Методология этнологического исследования художественных текстов

Данное исследование — попытка осуществить этнологический подход к контексту художественных произведений — творчеству выдающихся писателей XIX века — Александра Николаевича Островского (1823−1886), Николая Семеновича Лескова (1831−1895) и Антона Павловича Чехова (1860−1904). Автор работы намеревается дать свое решение проблемы отражения этнического сознания и самосознания на стыке Х1Х-ХХ веков.

Это время особенно значимо для формирования как русского этноса, так и «общенационального» сознания проживающих в России народов. Собственно, на данном источнике можно рассмотреть именно русское самосознание, так как авторы художественных текстов — виднейшие представители русской культуры. Особенностью данного переходного периода является резкое разделение т.н. «простого народа» и элиты. Осознание такого разделения приходит в русское общественное сознание еще в эпоху Петра I, но в середине XIX века интеллигенция воспринимает его острее и болезненнее. Это основная причина дискурса о нравственных ценностях и народном «характере», «русском духе», о" наличии (либо отсутствии) сплачивающего начала. На этот вопрос каждый писатель отвечает по-своему, но в общей для всех русских классиков того времени реалистической манере. Следует попробовать выявить в художественных текстах, как изменчиво отражается этнос, и его «части» на протяжении времени.

XIX век также — время активной рефлексии интеллигенции над судьбой и исторической миссией развивающегося русского этноса. Этническая саморефлексия в форме научных знаний выражается в зарождающейся науке этнологии. Однако есть другая, может быть более яркая и мощная по воздействию форма рефлексии — это рефлексия художественная. Именно она станет объектом изучения в данной работе. Художественно-эстетическая форма постижения исторического пути этнрса кажется автору данной работы даже более значимой в отношении воздействия на умы и чувства как современников, так и последующих поколений читателей. Это, прежде всего, связано с несравненно большим влиянием литературы на эмоциональную сторону личности. Научные работы прочтет небольшая группа профессионалов, а художественное произведение доступно любому грамотному и думающему человеку! Интересно изучить, как историческая реальность соотносится с литературным вымыслом, понять, что стоит за данной субъективизацией в конкретных случаях, найти критерий этнологического факта в литературном произведении.

Наконец, сам подход к исследованию художественной литературы как источник по этнологии заслуживает особого внимания: можно исходить из описательной составляющей художественного текста. В этой стилистике написано уже немало работ. Однако можно попробовать использовать традиционный социологический инструментарий с поправками на контекст изучаемого. Произведения писателей-реалистов, в которых отразилась вся предреформенная ипослереформенная эпоха с ее напряженным общественным бытием, социальными противоречиями, экономическими переменами, вполне могут считаться источником сведений об изучаемой эпохе.

Процессы этнической динамики лучше всего видны на стадии перехода от одного социального строя к другому. Вот почему полуфеодальная — полукапиталистическая Россия середины — конца XIX века, описанная в их произведениях, — достойный объект внимания исследователя развития этноса. Вместе с тем XIX век в России отмечен расцветом литературы, описывающей современные эпохе социально — этнические процессы.

Русская классическая литература XIX века вошла в золотой фонд мировой литературы, но до сих пор недостаточно освоена историками и этнологами. В литературоведении прошлых лет был широко распространен стереотип «этнографизма», когда речь шла о скрупулезном исследовании различных мелких бытовых деталей (хотя, по мнению литературоведов, деталь могла быть вовсе не реальной, а созданной воображением писателя). В кругах историков скептически смотрели на «изыскания» чудаков, пытавшихся ввести художественный текст в число полноценных этнологических источников.

Наконец, творчество самих избранных авторов — Островского, Лескова и Чехова тоже изучено вовсе не одинаково. Драматургия Островского всегда была предметом интереса сравнительно небольшого, но очень подготовленного «профессионального цеха» ценителей русской драматургии. В исследовании его художественного творчества не было каких-то более или менее явных периодов интереса или умолчания. Укрепилась и определенная и хорошо освоенная тематика исследований, круг проблем. Литературоведы подробно и тщательно изучили язык, систему персонажей, особенности построения образов и т. д., но сделав вывод о создании-практически «космоса» русской жизни на сцене в театре Островского, они не захотели уподобить модель (театр Островского) подлиннику (русскому социуму XIX века).

Исследование творчества Лескова намного более драматично. При жизни Николай Семенович считался третьестепенным писателем, публиковался в малоизвестных журналах, приобрел скандальную репутацию у «властителей дум» того времени — радикально-демократической критики. Поэтому «пропуск» в официальное советское, а потом и постсоветское литературоведение дался Лескову не без труда. Тем не менее, за последние десять-пятнадцать лет лесковедение шагнуло далеко вперед, осветив все традиционные литературоведческие темы в исследовании творчества писателя и создав новаторские направления. Лесковеды, пожалуй, ближе всего подошли к исследованию творчества писателя с этнологических позиций. Сам «материал» подсказывал данную тематику: мало кто из русских писателей XIX века настолько «этнографичен», как Лесков. Но и здесь случилась некоторая остановка: многие литературоведы «попали в сети», расставленные самим писателем — они восприняли «этнографизм» некритически, считая, что источнику следует «верить» в любом случае, не проверяя данных, сообщенных писателем. Такое доверие сыграло с ними злую шутку — некоторые лесковские данные не выдержали сопоставления с этнологическими реалиями эпохи, и здесь сам писатель имел бы полное право вспомнить, что он создавал художественный, а не документальный текст.

Чеховедение — широко известная и глубоко освоенная область литературоведения не только в России, но и за рубежом. Пожалуй, кроме Достоевского и Толстого никого из русских писателей так не любят изучать, как Чехова. Он рационалистичен и симоволичен, парадоксален, насмешлив и более всего доступен душе западнрго читателя эпохи постмодерна. Да и русскому. -читателют как— представляется, и язык и тематика чеховских произведений наиболее близки. Но, пожалуй, во всей русской литературе трудно найти такого автора, произведения которого настолько бы упорно «сопротивлялись» этнологическому исследованию. Исследователи Чехова, конечно, подметили это давно, и в чеховедении является общим местом, что сам писатель презирал «обобщения», посмеивался над «учительством», был скептиком, любил во всем сомневаться. Чеховеды обожают приводить одну из показательных фраз чеховского эпистолярного наследия о том, что «все относительно и приблизительно». Сам писатель не был сильно укоренен в русской традиции и к этнической тематике относился прохладно, испытывал больший интерес к познанию культурно-универсального, нежели культурно специфического, поэтому и работы, посвященные этнологическим аспектам творчества писателя появлялись нечасто и не вызывали широкого интереса профессиональной аудитории.

Не хотели", «не знали», «не могли», «недопоняли». ряд таких оценок был долгое время одним из отличительных признаков официозного идеологического литературоведения не очень высокого пошиба. Автор данного исследования склонна назвать совсем другую причину не реализовавшегося большого интереса к освоению художественного текста в качестве полноценного исторического и этнологического источника. Скорее всего, это произошло потому, что в руки литературоведов не попал соответствующий инструментарий для такого исследования. Если такой инструментарий еще не создан, то его следует создать. Однако ни один здравомыслящий ученый не станет заниматься «изобретением велосипеда» — созданием уже созданного. В руках автора этого исследования в течение последних десяти лет оказалась существенная часть «русскоязычного» социологического инструментария, который постоянно.'использовалсяг.

Объектом диссертационного исследования является этническое сознание — как авторов произведений, носителей культуры, так и персонажей созданного ими мира как зеркала этнического сознания российского общества XIXначала XX вв.

Предмет исследования — тексты художественных произведений, в которых нашли отражение основные реалии исследуемого времени.

Цель диссертационного исследования — изучить художественные тексты как источник по этническому сознанию с помощью основных известных методов социологии, как количественных, так и качественных.

Поставленная цель определяет и основные задачи:

1) определить возможности использования художественной литературы как источника по этнологии;

2) выделить социологические методы, с помощью которых возможно такое исследование;

3) определить круг этнологических реалий, доступных такому изучениювозможности и ограничения подобных методов.

Данное исследование, однако, представляет собой лишь первую попытку исследования художественного творчества в этнологическом аспекте и, являясь в этом отношении экспериментальным, должно накопить опыт использования некоторых методов, которые, по мнению автора диссертации, могут служить теоретической и методологической основой для исследования художественной литературы в подобном ракурсе. Работа состоит из двух разделов: в Разделе I «Методика этнологического изучения художественного текста» демонстрируются основные теоретические подходы к решению проблемы, и показывается, как работают в исследовании художественного метода такие широко известные количественные и. качественные социологические методы какмаршрутная экспедиция (глава 1), историко — или социотипологический метод (глава 2 и 3), нарративный анализ текста (глава 4), биографический метод (глава 5), социометрия (глава 6), метод фокус-групп (глава 7) и кросс-культурный анализ (глава 8).

В Разделе II «Многонациональная Россия глазами русских писателей XIX века» приводятся результаты качественного анализа художественного текста с точки зрения планомерного выявления в нем этнологической информации по следующим пунктам полоролевые стереотипы (представления о женском и мужском в культуре), выявление состава и структуры российской семьи изучаемого периода, мотивы вступления в брак и его расторжения, изменение семейной морали, супружеских и родственных отношений в кругу семьи, проблеме социализации и инкультурации детей (глава 1), бытовая и коммуникационная культура российского общества, система ценностей данного обществарассмотрены представления русских о самих себе и других народах — автои гетеростереотипыособенности соционормативного поведения (глава 2), рассмотрены 4 аспекта духовной культуры: бытовая религия, система народной мифологии и народные медицинские знания, обрядовая практика, песенное мастерство и фольклор, рекреационная и досуговая культура (глава 3) — выявляются особенности, традиции и новации, описанной данными писателями материальной культуры патриархального и индустриального общества (на примере жилища, пищи, одежды и некоторых других аспектов)(глава 4) — раскрываются представления о времени и пространстве в разных сословных, национальных, столичных, региональных группах населенияпредставления о народном и государственном календареоб окружающем экомире (глава 5) — проанализирован ряд выразительных средств, анекдотов, историй, помогающих писателям-реалистам раскрыть не только смешную сторону в существующей реальности, но и выделить аспекты смешного в социальной сфереюмор предстает здесь, как и аспект межэтнического взаимодействия (глава 6).

И, наконец, «Приложения» дают как необходимый адаптированный инструментарий для этнологического изучения художественного текста, так и некоторые результаты, полученные с его помощью.

Историографический очерк.

Нетрудно заметить, что в литературоведческих работах чаще всего рассматривается одна из основных и важных для филологов проблем — как личность писателя отразилась в его произведениях, и как его творчество повлияло на общелитературный процесс. Этот, до известной степени, «писателецентричный» взгляд допустим, правомерен и оправдан в филологическом исследовании. Однако он недостаточен в задуманном нами этнологическом исследовании. Этнолог, занимающийся изучением конкретных народов и этнических проблем, использующий художественную литературу как этнологический источник, вправе поставить вопрос по иному, а именно — как народ и реалии народной жизни отразились в творчестве писателя.

Некоторые идеи, ведущие к такому подходу, есть как в современном литературоведении, так и в современной культурологии. В частности, филолог М. С. Макеев в своей книге «Спор о человеке в русской литературе 60 — 70 гг. Х1Х века. Литературный персонаж как познавательная модель человека» формулирует свой подход к данному феномену совсем в духе этнологии1. Близок к вышеупомянутому подход Р. М. Алейник. В своей монографии2 исследовательница предлагает биографический подход для' рассмотрения творчества писателя. Для нее биография героя -«изображение психофизического жизненного единства» личности. Следовательно, персонаж также может представлять собою цельность, как и реально существующая личность.

В теоретическом литературоведении формируется два взгляда на природу художественного образа, выраженные в книгах Б. И. Бурсова3 и С. Г. Бочарова4. Для первого из них характерен взгляд на персонаж.

1 Макеев М. С. Спор о человеке в русской литературе 60−70 гг. XIX века. Литературный персонаж как познавательная модель человека. М., 1999.

2 Алейник Р. М. Современная западная философия и литература. М., 2000.

3 Бурсов Б. И. Национальное своеобразие русской литературы. Л.1967.

4 Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы М., 1999. литературы как на совокупность национальных, социальных и сословных чертдля второго — представление о том, что человекчастица модели мира, присутствующая в метатексте. И, наконец, в книге Д. С. Лихачева «Текстология», на примере памятников древнерусской литературы предпринят анализ текста в его историческом окружении5. Проводимое исследователем различие между читательским и научным взглядом на художественное произведение правомерно и в нашем случае. Критическое восприятие художественного текста помогает использовать любой факт, попадающий в орбиту внимания исследователя, как факт реальности, так и плод авторского творчества.

Теоретическое литературоведение, по сути дела, вплотную подходит к постановке вопроса об «антропологии» литературного персонажа. Литературоведов интересуют не только конкретные личности, явившиеся прототипами известных литературных героев, не только сами герои, как выразители определенного собрания идей автора, а персонажи — как социальные типы. В этом плане интересна работа Е. Л. Конявской6, которая приходит к выводу, что авторское самосознание, творческая биография, социальная биография и история повседневной жизни и быта чрезвычайно тесно взаимосвязаны. Более того, в ее книге сформулированы существенные теоретические положения для оценки т. н. «авторскогр комплекса»: совокупности, состоящей из образа-автора^—личности ~~ автора, авторского начала и авторской позиции. Все это вместе и дает возможность считать художественное произведение источником по социальной истории.

Наконец, сами историки, ставят вопрос о соотношении литературного образа и социальной реальности. Одной из первых к этой проблеме обратилась М. В. Нечкина7. Однако в своей книге она рассматривает проблему «литературный персонаж — реальность» с точки зрения социального воздействия на читателя, а не отображения реального бытия в художественном произведении.

5 Лихачев Д. С. Текстология. СПб., 2001.

6 Конявская Е. Л. Авторское самосознание древнерусского книжника. М., 2000.

7 Нечкина М. В. Функция художественного образа в историческом процессе. М., 1982.

В самом деле, как верно отмечено литературоведом и социологом литературы В. Я. Канторовичем8, литература отражает реальную жизнь, но не зеркально, а иначе, хотя сам автор не указывает, как именно9.

Если проанализировать содержание любого реалистического художественного произведения, то можно увидеть, что достаточно часто основная его идея — деятельность различных людей в различных обстоятельствах и результаты этой деятельности. Восприятие жизни людей в обществе — некоей совокупности индивидов, связанных общей культурой, или ряда человеческих групп или культур, взаимодействующих между собой — как деятельности, отражает один из известных подходов в современной культурологииС. А. Арутюнова, М. А. Маркаряна, выраженной в книге «Культура жизнеобеспечения и этнос"10. Если иметь в виду трудовую деятельность, то данный подход применим и в настоящем исследовании. Необходимо определить, однако, в отношении художественного произведения, какую именно деятельность мы будем рассматривать, кем эта деятельность совершается, что считать результатом этой деятельности.

Прежде всего, необходимо сделать оговорку, что деятельность персонажей литературы не является реакцией реальных людей описываемого времени в реальной обстановке, а представляет собой предполагаемые модели поведения (подмеченные авторомили —выражающйё его точку зрения) на соответствующее поведение других лиц. Таким образом, деятельность персонажей литературы — это модель деятельности реальных людей11.

Во-вторых, сам персонаж литературного произведения — это, конечно, не реальный человек, а тип, образ, претендующий на репрезентативность по отношению к реальной личности и.

8 Канторович В. Я.

Литература

и социология. М., 1984.

9 Канторович В. Я. Указ. соч., с. 122.

10 Культура жизнеобеспечения и этнос. Ереван, 1988.

11 Оценку моделируемых ситуаций в этносоциологии см. в статье: И. И. Лукин, Г. В. Старовойтова Исследование родительских полоролевых установок в разных этнокультурных средах // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб., 1991, с.6−16. являющийся не чем иным, как полезной гипотезой для конкретного исторического исследования12.

В-третьих, отображение деятельности этих персонажей не есть достоверное и прямое описание реальности, а описание возможных ситуаций и единичных действительных случаев.

Следовательно, жизнь литературных персонажей отражена как символическая, предполагаемая деятельность, состоящая из физических действий (поступков) и коммуникативных актов (проксемических и речевых). Перед нами — художественно отраженная модель общества в данную эпоху.

Источники, подобные художественному тексту, имеют свои достоинства и недостатки. К их отрицательным сторонам относится заранее предполагаемая субъективностьзато есть и достоинствоединство композиции и замысла. Этнология имеет свои подходы к изучению реальных обществ и их самосознания по самым разным аспектам. Автор данного исследования попытается применить эти подходы по отношению к обществу «вымышленному», отраженному.

Основной исследовательский метод данной работы — историко-сравнительный. Автор, прежде. всего, пытается найти аналогии этнологических реалий, упомянутых в произведениях данных писателей, в научной литературе и изданных и прокомментированных источниках описывающих быт России XIX века. С этим связано широкое использование трудов, опирающихся-, на — конкретные—-этнологические «материалы, исторических сведений, краеведческих описаний.

С такой целью в данной работе использованы справочники и энциклопедии, содержащие информацию об описанных в художественных произведениях городах, местностях13, а также данные исторических, этностатистических исследований14, мемуарные.

12 Канторович В. Я. Указ. соч., с. 119.

13 Города России: Энциклопедия. М., 1994; Пясецкий Г. М. Забытая история г. Орла, Орел, 1993; Летопись города Орла (1566−1977). Тула, 1980; Макашов А., Соловьев Г. Мценск. Орел, 1959; Ашурков В. Н. Страницы тульской старины. Тула, 1988; Киев: энциклопедический справочник. Киев, 1982; Страницы истории г. Курска. Воронеж, 1981; Москва: энциклопедия. М, 1998; Советский энциклопедический словарь. М., 1985; Народы России. М., 1994.

14 Юхнева Н. В. Этнический состав и этносоциальная структура населения Петербурга. Л., 1984. источники, описывающие быт и нравы упоминаемых сословий15, или воспоминания о конкретных исторических лицах, послуживших прототипами для героев рассказов, очерков и повестей16. В качестве сопоставительных источников сведений послужили книги Н. Костомарова и Д. К. Зеленина17 и этнографические материалы, собранные современным ученым М. Науменко18, а также теоретические разработки современных психологов, 19 культурологов20 и мифологов21. В статье А. М. Конечного22 на основе письменных источников восстанавливается картина народных гуляний, которая может быть сопоставлена с описанием проведения праздников и досуга в художественных произведениях. Также в работе использованы сборники этнографических материалов с описанием фольклорных сюжетов, обрядов, обычаев и поверий23, а теоретическое осмысление функционирования архаических традиций в урбанизированных и урбанизирующихся обществах может быть почерпнуто из статьи К. В. Чистова о традиционных и вторичных формах культуры24. Теоретические проблемы этнологического изучения семьи достаточно полно рассмотрены в работах Я. В. Чеснова25, О. А. Ганцкой26, И. И. Лукина, Г. В. Старовойтовой, Т. Б. Щепанской, Л. А. Абрамяна27 и коллектива авторов книги «Человек в.

15 Кош Е. Ф. Быт купечества и мещанства. М., 1926; Нилова О. Е. Московское купечество конца XVIII — первой четверти XIX века. М., 2002. — ———.

16Уманец С.-Мозаика (из старых записных" кни~жёк)7/ Исторический вестник, декабрь 1912; Дейч Л. Г. Почему я стал революционером. Пг., 1921; Макаров М. П. Мои семидесятилетние воспоминания. Ч. 1, СПб., 1881- Записки барона М. А. Корфа // Русская старина, 1884, Т. хи.

17 Костомаров Н. Русские нравы: домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1995; Зеленин Д. К., Восточнославянская этнография. М., 1991.

18 Науменко М. Этнография детства. М., 1998.

19 Лебедева Н. М.

Введение

в этническую и кросскультурную психологию. М., 1999.

20 Провинциальная ментальность в России в прошлом и настоящем. Самара, 1994.

21 Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. М., 1994.

22 Конечный А. М. Петербургские народные гуляния на масляной и пасхальной неделях // Петербург и губерния. Историко-этнологические исследования. Л., 1989, с.21−52 .

23 См. Русское колдовство, ведовство, знахарство. СПб., 1997; Русский народ: его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия, собр. М. Забылиным. М., 1992; Кривошлык М. Г. Исторические анекдоты из жизни русских замечательных людей. М., 1991; Сокровища русского фольклора: исторические песни, баллады. М., 1991.

24 Чистов К. В. Традиционные и «вторичные» формы культуры // Расы и народы, вып.5, М., 1975, с. 32−42.

25 Вв. глава в книге: Этнография детства. Традиционные формы воспитания детей и подростков у народов Восточной и Юго-Восточной Азии. М., 1983.

26 Вв. глава в книге: Этносоциальные аспекты изучения семьи у народов Западной Европы. М., 1987.

27 См. статьи этих авторов в книге: Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб., 1991. кругу семьи ,."28. Касаясь семейной проблематики, хотелось бы отметить также статью А. Ф. Некрыловой и В. В Головина29, посвященную мало разработанной в этнологии, но существенной теме реализации отцовских функций в семье. Скудость и фрагментарность полевых материалов предопределила слабую изученность этой темы в научной этнологической литературе, тогда как на данном материале эта тема может быть рассмотрена более полно. Следовательно, автору данного исследования предстоит сделать попытку приложить их теоретические разработки к своеобразному виду этнологического источника — художественному произведению.

Язык персонажей художественных произведений — совершенно особая тема. Именно с помощью языковых средств, описаний событий, способа их выражения и создается литературный образ, поэтому и имеет смысл рассмотреть вопрос о языке подробнее и попытаться определить, как язык характеризует конкретную личность в историко-этнологическом контексте. Ценным теоретическим подспорьем в этом отношении послужила книга Н. Б. Мечковской «Социальная лингвистика"30, затрагивающая один из важных для рассмотрения данной проблемы вопросов вопрос о наличии неязыковых и метаязыковых средств общения и коммуникации в разных культурах, так как облик героя, в том числе и этнический часто выражается языковыми средствами.

Не менее важными с этой точки зрения, были работы ученых— разных ««специальностей, изучающие разные аспекты языка и психической структуры общения — «Язык и мышление"31, «Язык и идеология"32, «Язык и личность"33.

Анализируя характер мышления и сопоставляя его со словесным выражением продуктов этого мышления, авторы первого исследования пришли к мысли о возможности формального членения.

28 Человек в кругу семьи: очерк по истории частной жизни в Европе до начала нового времени. М., 1996.

Некрылова А. Ф. Головин В. В. Роль отца в традиционной народной педагогике // Мир детства и традиционная культура. М., 1995, вып.1, с. 7−26.

30 Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика. М., 1996.

31 Язык и мышление. М., 1967.

32 Язык и идеология. М., 1981.

33 Язык и личность. М., 1989. высказываний и упорядочении их при последующем анализе методом, схожим с контент-анализом.

Исследование «Язык и идеология» посвящено, прежде всего, политической деятельности, агитации и её выражению через языковые средства. Тем не менее, опираясь на то, что идеологическое, а часто и этническое может быть выражено с помощью специфически окрашенной информации, автор данной работы пытается проанализировать: а) употребление этнически окрашенной лексикиб) употребление одних и тех же слов представителями различных этносовв) особенности синтаксического строения высказываний литературных персонажей разной национальной принадлежности.

Книга «Язык и личность» затрагивает еще одну важную темуизучение языковой культуры отдельного индивидуума, которая может служить единицей статистического анализа. В статье С. Е. Никитиной34 прослеживаются связи языкового сознания и самосознания личности, выраженных в вербальном поведении, а также связь тезаурусов — бытового и фольклорного, что помогло в оценке такой яркой характерной черты в прозе Лескова, как народная этимология. В статье Р. Ф. Пауфониной35 содержатся ценные наблюдения о народной антропонимики (проблема «прозвищ») и связи социолингвистического поведения с набором социальных ролей индивида. Историческому аспекту коммуникации-посвященастатьяН. .Б.-Можаевой36. Это — прямой подход к изучаемой автором проблеме определения речевых типов. Статья помогла логически выделить рубрики простонародной лексики. В статье Е. Ю. Кукушкиной37 анализируется ещё один микрокруг словоупотребления — «домашний» язык в семье. В теоретической статье Л. И. Баранниковой38 сформулировано определение и очерчены функции просторечия,.

34 Никитина С. Е. Языковое сознание и самосознание личности в народной культуре // Язык и личность М., 1989, с 34−40.

35 Пауфонина Р. Ф. Житель современной деревни как языковая личность // Там же, с. 41−48.

Можаева Н. Б. Сваха у Островского как просторечно-профессиональный тип старой Москвы//Там же, с. 5358.

37Кукушкина Е. Ю. «Домашний язык» в семье //Там же, с. 96−100.

Баранникова Л. И. Просторечие как особый компонент языка // Язык и общество, М., 1974, вып. З, с. 3−22. описано его развитие в разных социальных слоях и на разных временных отрезках.

При определении смысла некоторых устаревших слов и выражений незаменимым оказался Толковый словарь В. Даля39.

Проблема выраженности этнического облика через внешность давно интересовала людей не только на обыденном, но и на научном уровне. Одно из интересных исследований на эту тему — книга С. И. Ярёменко «Внешность человека в культуре"40, в которой рассмотрены такие важные аспекты внешности как символичность тела человека и его частей, половой диморфизм и его восприятие в различных культурах, одежда вообще как «сосуд социальных содержаний» и народный костюм — в частности. Вывод исследования опирается на материалы культурологии и истории, но в нем не рассмотрена проблема этнического образа тела в художественной литературе. Зато в статье Ю. Л. Троицкого41 мы имеем первоначальную теоретическую разработку для анализа описания внешности героя художественного произведения в этнологическом контекстеособенности и своеобразие изображения как конкретногоисторического, так и типического лица в литературе. Изучая материально-вещный мир в художественном произведении, автор неоднократно обращается к новейшим и наиболее полным монографическим исследованиям по русской материальной культуре42. .

Йаконец, обобщающие выводы о быте и образе жизни российского общества не могли бы быть сделаны без знакомства со статьёй Г. Е. Маркова43 и уже упомянутой книгой В. Я. Канторовича, в которой высказана мысль о том, что совокупность литературных образов может рассматриваться как гипотетический объект для.

39 Даль В. Словарь живого великорусского языка в 4-х тт., М., 1989.

Яременко С. И. Внешность человека в культуре. Ростов — на — Дону, 1997.

41 Троицкий Ю. Л. Описательный портрет как способ этнографической характеристики русских крестьян Сибири XIX в. // Развитие культуры сибирской деревни. Новосибирск, 1986, с.63−70.

42 Беловинский Л. В. История русской материальной культуры. Ч. 1 М., 1995(крестьянский и городской костюм, утварь, интерьер и т. д) — Беловинский Л. В. История русской материальной культуры. Ч. 2 М., 1996(форма, гражданский и военный мундир, знаки различия) — Беловинский Л. В. К истории русской православной церкви. М., 1992(облачение священнослужителей и предметы культа) — соответствующие главы из книги Русские. М., 1997; иллюстрированное издание Русский костюм. М., 1961;1970 в 5 тт.

43 Марков Г. Е. Этнос, этнические процессы и проблема образа жизни //Расы и народы в. 7. М., 1977, с.9−28. социологических (а в нашем случае этносоциологического) исследований образа жизни данного общества в данную эпоху44.

Таким образом, завершая историографический обзор, можно констатировать, что, с одной стороны ученые — литературоведы, изучающие творчество данных писателей близко подошли к постановке вопроса об оценке произведений Островского, Лескова и Чехова как важного историко-культурного источникас другой стороны — ученые-этнологи создали необходимую методологическую и сравнительно-историческую основу для задуманного нами исследования.

Канторович В. Я. Указ. соч., с. 119.

Источниковедческий очерк.

Художественная литература — один из немногих источников, для которого характерно полноценное совмещение описания и анализа. Субъективность описания в данном случае не является помехой для исследователя — эта субъективность отражает личностный взгляд писателя на проблемы общества, но данный взгляд принадлежит думающему и неравнодушному описателю.

Этнологический факт в литературном произведении может быть трактован не только как факт реальности, но и как факт сознания и самосознания описываемого персонажа, а также как факт сознания и самосознания автора литературного произведения. В произведениях художественной литературы исследователь может обнаружить следующие типы этнологических фактов: факт-предмет (например, указание на бытование тех или иных предметов материальной культуры в среде этноса) — факт-событие (например, происшествие с конкретным лицом) — факт-процесс (например, политические или экономические процессы в российском обществе XIX века) — факт поведенческого акта (поступок) — факт сознания (общественные настроения и дебаты).

Следовательно, художественное произведение дает этнологу трактовку бытования элемента духовндйили-материальной культуры — .в среде этносаг Если писатель позиционирует себя как реалист, если его описания имеют признаки достоверности, они могут стать источником по этнологии. Обратимся к тем критериям, по которым отобраны для анализа творчество Островского, Лескова и Чехова.

Творчество Островского вызывает особенный интерес. Если прозаическое произведение по самой своей форме может привлечь историка, то драматургия — это очень древний жанр искусства, и, пожалуй, только историки древности в полном объеме используют драматургию как исторический и этнологический источник.

Драматургия Островского интересна нам по двум причинам — как несомненный источник сведений по быту и нравам замоскворецкого и провинциального купечества и как сравнительно малоизученная для этнолога форма источника.

С самого начала своего творческого пути Островский позиционирует себя как реалист в художественной литературе и создает драматические произведения с целью их широкой доступности для народных масс, а не только для читающей интеллигенции. Так что стремление к объективному отображению реального мира у автора налицо.

С самого начала его творческой деятельности в 1847 году критики отмечали необычайную для того времени черту: Островский явился изобразителем таких сторон русской жизни, которые до него почти вовсе не затрагивались литературой и совершенно не воспроизводились на сцене. Глубокое знание быта изображаемой среды, яркая жизненность и правда изображения, своеобразный, живой и красочный язык, отчетливо отражающий в себе ту, настоящую, русскую речь «московских просвирен» — весь этот художественный реализм со всей простотой и искренностью, был встречен одними критиками с бурным восторгом, другими — с недоумением, отрицанием и насмешками. Таким образом, «московские» пьесы Островского явились отражением впечатлений его молодости, которую он провел как юрист, работая в совестном суде и изображая нравы московского купечества, с которым он был знаком с детства и постоянно сталкивался, по. работе.—Так были созданы пьесы" «Свои люди — сочтемся», «Семейная картина», «Утро молодого человека» и многие другие.

В 1856 году, благодаря деятельности великого князя Константина Николаевича, состоялась командировка выдающихся-литераторов для изучения и описания различных местностей России в промышленном и бытовом отношениях, Островский взял на себя изучение Волги от верховьев до Нижнего. Здесь драматург работал уже вполне как этнолог, фиксируя все основные аспекты жизни российского провинциального быта Поволжья. Итогом этой поездки стал целый цикл пьес, изображавших жизнь и быт пореформенного Поволжья. Островским были написаны «Доходное место»,.

Праздничный сон — до обеда" (первая часть трилогии о Бальзаминове), «Не сошлись характерами!», «Воспитанница» и другие. С этого времени в художественный мир писателя входят поволжские провинциальные города — Бряхимов, Калинов и др.

Стоит также обратить пристальное внимание на исторические пьесы Островского — «Козьма Захарьич Минин-Сухорук», «Дмитрий Самозванец», «Тушино», посвященные событиям Смутного времени, которое Островский считал ключевым для формирования русской государственности и исследовал со скрупулезностью историка. Особенности русского быта нашли свое отражение и в пьесах «Василиса Мелентьева», «Комик XVII века» и «Воевода», которые драматург рассматривал как популяризацию истории для русского зрителя — купца, мещанина. Нужно упомянуть и об изучении Островским фольклора, которое нашло отражение в авторских сказках — «Снегурочка» и «Иван Царевич».

Островским было написано 49 оригинальных пьес. Все эти пьесы дают замечательную по своей жизненности и правдивости галерею самых разнообразных русских типов, со всеми особенностями их поведения, языка и характера. Причем сам драматург отмечал, что в отношении собственно драматической техники и композиции его пьесы нередко слабы: он сам сознавал свое бессилие в изобретении сюжета, в расположении завязки и развязкион говорил даже, что «.драматург и не должен при^умь1вать,^нтослучилось—его-дело^- -¦ написать, как это случилось или могло случитьсятут вся его работапри обращении внимания в эту сторону у него явятся живые люди и сами заговорят.». Рассуждая о своих пьесах с этой точки зрения, Островский сознавался, что у него самое трудное дело — «выдумка», потому что всякая ложь ему противна и новизна его произведений заключается не столько в «народности», сколько в правдивости, в непосредственном отношении писателя к окружающей его жизни с целью вполне реального ее воспроизведения на сцене. Именно поэтому его произведения могут рассматриваться как этнологический источник.

Произведения Лескова как писателя — реалиста также во многом достоверны и отражают сущность быта того времени, который в них описывается. Этот реализм получил название социально-психологического. Тем самым он становится ближе к антропологическому очерку о «быте и нравах». В отношении к вымыслу у Лескова четко выражена установка на художественный документализм.

Художественные произведения (романы, хроники, повести, очерки и рассказы) представляют собой зачастую художественный пересказ происходивших в реальности событий, публицистика посвящена таким актуальным вопросам тогдашней русской жизни как семья, брак и проблема разводовобразование, воспитание и интеграция в русское общество детей старообрядцевхозяйственные, бытовые вопросы жизни горожан (в основном — жителей Санкт-Петербурга и Орла) и сельских жителей в пореформенные годыпроблемы существования крестьянской общины. Переписка дает представление о личных контактах писателя, его субъективном взгляде на те или иные проблемы, сведения о прототипах его произведений.

Однако есть также и специфические произведения, являющиеся, по сути дела, полноценными историческими источниками, основанные на обработке документального материала и касаются они, прежде всего, проблем старообрядчества и русского православного духовенства. Создавая свои произведения,—Лесковпользовался реальными документальными материалами дневников и записок, архивными материалами, житийной литературой.

Многие художественные произведения писателя написаны с явной и специально оговоренной опорой на известные источники — в них упомянуты современные Лескову лица и события, участником которых был не только он сам. Более того, публицистические очерки Лескова — яркие образцы натуралистического «физиологического очерка» 60-х годов и потому нацелены скорее на описание, чем на анализ явления.

Переписка Лескова — также ценный исторический источник, имеющий объективное фактическое наполнение благодаря обратной связи с адресатом писателя. Вот почему творчество Лескова можно с достаточным основанием назвать достоверным, хотя и своеобразным историческим и этнологическим источником.

В произведениях Чехова отразилась большая полоса русской жизни — как пореформенной, так и предреволюционной. Уже в первые годы литературной деятельности он создал юморески, поражавшие его внимательных критиков остротой наблюдений над жизнью. Большая группа ранних рассказов Чехова интересует этнолога именно обилием персонажей и ситуаций, в которые они попадают. Интересным оказывается и то, что практически все персонажи в целом самим своим количеством создают калейдоскопическую картину русской пореформенной жизни.

Творческий перелом, пережитый Чеховым в середине 1880-х годов, состоял в том, что появлялись новые действующие лица, противопоставленные среде, страдающие именно в силу своей человечности («Переполох», «Анюта», «Тоска»), Эти герои и описание данных житейских ситуаций дают этнологу обильный материал для построения концепции базовой и модальной личности в культуре.

В творчестве зрелого Чехова конца 1880 — начала 1900;х годов можно наблюдать другую идею: Чехов становится своеобразным исследователем души современного человека. Отсюда его главная тема — человеческое равнодушие, «сонная одурь», своего рода испытание героя, который или пробуждаетсяот духовной спячки-или7 — махнув на^сё рукой, подчиняется ей. Здесь этнолог может почерпнуть важный материал о бытовой и ценностной стороне русского общества рубежа веков.

Наконец, в позднем творчестве Чехова внимание художника концентрируется на двух основных сферах: люди интеллигентного сословия и люди из народа. Разобщённость интеллигенции и народаодна из главных тем творчества Чехова этого периода. За героем рассказа «Студент» следуют персонажи повестей «Три года» (1895), «Дом с мезонином», «Моя жизнь» (обе — 1896), маленькой трилогии («Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви»), рассказов «Ионыч» (1898), «Дама с собачкой» (1899), «Невеста" — за Василисой и.

Лукерьей — «мужики» из одноименной повести и рассказа «Новая дача» (1899), сотский («цоцкай») из рассказа «По делам службы» (1899), герои повести «В овраге» (1900).

Решая проблему взаимодействия интеллигенции и народа, социального разобщения, Чехов в эти годы создаёт своеобразные циклы, «художественные исследования» жизни. Наряду с «интеллигентским» и «мужицким» циклами он пишет ряд произведений, изображающих жизнь купечества, нечеловечески тяжёлый фабричный быт: «Три года», «Бабье царство» (1894), «Случай из практики» (1898).

В произведениях последних лет (рассказ «У знакомых», 1898- пьеса «Вишнёвый сад») он обращается к исследованию быта погибающих «дворянских гнезд», причем, не только в нравственно-психологическом плане, но и в разных социальных аспектах.

Также как и Островский и Лесков, Чехов в своем эпистолярном наследии решительно выступает за принципы реализма в литературе, в записной книжке он пишет: «Тогда человек станет лучше, когда вы покажете ему, каков он есть». У Чехова есть ещё одна важная сторона в данной записи: литература должна показывать человеку его самого, не уговаривая, не прибегая к возвышающему обману, к общим рассуждениям, авторским попыткам растрогать его. Следовательно, творчество Чехова, несмотря на его видимо сдержанное отношение к этнографическому описанию, на сам^м делеглубоко-органична ему и «отвечает главным’требованиям, предъявляемым исследователем к художественному тексту.

Творчество исследуемых авторов не раз издавалось в собраниях сочинений разной полноты, но до сегодняшнего дня практически ни одно из этих изданий не было действительно полным. Отдавая должное громадным усилиям и мастерству комментаторов художественного текста, автор работы прибегла к цитированию электронных изданий, отвечающих всем поставленным в данном исследовании задачам.

45 В работе сноски на источник представлены в сокращенном виде, в скобках, где первая цифра означает номер произведения в библиографическом списке, а вторая — номер произвдения в электронном собрании сочинений ((1)Островский А. Н. Полное собрание сочинений. М., Директ Медиа Паблишинг, 2005; (2)Лесков.

Методология исследования художественной литературы как источника по этнологии.

В предыдущих разделах источниковедческого очерка излагалась характеристика содержания источника, т. е. что предполагается изучать. В данном разделе следует рассмотреть то, как это следует изучать. Хотя произведения вышеупомянутых авторов и не изучались этнологами комплексно, но в историографии существуют некоторые подходы к изучению этнографических реалий в литературном произведении вообще. Уже существуют подходы к изучению художественной литературы как этнологического источника, которые следует принять во внимание46.

В частности, следует обратить особое внимание на статью Е. И Филипповой, так она посвящена в первую очередь теоретическим вопросам этнологического источниковедения художественной литературы. В этой работе предложен критерий пригодности литературного произведения для этнического анализа: «художественное произведение может рассматриваться как источник только в том случае, если оно создано на основе личных наблюдений автора и не является результатом изучения других источников, как обычно бывает при написании исторических романов, повестей и прочее"47.

Критерий достаточно жесткий, так как выдвигает на первый план исключительно личный опыт писателя, в то время как большая часть собственно этнологических источников создается не только при прямом, в том числе «включенном» наблюдении. Если, однако, принять во внимание то, что любая, даже заведомо ложная информация источника, будучи подвергнута критическому анализу может быть использована, что большая часть произведений данных.

Н. С. Энциклопедическое собрание сочинений М., ИДДК, 2002; (3) Чехов А. П. Полное энциклопедическое собрание сочинений и писем, М., ИДДК, 2005).

46 Филиппова Е. И. Художественная литература как источник для этнографического изучения города. // СЭ 1986, № 4, с.26−37.

47 Филиппова Е. И. Указ. соч., с. 26. авторов написана с опорой на собственный опыт, этот критерий может быть принят с нижеследующими дополнениями.

Констатируя, что художественная литература — в первую очередь источник о культуре, быте и нравах, стереотипах поведения, ценностным ориентациях, брачно-семейных отношениях и других аспектах соционормативной культуры, Е. И. Филиппова предлагает несколько процедур для анализа текста литературного произведения.

Внимательный анализ художественного текста с применением к нему соответствующих критериев делает его доступным для анализа и другими традиционными социологическими методами, которые, разумеется, требуют «адаптации» к данному источнику.

Автор данного исследования применила наиболее известные социологические методы сбора и первичной обработки этнологической информации взятого из художественного произведения, что представляет собой основу рабочего инструментария для этнологического анализа:

1. Маршрутная экспедиция48.

2. Составление «переписи» «литературного нэселения"49.

3. Нарративный анализ текста.

4. Оценка художественного текста биографическим методом50.

5. Социометрическое исследование драматического текста51.

6. Исследование драматического текста методом фокус-групп52.

7. Кросс-культурный анализ художественного произведения.

48 См. Приложение 1.

49 См. Приложение 2−3.

50 См. Приложение 4.

51 См. Приложение Б.

52 См. Приложение 6.

Заключение

.

Проделанное исследование подтверждает мысль, что литературное произведение служит информативным этнологическим источником. Более того, художественная литература — один из немногих источников, для которого характерно полноценное совмещение описания и анализа. Существует как объективные критерии, так и необходимый инструментарий для получения из художественного текста этнологической информации.

С помощью данного источника возможно, решить задачи с анализом изменений этноса на протяжении времени. Вычленить собственно этнические перемены, впрочем, достаточно сложно, так как в целом описание обычно дается с учетом как социально-экономических, так и культурных факторов. Субъективность описания в данном случае не является помехой для исследователя — эта субъективность отражает личностный взгляд писателя на проблемы общества, но данный взгляд принадлежит думающему и неравнодушному описателю. Таким образом, можно констатировать, что описание российского общества по литературному произведению вполне возможно. Более того, это описание имеет свойства полноты и законченности, конечно, при условии наличия надлежащего инструментария и компетентной критики источника.

В качестве этих методов могут быть использованы хорошо известные в этносоциологии методы: экспедиционное наблюдение, этносоциальная «типологизация», нарративный анализ текста, биографический метод, социометрия, «фокус-группы» и кросс-культурный анализ.

Как результат этнологического наблюдения может быть оценен текст, который основан на неформализованных интервью, доступных исследователю, но не репрезентативных данных, не статистической или, точнее квазистатистической информации, позволившей, придти заключениям и выводам, соответствующим как формальной логике исследования, так и причинно-следственным моделям.

Исследовательская роль писателя заключается в том, чтобы подвергнуть анализу и упорядочить те факты, посредством которых люди описывали свою жизнь. Как настоящий этнолог писатель передает свой исследовательский опыт не в виде не структурированных впечатлений, а в виде фактов и четких теоретических конструкций, доступных количественному подсчету и научной проверке.

Этносоциологическая типологизация в художественной литературе может быть применено с определенными ограничениями и результаты его обладают значительно большей долей условности.

Можно провести своеобразную «перепись литературного населения». У такой «переписи» есть теоретические ограничения: ученый исследует модель общества, а не само общество, он может всеобъемлюще исследовать альтернативные гипотезы, что повышает качество понимания феномена этничности.

Этнолог-исследователь художественной литературы не может, конечно, по художественному произведению более точно описать существенные социально-демографические характеристики этноса. Это и не нужно: относительно к данному времени мы имеем более представительные данные земской статистики. Несомненно то, что сделав такую «перепись», исследователь получает совсем иные, не менее важные, но более трудно доказуемые с научной точки зрения данные — данные об «удельном весе» каждой социально-демографической группы в самосознании всего этноса. Это и есть новое знание, получаемое при данном подходе.

Можно создать интуитивно верную модель семейного пути человека и выявить как основные мотивы его социального поведения. Основные тренды личного жизненного пути неразрывно связаны с карьерой и общей успешностью героя, так как кризис личных отношений идет рука об руку с падением общественного мнения о герое. Нарративный анализ дает возможность вычленить универсальные механизмы «жизненного пути» героя в определенном социуме, этносе.

Биографический метод, позволяет осуществлять исследование индивидуальных этнических процессов, процессов сознания и самосознанияявляется изучением индивидуального пути и жизненного опыта на разных этапах жизненного цикла личностиизучает жизненный путь и субъективные переживания индивида, служит ключом к разрешению вопроса о менталитете этноса, изучая сугубо личные пласты сознания индивидов, входящих в этнос, систему авто — и гетеростереотипов, картину мира и воспринимаемые как наиболее характерные, устремления личности в той или иной культуре.

С помощью социометрического анализа создается объективная как качественная, так и «количественная» картина общения героев драматического произведения. Социометрия является довольно мощным аналитическим инструментом, который позволяет в короткие сроки оценить социально-психологический климат смоделированного социума, малой группы какого — либо этноса.

Новое знание, которое можно получить с помощью исследования драматического творчества методом фокус — групп — это деконструкция социальной реальности, познание ее многомерности. Драматургия, изученная с применением социологического инструментария, дает удивительный результат. Маргинальные и исключительные явления в социальной жизни общества это вовсе не нарушения нормы, а вполне закономерный «сбой социальной матрицы» в эпоху перемен. Причины, течение и последствия этого сбоя можно не только изучить и описать научно, но и сделать инструментом прогноза социальной реальности. Представляя собой избранную автором пьесы фокус — группу, герои драматического произведения являются проекцией современного писателю общества. Именно драматургия, доступная для широкого зрителя (заменявшая в XIX веке современные ТВ и интернет) и стала, одновременно, как выразителем, так и распространителем групповых норм в обществе.

Персонаж художественного произведения есть зачастую личность, вымышленная писателем, однако и вымысел, чтобы быть правдоподобным, опирается на систему социокультурных координат описываемого времени.

Можно выделить три типа, три модели, по которым обычно создаётся персонаж реалистической художественной литературы:

Обобщенный тип, показательный для данной эпохи и историко-культурной общности как наиболее массовый, часто встречающийсянекое подобие т. н. «модальной личности» (эпизодические и второстепенные персонажи);

Наиболее характерный тип, объясняемый особенностями социализации и инкультурации, а также этнопсихологическими характеристиками данной общности — типическая, т. н. «базовая личность» (персонажи, созданные по прототипу);

Реальные исторические лица, включенные в художественное повествование на основании действительных или вымышленных исторических фактов.

Персонаж художественной литературы реализуется как личность с помощью речи и внешнего облика.

Художественный текст имеет отчетливую структуру: авторская речь, диалоги и монологи. Речь персонажа, его «речевая партия» выступает как языковая составляющая образа литературного героя (историко-этнологический тип). С помощью демонстрации живой разговорной речи (её групповых, территориальных, статусных и чисто индивидуальных особенностей) формируется социально-бытовая характеристика героя.

Чётко прослеживается связь социолингвистического поведения с набором социальных ролей литературного персонажа, — т. е. один и тот же человек в разных ситуациях говорит по-разному. Кроме того, в речи выражаются разные стороны жизни и социальной психологии человека. Этническая принадлежность героя нередко показана через характерное коверкание основного языка литературного произведения — «этимологически продуктивное» искажение словарного запаса чужого языка, употребление этнически специфических, характерных для данной культуры слов, стилистическая окраска. Однако речь также — часть индивидуального стиля героя, определяемая не только групповой (социальной или этнической) принадлежностью, но и коммуникативной ситуацией, психическим типом, мировоззрением и биографией конкретного героя.

Сущность человека раскрывается не только в том как, но и в том, что он говорит. Высказывания литературного персонажа часто в большей степени, чем поступки, характеризуют этическую, ценностную систему героя. Его моральный облик в разной мере отражает ценности общественного сознания данной эпохи и ценностную систему писателя-автора. В реалистическом произведении высказывания и поступки героев часто противоречивы и неоднозначны, а их интерпретация может быть различна. Отсюда следует, что сущностью «национального характера» героя литературного произведения могут быть не реальные достоинства и недостатки, а представления писателя о том, каким должен быть характерный герой из данной социальной или этнической группы.

Литературный персонаж определяется не только внутренними качествами — духовными и психологическими. Его определяет также внешность — тело, походка, жесты. Телесно-символическая компонента героя раскрывается через портрет. Внешность персонажа литературного произведения описана, в первую очередь, как внешность мужчины или женщины и содержит в себе тендерные идеалы, стереотипы и предпочтения описываемой эпохи. Общество не только подтверждает, но и закрепляет природную дихотомию социально-культурными символами. При описании антропологических особенностей иноэтничных персонажей отмечаются их уникальные, отличительные черты. Оценка и интерпретация этих черт в связи с духовным обликом часто выражает не свойства взаимодействующих групп, а отношения между ними.

В художественном образе отражаются социальные типы людей, характерные для данного общества. Но, во-первых, эти типы разнообразны, и увидеть в них какой либо единый характер вряд ли возможно: хотя они и являются представителями одного этноса, тем не менее репрезентуют собой разные социальные типы. Их собственные характеры различны и включают в себя противоположные нравственные и психологические черты.

Во-вторых, художественные образы, особенно в реалистическом произведении, хотя и обладают этническими особенностями, но только в сочетании с общечеловеческими чертами.

В-третьих, «этнический» колорит, отличающий героев художественных произведений, связан с конкретной исторической эпохой, условиями жизни и быта этноса, государства, социальным окружением, в котором находится персонаж. На персонаж художественной литературы воздействуют одновременно и этническая культура и субкультура социальной среды, кроме того, во многих из них присутствуют и индивидуальные черты.

В-четвертых, характер персонажа литературного произведения определяется и набором отрицательных, «теневых» ценностей и установок, руководствуясь которыми, человек продолжает оставаться в рамках своей культуры: противопоставление заключается в своеобразном «двойном стандарте», по которому декларируемые обществом ценности не всегда совпадают с теми, по которым оно реально живет.

Обратившись к качественному анализу можно убедиться, что анализируя художественное произведение как этнологический источник, можно получить, в общем, целостную модель описываемого общества. Эта модель до известной степени поддается формализации, хотя статистические данные, полученные при ее изучении надо использовать очень осторожно, определив и точно оговорив критерии выборки и оценки. Изложенная выше и опробованная на материале творчества Островского, Лескова и Чехова методология и техника исследования художественной литературы как этнологического источника может себя оправдать в кросскультурном исследовании, в котором возможна также дальнейшая проверка действенности использованного инструментария.

Рассматривая в целом общество и этнос как систему, этнолог может воспользоваться художественной литературой, чтобы понять сущность и мотивы, по которым эта система действует.

На примере творчества данных авторов становиться ясно, что объектом прямых этнологических описаний для писателя-реалиста становятся не только действия, которые ощущаются пишущим как архаика (если он — представитель этой же культуры) или как экзотика (если среда иноэтнична) но и описание традиционного привычного быта что придает особую ценность этому этнологическому источнику.

Российское общество Х1Х века предстает как общество неоднородное и в социальном, и в культурном, и в этническом отношении. Поэтому проявления внешних поведенческих сторон человеческой личности и сами ее поступки так разнообразны и противоречивы.

Богатство и многообразие социокультурных типов на территории России не отрицает ее цельности как единого региона объединенного поступательными историческими процессами и «общей судьбой».