Русские поэты-романтики XIX-го века в восприятии А. Блока: Семантика реминисценций и аллюзий

Рост поэта в определенной мере обнаруживается в его отношении к поэтическим традициям. Блок — лирик, который многое органично воспринял у своих предшественников, глубоко переживая, порой переосмысляя близкие ему идеи, мотивы и образы. В самый ранний период творчества он больше подражал, улавливая в стихотворениях Жуковского, Лермонтова, Фета, Вл. Соловьева сходные с его собственными настроения и раздумья. Он интуитивно искал предтечей своего мировосприятия и художественного сознания. Поэтическое вдохновение нередко рождалось именно при соприкосновении со знакомыми формами, ритмами, темами, образами, строчками. Они невольно заимствовались Блоком для выражения смутных картин и волнений юности, пока постепенно не сложилась его неповторимая художественная система, когда, говоря словами Блока о Лермонтове, «поэт претворил в себе все влияния литературы и жизни и стал самим собой».1 «Чужое» в юные годы было настолько созвучно душевной и духовной жизни певца «Прекрасной Дамы», что воспринималось им почти как свое. Со временем отношение Блока к лирикам-предшественникам изменилось: творчество учителей становилось частью его огромного, своеобразного поэтического мира, обеспечивая глубину подтекста и широту символистского контекста.

Есть необходимость ещё и ещё раз пристально рассмотреть на материале творчества Блока символистскую эстетику как плодотворную трансформацию эстетики романтизма, как символизацию романтических представлений, тем, мотивов и образов. 3. Н. Гиппиус в письме Блоку от 24 апреля 1903 г. восклицала'- «О, романтизм! Он хорош лишь преображенный!"2 Блок на рубеже веков был одним из виднейших творцов преображенного романтизма («символистского романтизма», если можно так выразиться). Романтизм для Блока — вечно обновляющаяся форма эмоций, способ восприятия и постижения бытия, испытания себя в мире.

Бесспорно, что в творчестве романтиков Х1Х~го века уже суо шествовали определенные символистские тенденции. Поэтому активное, сознательное обращение символистов к поэтическим реалиям русского романтизма являлось делом естественным. Но это была художественная интерпретация в процессе усвоения традиций. Как писала JI. Я. Гинзбург, «Взаимодействие традиции, наследия прошлого с утверждением нового — это вечное взаимодействие, которым живет эстетический акт».4 В восприятии Блоком романтических традиций поэзии XIX в. ключевую роль играет «большой» контекст его лирики как самобытное художественное явление поэта-символиста. Особенности поэтики Блока, связанные с создающими этот контекст факторами, важны при исследовании проблемы восприятия им романтических традиций и конкретных образцов русской лирики его предшественников.

Главная художественная цель «лирической трилогии» (или «романа в стихах») заключается в том, что она представляет собой единый символический текст, воплощающий миф о «пути».5 Учитывая это единство лирики Блока, исследователи, указывая на её кровную связь с романтической поэзией XIX в., писали о новом соотношении в мире художника между «временным» и «вечным», между «я» и «не-я». В центре внимания Блока — образ человека, «живущего во времени ради вечного"6 и саморазвивающегося в поисках синтеза «феноменального» и «ноуменального». Сущность блоковской художественной концепции — мифологизированный автобиографизм' судьба поэта является частным отражением мирового закона бытия, и каждый этап его пути соотносится в сложных сцеплениях с мировыми событиями. При этом в сравнении с резким дуализмом «конечного» и «бесконечного» в традиционном романтизме лирика Блока, как воплощение, по определению исследователя, «неклассического типа культуры», отличается «ориентированностью на актуальную бесконечность, предшествующую предметному миру».7.

Важен ещё и другой момент: единый поэтический контекст лирики Блока внутренне многопланов. Смысл подобного сочетания в «лирической трилогии» единства и многомерности сводится, согласно наблюдениям JI. Я. Гинзбург, к следующим принципиальным факторам^ «'многопланность же внутри этой структуры была возможна для Блока и нужна Блоку именно потому, что, строя лирическое „я“, он строил не психологическую цельность частной личности, но эпохальное сознание своего современника в полноте и многообразии его духовного опыта»! «Блок — поэт, взявший на себя сложное наследие русского XIX века, и он — корифей «новой поэзии" — Блок многостилен, и стили его восходят к разным источникам, а в то же время не многих поэтов мы узнаем с такой безошибочностью. Все темы, все традиции, все стили охвачены целостным контекстом, единством раскрываемого сознания, очень личного и очень общего. Разные стили Блоку нужны, чтобы показать грани Q этого сознания, взятого в его поступательном движении». Отмечалось также, что «основный стилистический принцип Блока как преображение традиционного поэтического языка русской романтической лирики XIX века» был необходимым для выражения «максимализма встревоженной души современного человека».9 «Блок, -отметила Н. П. Крохина, — поэт, органично воплотивший в своем творчестве неомифологическое ядро символизма и всей романтической традиции».10 Именно сочетание новаторских подходов, многоплановости и целостного по своей структуре лирического сюжета позволило Блоку преобразить традиционный, классический романтизм.

Блок был чуток к индивидуальным поэтическим голосам прошлого. Он воспринимал романтическую традицию как совокупность разных художественных «кодов». Поэтому столь существенна у Блока роль прямого и косвенного цитирования (использования «чужого слова» в качестве своеобразных «культурных символов»). Установка на «чужой текст» вообще свойственна символистской эстетике, которая исходит, в частности, из идеи «соответствий». Часто прибегая к цитатам, парафразам, реминисценциям и аллюзиям, связанным с разными культурными пластами, с творчеством разных художников, Блок стремился к синтетическому освоению наследия прошлого. «Отыскание подтекстов, непосредственным образом раскрывающих загадки блоковской лирики, — это <.> первый шаг на пути к погружению в авторский замысел."11 В специфическом символистском контексте Блока отзвуки произведений русских романтиков, отражая глубинное духовно-душевное родство Блока с ними в проявлении его многоликой души, приобретают символико-мифологическое смысловое дополнение. Эти переклички, указывая на генезис многих блоковских тем, идей, мотивов, образов, часто помогают выявить семантический подтекст не только отдельных строк, но и стихотворений в целом. Выяснение специфики заимствований в каждом конкретном случае зависит, по мнению Б. Тома-шевского, от решения двух вопросовво-первых, это вопрос о том, чем был для художника его предшественник как творец и как личность! во-вторых, это вопрос об индивидуальном комплексе идей и чувствований в творческом процессе усвоения «младшим» писателем литературной традиции, 12 Что касается темы «Блок и русские романтики», она требует по возможности всестороннего учета художественных концепций и особенностей поэзии предшественников. От этого зависит решение вопроса (более или менее адекватное) о явном, сознательном или бессознательном использовании художником «чужого текста», того или иного мотива, образа. Внутренние, текстуальные связи как формы восприятия (рецепции) Блоком романтической традиции русской поэзии XIX в. не означает одностороннего влияния. Изучение нюансов различных влияний может помочь уяснению того, что сложилось в писателе самостоятельно, «дать имя и более отчетливое выражение переживанию, уже возникшему в нем в результате органического и независимого от внешних влияний процесса».13.

Тексты романтиков XIX в. широко использованы Блоком, сознательно или невольно, для выражения собственных дум и переживаний. Однако они часто переосмыслялись в духе идей и эстетики символизма даже в самом начале пути поэта. Интертекстуальные связи Блока с романтиками XIX в. — это активное отношение поэта к предшественникамиспользование их текстуальных и контекстуальных элементов в построении художественного смысла и трансформации заимствованных элементов в новой текстовой и литературно-культурной системе. Самобытность Блока проявилась в новых истолкованиях тем, идей, мотивов и образов его предшественников. «Цитата (в её широком смысле — Ч. Ч. С.) — то, что участвует как в построении художественного смысла отдельного произведения, так и, следовательно, в литературной эволюции».14.

Как известно, особенности блоковского «цитирования», в частности, связаны с значением полигенетических реминисценций и аллюзий.15 Тексты романтиков XIX в. играют важную роль посредников, когда интерпретация блоковских стихотворений зависит иногда от того, насколько точно определена их семантическая принадлежность. Особо значимым является диалогический характер цитирования. Двойная (как минимум) закодированность — ключ к интертекстуальным фигурам. К «интертекстуальному силлепсису» (М. Риф-фатер) относятся различные диалогические концепции интертекстуальности, интертекстуальные фигуры, реализующие авторские интенции цитирующего художника.15 Это — «диалогическая встреча двух (иногда трех и больше — Ч. Ч. С.) сознаний», родственных, однако не отождествляемых.1'.

Актуальность данного исследования связана, в частности, с тем, что сравнительно недавно вышли из печати первые тома Полного академического собрания сочинений А. Блока, в которых отмечены многочисленные параллели с текстами поэтов-романтиков XIX века. Они нуждаются в научной интерпретации, осмыслении в контексте блоковской поэзии.

Исходя из общего замысла работы, было решено сосредоточиться на творчестве тех поэтов-романтиков, которые оказали наибольшее влияние на Блока. Это — Жуковский, Лермонтов, Ап. Григорьев. Жуковский, условно говоря, — выразитель возвышенно-меланхолического романтизма? Лермонтов — яркий пример бунтарского, мятежного романтизма", Ап. Григорьев — своеобразный тип «трагического романтика». Все они по-разному в разное время были близки Блоку. И это не случайно, поскольку путь Блока — трудный процесс становления новой романтической личности на рубеже XIX—XX вв.еков.

Интересующей меня теме посвящено достаточно много работ (о них будет сказано в основном корпусе текста). Однако данная тема далеко не исчерпана. Появляются всё новые и новые нюансы её осмысления, новые материалы историко-литературного, биографического, текстологического характера, которые помогают расширить наши представления о восприятии Блоком русской романтической поэзии XIX века в лице Жуковского, Лермонтова и Ал. Григорьева.

Примечания.

I См.: Торжественный венок. М. Ю. Лермонтов. Слово о Поэте. М., 1999. С.

221.

Наследие А. А. Блока и актуальные проблемы поэтики. Блоковский сборник IV. Тарту, 1981 (Учен. зап. Тарт. ун-та! Вып. 535). С. 145.

3 Так, например, В. М. Жирмунский в своих ранних сочинениях о романтизме рассмотрел органическую связь символизма и романтизма с точки зрения мистических воззренийсм.-' Жирмунский В, М. Немецкий романтизм и современная мистика. М., 1914 (СПб., 1996).

4 Гинзбург Л. О лирике. JL, 1974. С. 6.

5 См.: МинцЗ. Г. Блок и русский символизм // ЛН. 92. Кн. 1. М., 1980. С. 144. ь Исупов К. Г. Историзм А. Блока и символистская мифология истории // И супов.

К. Г. Русская эстетика истории. СПб., 1992. С. 72.

7 Бройтман СЛ. Русская лирика XIX — начала XX века в свете исторической поэтики. субъектно-образная структура. М., 1997. С. 214.

8 См.: Гинзбург Л. Ук. соч. С. 259−260, 280.

9 Там же. С. 256. О генезисе «романтического» словаря Блока см. также: Минц 3. Г. Символ у Блока // Минц 3. Г. Поэтика Александра Блока. СПб., 1999; Кожевникова Н. А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. М., 1986.

10 Крохина Н. П. Мифопоэтизм А. Блока в контексте символистского мифомыш-ления // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 49. № 6. 1990. С. 515.

II Смирнов И. П. Диахронические трансформации литературных жанров и мотивов. Wiener Slawistischer Alraanach. Sonderband 4. Wien, 1981. С. 165.

См.: Томашееский Б. В, Пушкин — читатель французских поэтов // Пушкин.

Заключение

.

Живя и творя в бурную эпоху рубежа XIX—XX вв.еков, Александр Блок, создавая свой самобытный поэтический мир, искал новые соотношения романтической личности с действительностью. Чаяние гармонии и мятеж души и духа — эти константы творческой личности Блока — определяли активность, динамизм восприятия им русских по этов-романтиков XIX в. Отзвуки их произведений в лирике Блока отражают глубинную духовно-душевную связь между ними и художником-символистом. Улавливая в строках предшественников сходные переживания, реалии судеб, близкие настроения и мировосприятия, он переосмыслял их в нужных ему контекстах. О «методе символизации» у Блока (и в этом — отличие от романтиков XIX в.) В. М. Жирмунский, в частности, писал: «Символы лишаются своей статической неподвижности, приобретают движение, динамизм».1 Во многом в этом заключалось преображение Блоком романтизма в эпоху рубежа веков. Тот же исследователь отметил, что в творчестве художника-символиста «романтическая стихия русской поэзии и русской жизни достигла вершины своего разви2 тия.».

В данном исследовании показаны различные аспекты восприятия Блоком корифеев русского романтизма XIX в. (Жуковского, Лермонтова, Ап. Григорьева). Одна из важнейших граней творчества Блока — это живой процесс глубоко личностного общения с поэтами-предшественниками, сложный процесс притяжения и отталкивания. Было бы упрощением сказать, что на определенных этапах своего пути Блок творил в духе и стиле тех или иных поэтов-романтиков, хотя разнородное влияние их на него несомненноони жили в его душе и сознании, сопровождая на всем протяжении художнической эволюции.

Одна из главных особенностей восприятия Блоком дорогих ему поэтов-предшественников — это интенсивное использование «семантического потенциала» их текстуальных элементов для выражения собственных идей и настроений. Элементы «чужого текста» широко привлекались Блоком! это были переклички на разных уровнях: тематическом, мотивном, сюжетном, образном и т. д. Их функции, роль и значение менялись в процессе творческого роста поэта.

Избранный нами конкретный ракурс достаточно обширной темы (он связан с семантикой реминисценций и аллюзий) позволяет, используя эмпирический материал, не только затронуть существенную проблему интертекстуальности, взаимоотношений двух литературных направлений, но и сделать некоторые наблюдения и выводы в сфере интерпретации целого ряда блоковских стихотворений.

В процессе работы над диссертацией выявлено более десятка реминисценций и аллюзий, не отмеченных в исследованиях о творчестве Блока. Порой они включены нами в ряд тех, которые ранее уже были введены в научный оборот. При этом решалась задача суммарного анализа, осмысления того или иного конкретного поэтического сюжета, связанного с явным и скрытым цитированием, реминисцентными мотивами, образами и т. п. Возможно, некоторые из отмеченных нами перекличек носят гипотетический характер, однако очевидно, что, например, явления типологической близости текстов часто сложно бывает обосновать с исчерпывающей убедительностью. Тут следует учитывать и такие эстетические реалии, как «анонимные цитаты», «кочующие образы» и т. д.

Для Блока (особенно раннего), стремящегося к горним сферам,.

159 к высшей духовности, имя и личность Жуковского были символом умиротворенной гармонии. Поэтому, в частности, важными оказывались параллели близких контекстов в творчестве Жуковского и в блоковских «Стихах о Прекрасной Даме». Однако «мистический роман» Блока сопровождался бунтарством и томлением духа. В некоторых стихотворениях поэт, перекликаясь с Жуковским (иногда в полемическом ключе), утверждал право полнокровной, страстной жизни, мятежную волю к борьбе с Роком, с судьбой и даже с Творцом. И здесь он соприкасался с родственными ему натурами Лермонтова и Ап. Григорьева. Вместе с тем все три поэта-предшественника были подспудно связаны с идеей, темой и образом «Вечной Женственности». Эти сложные контаминации, которых было немало, во многом определяли «большой» контекст лирики Блока.

Есть основания утверждать, что данная тема ввиду богатства материала ещё долго будет открыта для дальнейших исследований. Она таит в себе не одно маленькое открытие.