Необихевиоризм. 
История психологии

Ортодоксальный бихевиоризм существовал только в работах Уотсона, как и ортодоксальный фрейдизм — в работах Фрейда. Вскоре он сменился различными модификациями, получившими название необихевиоризма — операционализм, когнитивизм. Одним из проявлений необихевиоризма явился операционализации расширивший связку «стимул-реакция» до более емкого понятия «операция» .

Операционализм возник в среде физиков, пытавшихся упорядочить понятия и представления, которыми они пользовались. Согласно этому направлению любая концепция является аналогом набора операций или процедур, которые ее определяют. Многие психологи сочли этот принцип весьма полезным для использования в психологической науке и жаждали применить его. Операционализм обещал покончить с субъективизмом, придать понятиям естественнонаучную строгость. Его сторонниками становятся видные американские психологи: Толмен, Халл, Боринг, Скиннер, Стивене и др.

Операционализм стал философским компасом для реформаторов поведенческой психологии, среди которых наиболее значительными фигурами были Эдвард Толмен (1886−1959) и Кларк Халл (1884−1952).

Э. Толмен считается основателем когнитивного бихеворизма. В начале 1920;х гг., работая преподавателем психологии в Калифорнийском университете, Толмен восторженно встретил уотсоновскую программу.

В то же время он понимал тех психологов, которые видели дефекты бихевиоризма и считали невозможным изгнать из психологии образ, мотив и другие фундаментальные понятия и проблемы. Они задумывались над возможностью распространить методологию бихевиоризма на игнорируемые им стороны психической деятельности.

Инициатором соответствующего исследования внутренних процессов, совершающихся между стимулом и реакцией, и выступил Толмен. Он исходил из того, что для этих процессов должны существовать столь же объективные показатели, какими пользуются при изучении стимулов и реакций, доступных внешнему наблюдению.

Свой вариант бихевиоризма Толмен изложил в книге «Целенаправленное поведение у животных и человека». Понятие о цели было главным камнем преткновения для Уотсона и его последователей. Свой бихевиоризм Толмен называл «молярным». Этот термин был избран с целью противопоставить взгляд на поведение как на целостный процесс «молекулярному» бихевиоризму, трактующему поведение как совокупность изолированных двигательных актов.

Толмен ввел понятие о промежуточных переменных, под которым понималась совокупность познавательных и побудительных факторов, действующих между непосредственными стимулами (внешними и внутренними) и ответным поведением. Промежуточные переменные — это детерминанты, которые опосредствуют двигательную реакцию (зависимая переменная) на раздражитель (независимая переменная). К независимым переменным были также отнесены физиологические потребности, наследственность, прежний опыт и возраст.

По мнению Толмена, поведение регулировалось центральными детерминантами. Ученый полагал, что используя объекты среды, организм вырабатывает по отношению к ним установку, готовность соотнести средства и цели еще до того, как совершается открытая реакция. Он выучивается не «коннексиям» (стимулам — реакциям), а знанию о том, «что к чему ведет». Он руководствуется «матрицей ценностей — убеждений», представляющей иерархию ожиданий об объектах.

Толмен поставил большое количество экспериментов над крысами, доказывая, что объяснить, как они приобретают лабиринтные навыки, можно только с помощью промежуточных переменных. Так, в процессе научения животное обнаруживало своего рода изобретательность, решая проблему, оно намечало и проверяло «гипотезы». У него были ожидания, установки и готовность реагировать.

По-новому были оценены Толменом два главных закона бихевиоризма, сформулированные Торндайком: закон упражнения и закон эффекта. Закон упражнения, если его трактовать как закрепление реакции в силу се более частого повторения, по сравнению с другими не имел, с точки зрения Толмена, большой объяснительной ценности. Истинный смысл упражнения состоит не в упрочении связей между раздражителем и двигательным ответом, а в образовании определенных познавательных структур. Так, крыса научается находить в лабиринте путь к пище благодаря тому, что у нее складывается «познавательная карта» этого пути, а не простая сумма двигательных навыков. Устремленное к цели животное различает сигналы среды, связывая с ними свои ожидания. В случае если ожидание не подтверждается, поведение изменяется. Усвоенная животным «познавательная карта», следовательно, подкрепляется ожиданием и его подтверждением, а не самим по себе удовлетворением органической потребности.

Толменом было введено также понятие о латентном научении, которое понималось как скрытое ненаблюдаемое научение, при известных условиях проявляющееся в действии. Оно свидетельствует о том, что закон эффекта (полагающий, что без прямого подкрепления каждого движения состоянием удовлетворенности (или дискомфорта) оно не сохраняется) не может претендовать на универсальность. Процесс научения происходит и в тех случаях, когда подкрепление отсутствует: животное как бы исследует ситуацию возможного действия, у него формируются познавательные структуры («знаковые гештальты»), с помощью которых в дальнейшем достигается оптимальный эффект. Этот вывод опирался на следующий эксперимент. Сравнивалось поведение в лабиринте различных групп крыс. Одна группа регулярно получала пищу, тогда как другая в результате неоднократных попыток не находила в кормушке пищи и получала ее лишь через 10 дней. Кривая научения второй группы показывала, что и в период, когда отсутствовало подкрепление, животное все же обучалось. За этот период оно обследовало лабиринт, узнавало характер расположения в нем коридоров, строило познавательные структуры и поэтому, получая подкрепление, сразу же делало меньше ошибок.

Выводы Толмена дали повод назвать разработанную им концепцию научения «познавательной» («когнитивной»). Толмен изобразил своих крыс «погруженными в мысли», но он бессилен был объяснить, исходя из системы своих понятий, как же они все-таки добираются до кормушки.

Чем же объяснить глубокое, длившееся не одно десятилетие влияние его исследовательской программы на американскую психологию? Подобно тому, как сам Толмен в начале 1920;х гг. почувствован облегчение после того, как Уотсон развеял «стерильную» атмосферу интроспекционизма, американские психологи в начале 1930;х гг. почувствовали облегчение от «очистительной» работы Толмена, преодолевшего прямолинейность мысли Уотсона, вычеркнувшего из психологии ее важнейшие понятия и проблемы.

Другим, еще более влиятельным теоретиком необихевиоризма, разработавшим гипотетико-дедуктивный бихевиоризм, был Кларк Леонард Халл (1884— 1952).

Так же как Толмен, Халл, прежде чем заняться психологией, получил инженерное образование, что отразилось на складе его ума. Его психологические интересы перемещались с проблемы мышления на изучение способностей (в плане профориентации), а затем — гипноза. Его книга «Гипноз и внушаемость» (1933) получила широкую известность, как выдающаяся попытка изучить гипнотические явления посредством объективного метода.

Халл исходил из того, что серьезная психологическая теория должна устанавливать общие законы, из которых любые формы повеления выводятся в качестве частных случаев. Это значит, что психология, подобно геометрии Евклида и механике Ньютона, должна начинать с нескольких общих постулатов и теорем, выводить из них более частные положения, экспериментально проверять их и преобразовывать в другие, если они этой проверки не выдерживают. Психология опиралась на количественные методы с первых самостоятельных шагов. Но к математическому выражению закономерной связи своих фактов она шла начиная от Вебера, индуктивным путем. Халлу принадлежала первая попытка построить дедуктивно-математическую теорию поведения. Замысел ученого состоял в том, чтобы перевести знание о поведении на физико-математический язык.

Им были сформулированы законы поведения — теоретические постулаты, устанавливающие связи между основными переменными, определяющими поведение. Основной детерминантой поведения Халл считал потребность, вызывающую активность организма, его поведение. От силы потребности, по мнению ученого, зависит сила реакции (потенциал реакции). Потребность определяет характер поведения, различающегося в ответ на разные потребности. Важнейшим условием образования новой связи, отмечал Халл, является смежность стимула, реакций и подкрепления, которое снижает потребность. Таким образом, ученый принял закон эффекта Торндайка. Сила связи (потенциал реакции) зависит от количества подкреплений и есть функция его. а также от отсрочки подкрепления. Халл подчеркивал решающую роль подкрепления в образовании новых связей. Ему принадлежали тщательная теоретическая и экспериментальная разработка и математический расчет зависимости реакции от характера подкрепления (частичное, прерывистое, постоянное), от времени его предъявления.

Халла сближал с Толменом поиск промежуточных переменных. Как и Толмен, Халл не отвергал «внутрипсихические» факторы, а искал их доступные объективному контролю эквиваленты. В состав указанных факторов он ввел такие, как сила навыка (она считалась функцией количества проб, т. е. попыток совершить реакцию), " драйв" (потребность), под которым понималась величина, производимая от депривации (лишения пищи, воды и т.н.), подкрепление и др. Как и у Толмена, «промежуточные переменные» у Халла суть нечто недоступное прямому наблюдению. Но они устанавливаются с не меньшей объективностью и точностью, чем непосредственно фиксируемые взором экспериментатора физические раздражители и ответные двигательные реакции.

В отличие от Толмена Халл придал своей системе высокий уровень формализации, стремясь однозначно определить каждую промежуточную переменную, в том числе и количественно. Вместе с тем различие между двумя главными течениями необихевиоризма состояло не только в этом. Они расходились также и в категориальной ориентации. Концепцию Толмена принято называть «познавательной», и мы видели, что особо важное значение в регуляции поведения Толмен придавал «когнитивным» структурам, способности организма «знать как», «что к чему ведет» и т. п.

Для Халла основной детерминантой поведения была «редукция потребности». В глубинах организма возникает какая-либо потребность (пищевая, сексуальная, потребность в сне, деятельности, температурной регуляции и др.). Энергетизируя поведение, она разряжается посредством внешних стимулов, благодаря чему подкрепляется реакция, которая ведет к ее удовлетворению. Постепенно нарастает потенциал реакции. Это понятие занимает центральное место в халловской системе. Таким образом, если Толмен пытался внедрить в бихевиористский строй мышления категорию образа, то Халл — категорию мотивации.

Важным нововведением Халла стало различение первичного и вторичного подкреплений. Потребность всегда связана с раздражителями, ослабление силы которых, в свою очередь, играет роль подкрепления, но уже вторичного. Голодный ребенок перестает кричать, когда мать берет его на руки. В этом случае изменение положения тела само по себе начинает приобретать мотивационную силу и на основе этого приобретенного (вторичного) подкрепления могут быть выработаны новые навыки. Тем самым наметился переход от представления о том, что все приобретенные реакции укоренены в одной и той же основной потребности (например, пищевой), к взгляду, предполагающему, что сами потребности могут изменяться и развиваться.

Значительным достижением необихевиористов стала разработка проблемы целенаправленности поведения, которую «уотсонизм» просто-напросто игнорировал. Термин «целенаправленное поведение» Толмен поставил в заголовок своего главного труда. Это поведение объяснялось познавательными способностями к построению гипотез, предвосхищению будущего результата и т. п. Халл также полагал, что теория поведения обязана включить в свой состав понятия, которые позволили бы объяснить такие неотъемлемые признаки поведенческих реакций, как их регулируемость ожиданием, намерением и т. п.

Халл соединял с понятием о целесообразности представление о «роботе». Живая машина у Халла способна действовать целесообразно, изменять поведение соответственно изменившимся условиям, быть движимой исконными и приобретенными потребностями. Такие машины механике неведомы. Идея машинообразной целесообразности была важным новшеством. Она требовала объяснить роль цели в детерминации поведения на иных началах, чем было принято веками, когда эта роль мыслилась лишь в той форме, в какой она присуща сознательному целеобразованию и целеполаганию у человека.

Именно в те годы, когда Халл размышлял о возможности перевести понятие о цели на язык объективной психологии, создавались новые машины, способные действовать «целесообразно». Это были кибернетические машины, работающие по заданной программе. Принцип, лежащий в основе их работы, был Халлу неведом. Тем не менее складывавшиеся в недрах необихевиоризма представления воздействовали на атмосферу, в которой зарождалась кибернетика. Его завершающий труд назывался «Система поведения» (1952).

Халл неустанно работал над тем, чтобы придать своей теории более строгий характер. Тем не менее она постепенно утрачивала влияние.

Некоторые историки объясняют это тем, что Халл стал до некоторой степени жертвой страстного интереса к математике. Он использовал любую возможность, чтобы квантифицировать свои суждения, иногда доводя вопрос до абсурда. Халл выстроил последнюю бихевиористскую макротеорию. С се распадом «век теорий» в американской психологии закончился. Появились «мини-системы», т. е. концепции, касающиеся отдельных процессов и проблем: научения, восприятия, эмоций, личности и др.

Другим вариантом концепции поведения, включающим в структуру поведения промежуточные механизмы, является теория субъективного или когнитивного бихевиоризма, с которой выступили Дж. Миллер, Е. Галантер, К. Прибрам. Этот вариант явился предвестником когнитивной психологии, противостоящей ортодоксальному бихевиоризму и строившей свои представления на основе анализа сознания.

Под влиянием развития счетно-вычислительных машин и по аналогии с программами, заложенными в них, они постулировали внутри организма механизмы и процессы, опосредующие реакцию на стимул, реальность которых не вызывает сомнения. В качестве таких инстанций, связующих стимул и реакцию, они видели Образ и План. " Образ, — это все накопленные и организованные знания организма о себе самом и о мире, в котором он существует… употребляя этот термин, мы имеем в виду, в основном, тот же тип представления, которого требовали другие сторонники познавательной теории. Оно включает все, что приобрел организм — его оценки наряду с фактами — организованное при помощи тех понятий, образов или отношений, которые он смог выработать". " План — это всякий иерархически построенный процесс организма, способный контролировать порядок, в котором должна совершаться какая-либо последовательность операций". Образ — это информативный, а план — алгоритмический аспект организации поведения. Сторонники рассматриваемого направления психологии указывали на аналогии этих образований программам счетно-вычислительных машин. Поведение рассматривается как серия движений, а человек — как сложная вычислительная машина. Стратегия плана строится на основе проб, проводимых в условиях, созданных образом. Проба (test) — это база целостного процесса поведения, с помощью которой выясняется, что операционная фаза (operate) осуществляется правильно. Таким образом, понятие поведения включает идею обратной связи. Каждой операции предшествует проба. Единица поведения описывается по схеме: Т—О—Т—Е (тест — операция — тестре:(у. 1ы;| г).

Схема Т—О—Т—Е утверждает, что операции, выполняемые организмом, постоянно регулируются результатами различных проб. Позиция субъективного бихевиоризма отражает общую тенденцию в развитии бихевиоризма, когда, выражаясь словами самих авторов, «почти каждый бихевиорист контрабандой протаскивает в свою систему тот или другой вид невидимых явлений — внутренние реакции, побуждения, стимулы и т. п. так делает каждый по той простой причине, что без этого нельзя понять смысл поведения» .

Невидимые явления — «промежуточные переменные» — не следует понимать в духе психологических понятий субъективной интроспективной психологии. Трактовка их по аналогии с устройством счетно-вычислительных машин не может быть признана удовлетворительной и может быть оценена как грубые механические аналогии и гипотезы, но тем не менее сторонники анализируемого направления считали их достаточно точно отражающими сущность поведения.

Особый интерес в рамках рассматриваемой темы представляют взгляды Бурхуса Фредерика Скиннера (1904—1990), основателя оперантного бихевиоризма.

В 1931 г. Скиннер опубликовал статью «Понятие рефлекса в описаниях поведения». В ней условный рефлекс впервые трактовался не как реальный акт жизнедеятельности, присущий ей самой по себе, а как производное от операций экспериментатора.

В одной из работ Скиннер писал, что за всю свою жизнь он имел только одну идею, и эту идею выражает термин «управление». Он имел в виду управление поведением. Справиться с этой задачей экспериментатор способен лишь в случае, если контролирует все переменные, под влиянием которых складывается и изменяется поведение организма. Он утрачивает власть над своим объектом, когда допускает его зависимость от гипотетических, ускользающих от прямого наблюдения внутренних факторов. Поэтому интерес для науки представляют только непосредственно фиксируемые функциональные отношения между предшествующими экспериментально контролируемыми стимулами и последующими реакциями.

Реакция рассматривалась ученым только как производное от стимула, только как следствие, но не как детерминанта, которая модифицирует организм. Адекватная формула о взаимодействии организма со средой, писал Скиннер, должна всегда специфицировать три фактора: 1) событие, по поводу которого происходит реакция, 2) саму реакцию и 3) подкрепляющие последствия. Эти взаимоотношения являются несравненно более сложными, чем отношения между стимулом и реакцией.

Намечался переход от «линейного» представления о поведении к утверждению роли обратной связи в построении форм реакций. В этой роли выступало подкрепление, производящее отбор и модификацию мышечных движений. Разработанная Скиннером и его последователями техника «оперантного обусловливания» получила в США широкое применение в различных областях практики, в частности в педагогике.

Как и Уотсон, Скиннер выдвинул в качестве предмета исследования поведение организма и, сохраняя двучленную схему его анализа, изучал только его двигательную сторону. Основываясь на экспериментальных исследованиях и теоретическом анализе поведения животных, Скиннер сформулировал положение о трех видах поведения: безусловно-рефлекторном, условно-рефлекторном и оперантном. Последнее и составляет специфику учения Скиннера. Безусловно-рефлекторный и условно-рефлекторный виды поведения, вызываемые стимулами (Б), назывались Скиннером респондентным, отвечающим поведением, реакциями типа 8. По его мнению, они составляли определенную часть репертуара поведения, но только ими не обеспечивается адаптация в реальной среде обитания. Ученый видел процесс приспособления строящимся па основе активных проб-воздействий животного на окружающий мир, некоторые из которых случайно могут приводить к полезному результату, который в силу этого закрепляется. Такие реакции, которые не вызываются стимулами, а выделяются («испускаются») организмом, Скиннер назвал оперантными и считал, что именно они преобладают в адаптивном поведении животного.

При оперантном обусловливании новая реакция (например, нажатие на рычаг) не вызывается стимулом, она осуществляется в какой-то определенный момент независимо от определенных обстоятельств и, будучи подкреплена, — усиливается в силу временного следования реакции и подкрепления. Различие между этими двумя типами обусловливания и соответствующими типами поведения поднималось Скиннером на принципиальную высоту и доводилось до противопоставления условного, рефлекторного и оперантного поведения. Оперантные реакции Скиннер рассматривал как активное поведение.

На основе анализа поведения Скиннер сформулировал свою теорию научения. Главным средством формирования нового поведения, по его мнению, выступало подкрепление. Вся процедура научения у животных получила название «последовательного наведения на нужную реакцию» .

Данные, полученные при изучении поведения животных, Скиннер перенес на человеческое поведение, что привело к крайне «биологизаторской» трактовке человека. Так возник скиннеровский вариант программированного обучения. В соответствии с его требованиями учебный материал расчленяется на мелкие порции (шаги), каждая из которых доступна для учащихся; каждый шаг немедленно подкрепляется; в этих целях используются технические средства. Процесс обучения индивидуализируется. Но принципиальная ограниченность программы Скиннера состоит в сведении обучения к набору внешних актов поведения и подкреплению правильных из них. При этом не организуется внутренняя познавательная деятельность учащихся и, как следствие, обучение теряет свою специфику как сознательный процесс. Следуя установке уотсоновского бихевиоризма, Скиннер исключил внутренний мир человека, его сознание из поведения и провозгласил бихевиоризацию психики. «Я — радикальный бихевиорист просто в том смысле, что я нс нахожу в своих формулировках места для того, что всего лишь ментально» , — писал Скиннер. Поведение — это то, что делает организм и что можно наблюдать. Столь крайняя позиция привела Скиннера к выводу, что понятиям интеллекта, воли, эмоций, творчества, личности нет места в научном анализе поведения. Они лишь слова, которые обозначают ненаблюдаемые фикции, скрывают незнание причин поведения.

Психические процессы описывались ученым в терминах реакций и подкреплений, а человек — как реактивное существо, подвергающееся воздействиям внешних обстоятельств. Культура (литература, живопись, эстрада) оказывались в его трактовке «хитроумно придуманными подкреплениями». Трансформация Скиннером понятий свободы, ответственности, достоинства означала их фактическое исключение из объяснения реальной жизнедеятельности человека.

Разрешению социальных проблем служила созданная Скиннером технология поведения, призванная осуществлять контроль одних людей над другими. Поскольку намерения, желания, самосознание человека не принимались во внимание, средством управления поведением представлялось не обращение к сознанию людей, а контроль за режимом подкреплений, позволяющий манипулировать людьми.

Установка на то, чтобы приложить принципы оперантного бихевиоризма к решению практических задач, придала этому направлению широкую популярность далеко за пределами психологии. Оперантную технику стали использовать при воспитании умственно отсталых детей, лечении невротиков и психически больных. Во всех случаях модификация поведения достигается путем постепенного подкрепления. Больной вознаграждается за каждое действие, ведущее шаг за шагом к цели, предусмотренной схемой лечения.

В своей концепции, названной социальным бихевиоризмом, попытался учесть своеобразие детерминации человеческого поведения американский философ Джордж Мид (1863—1931). Ее близость к бихевиоризму определяется тем, что, но мнению Мида, психическое должно объясняться в терминах объективно наблюдаемого поведения.

Вместе с тем Мид подверг критике две установки ортодоксальной бихевиористской доктрины: индивидуализм и антиментализм (т.е. отрицание реальной значимости внутренних психических процессов). Он противопоставил им положение об изначально социальном характере человеческого действия. «Мы пытаемся, — писал ученый, — объяснить поведение индивида в терминах организованного поведения социальной группы. Социальный акт необъясним, если его конструировать из стимулов и реакций… Он должен быть взят как динамическое целое, ни одна из частей которого не может быть рассмотрена либо понята сама, но себе…» .

Мид полагал, что просчет Уотсона состоял в сведении «переживаемого мира» к нервно-мышечному приспособлению, тогда как за исходное следует принять групповое действие, имеющее особый смысл, отличный от реакций типа проб и ошибок или условных рефлексов. Элементарные формы коммуникаций имеются и у животных. У человека телесный акт в составе группового действия превращается в «значимый жест», или символ. Своеобразие выразительного движения у человека заключается в том, что оно, будучи обращено к другому индивиду с целью вызвать у него желаемую реакцию, вызывает в скрытой форме такую же реакцию у того, кто ее производит.

Содержание жеста определяет те или иные реакции адресата. Но чтобы предвосхитить поведение адресата (ведь жест производится с целью воздействовать на это поведение), «отправитель» должен занять его позицию, принять на себя роль этого другого. И в то же время в силу того, что в процессе общения автор жеста вынужден учитывать восприятие своего сигнала другими, он начинает смотреть на себя глазами других, как на социальный объект. В общении с другими возникает не только способность мыслить в абстрактных понятиях, но и осознавать себя в качестве особого лица, отличного от других индивидов. " Я" человека — продукт «социального опыта» . Этот опыт первоначально приобретается в детских играх. Играя, ребенок как бы раздваивается: он исполняет различные роли и благодаря этому отделяет себя от других людей и вместе с тем становится на их позицию, научаясь смотреть на себя со стороны. В играх по правилам он воспринимает свою индивидуальность уже не только с точки зрения отдельных лиц, роли которых попеременно исполняет, а с точки зрения обобщенных «обезличенных» установок (норм, ценностей) всей группы, к которой он принадлежит.

Для обозначения этих установок Мид ввел понятие " обобщенный другой" . В форме «обобщенного другого» внешний социальный процесс детерминирует внутренний мир индивида. Решающее значение в формировании психики Мид придавал детскому ролевому поведению. В отличие от фрейдистов, считающих психический склад человека предопределенным детскими травмами, он не признавал ничего изначального. Внутренний мир личности, ее «Я» зарождается в групповом действии. Индивидуальное сознание изначально межличностно. Его исходный пункт — не интроспекция, а складывающаяся в общении с другими людьми способность индивида взглянуть на себя «со стороны», воспринять себя как объект для «обобщенного другого» .

Эти объяснительные принципы обладали новизной по сравнению с тяготевшими над умами американских психологов (как бихевиористов, так и необихевиористов) теоретическими схемами. Теоретические инновации Мида переключали анализ индивидуального поведения в русло выявления его зависимости от социогенных, а не биогенных факторов.

В американской психологии 1950—1960;х гг. возникло сильное движение за перевод идей Мида со спекулятивного, философского языка на эмпирический. Оно нашло отражение в сводной работе «Человеческое поведение и социальные процессы», а также в книге Т. Шибутани «Общество и личность» (в русском переводе — «Социальная психология»).

С точки зрения Мида, человеческая мысль и само поведение являются сугубо социальными. Люди обретают свою человеческую природу благодаря коммуникации — они взаимодействуют с помощью символов, важнейшие из которых содержатся в языке. Символы обозначают не только предмет или событие, по и предполагают определенную реакцию, выражающуюся в соответствующих социальных действиях людей, а также выступают как средства, с помощью которых люди могут значимо общаться.

Мид был одним из первых, кто указал на сложную, двойственную природу личности человека, детально исследовав возникновение самости. Отметим, что социолог различал два аспекта генезиса самости: первый — «Я» (соответствует английскому «I») — спонтанное, внутреннее, субъективное представление индивидом себя; второй — «Я» (соответствует английскому «Мс») — обобщенные представления других, которые усваиваются индивидом. «Я» в смысле «Ме» — это то, как люди видят себя, но глазами других. «Ме» — результат влияния социальных групп в виде норм и стандартов на личность. В реальной жизни сознание и поведение человека детерминировано как самовосприятием индивида, так и тем, как он интерпретирует реакции на него окружающих.

В отличие от Скиннера, который почти всегда полагал научение возможным только посредством прямого опыта, основной акцепт на роли научения через наблюдение в приобретении навыков поведения (викарное научение) делал Альберт Бандура (1925— 1988), разработавший социально-когнитивную теорию личности.

Ученый утверждал, что научение было бы довольно затруднительным, если не сказать неэффективным и потенциально опасным, если бы зависело исключительно от результата наших собственных действий. Предположим, автомобилист должен был бы полагаться только на непосредственные последствия (например, столкновение с другим автомобилем, наезд на пешехода) для того, чтобы научиться не ехать на красный свет. К счастью, вербальная передача информации и наблюдение соответствующих моделей (например, других людей) обеспечивает основу для приобретения наиболее сложных форм поведения человека. Бандура установил, что фактически все феномены научения, приобретаемые в результате прямого опыта, могут формироваться косвенно, путем наблюдения за поведением других лиц и его последствиями. Таким образом, игнорировать роль научения через наблюдение в приобретении новых поведенческих паттернов (образцов поведения) — значит игнорировать уникальные способности человека.

Ключ к проблеме — фактор наблюдения. Наблюдая, дети учатся — неважно, доставляет это им удовольствие или нет, — делать повседневную домашнюю работу или играть в определенные игры. Также через наблюдение они могут научиться быть агрессивными, альтруистичными, отзывчивыми или даже грубыми. Во многих случаях необходимо учиться моделируемому поведению именно таким образом, как оно выполняется. Езда на велосипеде, катание на роликовой доске, печатание на машинке, например, позволяют очень мало, если вообще позволяют, отойти от существующей практики. Однако в дополнение к передаче специфических форм путем моделирования можно выстроить новое поведение. Если ребенок научился делиться своим любимым блюдом с куклой, ему будет нетрудно поделиться игрушками со сверстниками, оказать внимание маленькому брату, помочь маме по хозяйству и т. д. При помощи процессов моделирования наблюдатели извлекают общие черты из, казалось бы, разных реакций и формулируют правила поведения, дающие им возможность идти дальше того, что они уже видели или слышали. Действительно, научение через наблюдение может привести к стилю поведения, довольно отличающемуся от того, что человек наблюдал в действительности.

С точки зрения Бандуры, люди формируют когнитивный образ определенной поведенческой реакции через наблюдение поведения модели, и далее эта закодированная информация (хранящаяся в долговременной памяти) служит ориентиром в их действиях. Он полагал, что люди избавлены от груза ненужных ошибок и траты времени на формирование соответствующих реакций, так как могут, по крайней мере приблизительно, научиться чему-то на примере. Таким образом, например, человек, который внимательно наблюдал за опытным геннпепстом. будет иметь мысленный образ хорошей подачи мяча. Когда он будет учиться подавать мяч, то объединит свою попытку с мысленным образом подачи мяча специалистом.