Стивен Пинкер. «Язык как инстинкт»

Краткая биографическая информация

Стивен Пинкер (Steven Pinker) родился 18 сентября 1954 года в Монреале, провинция Квебек. Он выдающийся канадско-американский учёный, специализирующийся в экспериментальной психологии и когнитивных науках, а также автор работ по популяризации науки. Пинкер известен за его широко охватывающую защиту эволюционной психологии и «Вычислительной теории разума» (Computational theory of mind). Академическая специализация Пинкера — визуальное восприятие и развитие речи у детей, и он более известен как популяризатор идеи о том, что язык, на котором мы говорим, является инстинктом или биологической адаптацией.

Стивен Пинкер год занимался исследованиями в Массачусетском технологическом институте (MIT), затем вернулся в Гарвард.

С 1982 по 2003 Пинкер преподавал в департаменте мозга и когнитивных наук в MTI и стал директором Центра когнитивных нейронаук. (Кроме одного года проведённого в Университет Калифорнии, Санта Барбара в 1995;1996).

В 2004 году Пинкер был назван Журналом Time одним из 100 наиболее влиятельных людей в мире. Дважды номинировался на Пулитцеровскую премию Стивен Пинкер наиболее известен работой «Язык как инстинкт» (1994), а так же популяризацией работ Ноама Хомского о врождённых способностях сознания.

«Язык как инстинкт»

Книга Стивена Пинкера «Язык как инстинкт» состоит из 13 глав. Она содержит объемный рассказ о том феномене, которым является человеческий язык, рассматривая его с самых разных точек зрения: лингвистической, биологической, исторической и т. д. В книге даются ответы на многочисленные вопросы о языке, поднятые в различных исследованиях, объясняются тайны удивительных явлений, связанных с языком (грамматические гены, искусственный интеллект у компьютеров, дети-маугли и другие). Рассказ ведется живым и понятным языком и содержит множество примеров из современного разговорного английского, известных художественных произведений, языка прессы, а также песен и кино. Книга рассчитана на довольно большую аудиторию: наряду с «коллегами-профессионалами» она предназначена и для «рядового читателя научной литературы», и для студентов, не знакомых с наукой о языке и мышлении, или, как пишет автор, «книга предназначена для всех, кто пользуется языком, а это значит — для каждого».

Глава 1. Инстинкт овладения мастерством.

В этой главе Стивен Пинкер знакомит читателей со своим мнением, что человеческий язык — это часть человеческой природы, то есть инстинкт.

Язык, как считает автор, — это сложный, специализированный навык, который развивается в ребенке самопроизвольно и не требует каких-либо осознанных усилий или наставлений. Этот навык в равной степени свойственен каждому, но он отличается от обобщенной способности обрабатывать информацию или поступать разумно. Для объяснения данного явления Стивен Пинкер использует термин «инстинкт», который выражает идею, что люди знают, как говорить, приблизительно в том смысле, в каком пауки знают, как плести паутину. Ученый опровергает общепринятое мнение, что язык — это продукт культуры, утверждая, что язык таковым является не больше, чем прямохождение.

Теория Пинкера, что язык является инстинктом человека, основана на идеях Чарльза Дарвина, считавшего, что сложное строение языка принадлежит нам по праву рождения, и этому нельзя научиться в школе или от родителей. Именно Дарвин впервые в 1871 году выдвинул теорию, что язык — это вид инстинкта.

Здесь же автор приводит довод Н. Хомского в пользу своей теории. Во-первых, человек может получать неограниченное число предложений из ограниченного числа слов. Такая программа в мозге может называться «ментальная грамматика». Во-вторых, в детях эта довольно сложная грамматика развивается быстро и самопроизвольно, поэтому, когда дети вырастают, они адекватно воспринимают новые конструкции, с которыми не сталкивались до этого. Поэтому, по мнению Хомского, дети с рождения несут некую схему, общую для грамматик всех языков.

Глава 2. Болтушки.

Свидетельство того, что язык — это инстинкт.

В первую очередь здесь рассматривается язык живущих на острове Новая Гвинея горцев. Как оказалось, он является не просто «лопотаньем», а довольно сложно организованным средством, с помощью которого можно передать целые цепочки рассуждений. Значит, языки примитивных народов и обществ отнюдь не примитивны (например, некоторые люди считают, что рабочий класс говорит на грубом и упрощенном языке по сравнению с более образованными людьми, что неверно), не существует такого понятия, как «язык уровня каменного века». Сложно организованные языки используются повсеместно — это открытие дало первый повод подозревать, что язык — это проявление особого человеческого инстинкта.

Далее Пинкер приводит доказательства в пользу того, что сложно организованный язык универсален, так как дети фактически вновь его изобретают, не потому что их этому учат, а потому что они не могут этого не делать. Появляются такие термины как «пиджин» — язык, возникающий в ситуации межэтнических контактов при необходимости достижения взаимопонимания, язык с минимальным содержанием грамматики; «креол» — язык, в который преобразуется пиджин в результате освоения его детьми. Пинкер опирается на исследования, показывающие, что если оставить детей в возрасте, когда они начинают усваивать родной язык, наедине с пиджином, они начинают привносить грамматическую систему туда, где ее не было. В результате новый язык становится более выразительным и качественным.

Абсолютно глухой мальчик Саймон был знаком с американским языком жестов (АЯЖ) в искаженной версии своих родителей. Родителями язык был усвоен плохо, приблизительно в 15 лет, поэтому для них он являлся пиджином. Однако ребенок мог объясняться на АЯЖ гораздо лучше, чем папа и мама. Каким-то образом, им были заглушены те неграмматические явления, которые использовались его родителями. Он превзошел своих родителей, и это пример креолизации. Становится истиной утверждение, что в уме ребенка содержатся некоторые «заготовки» для грамматических правил.

Родители не погружают детей в язык, не обучают ему, дети сами усваивают язык, и у них уже есть сложно организованная грамматика, как она есть и у каждого представителя человеческого рода.

Глава 3. Мыслекод Ключевыми вопросами в этой главе являются следующие: зависит ли мысль от слов или мыслям отведено некое устройство — мыслекод (язык мысли) — и они облекаются в слова тогда, когда их надо донести до слушателей? Какая связь между языком и мышлением?

Стивен Пинкер считает заблуждением то, что мышление и язык — одно и то же и что язык определяет мысль. Научной основой для таких предположений автор считает гипотезу Сепира-Уорфа, сообщающую, что мышление людей обусловлено категориями, которые имеются в их языке.

Возможно ли мышление без слов? Пинкер отвечает на этот вопрос тремя оригинальными примерами. В первом было показано, что пятимесячные младенцы могут считать в уме на элементарном уровне. Для этого использовались Микки Маусы, которые в течение эксперимента добавлялись и изымались скрыто или открыто. Если получаемые данные у детей не совпадали с ожидаемым, они тщательно рассматривали сцену и отыскивали объяснение. Во втором эксперименте были задействованы обезьяны-верветки, которые определяли по картинкам, являются ли изображенные родственниками или нет. Причем обезьяны не могли думать словами, так как попросту не способны их выучить. Третий пример связан с творческими людьми, которые утверждают, что в моменты вдохновения думают не словами, а мысленными образами, учеными-естественниками, которые уверяют, что их мышление пространственное и др.

Глава 4. Механизмы работы языка Суть языкового инстинкта — язык сообщает о чем-то новом.

Пинкер здесь говорит о двух «чудодействах», которые лежат в основе языкового инстинкта. Первое — это «произвольность знака» — принцип, сформулированный лингвистом Фердинандом де Соссюром, заключающийся в полностью условном соответствии звука смыслу. Слово «собака» не похоже на собаку, не лает, но все же означает «собака». Так происходит потому, что каждый носитель языка еще в детстве прошел путь автоматического запоминания, соединившего звучание со смыслом. Поэтому мы можем передать мысль из сознания в сознание почти мгновенно. Второе «чудодейство» — язык бесконечным образом использует конечные средства (высказывание Вильгельма фон Гумбольдта). Мы используем некий код для перевода с одного порядка слов на другой, с одной комбинации мыслей — на другую. Этот код называется генеративной грамматикой.

Грамматика — дискретная комбинаторная система, то есть конечное число слов отбирается, соединяется, перемещается для создания предложений со свойствами, совершенно отличными от свойств составляющих их элементов. Например, значение предложения Человек кусает собаку отлично от значений каждого из трех слов. Из данного свойства грамматики вытекают 2 следствия. 1 — абсолютная бескрайность языка. 2 — грамматика является кодом, не зависимым от сознания. Грамматика указывает, как должны слова сочетаться для передачи значений, это указание не зависит от конкретных значений, которые мы обычно передаем или ожидаем получить от других. Мы чувствуем, что некоторым предложениям, не соответствующим грамматическому коду, например, английского языка, можно дать толкование: Is raining `Дождит'.

Также в данной главе Стивен Пинкер рассматривает разницу между искусственной комбинаторной системой (на примере генератора цепочек) и естественной (на примере мозга человека). Предложение — это дерево, а не цепочка, слова сгруппированы в синтаксические группы, маленькие группы могут быть объединены в большие. Основная суть древесного представления-то, что дерево модулярно, то есть один компонент (синтаксическая группа) может заскочить в любую из нескольких позиций внутри других компонентов. Ветви дерева с метками действуют в роли памяти или плана всего предложения. Это позволяет справляться с такими удаленными зависимостями типа if… then `если… то', работа с которыми для генератора цепочек весьма сложна.

Основная идея в данной главе — это то, что материал, из которого сделан язык, — это структура непосредственных составляющих.

Глава 5. Слова, слова, слова Данная глава посвящена лексике и морфологии. Морфология — это система, слова имеют тонкое строение, их составные части — это морфемы. Система структуры слова — это продолжение структуры составляющих Х-штрих, где большие именные комплексы составлены из меньших элементов.

Схема для выведения значения основы из значения ее частей похожа на ту, что использовалась для синтаксических групп: есть один особый элемент — ее «ядро», который определяет значение всех конгломерации. Например, sensibility — это вид способности (-ability — ядро). Также здесь важно указать, что от этого ядра к верхнему узлу распространяется вся информация, содержащаяся в слове-ядре: не только его значение, не только сведения о том, глагол это или существительное, но и присутствующая в нем нерегулярность образования формы. Поэтому форма множественного числа слова workman `рабочий' будет workmen, a не workmans (man — men). Обладая теперь данной информацией, можно легко объяснить и поведение некоторых причудливых слов. Например, чем объясняется тот факт, что одна из хоккейных команд называется «Maple Leafs» (а не «Maple Leaves» — «Кленовые листья»), а «отребья» — это low-lifes (а не low-lives)? Последнее слово не имеет ядра. Это значит, что канал, по которому распространяется информация, заблокирован, причем не для чего-то одного, а для всей информации. Если слово не получает значения от элемента life, то оно не получает и форму множественного числа. Поэтому по стандартному в английском языке правилу просто добавляется суффикс множественного числа — s. Что касается хоккейной команды, то форма множественного числа образована от имени собственного — Maple Leaf по тому же правилу.

Нерегулярные формы хранятся в ментальном словаре, как корни или основы, так как их нельзя образовать по правилу, а регулярные — как сложные слова, потому что они образуются по правилу словоизменения. Было обнаружено, что дети четко следуют этому ограничению.

Пинкер говорит, что слово — «синтаксический атом», нечто, синтаксически неделимое, а также — некий отрезок языковой материи, соотносимый с определённым значением, единица некоего «ментального словаря» — листема. Обычный человек знает много слов, несмотря на то, что звучание слова никак не связано с его содержимым (пример с «гавагай»). Человек определенным образом усваивает поразительное количество слов, значение которых сложно откуда-либо вывести, особенно пока он совсем маленький. Это тоже считается аргументом в пользу того, что язык — это врожденный инстинкт человека.

Глава 6. Звуки тишины В данной главе Стивен Пинкер говорит о восприятии речи. Он считает, что восприятие речи — это еще одно биологическое чудодейство, составляющее языковой инстинкт. Мозг человека способен распознать человеческую речь во всем, что хотя бы отдаленно на нее похоже, например, как сам автор, в «речи синусоидной волны».

Далее автор рассказывает от устройстве речевого аппарата человека и о звуках с точки зрения места и способа образования. Фонемный состав — это одна из вещей, придающая языку его характерное звучание (например, в японском языке не различаются r и l). Поэтому иногда человек способен определить, к какому языку принадлежит слово, только по характерному звучанию. Кроме того, у носителей языка существует неосознанное понимание того, как могут выстраиваться в этом языке фонемы. Например, flitch — слово не английское, но могло бы им быть, а nyip — не английское и быть им не может.

Пинкер приходит также к заключению, что компьютер, распознающий человеческую речь, сделать сложно, потому что, во-первых, каждый человек произносит одни и те же слова по-разному; во-вторых, фонемы, произносимые друг за другом, тоже произносятся по-разному в зависимости от последующих и предыдущих звуков; поэтому даже люди, воспринимающие речь, часто ошибаются, но если люди способны угадать из контекста, какие именно слова имелись в виду (были бы уместны), то компьютер этого сделать не может.

Глава 7. Говорящие головы Вначале Пинкер описывает эксперименты по созданию интеллектуальных роботов и проблему, заключающуюся в том, что сложные проблемы (обыграть гроссмейстера) просты для разработки, а простые (узнать лицо, поднять ручку и другие) — наоборот, сложны. Одна из таких тяжелых легких проблем — это понимание предложения. Почему тяжелая? Есть две трудности на пути к получению результата. Первая — это память, с которой плохо обстоят дела у людей и хорошо — у компьютеров. Вторая — принятие решения, область, в которой люди сильны, а компьютеры слабы. Например, в компьютере есть особая оперативная память, помогающая удерживать различные неукомплектованные конструкции в предложениях с большим количеством придаточных, в то время, как человек их с трудом воспринимает, сбивается со счета. Но с другой стороны, когда у слова есть несколько словарных статей, человеку легче выбрать подходящую, нежели компьютеру. Например, человек недвусмысленно поймет предложение Time flies like an arrow `Время движется так же быстро, как стрела', а компьютер обнаружил здесь пять различных деревьев!

Глава 8. Вавилонское столпотворение Здесь Стивен Пинкер рассматривает вопрос, почему существует так много языков, как и откуда они появились. Первым делом он обращает внимание на универсалии лингвиста Джозефа Гринберга, исследовавшего в качестве примера тридцать языков пяти континентов, с целью поиска интересных грамматических свойств. В первом исследовании Гринберг обнаружил не менее 45 универсалий. Проанализировав частоту встречаемости той или иной универсалии, автор выдвигает идею приписать эти универсалии языковому инстинкту.

Пинкер опровергает два объяснения того, что структура мышления накладывает ограничения на языки. Первое — это то, что язык возник лишь однажды, а все языки — потомки этого праязыка, сохранившие некоторые черты. Второе — это то, что языки могут отражать универсальность мысли или обработки ментальной информации.

Разницу между языками Стивен Пинкер уподобляет разнице между биологическими видами и рассматривает как следствие трех процессов: 1) изменяемость (в случае с языком — лингвистическая инновация); 2) сохраняемость, когда потомки повторяют своих предков в этих изменениях (в случае с языком — это обучаемость); 3) обособленность, обусловленная миграцией или социальными барьерами в случае с языком. Почему необходимо выучивать язык? Потому что его главное свойство — быть кодом, разделяемым с другими людьми. Врожденная грамматика бесполезна, если человек один ей обладает. Чем предоставлять ребенку полностью врожденную грамматику, которая не согласовалась бы с грамматиками других людей, легче выучивать варьирующиеся части языка, чтобы привести свою грамматику в согласие с грамматиками остальных. Источниками вариативности Пинкер называет случаи, когда некоторые слова забываются, заимствуются (например, orange из испанского norange), приобретают новые значения. В результате обособленности инновации не распространяются повсюду, а накапливаются по отдельности в разных группах.

Заканчивает Пинкер главу темой об угрозе исчезновения языков в мировом масштабе. Причинами он называет разрушение естественной среды обитания носителей языка, геноцид, ассимиляцию и другие. То, что одни языки вымирают, а другие изменяются — это вид «естественного отбора» среди языков.

Глава 9. Говорящий новорожденный — рассказ о жизни в раю В этой главе Стивен Пинкер опровергает реальность историй, как с девочкой Наоми, заговорившей через несколько секунд после рождения. Он сообщает, что все дети появляются на свет с определенными языковыми навыками. В течение первого года жизни они усваивают звуки своего языка. Потом начинают лепетать, что является важной стадией развития языка, так как младенцы учатся, как переместить какой-либо мускул, чтобы изменить звук. Примечательно то, что глухие дети тоже лепечут, правда, руками. Следующий этап — попытка запомнить и повторить слово. Дети предположительно запоминают слова, стоящие под ударением: Посмотри-на-эту БУТЫЛКУ. Дальше происходит развитие синтаксиса, который начинается с минимально возможной длины — две единицы: I sit `Я сижу'. Хотя еще до того, как дети начинают складывать вместе два слова, они понимают предложение, уже опираясь на его синтаксис.

Так почему новорожденные не говорят? Для речевого развития необходимо речевое окружение, то есть детям еще нужно усвоить, как работает их артикуляционный аппарат, какие фонемы и слова употребляют носители данного языка. Кроме того, после рождения мозг младенцев еще полностью не сформирован и после претерпевает значительные изменения. Синапсы, которые способствуют процессу мышления, увеличиваются в течение первого года жизни. Поэтому язык развивается настолько быстро, насколько с этим под силу справиться растущему мозгу.

Также Пинкер обращает внимание на следующий факт. В силу того, что мозговой центр у детей пластичнее, усваивать язык в детстве легче, чем учить его во взрослом возрасте. Нормальное овладение языком гарантировано детям до шестилетнего возраста, потом в мозге происходят возрастные изменения. Большинство взрослых так и не могут полностью выучить иностранный язык, овладеть фонологией — отсюда и вечный акцент, «окаменелости» (постоянные ошибочные модели).

Глава 10. Языковые органы и грамматические гены В данной главе Стивен Пинкер сообщает, что в наше время не существует возможности напрямую установить наличие грамматических генов у человека. Причиной очередного всплеска интереса к генам вообще и возникновения теории о существовании «языкового» гена послужил эксперимент Поля Брока, проведенный в 1861 году на людях, страдающих афазией (неспособностью породить связное высказывание). Была выявлена общая патологическая зона, которую стали называть зоной Брока, а данный тип афазии — афазией Брока. Изучение другого типа афазии, афазии Вернике, также привело к обнаружению зоны мозга, отклоняющейся по своим характеристикам от нормальной.

Предположении о наличии «языкового» гена возникло на основе вывода о том, что у больных афазией нарушен контроль не только над воспроизведением слов, но и над языком вообще, поскольку пишут они не лучше, чем говорят. Но исходя из биологической базы, имеющийся на сегодняшний момент, едва ли можно предполагать наличие такого специализированного гена. Дело в том, что нельзя вообще говорить о реакции, обусловленной конкретным геном, поскольку из того, что белки (составляющие гена) выступают в роли катализаторов, следует, что одни белки управляют другими. Реакции контролируются группами факторов, и отсутствие одного белка не означает отсутствие данной реакции. А значит, и «языкового» гена тоже нет, так как его отсутствие не означало бы автоматическую неспособность изъясняться.

Глава 11. Большой взрыв В этой главе Стивен Пинкер сообщает, что человеческий язык сильнейшим образом отличается от естественного и искусственного общения животных, настолько, что нет возможности говорить об обучаемости животных языку. Что касается обезьян, они не выучили американский язык жестов, потому что это полноценный язык со сложной фонологией, морфологией и синтаксисом, а не грубая система мимики и жестов. Обезьяны вообще не выучили никаких истинных знаков АЯЖ! Глухой, наблюдающий за непрерывным движением рук обезьяны, не мог выделить ни одного знака, напоминающего жесты его собственного. Изучаемые шимпанзе сильно опирались на жесты своего природного репертуара, а не усваивали настоящие жесты АЯЖ с их фонологической структурой форм руки, движениями, ориентацией. Способности шимпанзе в области грамматики были вообще почти нулевые. На глубинном уровне до животных вообще «не доходит». Пинкер считает, что животные просто знают, что исследователям нравится, когда они жестикулируют, и за это обезьяны получают то, что хочется. Хотя, с моей точки зрения, это утверждение несколько сомнительно.

Глава 12. Языковые мавены Языковой мавен — перевод с языка идиш — эксперт.

В этой главе речь идет о внешнем контроле за языком. Кто определяет, как остальным говорить? Пинкер выделяет несколько видов мавенов, среди которых смотритель слов, иеремей, затейник, мавен-мудрец. Также автор описывает 9 характерных мифов языкового мавена.

Пинкер предлагает в данной главе избавиться от большинства прескриптивных правил (правил, как нужно писать) и пользоваться дескриптивными (правила, обобщающие то, как люди на самом деле говорят на языке). По этой же причине он признает ценность сленга — сленговые слова часто бывают хорошими иллюстрациями семантического поля какого-либо понятия.

Глава 13. Как устроено сознание В данной главе подводятся итоги книги и определяется связь языка с сознанием. Согласно мнению Пинкера язык является частью сознания, причем наиболее доступной частью.

Также здесь автор сообщает, что нас должно интересовать существование языкового инстинкта, потому что обладание языком — часть того, что означает быть человеком, то есть любопытство вполне естественно.