Поэтика романов «расчета с прошлым» Ю. Бекера и традиция немецкого антифашистского романа

Творчество Юрека Бекера принадлежит к наиболее значительным яв1 лениям. современного литературного процесса Германии. Оригинальный вклад писателя в развитие антифашистской тематики, его яркий прозаический талант позволяют говорить о нем как о замечательном мастере немецкого повествовательного жанра второй половины 20-го века. Его трудная судьба и не вполне обычный для немецкого автора путь в литературу во многом обусловили своеобразие проблематики и стиля произведений.

Юрек Бекер родился в польском городе Лодзь в еврейской семье 30 сентября 1937 года. В 1939 году на территории города было основано гетто, где Юрек первое время жил вместе с родителямив том же году был переправлен в концентрационный лагерь Равенсбрюк, затем в Заксенхаузен. Мать Бекера умерла, отец, был в заключении в другом лагере и после войны разыскал сына с помощью одной из специально созданных американских организаций. Из всей большой семьи в живых остались трое: Юрек, его отец и тетка, о судьбе которой точно ничего не известно.

После войны по решению отца Бекеры поселились в Восточном Берлине. Это было, по мнению Ю. Бекера, «самое экзотическое из всех возможных решений». «Он остался здесь, переехал в квартиру в нескольких станциях метро от лагеря и все обустроил так, чтобы я стал немцем» [7, 177]1. В восемь лет Юрек начал учить немецкий язык. После окончания школы в 1955 году и двух лет. службы в армии он поступил на философский факультет университета в Берлине. Через три года оставил учебу и некоторое время стажировался при киностудии Бабельсберга, в этот период он начал писать первые тексты сценариев. С 1969 года постоянно работал на студии ДЕФА в качестве киносценариста и в этом же году опубликовал первый роман «Якоб-лжец» («Jakob der Lugner»), вначале задуманный как киносценарий. Роман имел большой успех и получил две премии — Генриха Манна в ГДР и Чарльза.

1 Здесь и далее перевод наш — Л.Ч.

Вейлона в Швейцарии. В 1973 году вышел второй роман «Преднамеренный обман властей» («Irrefuhrung der Behorden»).

Дальнейшую судьбу писателя определило его отношение к политике ГДР. По собственному признанию, Ю. Бекер «долгое время был тем, кого называют убежденным социалистом» [236, 210]. С 1957 по 1976. гг. состоял в Социалистической Единой Партии Германии (СЕПТ).

Введение

войск стран Варшавского Договора на территорию Чехословакии в 1968 году во многом поколебало его прежние взгляды: Ю. Бекер занял твердую демократическую позицию и открыто заявил об этом. Он был одним из немногих, кто протестовал в 1976 году против исключения Райнера Кунце из Союза писателей ГДР. В открытом письме Бекер выступил против лишения гражданских прав Вольфа Бирмана, после чего был исключен из СЕПТ. В 1977 году Бекер вышел из Союза писателей и с позволения властей ГДР переселился в Западный. Берлин. К тому времени он был уже широко известен не только в Восточ-., ной, но и в Западной Германии благодаря активному диссидентству и успешному литературному дебюту — роману «Якоб-лжец». Оставаясь гражданином ГДР, писатель большую часть жизни прожил в Западном Берлине. С 1978 года читал лекции в университетах США, Аугсбурга, Франкфурта-на-Майне, Эссена. Ю. Бекер — автор семи романов, сборников рассказов, многих киносценариев. В 90-х годах выходят лекции «Предостережение писателю» («Warnung vor dem Schriftsteller. Frankfurter Vorlesungen», 1990) и собрание сочинений и речей последних лет «Конец мании величия» («Das Ende des Grossenwahns», 1996). Умер в Берлине 15 марта 1997 года.

Среди писателей, оказавших влияние на его художественную манеру, Ю. Бекер называет Арно Шмитда: у него он перенял опыт логически последовательного, ар1ументированного повествования. Многие исследователи указывают на следование еврейской повествовательной традиции, но сам писатель всегда говорил лишь об одной «традиции»: «С детства я участвовал в своеобразном конкурсе рассказа. Если я был неинтересен, мне четко давали это понять. И это, возможно, было хорошей тренировкой для того, кто потом начинает, писать. Устный рассказ играл для меня определенную роль еще с детства» [251, 62].

Заметное влияние на стиль Ю. Бекера оказала его работа в качестве ки— носценариста, хотя сам он никогда не рассматривал ее как свое призвание.-. ¦ До издания своей первой книги художник создал восемь. сценариев, что не. могло не сказаться на его последующих произведениях: «Моя проза имеет много сценического, я сам вижу это» [251, 67]. Тесное сотрудничество с кинематографом и телевидением не прекращалось и в дальнейшем: были экранизированы романы «Якоб-лжец», «Боксер» («Der Boxer», 1976), «Дни без сна» («Schlaflose Tage», 1978), «Дети Бронштейна» («Bronsteins Kinder», 1986) — большую популярность приобрели телесериалы «Мы тоже один народ» («Wir sind auch nur ein Volk», 1994), «Милый Кройцберг» («Liebling Kreuzberg», 1986;1990). Труд киносценариста Ю. Бекера был отмечен че-. тырьмя премиями. Художник умел пробуждать интерес к самым обыденным вещам. В отличие от многих немецких авторов, которым, по замечанию Бекера, «не хватает мужества быть повседневными» и которые редко стремятся написать просто книгу, а все чаще «великую книгу» (das Buch der Bucher), он не ставил глобальных проблем и не искал исключительных ситуаций [240, 198].

В процессе своего творческого пути писатель старался как можно точнее определить свое представление о литературе, считая, что оно не может быть правильным или неправильным: «Это как сродство (Affinitat), и я пытаюсь наиболее точно следовать ему. И, может быть, то, что вы читаете в „Якобе“ , — портрет того, кем я. когда-то был. А то, что вы читаете сегодня, —. верное отражение того, кем я являюсь сейчас» [236, 211].

В настоящее время творчество Ю. Бекера достаточно полно изучено в немецком литературоведении. Для таких известных критиков, как Г. И. Берн-хардт, М. Рейх-Раницкий, Т. Ротшильд, И. Хейдельбергер-Леонард, М. Людке, Р. Михаэлис и других произведения Бекера стали предметом пристального внимания. Попытка систематического и многостороннего исследования художественного наследия писателя и его эстетических взглядов предпринята в двух коллективных трудах — под редакцией К. Граф (1991) и И. Хейдель-бергер-Леонард (1992), а также в одноименном .' сборнике серии «Текст+критика» под редакцией Х. Л. Арнольда (октябрь, 1992). .

Уже первые цубликации привлекли к начинающему автору пристальное внимание критики и в ГДР, и в ФРГ. При анализе отдельных произведений прослеживается следующая тенденция, однозначно высоко оцениваются два романа — «Якоб-лжец» и «Дети Бронштейна» — в отношении других высказываются разные, порой взаимоисключающие друг друга мнения. «Якоб-лжец» вызвал самые восторженные отклики. Немецкие литературоведы едины в своем мнении, что «до сегодняшнего дня эта история принадлежит к самым волнующим литературным произведениям о холокосте» [241, 234], своеобразно и очень глубоко освещающим эту тему. «Никому другому во всей мировой литературе не удалось написать так совершенно и в то же время, так занимательно, можно сказать, остроумно об ужасе истребления евреев национал-социализмом, не опускаясь ни в одном эпизоде до безвкусицы или мрачного цинизма. „Якоб-лжец“ был и остается достойным ответом на все, якобы, хорошие, но на самом деле низкопробные переработки этой темы,» [265, 4] - отмечал Т. Ротшильд спустя восемнадцать лет после выхода романа. Т. Ротшильд и В. Айхлер отмечают совершенство композиции и продуманность системы образов, простоту и выразительность языка, Р. Михаэлис указывает на светлую тональность (Heiterkeit) и оптимизм произведения вопреки трагичному сюжету. К. Франк отмечает своеобразное и умелое применение средств иронии: «Несмотря на избранную тему, ирония и юмор не вызывают неловкости, а, напротив, многое проясняют. Он использует их дидактически и с их помощью убедительно показывает бесчеловечность гетто» [224, 89]. Р. Михаэлис считает, что «меланхоличная ирония, светлая печаль ставят книгу в один ряд с классиками еврейской литературы» [251,24].

В публикациях, посвященных последующим романам, «Якоб-лжец» не раз упоминается как образец писательского мастерства, оставшийся недостижимым для самого автора. По этому поводу достаточно, точно выразился Х. Г. Бернхард: «Такой успех, как известно, таит, в себе опасность.: Одна из них — большие ожидания-и связанное с этим скептическое отношение к последующим книгам, которое мешает пониманию их специфических достоинств» [245, 119]. И действительно, в критических статьях многие романы сравниваются с «Якобом», при этом выигрывает всегда последний. Так, ученый М. Людке с сожалением констатирует, что в «Днях без сна» «нет больше искрящейся фантазии, мастерски соединяющихся друг с другом историй, различных уровней повествования» [259, 6].

При анализе романа «Дети Бронштейна» часто подчеркивается оригинальность в разработке темы фашистской диктатуры в Германии. Т. Ротшильд отмечает, что «роман приятно разочаровывает общепринятые ожидания и противопоставляет избитым образцам новую,. заслуживающую серьезной оценки точку зрения» [265, 5]. Ту же мысль высказывает и Ю. Валль-ман: «Обращение к проблеме „преодоления“ прошлого является одной из заслуг романа. Бекер не относится к „профессионалам в деле преодоления прошлого“ (professionelle Vergangenheitsbewaltiger). Лично переживший хо-локост, он тем не менее способен к иронии и дистанции, к самокритической рефлексии, к изображению, не ограничивающемуся черно-белыми тонами» [271,403].

Мнения критиков совпадают и в другом вопросе. Отмечая редкую способность Ю. Бекера соединять развлекательность и занимательность (elitare Unterhaltsamkeit im besten Sinne) с высоким стилистическим уровнем, Т. Ротшильд сравнивает его с Мартином Вальзером: как истинные виртуозы, они пользуются богатейшим арсеналом художественных выразительных средств. Далее он отмечает, что Ю. Бекер, желая придать произведению занимательность, вызвать повышенный интерес к дальнейшему развитию действия, не пренебрегает и приемами, характерными для детективного романа.

Эта особенность побудила Ю. Валльмана отнести произведение, «ничуть не умаляя его достоинств, к высокой развлекательной литературе» [271, 5].

• Многочисленные похвалы вызвали стройная композиция, своеобразная виртуозность в раскрытии темы. «Юрек Бекер представляет историю, с большим мастерством чередуя два времени — сперва намечает ¦ различные сюжетные линии, затем вырисовывает их более четко, внезапно обрывает,. чтобы позднее возобновить и соединить с другими, пока все они, наконец, не сойдутся в финале — с точностью, так редко встречаемой в современных немецких романах» [273, 143]. Особое композиционное построение, отмечается в той же работе, не только пробуждает фантазию, приближает к пониманию общего замысла произведения, но и формирует критическое отношение к структуре текста. Р. Мельхерт причисляет к неоспоримым достоинством книги целостность произведения: мысли и поступки героев, время и пространство — все взаимосвязано и взаимообусловлено.

Мнения критиков сходятся и в оценке достоверности произведения. «Новый роман написан в лучших реалистических традициях и очень убедителен, несмотря на некоторые слабости композиционной организации текста» , — замечает У. Виттшток. Он особо подчеркивает пластичность и правдивость образов и даже называет «Детей Бронштейна» реваншем за предыдущие неудачные, на его взгляд, книги [273]. О жизненности изображенной ситуации говорит и Б. Якобе: «Ю. Бекер. представляет невероятную историю так, как будто бы она в действительности случилась где-то недалеко от нас» [251,47].

Бернхард отмечает в романе еще одну особенность, характерную для многих других произведений: некоторая таинственность и неоднозначность пробуждают фантазию читателя и исключают возможность простых ответов. В то же время произведение указывает вполне определенное направление нашим размышлениям. Автор стремится к тому, чтобы читатель задумался над вопросами, над которыми размышляют жертвы фашистского террора: достаточно ли наказаны преступники? может ли время залечить душевные раны? [245, 140].

Оценка других произведений неоднозначна: от чрезмерных похвал до едкой иронии. Значительное расхождение во мнениях относительно романа «Боксер» особенно наглядно при сравнении работ восточногерманских и западногерманских критиков. Несмотря на то, что произведение по своему содержанию не может быть отнесено к многочисленным оптимистическим историям об «активистах первого часа», критики ГДР выделяли проблему общественной активности в социалистическом государстве как основную. При таком взгляде вполне закономерно высказывание К.-Д. Хенеля относительно «исторически справедливой оценки жизни Арона Бланка», которую можно было заострить, «.:если бы автору удалось обогатить духовно-мировоззренческий облик молодого рассказчика новым жизненным опытом и. новым сознанием.» [254, 150]. Анна Шарлони, напротив, считает, что «Бекер открыто полемизирует с поучительным тоном некоторых произведений литературы ГДР („.я вообще ничего не объясняю. Я рассказываю.“) [5, 41] и отрицает линейное развитие сюжета в общем» [247, 690]. Более того, она рассматривает структуру романа как протест против монологизированного, авторитарного «партийного» повествования. В условиях жесткого ограничения свободы слова авторские комментарии не допускались, оставалась единственная возможность — расположить материал в определенном порядке, представляя субъективные мнения, различные точки зрения. Читателю необходимо самому ориентироваться среди неоднородного, временами противоречивого материала, чтобы составить собственное мнение о прошлом.

Критики расходятся не только в оценке идейно-смыслового, но также речевого и предметно-образного аспектов произведения. Одни отмечают, что автор в полной мере использует возможности композиционного построения, и это позволяет отнести роман к высокохудожественным произведениям [270, 4]. Другие считают, что у Бекера бедный событиями, рыхлый сюжет, неточный язык, сухой тон протоколиста [224, 89].

При всем разнообразии суждений о художественных достоинствах романа бесспорно стремление автора честно и объективно разобраться в актуальных вопросах послевоенной немецкой действительности. Именно это и подчеркивает А. Шарлони в .той же статье: «Значение этого романа именно в способности Бекера проникнуть в глубины психологически сложных отношений, которые установились после поражения нацизма между жертвами и их мучителями» [247, 686].

Общим знаменателем" всех произведений Бекера И. Хейдельбергер-Леонард называет (Hauptnenner) его жизнь: «Еврей и социалист, находящиеся в поисках себя, присутствуют во всех книгах. Каждая из них представляет более или менее правдоподобную реконструкцию его собственной биографии» [267, 21]. При этом она отмечает, что, в отличие от противоречивой позиции по отношению к своему еврейскому происхождению, «в высказываниях в защиту социализма, к которым относится и ранняя критика ошибок, у Бекера нет недостатка» [267, 21].

Романы, изображающие жизнь в социалистическом государстве, незаслуженно получили негативную оценку в работах многих западных критиков.1 Упреки в отсутствии у Бекера принципиально критического взгляда на социализм, в приспособлении, в том, что он неполно, в искаженном виде представил действительность ГДР, легко опровергаются фактами биографии писателя, получившего известность на Западе благодаря смелой и бескомпромиссной политической позиции. Более справедливо, на наш взгляд, следующее мнение: «Случай с Ю. Бекером демонстрирует неразрывную связь литературы и политики. Юрек Бекер именно как писатель был социалистом. Впрочем, не менее важно, что социалист Бекер, выражавший себя в литературе, оставался прежде всего писателем» [259, 2].

1 Объективной оценке произведений помешало спокойное и взвешенное отношение к достоинствам и недостаткам социалистической системы, чему, безусловно, способствовало многолетнее политическое противостояние двух немецких государств. Влияние идеологии проступает во многих формулировках как западных, так и восточных критиков: «Feindesland» -o ГДР, «in einem Land, in dem die Naziverbrechen nur schleppend oder gar nicht gesuhnt wurde» (о ФРГ)> a’s hier, wo sie unnachsichtlich geahndet worden sind" .

Положительный момент в «Преднамеренном обмане властей» В. Лирш видит в том, что здесь Бекер разрушает привычные, удобные для многих представления о литературной жизни и оживляет дискуссию о чрезвычайно важном значении творческого отношения отдельной личности в социалистическом обществе" [258, 6]. Формальная сторона произведения была оценена в основном негативно. И. Виллиан критикует «узкоспециальную (sachspezifisch) ограниченность героев» [270, 4]. Р. Мельхерт упрекает Беке-ра в обилии банальностей, «которые он, к несчастью, еще и банально рассказывает» [260, 12]. При всей серьезности поставленных проблем автор недостаточно глубоко их освещает. Критик не убежден в художественных достоинствах книги, имея в виду приемы раскрытия образов, способы повествова-' ния и разрешения конфликта. Такая оценка созвучна откликам на роман «Боксер», слабость которого тоже видят в неразрешенных конфликтаххотя и в первом, и во втором случаях речь идет о конфликтном состоянии. А оно, как известно, не может быть разрешено в рамках одной жизненной ситуации.

Анализируя «Дни без сна», М. Людке также затрагивает вопрос о конфликте, отмечая, что Ю. Бекер изображает его как чисто внешний, не мотивированный внутренним состоянием героя. Это обусловило схематичность образов: в поступках персонажей слишком явно проступает авторский замысел. «Все идет гладко, в соответствии со сценарием, который Бекер придумал для своих героев. Зимрок выставлен на показ как экспонат. Рефлексия этого персонажа эстетически не проработана, она заменяет художественность» [259, 12]. К. Булливант придерживается другого мнения и усматривает в структуре «Дней без сна» аналогии с творчеством Кафки: «.сначала нарушается исходное равновесие, что вызывает общий кризис сознания, затем действие развивается согласно своей собственной логике» [251, 50]. П. Ханенберг [267, 63] видит две причины, по которым «Дни без сна» не были признаны ни в ГДР, ни в ФРГ. Во-первых, Бекер подчеркивал существование непреодолимой границы между немецкими государствами, что исключало возможность всякого сомнения в наличии такой проблемы. Во-вторых, западному, прежде всего, читателю не хватало тех подробностей из жизни ГДР, которые сделали бы книгу событием политического значения: сфабрикованные обвинения, слежка, доносы.

Весьма распространены утверждения, что Ю. Бекер относится к лучшим мастерам повествовательной прозы второй половины XX века. Стиль Ю. Бекера отличает логичность, последовательность, лаконизм, наличие новых оригинальных решений, наиболее ярко проявившиеся в малом жанре. В лексиконе немецкоязычной литературы [224] Бекера сравнивают с Бобровским, чей талант также проявляется в жанре рассказа и точной обрисовке отдельных эпизодов. А критики И. Гумперт и Р. Мельхерт отмечают в романах «некоторые блестящие эпизоды» [252, 990].

Рассказы Бекера завоевали большое признание. Анализируя рассказ «Стена», Д. Гелльнер [250] отмечает умение одной точной деталью показать практически неуловимые психологические нюансы, мастерски использовать деталь, вызвать интерес, в зашифрованной форме представить какое-либо событие, чтобы натолкнуть читателя на размышление. Особое мастерство критик видит в таком построении рассказа, когда сигналы из внешнего миражестокого и беспощадного — воспринимает только читатель. Дети, живущие вместе со взрослыми в гетто, остаются в неведении относительно той опасности, которой подвергают себя, перелезая через стену в лагере. «Ограниченный взгляд ребенка говорит нам о жизни в лагере больше, чем возможное всезнайство умудренного рассказчика» , — отмечает П. Демец в статье «В роли противника» [251, 14]. Автор подчеркивает, что ни одной книге писателя нельзя поставить в упрек отсутствие фантазии, и разнообразная тематика рассказов, вошедших в сборник «После первого будущего» («Nach der ersten Zukunft», 1983), их оригинальность, непохожесть друг на друга в плане композиции доказывают это в очередной раз. Название статьи, взятой из рассказа Бекера, отражает, по мнению критика, позицию писателя, которая заключается в том, чтобы употребить «я» «с долей артистизма и с политической подоплекой». «Мы долго ждали литературу диалектики, .и я склонен думать, что тридцатичетырехлетний Юрек Бекер принадлежит в этом смысле к авангарду писателей в Германии. Вместо того, чтобы, подобно многим, говорить о диалектике, он ее создает, а мы получаем от этого удовольствие» [251,15].

Манера повествования Бекера вызвала различные отклики. В лексиконе современной немецкоязычной литературы [259] справедливо отмечено, что все романы Бекера, созданные до 1976 года, имеют один и тот же принцип построения. Представляемая Бекером реальность изображается как вымысел (Fiktion), причем способ изображения становится одной из тем произведения. Будь то «Якоб-лжец», предлагающий два варианта финала, или «Преднамеренный обман властей», где главный герой не может воплотить в слове многочисленные истории, возникающие в его фантазии, или роман «Боксер», где ставится проблема соответствия изложенной рассказчиком биографии героя действительно прожитой жизни.

Г. Формвег [259, 3] считает некоторые композиционные приемы не вполне органичными для произведения в целом: «Очевидно, что у Бекера техника интервью надумана, чтобы современно представить довольно традиционную позицию рассказчика и сделать ее интереснее. Но ему все же удается, благодаря этой фикции, придать занимательность своему повествованию,» — говорит он о «Боксере». Отмечая справедливость этого наблюдения, М. Людке не рассматривает используемые Бекером приемы как простую дань моде, а считает их следствием автобиографичности произведений. «Герои и автор стоят перед дилеммой, желая постичь непостижимое, они чувствуют необходимость в этом, поскольку речь идет об их собственной жизни. При этом любое разумное объяснение перед лицом страданий евреев во времена нацизма в немецких концлагерях оказывается несостоятельным. Поэтому, остранение, выражающееся в игровом обращении с материалом, является формой самоутверждения в ходе непрестанной борьбы с прошлым, которое все еще влияет на настоящую жизнь» [259, 4]. Вместе с тем, композиционное построение романов, считает ученый, нельзя объяснить только их автобиографической тематикой. Использование Бекером определенных приемов подчинено задаче избежать сентиментальности при изображении трагичной судьбы героев.

При всем разнообразии мнений о творчестве писателя невозможно отрицать его важный вклад в освещение темы нацистского прошлого Германии. Справедливо, на наш взгляд, мнение Г. Бернхардта о том, что талантливый писатель Ю. Бекер, переживший в детские годы гетто и концлагерь, принадлежит к тем, кто призван и имеет полное право исследовать эти вопросы до самого основания и оценить их с позиции сегодняшнего дня.

Актуальность работы и новизна работы изучением явления, не попадавшего в поле зрения отечественного литературоведения, и постановкой проблемы поэтики романов «расчета с прошлым» в контексте антифашистской литературы ГДР и ФРГ.

Актуально и обращение к имени Юрека Бекера, чье творчество вызывает интерес как читателей, так и литературной критики в Германии и во многих европейских странах. В отечественном литературоведении произведения писателя до настоящего времени не изучались. Сравнительно недавно на русский язык были переведены романы «Боксер» (М.: Текст, 2000) и «Якоб-лжец» (М.: Текст, 2001).

Учитывая опыт и итоги работы немецких и российских литературоведов над проблемами антифашистской литературы в целом и результаты исследований немецких ученых в изучении художественного мастерства Ю. Бекера, основные цели и задачи исследования можно определить следующим образом:

— проследить развитие антифашистской тематики в немецкой литературе начиная с 20-х годов XX века до настоящего времени;

— исследовать проблематику и поэтику романов Ю. Бекера в контексте его творчества в целом и определить роль автобиографических мотивов;

— выявить своеобразие творческой манеры писателя, сказавшейся в выборе тематики, героев, показе среды;

— рассмотреть категории художественного времени и пространства, роль лейтмотивов в структуре романов;

Методология исследования. В диссертации использован историко-литературный метод с элементами сравнительно-типологического анализа.

Практическая значимость исследования. Основные положения диссертации могут способствовать более полному освещению в лекционных курсах процессов, происходивших в литературе Германии в XX веке, более глубокому их изучению в рамках спецкурсов и спецсеминаров. Обобщенный в работе материал может служить основой новых объективных исследований состояния немецкой литературы в целом и романа «расчета с прошлым» в частности второй половины XX века.

Апробация работы. Результаты работы над темой диссертации, основные проблемы исследования были представлены в докладах, прочитанных на Эйхенбаумовских чтениях в ВГПУ (Воронеж, 1998), на конференции «Культура общения и ее формирование» (Воронеж, 1999), на XIII Тверской межвузовской конференции ученых-филологов и школьных учителей (1999), на международных конференциях в ВГПУ (Владимир, 1999, 2001).

Содержание термина «поэтика» в диссертации. В нашей работе, следуя широкому толкованию этого понятия Ф. Мартини, термин «поэтика» понимается как своеобразие поэтического видения мира Юреком Бекером, преломившееся в его эстетических, идеологических, философских представлениях и обусловившее своеобразие системы образов, общую тональность и структуру его произведений.

Заключение

.

Особый взгляд на тему «расчета с прошлым», выразившийся в трех романах Ю. Бекера о судьбе евреев в военное и послевоенное время, обусловлен биографией автора и критически взвешенным отношением к официальной точке зрения на задачи литературы в ГДР. В процессе своего творческого пути Ю. Бекер старался как можно точнее определить свое представление о литературе, считая, что оно не может быть правильным или неправильным: «Это как сродство (Affinitat), и я пытаюсь наиболее точно следовать ему. И, может быть, то, что вы читаете в „Якобе“ — портрет того, кем я когда-то был. А то, что вы читаете сегодня, — верное отражение того, кем я являюсь сейчас» [238, 211]. Активная жизненная позиция не позволяла писателю оставаться в стороне от важных политических событий и социальных проблем. Нетерпимость к подавлению свободы личности, к равнодушию и потребительскому отношению к жизни нашли преломление в его произведениях. Жизнь в социалистическом обществе ГДР и судьба жертв холокоста стали главными в его творчестве.

В трех романах, каждый из которых является логическим продолжением предыдущего, Ю. Бекер многосторонне освещает трагическую тему геноцида еврейского народа в годы фашизма. Ю. Бекер решает проблему «расчета с прошлым» совершенно отлично от того, как это было принято в литературе социалистического реализма в ГДР. Эпической широте, масштабности, стремлению увязать частную жизнь с судьбой целого народа противопоставлена сконцентрированность на внутреннем мире человека, ставшего жертвой водоворота истории, внимание к его глубоко личным переживаниям. Глобальные исторические перемены, пропущенные через сознание обывателя, предстают как необъяснимая катастрофа, навсегда разрушившая его тихую, размеренную жизнь. Бекер умел пробуждать интерес к самым обыденным вещам. В отличие от многих немецких авторов, которым, по замечанию Бекера, «не хватает мужества быть повседневными» [242, 198] и которые редко стремятся написать просто книгу, а все чаще «великую книгу» (das Buch der Bucher), он не стремился к решению общемировых проблем. Вопросы современной политики и экономики возникают как фон или тема разговоров героев. Бекер не задается целью достоверно изобразить все стороны жизни во времена фашистского господства. Его книги отличаются особой лиричностью, тонким чувствованием внутреннего состояния маленького человека, далекого от политики. В «оптимистической трагедии» «Якоб-лжец» выражена вера в душевные силы обычных людей, в их способность не терять надежду даже в крайне безвыходных ситуациях.

Образная система произведений Ю. Бекера отражает не только его эстетическую позицию, но и политические убеждения. Создавая свои персонажи, писатель во многом шел от противного. Отказ от изображения героев движения Сопротивления, которое в действительности не получило широкого распространения в фашистской Германии, идет вразрез с общепринятой традицией романа ГДР. Ю. Бекер развенчивает ложь государственного масштаба: о преступлениях нацистов говорили как о чем-то не относящемся к истории ГДР, а идолами социализма стали антифашисты. Изображая судьбы ничем не выдающихся людей, автор подчеркивает ценность и неповторимость каждой человеческой жизни. Гибель ни в чем не повинных людей в лагере смерти («Якоб-лжец»), искалеченные судьбы уцелевших жертв холоко-ста («Боксер», «Дети Бронштейна») сами по себе становятся страшным обвинением и приговором фашизму.

Автор лишает своих героев стремления и даже способности к рефлексии, напротив, он заставляет их настаивать на некритичном отношении к себе и достигает таким образом того, что размышления рассказчика о причинах агрессии и одиночества героя подспудно перерастают в сознании читателя в постановку вопроса о том, кто несет ответственность за сломанные жизни сотен тысяч евреев.

Ю. Бекер игнорирует достаточно распространенный принцип развития сюжета, предусматривающий изменение сознания героя под действием внешних обстоятельств. В единичных случаях персонажи могут проявить смелость, которая им несвойственна в обычные мирные времена, но это не приводит к изменению жизненной позиции. Пассивность, ощущение себя жертвой несправедливых гонений определяют умонастроение и поведение героев. В книгах Ю. Бекера содержится не только опровержение идеи массового сопротивления фашизму, но и ироничное отношение к деятелям социал-демократической партии (например, Вебер в «Боксере»). Основные характеристики главных героев Ю. Бекера — бессилие и одиночество, замкнутость, болезненное отношение к своему прошлому — во многом взяты из личного опыта писателя.

Бекер многократно говорил об актуальности темы фашистского прошлого не только для всего немецкого общества, но и лично для себя. Самым тяжелым для него было отсутствие воспоминаний о детстве, начавшемся в гетто и концлагерях. Его отец, разделивший печальную участь всех евреев, подавленный потерей семьи, ничем не мог помочь сыну. Отношения этих двух травмированных войной людей складывались очень трудно. Проблема взаимоотношений отцов и детей стала одной из самых главных в романах «Боксер» и «Дети Бронштейна». Очень сильны автобиографические мотивы в образах главных героев Арона и Марка Бланков, Арно и Ганса Бронштейнов.

Автобиографична и фигура рассказчика в «Боксере», задающего герою вопросы, ответы на которые Бекер хотел получить в свое время от отца.

В своем творчестве Бекер опирался на некоторые приемы, использовавшиеся в семейной хронике. Роман «Дети Бронштейна» можно охарактеризовать как историю распада семьи. Война поставила по разные стороны членов семьи Бронштейнов. Отец и старшая дочь, отказываясь забыть о причиненном им зле, сознательно противопоставляют себя младшему сыну. В то время, как жизнь старшего поколения, подвергшегося геноциду, осталась в прошлом, взгляды молодых людей обращены в будущее, в котором действуют другие законы. Традиционный мотив отцов и детей находит в романах Бекера своеобразное преломление. В отличие от привычного развития конфликта на стену непонимания наталкиваются дети, которым, несмотря на все усилия, не удается разрушить созданный отцами барьер.

Наличие в произведениях «Боксер» и «Якоб-лжец» фигуры повествователя, хроникера, собирающего сведения, позволяет сравнивать их с романом расследования. В соответствии с традицией этой жанровой формы действие в книгах Бекера не происходит в «настоящем» романном времени, а воспроизводится рассказчиком по памяти. Повествователь представляет на суд историю из прошлого, которая ему не до конца ясна и в которой он пытается разобраться. С этой целью он опрашивает свидетелей, возвращается на место прошлых событий. Как и в романе расследования, центральным событием романа предстает рассказывание, с которым связана заведомая субъективность (Сейбель). Субъективность изложения очевидна: в романе «Якоб-лжец» рассказчик открыто говорит о своем праве эстетически переработать фактический материал, находящийся в его распоряжении, в «Боксере» сам герой обвиняет рассказчика в предвзятой позиции, в «Детях Бронштейна» субъективность подчеркивается композиционной организацией текста (повествование фрагментарно и постоянно прерывается размышлениями или воспоминаниями рассказчика). Как и в романах К. Вольф, протоколист в «Боксере» сообщает о трудностях, с которыми он сталкивается, ведя беседу с героем. Отличие состоит в том, что сбор информации с привлечением свидетелей не является главным сюжетообразующим событием, как, например, у Г. Белля в «Групповом портрете с дамой» или у Г. Э. Носсака в «Деле д’Артеза». Расследование необходимо рассказчику для создания своей собственной истории, далеко не всегда соответствующей действительности. Смысл повествователя в том, что он подключает к своим поискам читателя, пытается воздействовать на него таким образом, чтобы он начал анализировать самостоятельно («Ich erklare nichts, ich erzahle» — говорит герой романа «Боксер»). Форма повествования от первого лица позволяет, таким образом, воспринимать мир без направляющей, комментирующей помощи автора.

Совмещение разных временных плоскостей, многоаспектное изображение пространства, включение способа повествования в тематику произведения — мастерское сочетание всех этих приемов обеспечивает раскрытие основного замысла произведения. Качественно новое звучание проблеме «преодоления прошлого» придают занимательность сюжета, легкая ирония, использование приемов детективного жанра.