«Евгений Онегин» А. С. Пушкина и русская беллетристика 1830-х — 1850-х годов: Аспекты рецепции

Настоящая диссертация посвящена исследованию беллетристических модификаций романа A.C. Пушкина «Евгений Онегин» как классического текста на уровне слова и образа. Обращение к данной теме вызвано тем, что до настоящего времени остаются недостаточно изученными внутрилитера-турные принципы, позволяющие дифференцировать понятия «классика» и «беллетристика». Эти две самостоятельные системы литературного процесса, организуемые по определенным художественным принципам, являются тесно связанными и пересекающимися, хотя и не тождественными.

Проблема беллетристики как особой области литературы, отличной от области классики, является одной из актуальных проблем современного литературоведения. Работы отечественных исследователей И. А. Гурвича, В. М. Марковича, H.JI. Вершининой, A.B. Чернова, В. Е. Хализева, JI.B. Чернец,.

B.И. Сахарова1 написаны преимущественно в 90-е годы XX века и посвящены целому ряду вопросов, возникающих в связи с указанной проблемой (определение хронологических границ беллетристики как особого историко-литературного феномена, генезис и поэтика беллетристических произведений, взаимосвязь и взаимодействие беллетристики с иными литературными.

1 Гурвич И. А. Русская классика XIX века как литературное явление: Учебное пособие. М.: Изд-во Росс, откр. ун-та, 1991; Он же. Беллетристика в русской литературе XIX века: Учебное пособие. М.: Изд-во Росс. откр. ун-та, 1991.

Маркович В.М. К вопросу о различении понятий «классика» и «беллетристика» // Классика и современность. М.: Изд-во МГУ, 1991. С. 53 — 66- Он же. «Повести Белкина» и литературный контекст. К проблеме: классика и беллетристика // Маркович В. М. Пушкин и Лермонтов в истории русской литературы. Статьи разных лет: СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. С. 30 — 65.

Вершинина Н. Л. Русская беллетристика 1830-х — 1840-х годов (Проблема жанра и стиля). Псков: ПГПИ им.

C.М. Кирова, 1997.

Чернов A.B. Русская беллетристика 20 — 40-х годов XIX века (Вопросы генезиса, эстетики и поэтики). Череповец: ЧГУ, 1997.

Хализев В. Е. Беллетристика // Xa. uaев В. Е. Теория литературы: Учебник. М.: Высшая школа, 1999. С. 132 -137.

Чернец Л. В. Функционирование произведения /7 Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учеб. пособие / Под ред. Л. В. Чернец. М.: Высшая школа — Академия. 1999. С. 457−459.

Сахаров В.И. Писатель-декабрист и его издатель (H.A. Полевой и A.A. Бестужев-Марлинский) // Известия РАН. Сер. лит-ры и яз., 1999, т. 58, № 1. С. 60 — 65. явлениями и т. п.). Однако проблема существования беллетристики как одного из феноменов литературы осознавалась еще ранее, в XIX — первой половине XX вв., в литературно-критических и собственно исследовательских работах В. Г. Белинского, A.B. Дружинина, И. А. Гончарова, М.Е. Салтыкова-ЩедринаЮ.Н. Тынянова, Б. М. Эйхенбаума, В. В. Виноградова, Ю.М. Лот-мана2 и др.

Несмотря на то, что к настоящему времени исследован достаточно обширный круг вопросов, непосредственно относящихся к проблеме беллетристики, многие из них по-прежнему остаются малоизученными. Одним из таких вопросов, которые, на наш взгляд, нуждаются в дополнительном исследовании, является история восприятия личности и произведений A.C. Пушкина русскими писателями-беллетристами 30-х — 50-х годов XIX века и особенности беллетристической рецепции пушкинского слова. В настоящей диссертационной работе рассматриваются вышеуказанные вопросы на примере рецепции пушкинского слова 7 образов Татьяны и Ольги, Онегина и Ленского в беллетристическом творчестве H.A. Дуровой, М. С. Жуковой, А. Я. Панаевой, А. Д. Галахова, H.A. Полевого и A.B. Дружинина. При этом наше внимание сосредоточено преимущественно на внутренних функциях беллетристики — видообразующей и закрепляющей (И.А. Гурвич). В соответствии с первой из указанных функций происходит образование целого ряда новых образов на основе трансформации Татьяны и Ольги, Онегина и Ленского — героев A.C. Пушкина «посредством возведения в традицию того, что первоначально имело единичное значение"3 (И.А. Гурвич). Вторая.

2 Белинский В. Г. Собрание сочинений: В 9-ти тт. М.: Худож. лит-ра, 1981. Т. 7. С. 127 — 136, 342 — 365- Т. 8. С. 34−60.

Дружинин A.B. Собрание сочинений: В 8-ми тт. / Под ред. Н. В. Гербеля. СПб., 1865. Т. 6. С. 7 — 814. Гончаров И. А. Собрание сочинений: В 6-ти тт. / Под общ. ред. С. И. Машинского. М.: Правда, 1972. Т. 6. С. 441 -492.

Салтыков-Щедрин М. Е. Литературная критика. М. 1982. С. 77 — 88. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 270 — 281. Эйхенбаум Б. М. О литературе: Работы разных лет. М.: Сов. писатель, 1987. С. 254 — 263. Виноградов В. В. Поэтика литературы: Избранные труды. М., 1976. С. 141 — 187.

Лотман Ю. М. Массовая литература как историко-культурная проблема// Радуга, 1991, № 9. С. 41 — 51. ' Гурвич И. А. Беллетристика в русской литературе. С. 67. функция закрепляет пушкинские слова и выражения, авторские находки этого автора на беллетристическом уровне.

Восприятие пушкинского романа в стихах «Евгений Онегин» писателями-беллетристами — малоизученная проблема современной науки. Актуальным вопросом для И. Н. Розанова в статье «Ранние подражания «Евгению Онегину» «(1936) является определение значения романа, исходя из его влияния на развитие произведений стихотворной беллетристики, которые исследователь называет «подражаниями» (причем он ограничивается временными рамками до 1832 г.). Розанов дает определение понятию «подражание»: «Подражание — освоение есть активное осмысление поразившего воображение читателей литературного явления. Большинство читателей ограничиваются пассивным восприятием или критическим анализом прочитанного, у читателей же более творческого типа возникает желание перекроить образец по собственному росту, корректируя оригинал с точки зрения своей социальной среды и своего личного опыта"4.

Исследователем выделяется три основных вида подражаний: «1) подражание-мода. Всякий крупный успех выражается, между прочим, в эпидемии подражаний;

2) подражание — усвоение чужого творчества;

3) подражание — создание аналогичных ценностей.

Два последних вида являются необходимым условием всякого литературного развития"5.

И.Н. Розанов сосредоточивается не только на одном элементе композиции, содержания, жанровой специфики пушкинского романа, но в поле его зрения находятся и сами вышеназванные структуры. В данной статье лишь намечается та закономерность рецепции, которая до сих пор не получила должного внимания исследователей, — опосредованное воздействие пушкинского текста через другие тексты: «Перекрещивающее влияние «Онеги.

4 Розанов И. Н. Ранние подражания «Евгению Онегину» // Временник Пушкинской комиссии. М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1936. Вып. 2. С. 213.

5 Там же. С. 213. на" и «Сашки» <�А.И. Полежаева> отразилось на последующих стихотворных повестях с героем студентом. Таких повестей было немало, и среди них были вещи далеко не бездарные: «Сашка» Лермонтова, «Две доли» Митрофанова, «Былое» М. Стаховича и др.". Подобную особенность рецепции Розанов называет «боковой линией онегинского наследия"6. Однако восприятие пушкинского «Евгения Онегина» могло происходить и через тексты, вовсе не связанные с традицией пушкинского романа, например, через поэзию В. А. Жуковского (повесть в стихах Платона Волкова «Признание на тридцатом году жизни»). H.H. Муравьев, подражая пушкинскому роману в стихах в первой главе своего романа «Ленин, или Жизнь поэта», ориентируется в том числе и на пушкинские романтические поэмы. В первых главах вышеназванного произведения, по мнению Розанова, главный герой «стоит ближе к Ленскому, чем к Онегину"7, хотя и с Онегиным имеется «только поверхностное сходство"8.

Позднее общие тенденции рецепции пушкинского романа были отмечены Ю. М. Лотманом: «/./ Читательское восприятие работало в направлении, противоположном авторским усилиям: оно возвращало тексту „Онегина“ качества модели, расположенной над уровнем эмпирической действительности». Исследователь отмечает: «С одной стороны, по отношению к последующей традиции «Онегин» выступает как своеобразный эталон — то, что Пушкиным мыслилось как прямая противоположность нормам поэтики романа, само превратилось в норму романной поэтики. /./ С другой стороны, текст «Онегина» в последующей традиции неизменно подвергается существенным и весьма характерным трансформациям. Разные авторы извлекают из сложного целого пушкинского романа отдельные смысловые срезы, развивая и, одновременно, схематизируя его структуру"9. В то же время Ю. М. Лотман замечает еще одно свойство рецепции пушкинского текста: «» Оне.

6 Там же. С. 221.

7 Там же. С. 232.

8 Там же. С. 232.

4 Лотман Ю. М. Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин». Спецкурс. Вводные лекции в изучение текста // Лотман Ю. М. Пушкин. СПб.: Искусство, 1998. С. 454 — 455. гин" выступает по отношению к последующей традиции не столько как литературный факт, сколько как факт реальности"10. На наш взгляд, обозначенные Ю. М. Лотманом аспекты восприятия заложены самой поэтикой романа, вместе с тем, они отражали диалектический характер поисков беллетристами 30-х — 50-х годов XIX века отображения жизни как двуединства: через возведение ее к идеалу или через опрощение, «натурализацию» ее начал.

Детализованно проблема рецепции писателями-беллетристами «Евгения Онегина» представлена в работах Ю. Н. Чумакова, H.JI. Вершининой, Р. В. Иезуитовой.

Работы разных лет Ю. Н. Чумакова: «» Евгений Онегин" и «Евгений Вельский» «(1985), „“ Евгений Онегин» и стихотворная беллетристика 1830-х годов" (1985), «» Дневник девушки" Е. Ростопчиной и «Двойная жизнь» К. Павловой в освещении «Евгения Онегина» «(1985), „Из онегинской традиции: Лермонтов и Ап. Григорьев“ (1988), „Пушкин — Полонский- - Блок: к традиции русского стихотворного романа“ (1981), „“ Младенчество» Вячеслава Иванова и «Первое свидание» Андрея Белого в русле онегинской традиции" (1985, 1989, 1991), собранные в одной книге «Стихотворная поэтика Пушкина» (1999), исследуют преломление традиций жанра романа в стихах и его составляющих в разных, с художественной точки зрения, произведениях.

Уникальность пушкинского произведения, по мнению Ю. Н. Чумакова, заключается в его «полигенетическом образовании» (с точки зрения жанровой природы)11, а также в том, что «жанр «Онегина» вместо устойчивой определенности выявляет «протеические» свойства, и можно говорить лишь о модусе жанровой принадлежности"12. В. Н. Турбин называет роман «каким-то трактатом о жанрах. Об их зарождении, бытовании и об их перспективах, возможностях"1». Благодаря подобному сочетанию различных жанровых со.

10 Там же. С. 455.

11 Чумаков Ю. Н. Стихотворная поэтика Пушкина. СПб.: Гос. Пушкин, театр, центр, 1999. С. 97.

Там же. С. 67.

Турбин В. Н. Поэтика романа A.C. Пушкина «Евгений Онегин». М.: Изд-во МГУ, 1996. С. 27. ставляющих в одном тексте стало возможным выявление Ю. Н. Чумаковым нескольких линий подражания пушкинскому роману.

Во-первых, это прямое воздействие на жанровую традицию. «Тексты из нисходящей линии"14 жанра романа в стихах исследователь называет стихотворной беллетристикой. В этот ряд он относит «Семейство Комариных» (1834) Н. Карцова, «Дурацкий колпак» (1838) B.C. Филимонова, «Бориса Ульина» (1839) Андрея Карамзина, анонимную «Полину» (1839), «Евгения и Людмилу» (1840) Н. Анордиста, «Графа Томского» (1840) Н. Колотенко и др.

Среди вышеназванной преемственной жанровой традиции этим исследователем выделен роман К. Павловой «Двойная жизнь» (отд. изд. 1848). Чумаков отмечает то, что «» Двойную жизнь" Каролины Павловой можно считать первым произведением, в котором автор попытался сделать самостоятельный шаг на путях жанровой преемственности стихотворного романа. Значение этого в целом высокохудожественного произведения несколько снижается приверженностью Павловой к шаблонам романтического миросозерцания"15.

Во-вторых, с точки зрения Ю. Н. Чумакова, представляют собой отдельную группу произведения, актуализирующие «жанровые потенции"16. К ним относятся следующие тексты: «Бал» и «Наложница» Е. Баратынского, «Борский» А. Подольского, «Сашка» и «Сказка для детей» М. Лермонтова, ранние поэмы Ап. Григорьева, «Юмор» Н. Огарева, «Бродяга» И. Аксакова, «Кадриль» К. Павловой.

В-третьих, Чумаковым намечена линия «отталкивания от «Онегина» при сохранении отдаленной связи с ним и деформированных, а частично и перегруппированных его жанровых признаков («Пушторг» Сельвинского, «Спекторский» Пастернака, «Поэма без героя» Ахматовой, «Василий Теркин» Твардовского и др.)"17. u Чумаков Ю. Н. Указ. соч. С. 97.

15 Там же. С. 118.

16 Там же. С. 108.

17 Там же. С. 145.

H.JI. Вершинина, останавливаясь на стихотворной повести А. Н. Яхонтова «Горькая ошибка» (конец 1840-х — середина 1850-х гг.), обращает внимание на многочисленные цитаты и реминисценции из романа «Евгений Онегин». Свободное подражание оригиналу, по мнению исследовательницы, связано с ярким проявлением личности беллетриста. Автор показывает свое участие в заимствованном явлении, «пересоздавая», «развоплощая"18 его. «Человеческий элемент», по мнению Н. Л. Вершининой, является особенностью именно беллетристического типа творчества.

Р.В. Иезуитова рассматривает отражения романа Пушкина «Евгений Онегин» в прозе. Например, в повести И. Панаева «Она будет счастлива» (1836) повторяется сюжетная линия Онегина и Татьяны. Н. Ф. Павлов, В. А. Соллогуб, В. Ф. Одоевский обнаруживают влияние Пушкина «в общности понимания структуры современного общества, роли и места, занимаемого в нем личностью, в объяснении особенностей этой личности не романтической исключительностью, а условиями жизни, воздействием среды, полученным воспитанием"19. Исследовательница отмечает, что в массовой литературе отразились те же стремления к новому художественному методу, что и в творчестве Пушкина 1830-х годов, так как эта литература во многом была подготовлена пушкинским романом в стихах «Евгений Онегин» и его прозаическими произведениями.

Вышеназванные работы разных исследователей, в частности, показывают, что одним из основополагающих творческих принципов писателя «второго ряда» является подражание.

Понятие «подражание» имеет неоднозначное объяснение в современной научной литературе. Во-первых, обращает на себя внимание онтологическая особенность этого явления. Еще в античности подражание (мимесис) воспринималось как способ познания и воспроизведения окружающего мира, благодаря чему и зародилось искусство. Во-вторых, подражание описывает.

18 Вершинина Н. Л. Указ. соч. С. 53.

14 Иезуитова Р. В. Светская повесть // Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра / Под ред. Б. С. Мейлаха. Л.: Наука, 1973. С. 189. ся как сугубо литературное понятие. К. А. Кедров замечает: «Подражание литературное (курсив автора. -Л.Г.), сознательное воспроизведение некоего литературно-художественного образца. Подражание, как правило, обусловлено преемственностью традиций, близостью эпох, сходством литературно-эстетических позиций или ранним ученичеством"20.

Однако существует, на наш взгляд, область литературы, в которой учитывается в равной степени и онтологическая, и литературная стороны подражания. Этой областью литературы является беллетристика.

Писатель-беллетрист находится на том этапе развития писательской личности, когда ему еще необходимо обращение к «готовому слову», которое может по-своему им обыгрываться. По определению A.B. Михайлова, «готовое слово» — «это — слово, которое заранее дано поэту (или ученому, или оратору, и т. д.), — слово, данное как готовый смысл. /./ форма понимания и обобщения всего, что есть"21.

Готовое слово" использовалось беллетристом с усечением его потенциальных значений. Однозначное понимание заимствованного писателем «чужого слова» способствует большей общности писателя с читателем. Однако возможно и «переживание» беллетристом «готового слова»: эмоциональное соучастие писателя высказанной мысли, либо приобщение читателя посредством «чужого слова» к типичной и знакомой автору и читателю литературной или бытовой ситуации. При этом цитируемое высказывание становится формальным, наполняясь всякий раз новым содержанием, привносимым контекстомвозможно также и интеллектуальное обыгрывание фразы. Но многообразные модификации «чужого слова» в беллетристике не обогащают семантической базы этого слова, а, наоборот, подытоживают, подкрепляют смысл заимствованного высказывания. Писатель выступает в роли наставника и учителя для читателя, ориентируясь на его эстетический вкус. Заимствованное слово всегда проецирует смысл литературных или общест.

20 Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987. С. 283.

21 Михайлов A.B. Античность как идеал и культурная реальность XVIII — XIX веков // Михайлов A.B. Языки культуры: Учебное пособие по культурологии. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 510. венных концепций, оно всегда обращено к смысловому общему эпохи, в этом отношении «чужое слово» несет на себе печать тенденциозности. Тау) кой тип слова, по терминологии М. Ю. Лучникова назван риторическим.

Готовое слово" - атрибут риторической культуры. Ряд ученых склонен рассматривать риторику не только в узком смысле — как науку об оратор

23 ском искусстве, но и шире — как теорию прозы вообще.

В наше время вопрос о риторическом типе мышления как свойстве человеческого сознания стал особенно актуальным. Для западных литератур, по наблюдению ряда ученых, период традиционализма завершился ранее, чем для восточных стран, — с середины первого тысячелетия до н.э. по вторую половину XVIII века. Вполне логично предположить, что русская литература, не совпадающая по темпам развития с западной, в начале XIX века все еще находится под влиянием риторической культуры, о чем свидетельствуют наблюдения исследователей над творческой манерой писателей-беллетристов.

Синонимичный эквивалент «готового слова» — «общее место» — термин более древний по своему происхождению: «В риторике под «топосом» понимается особый прием общения, который имеет значение нормы, референтной для общающихся"24. Как «готовое слово», так и «общее место» коммуникативные единицы, они вызывают доверие слушателей, потому что являются носителями «культурного кода"23.

Для описания внутрилитературных механизмов, генетического и типологического самоопределения беллетристики как типа творчества, вышеназванные термины («готовое слово» и «общее место») представляются более емкими по своему содержанию. Когда встает вопрос об интерпретации «готового слова» в конкретном тексте, то значение этого термина становится.

22Лучников М. Ю. Литературное произведение как высказывание: Учебное пособие по спецкурсу. Кемерово: КемГУ, 1989. С. 16−47.

2″ ' Бороздин А. Риторика // Энциклопедический словарь / Под ред. Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб., 1899. Т. 26 С. 815.

24 M аров В. Н. Похвальное слово «общим местам» // Риторика, 1996, № 1 (3). С. 5. ^ Там же. С. 8. ближе к термину «цитата», так как именно для него одним из важнейших факторов является фактор читательского восприятия. Цитата должна быть всегда прочитана реципиентом, так как она принадлежит одновременно двум текстам: «чужому» и тому, в котором стала восприниматься как «свое слово». Несмотря на внутренние различия в механизме беллетристической рецепции, формы введения «чужого слова» в текст писателей «второго ряда» имеют внешне одинаковый вид: прямое и скрытое цитирование, реминисценции, аллюзии, автоцитирование.

Таким образом, возможно обозначить две области беллетристического творчества: внутреннюю, связанную с действием механизма беллетристической рецепции, и внешнюю, определяемую по способам введения в текст заимствованного слова. Обе эти области требуют тщательного исследования. В диссертации рассматривается их органическое взаимодействие на материале конкретных текстов.

В.Г. Белинский весьма своеобразно определил специфику беллетристического таланта, назвав его «внешним талантом». По мнению критика, толчком для творчества беллетриста является «чужое слово», а не собственная мысль: это «талант чисто внешний, не из мысли создающий образы, а из материи выделывающий красивые вещи"26.

Механизм рецепции пушкинского слова одинаково функционирует в разных в жанровом отношении произведениях: критических статьях и прозе, стихах и драме. Это позволяет видеть в беллетристике 1830-х — 1850-х годов особый вид творческой деятельности, законы которой имеют ясно выраженный и универсальный характер.

Выявляя в текстах писателей-беллетристов пушкинское слово, можно проследить, как меняется механизм беллетристической рецепции: от восприятия пушкинского слова как носителя философско-эстетических или бытовых категорий до его рефлексии и введения «своего слова», но содержащего глубоко в его основании обращение к пушкинскому слову. Подобное.

Белинский В, Г. Полное собрание сочинении А. Марлинского // Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9-ти тт. М.: Худож. лит-ра. Т.З. С. 30. обращение с «чужим словом» показывает, как развивается творческий метод писателя-беллетриста: от наблюдения над «готовым словом» к самоанализу и самоосмыслению.

Однако, несмотря на онтологическую общность принципов действия механизма беллетристической рецепции, описанных выше, выявляются и внутрибеллетристические отличия в специфике обработки каждым беллетристом «готового» словесного материала. Индивидуальность беллетристического метода рецепции становится наиболее наглядной, когда воображение автора обращено к нескольким источникам, взятым в качестве основы своей идеи или образа. Так, извлечения из различных претекстов H.A. Полевой приводит к единому, общему знаменателю. A.B. Дружинин, наоборот, разводит высказывания, придавая каждому из них большую самостоятельность и относительность смысла.

Предметом нашего научного исследования являются особенности восприятия русскими писателями-беллетристами 1830-х — 1850-х годов романа A.C. Пушкина «Евгений Онегин», механизм беллетристической рецепции и основные закономерности функционирования пушкинского слова в произведениях отечественной беллетристики указанного периода.

Настоящее диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. Во введении дается обоснование актуальности темы диссертации, а также кратко характеризуются основные литературоведческие работы, посвященные указанной проблематике.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Беллетристическое творчество — особый вид литературных произведений, для которых первенствующее значение имеет «чужое слово» (в нашем случае — пушкинское). С проблемой «чужого слова» у ряда писателей и критиков середины XIX века (H.A. Полевого, A.A. Григорьева, П. В. Анненкова, A.B. Дружинина и др.), ориентированных на риторическое восприятие жизни, связана проблема подражания.

H.A. Полевой и A.B. Дружинин теоретически и практически разрабатывали эту проблему. H.A. Полевой под подражанием понимал выявление категорий «всеобщего» посредством типологического соединения «частностей» из различных источников. A.B. Дружинин рассматривал проблему подражания с противоположных точек зрения. С одной стороны, бессознательное заимствование писателем «чужого слова», по его мнению, тормозит развитие литературы, не привнося в нее ничего нового. С другой стороны, для автора этот вид заимствования является благом. Дружинин подходит к проблеме подражания как с самых общих позиций, так и раскрывает ее на примере творчества конкретных писателей (A.C. Пушкина и М.В. Авдеева), выявив, что подражание является неотъемлемым атрибутом художественного метода любого талантливого литератора, но одни из авторов способны, сказать новое слово, а другие — нет. Так проблема подражания выводит Дружинина еще на одну, не менее важную проблему, — проблему литературной иерархии писателей.

На практическом уровне пушкинское слово является для исследуемых нами беллетристов тем «общим местом», трансформируя которое, каждый писатель раскрывает свою манеру письма. В отличие от A.C. Пушкина, для которого «чужое слово» было характерным атрибутом светской, книжной культуры, писатели-беллетристы воспринимали его в большей степени через призму собственного мировидения и своей биографии.

Функционирование «чужого слова» в текстах писателя-классика и писателя-беллетриста может стать отдельной темой исследования. Однако предварительные выводы о различной манере обработки «чужого слова» писателем «первого ряда» и писателем «второго ряда» можно сделать уже сейчас. Собранный материал показывает, что беллетрист унифицирует смысл заимствованного им «чужого слова», образа, соотнося его семантику с более общими категориями: философией, эстетикой, общественными концепциями. Он продолжает риторическое направление в литературе.

Современные исследователи поэтики пушкинских произведений (в частности — «Евгения Онегина») сходятся в том, что невозможно увидеть исчерпывающего и однозначного смысла какого-либо явления в произведениях Пушкина. Для него характерно преобладание известных тем, мотивов, сюжетов и образов, создание на их основе многовариантного мира художественного произведения, постоянно живого и становящегося.

Таким образом, проблема «чужого слова» выявляет качественное различие произведений писателей «первой степени» и писателей «второй степени».

Т.Е. Автухович замечает, что в период создания романов A.C. Пушкина «Евгений Онегин» и А. Ф. Вельтмана «Странник» внимание к «слову» становится особенно очевидным явлением в русской литературе. По мнению этой исследовательницы, писатели возвращаются к риторике, «которая описывала сам процесс порождения текста, именно как процесс порождения смысла"1. Риторический механизм беллетристической рецепции наиболее полно раскрывает суть этого явления, так как он раскрывает закономерности функционирования «чужого слова» в беллетристическом тексте.

Усечение семантической многогранности пушкинских образов Татьяны и Ольги, Онегина и Ленского в текстах беллетристов обусловлено поэтикой самого романа. «Бытовое» начало в Ольге, а «поэтическое» — в Татьянеоснова оппозиции героинь. На культурологическом уровне эту оппозицию воспринимали как противопоставление классического типа искусства ро.

1 Автухович Т. Е. «Евгений Онегин» Пушкина и «Странник» Вельтмана в контексте риторической культуры (к постановке проблемы) // Русский язык от Пушкина до наших дней: Доклады конференции. Псков: ПГПИ им. С. М. Кирова, 2000. С. 156. мантическому типу. В образах Онегина и Ленского улавливали разные стороны характера романтическое героя.

Однако беллетристы, следуя тенденциям своего времени, стремились создавать также и неоднозначные образы. Объединенные в одном образе черты героинь романа Пушкина (Татьяны и Ольги) представляют собой трансформированную оппозицию «классицизм — романтизм», целью которой уже является усложнение женского характера, подчеркивание разных граней внутри одного и того же образа. Так, в результате своего преобразования оппозиция «классицизм — романтизм» в процессе развития литературы переходит в новое литературное направление — реализм. Подобную трансформированную оппозицию находим в повести А. Я. Панаевой «Степная барышня». H.A. Полевой и М. С. Жукова представляют своих героев и героинь с различных точек зрения (других героев и рассказчика), что также способствует разнообразию внутреннего содержания персонажа. Подобное творческое решение проблемы создания объемного, многостороннего образа героя своим источником имеет роман «Евгений Онегин».

Стилистические особенности пушкинского романа позволяли беллетристам воспринимать цитаты из него либо как эстетический, либо как бытовой знаки времени, что наглядно демонстрирует тенденцию поисков писателями разных способов отображения жизни: или через возведение ее к идеалу, или через опрощение, «натурализацию» ее начал. Поэтому цитированный беллетристами роман в стихах мог соотноситься с одним из этих взглядов на жизнь, а также диалектически сочетать оба способа отображения жизни. Вопрос о рецепции романа «Евгений Онегин» в вышеназванном аспекте выводит на проблему развития русской литературы, ее стиля, художественного мышления, претворенного в творческом методе. Как нам представляется, изучение «словесного плана» (Ю.Н. Тынянов) «Евгения Онегина» еще недостаточно заострено.

Объектом нашего исследования является также и сам «процесс порождения смысла» (Т.Е. Автухович), основанного на «чужом слове». Нередко беллетристы обращались не к одному, а к нескольким текстам-источникам.

Взаимоотношение различных источников в творческом методе беллетриста демонстрирует специфику механизма рецепции.

Высказывания из различных источников H.A. Полевой приводит к единому знаменателю. A.B. Дружинин, наоборот, разводит высказывания, придавая каждому из них большую функциональную и смысловую самостоятельность, что порождает иронию. Отрывок из «Дневника» A.B. Дружинина, посвященный Софье Александровне, выявляет процесс подобного отбора и обработки автором «чужого» словесного материала (пушкинского романа «Евгений Онегин» и статей В.Г. Белинского). Явная рефлексия автора на использованное им «чужое слово» — одна из характерных черт «интеллектуальной риторики». Это более сложный способ рефлексии, когда писатель открыто показывает, как создается его текст на уровне слова.

Взаимопроникновение жанров критической статьи и беллетристического произведения демонстрирует тот же процесс — привлечение внимания читателя к специфике и проблемам литературного творчества.

Анализируемые тексты писателей-беллетристов раскрывают то, что текстом-посредником могут быть не только критические статьи этого же беллетриста, но и ранее написанные им произведения. В подобном случае писатель использует уже «свое слово», которое ориентировано в критической статье или ранних произведениях на «чужое (пушкинское) слово». При цитировании «своего слова» действуют те же механизмы беллетристической рецепции, что и при восприятии «чужого слова». Одним из важных и сложных вопросов, рассмотренных в диссертации, является проблема функционирования пушкинских цитат в текстах H.A. Полевого и A.B. Дружинина.

Самый простой способ использования пушкинского слова в беллетристике Полевого — эмоциональный. В нем важным является стремление беллетриста эмоционально выразить себя через пушкинское слово. Более сложный способ состоит в адаптировании Полевым эстетической идеи через формально воспринятые им пушкинские фразы, которые беллетрист как бы наполняет своим содержанием. Эти два способа обращения с пушкинским словом свидетельствуют о том, что в своей беллетристике Полевой использует цитаты из Пушкина, руководствуясь тем же принципом, который он в свое время отметил в «Евгении Онегине»: разрозненные цитаты не связаны между собою анализом автора, они суть лишь выразители его чувств и ума. Однако в творчестве Полевого намечается еще один способ обращения с пушкинским словом, который более открыто заявит о себе в 40-е годы XIX века и станет доминирующим в произведениях A.B. Дружинина, — это рефлексия пушкинского слова. Писатель направляет внимание читателя на него опосредованно, через текст своей критической статьи.

В текстах Полевого можно выделить несколько типов обыгрывания пушкинского слова из «Евгения Онегина», различающихся по степени соотнесенности с претекстом:

1) Прямое цитирование, маркированное указанием на автора, курсивом.

2) Скрытое цитирование, которое дается без прямой ссылки на первоисточник.

3) Опосредованная ориентация на пушкинское слово, выявленная через другие тексты (статьи) Полевого, непосредственно отсылающие к пушкинскому роману.

Первые два типа использования пушкинского слова, как показал наш сравнительный анализ, присутствуют в основном в повести Полевого «Блаженство безумия», а последний тип можно обнаружить в его повестях «Живописец» и «Аббаддонна».

После 1855 года A.B. Дружинин начинает рассматривать творчество Пушкина не как набор разрозненных цитат, а более тонко и глубоко, с точки зрения его художественного метода и приемов. В частности, нами были отмечены многочисленные интертекстуальные связи пушкинских произведений и текстов Дружинина. Опосредованность «своего слова» «чужим словом» является основой творческого метода также и H.A. Полевого, но его рецепция не учитывает в равной степени и пушкинский образец, и его проанализированный текстами-посредниками аналог. Следовательно, Полевому не свойственна удвоенная рефлексия, которая является неотъемлемым атрибутом «интеллектуальной риторики» Дружинина. Другими особенностями.

164 дружининского обращения с пушкинскими цитатами являются: подчеркивание главной цитаты, несущей функциональное значение, другими, менее значительными цитатами претекстаодна и та же цитата у Дружинина может обладать разными функциями в пределах одного и того же текстанекоторые особо любимые беллетристом пушкинские цитаты переходят из одного произведения в другое, вне зависимости от их жанровой природы.

Несмотря на то, что проблемам пушкинского творчества посвящена достаточно обширная исследовательская литература, целый ряд вопросов, связанных с изучением беллетристики и значения для нее пушкинского наследия, нуждается в дальнейшей научной разработке. Особого внимания в связи с этим заслуживает изучение цитатного материала из романа «Евгений Онегин» в период времени, выходящий за рамки нашего исследования. Важной научной задачей могло бы стать рассмотрение специфики самого романа «Евгений Онегин», порождающей множественные отражения в литературе «второго ряда». Известный исследовательский интерес представляет также сопоставительный анализ особенностей функционирования пушкинского слова из «Евгения Онегина» в произведениях писателей-классиков и писателей-беллетристов. Теоретически острым остается вопрос и об отношении A.C. Пушкина к беллетристике. Как представляется, анализ романа «Евгений Онегин», как и самого феномена беллетристики, является перспективной задачей для будущих исследователей.