Кавказская армия. М., 1995. 432 с.
• 2. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль — сентябрь 1917 г. М., 1991. 550 с.
• 3. Записка генерала М. В. Алексеева Временному правительству. // Архив русской революции: в 22 т. Т. 15−16. М.: «ТЕРРА», 1993. Т. 16. С. 286−288.
• 4. Князев Г. А. Из записной книжки русского интеллигента за время войны и революции 1915—1922 гг. // Русское прошлое. Историко-документальный альманах. Кн. 2., СПб, 1991. С. 97−199.
• 5. Нечволодов А. Д. Император Николай II и евреи. М., Институт русской цивилизации, 2012. 400 с.
• 6. Протоколы допроса адмирала Колчака чрезвычайной следственной комиссией в Иркутске в январе-феврале 1920 г. // Архив русской революции. В 22 т. Т. 9−10. М.: «Терра», 1991. Т. 10. С. 177−321.
• 7. Раскольников, Федор Федорович. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990. 240 с.
• 8. Савич Н. В. Воспоминания. СПб., 1993. 496 с.
• 9. Трубецкой С. Е. Минувшее. М., 1991. 336 с.
• 10. Шкуро А. Г. Записки белого партизана. // Белое дело. Добровольцы и партизаны. М., 1996. С. 75−246.
• 11. Елизаров М. А. Убийства флотских офицеров в период Февральской революции 1917 г. // Военно-исторический журнал, 2014, № 5 [Электронный ресурс]. URL: http://history.milportal.ru/2014/05/ubijstva-flotskix-oficerov-v-period-fevralskoj-revolyucii-1917;g/ (дата обращения 18.12.2016).