Структурные типы эпитетов

Много внимания в лингвистике уделяется рассмотрению структуры эпитета, описываются типы сложных и составных прилагательных-эпитетов, разбираются способы включения эпитета в контекст, т. е. осуществляется структурно-синтаксическая типологизация эпитетов.

Современные типологии не содержат единых критериев деления на рубрики. Они составлены на текстах какого-либо одного автора. Традиционно все лингвисты делят эпитеты на простые (состоящие из одного слова), составные (структурно состоящие из более, чем одного слова) и сложные (с двумя или более основами).

В письмах Пришвина М. М. простые по структуре эпитеты составляют несомненное большинство от всех образных определений: «Грибоедовскую Москву» [Пришвин. Письма Гершензону, Мих. Осиповичу: 7]; «в казенном поезде» [Там же: 26 (13) Март. 1919 г.]; «по усиленной просьбе» [Пришвин. Письма к Тальникову, Давиду Лазаревичу: 23]; «драгоценный путь» [Там же: 14]; «…и когда стал уродовать природу для дурацких фотографий, мы запретили ему» [Там же: 23]; «Во всяком случае пуля пущена и настолько основательная, что по прочтении в „Речи“ хотели даже изменить решение не печатать, но посоветовавшись, опять отказали» [Письма М. М. Пришвина к А. М. Ремизову: 168]; «Тяга вальдшнепиная, тетеревиные тока» [Там же: 182];

«под хрущевскими липами» [Там же: 170].

Иногда в текстах писем встречаются сложные эпитеты. Сложные по структуре авторские эпитеты встречаются редко. Они наполнены особой экспрессией: «Я Вам скажу больше, не будь у нас в стране вдумчивых охотников-хозяев, вы бы, городские милые прекраснодушные люди, незаметно для себя всю природу съели бы в ресторанах» [Пришвин. Дневники. 1928;1929: 387]; «…советская власть должна иметь мужество дать существование целомудренно-эстетической повести, хотя бы она и колола глаза» [Пришвин. Дневники. 1920;1922: 260].

Пока ещё достаточно не изучена семантика сложных эпитетов, в какой степени она зависит от соотношения компонентов таких эпитетов, типология их до конца не разработана.

Исследователь Т. Д. Четверикова изучала типы сложных эпитетов в романе М. Шолохова «Тихий Дон». Она пишет: «Можно выделить несколько видов сложных эпитетов, характеризующихся различными отношениями между компонентами: а) антонимичные отношения (оксюмороны) (горькосладкая жизнь, ярко-убогие ореолы); б) синонимичные (старчески дряблые ноги). Среди сложных эпитетов с синонимичными отношениями выделяются эпитеты-колоративы, где введение оттенка признака производится с помощью суффиксаоват (сизовато-голубое мерцание огней), префикса из- (изжелтакрасный сазан), словосложения, где один из компонентов выражает цвет метафорически (воронено-черные усы)» [Четверикова 2008: 8].

Другой исследователь А. Е. Куксина при изучении прозы Юрия Нагибина выделила такие две группы сложных эпитетов по смысловым отношениям:

эпитеты с отношениями сочинения:

• а) соединения: «благородно-нежное звучание»;
• б) с добавочно-усилительным значением: «дурманно-сладкий аромат»;
• в) с сопоставительными и противопоставительными отношениями:

«грустно-добрый отец»;

с отношениями подчинения:

• а) с конкретизирующим значением: «бесстрастно-героическое лицо»; б) значением принадлежности: «седовласый старик»;
• в) направленности действия на объект: «головоломные задачи»;
• г) слитные эпитеты: «чертовски ленивый Дельвиг» [Куксина 2008].

Все исследователи сходятся в том, что сложные эпитеты по отношениям их компонентов делятся на: 1) эпитеты с отношениями сочинения/подчинения и 2) антонимии/синонимии.

В письмах Пришвина можно выделить следующие типы сложных эпитетов:

эпитеты с подчинительными отношениями между его компонентами со слитным их написанием: «писчебумажные магазины» [Пришвин. Дневники. 1918;1919: 262]; «В моей многоэтажной хоромине … слава живет этажом ниже меня» [Пришвин. Письма к Тальникову, Давиду Лазаревичу: 14]; «…мой хутор находится между двумя деревнями, самыми малоземельными» [Пришвин. Дневники. 1914;1917: 421]; «Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич» [Пришвин М. М. к Брюсову, Валер. Яковл. 5 Марта 1911];

«достопочтеннейший Алексей Михайлович!» [Письма М. М. Пришвина к А. М. Ремизову: 169]; «Массам надо показать маловидимый ими творческий путь жизни» [Пришвин. Дневники. 1928;1929: 129]; «Литераторы в силу разнородности талантов и др. особенностей литературного дела и в организации остаются на воле эгоцентрических побуждений» [Пришвин. Дневники. 1 931 931: 280]. Слитное написание этих эпитетов указывает на тесную связь признаков, определяющих семантику их поликорневой лексемы.

с сочинительными отношениями с дефисным написанием: «А если в этом житейско-тайном и обыкновенном деле люди не соединяются, то как я могу говорить о соединении на поверхности (разные там партии и т. п.)» [Пришвин. Дневники. 1920;1922: 234]; «Ваши научно-художественные догадки» [Пришвин. Дневники. 1926;1927: 183]; «…хорошо бы дать и формально-литерный пример для очерка» [Пришвин. Дневники. 1930;1931: 102]; «Вот как только наступило летнее тепло, на шоссейной северной дороге появились люди с желто-зелеными лицами, идущие как черепахи» [Пришвин. Дневники. 1936;1937: 622]; «…если только в его творчестве не найдется десяти народно-детских рассказов» [Там же: 9].

Столкновение двух определений в рамках сложного эпитета ведет к различным изменениям в семантике обоих определений. Так в словосочетании «вся Ваша Петербургско-эмигрантская жизнь» [Пришвин. Дневники. 1920; 1922: 234] использование прилагательного «эмигрантская» совместно с «Петербургской» применительно к слову «жизнь» придаёт сложному эпитету абсурдистский оттенок и даёт понять, что речь идёт хоть и о жизни внутри страны, но обособленно, своим кругом.

эпитет-дублет с дефисным написанием с повтором корневого элемента, что усиливает признак: «Так точно и я, как живой-преживой писатель, чувствую до точности по нескольким строчкам, кто из писателей проходит холостым гением и кто идет с брюхом» [Пришвин. Дневники. 1936;1937: 9].

Составной (или развёрнутый) эпитет — это несколько эпитетов (цепочка эпитетов), дающих «разностороннюю характеристику объекта» [Гальперин 1977: 161], «дополняющих друг друга» [Веселовский 1989: 69]; это своеобразное стечение определений, обеспечивающих «смысловой прорыв» [Тырыгина 2000].

«Двойной эпитет, дающий двухаспектную характеристику, иногда называют вилкой» [Москвин 2001: 31]. Цепочка эпитетов может состоять и из трёх и более элементов. «Я заметил, что эпитеты имеют обычай сбиваться в кучу, особенно часто в тройки, тройчатки эпитетов. Редко они бывают полноценны, часто один ведет за собой другой и третий. Но дела всем троим не находится. Эпитет — не артельное понятие. Он — солист» [Озеров 1972: 385].

Первое определение в цепочке эпитетов часто выступает как основное, в нём главный смысл, остальные эпитеты несут уточняющий смысл.

В письмах М. М. Пришвина развёрнутые эпитеты встречаются довольно часто. Чаще всего писатель использует парное объединение эпитетов. Интересная особенность прослеживается в письмах у Пришвина: неоднородных парных эпитетов у него вдвое больше, чем парных однородных. Парный (двойной) эпитет используется часто для создания объёмного образа, для выделения нескольких одинаково важных признаков. Примеры неоднородных парных эпитетов в пришвиновских письмах: «Но как же хорош гнев Ильи. И как я его читаю простым набожным людям!» [Письма М. М. Пришвина к А. М. Ремизову: 178]; «…и мысли рассыплются множеством чередой проплывающих световых картин с невозможно безобразными пугающими рожами» [Пришвин. Дневники. 1926;1927: 102]; «Так и в литературе для творчества необходим момент схождения зорь, тайное ночное единение» [Там же: 294]; «надо иметь особое редчайшее дарование» [Пришвин. Дневники. 1948;1949: 182].

Однородные парные эпитеты: «доброе, светлое чувство» [Пришвин. Письма к Тальникову, Давиду Лазаревичу: 23]; «Так семья с нежной, самозабвенной заботливостью родителей о детях является творческим преображением любви» [Пришвин. Дневники. 1928;1929: 387]; «Мы, охотники, переживая свою страсть, как это ни странно, являемся в то же время и единственными, активными охранителями природы» [Там же: 388].

Иногда парный эпитет у Пришвина употребляются с союзоми-: «…пора бросить тигровую и крокодиловую пошлость экзотики…» [Пришвин. Дневники. 1930;1931: 102]; «крайнее и нежелательное мне средство» [Пришвин. Дневники. 1936;1937: 432].

Достаточно много у Пришвина цепочек эпитетов, содержащих три элемента: «Вы знаете, что сейчас торжествует «международный писатель».

(Эренбург, Пильняк и друг.), все они талантливые, быстрые, умные люди, но они принципиально борются с виталином" [Горький — М. М. Пришвин]; «…и начинаю через этот огромный русский хаотический лес путешествие пешком на свою родину…» [Пришвин. Дневники. 1926;1927: 102].

Тройчатка однородных определений создаёт некий ритмический рисунок фразы: «Тут на отдыхе в беседе со старыми людьми узнаешь, глядя на лесные ярусы, что привело к зарастанию, — голодные, военные, пожарные, годы неудачных реформ — все решительно, как в книге, кто умеет слушать человека и смотреть на лес с пониманием, написано на этих синеющих, голубеющих и зеленеющих ярусах» [Там же: 103]. Это предложение является также примером конструкции с несколькими (двумя) рядами однородных определений: первый ряд эпитетов относится к определяемому слову «годы», вторая тройчатка эпитетов — к слову «ярусах».

Использование кратких прилагательных в тройном эпитете придаёт ему дополнительную ударную силу: «…для меня Ваши догадки законны, серьезны, искренни» [Там же: 183].

Встречаются у Пришвина и более длинные цепочки эпитетов. Четырёхзвенный: «…но при всей значительности «Рассказ о необыкновенном» мешковат, перегроможденный, не прозрачный и стройный, как «Отшельник» «[Горький — М. М. Пришвин]. Здесь мы видим сложную эпитетную конструкцию: двойной эпитет с союзомии с общей отрицательной частицей («не прозрачный и стройный») является одним из звеньев тройного эпитета.

Шестизвенный с разношерстными эпитетами, разбиваемый существительным и фразой, которые тоже несут в себе эпитетную функцию:

«Только меня он чем-то раздражает: ленивый, большой, рассеянный, лысина, беспорядочный, ни к какому труду не способен, наивный, хитрый, сходится с кем попало» [Пришвин. Дневники. 1923;1925: 62]. Длинная цепочка эпитетов — это яркое средство передачи ёмкой информации.

Союзи-, стоящий перед последним однородным членом, образует как бы замкнутый ряд, что придаёт цепочке эпитетов оттенок исчерпывающего перечисления: «…я стал рыться в себе, в своем внутреннем, вечно бродящем и вечно мятежном существе…» [Пришвин. Дневник. 1936;1937: 239]. В данном примере автор использует два причастных оборота, конкретизирующих, усиливающих процессуальный признак. В предложении: «То же самое делает своей жестокой страстью любви и поэт, вместо живых детей он дает нам свои нежные, написанные собственной кровью поэмы» [Пришвин. Дневники. 1928;1929: 387] причастный оборот, являясь частью двойного эпитета, как бы разворачивает признак.

«Другие читатели, имеющие в виду рассказ в серьезном журнале.

«Октябрь», упрекали меня в несерьезном конце" [Пришвин. Дневники. 1944; 1945: 663] - в этом предложении писатель оживляет внутреннюю форму слова путём сопоставления в пределах одной лексемы антонимических её форм (в серьёзном/в несерьёзном).

Подчас эпитет у Пришвина повторяется в одной эпифразе. Такой повтор подчёркивает смысловую значимость признака, выраженного этим эпитетом.

Повтор эпитета при одном определяемом слове в одном предложении ведёт к усилению признака, иногда до высшего его проявления: «В один прекрасный, действительно самый прекрасный для меня день…» [Пришвин. Дневники. 1932;1935: 768]. Такой повтор с уточнением иногда называют повтором с «синтаксическим распространением», т. к. уточнение добавляет новую информацию, усиливает эпитет.

Повтор эпитета при разных определяемых словах в одной эпифразе повышает роль эпитета. Он становится первостепенен. Такой повтор ведёт к сближению разных объектов и понятий: «Злая месть, злой камень и дума, что вот съем привезенный фунт соли — что тогда есть?» [Пришвин. Дневники. 1918;1919: 262]; «За озером лес, страшный, „немыслимый“, как здесь говорят, тянется за сотню верст, переходит в Брянские леса, где живут настоящие бродяги, настоящие медведи и волки; как хорошо будет переплыть озеро на ялике, поймать по пути здоровенную рыбу и подойти к опушке этого леса настоящего» [Письма М. М. Пришвина к А. М. Ремизову: 177].

При неоднократном повторе одного и того же эпитета делается очень сильный акцент на признаке, который выражает этот эпитет: «Губерния эта, давшая свету столько знаменитых писателей, чуть ли не самая малоземельная и, наверно, самая истощенная в смысле социальных связей. Елецкий уезд — самый малоземельный в Орловской губернии, Соловьевская волость — самая малоземельная в Елецком уезде, и в Соловьевской волости мой хутор находится между двумя деревнями, самыми малоземельными» [Пришвин. Дневники. 1914;1917: 421].

Пришвину близка игра слов, возникаемая с помощью повтора эпитета: «И в то же время если я дам это в большие журналы, то всё напечатают с большой радостью» [Пришвин. Дневники. 1938;1939: 456].

Также, повторяя эпитет, Пришвин добивается парадоксальности высказывания: «Надо ли переживать социальную революцию? Но если кто ее пережил, то другой, имеющий хотя бы самую превосходную [интуицию], не переживая сам, никогда не поймет ни нашей бесконечной жадности к жизни, ни нашего бесконечного к ней равнодушия.)» [Пришвин. Дневники. 1932;1935: 195].