Вопросы уголовной ответственности за военные преступления в современной науке международною права: обзор литературы

Начиная с 1990;х годов, наблюдается оживление научного интереса к данной сфере, что, во многом связано с динамичным развитием системы международной уголовной юстиции, расследованием и рассмотрением дел о военных преступлениях в создаваемых и действующих международных уголовных судах. Кроме того, возрастет внимание к проблемам взаимосвязи международного и национального права, в том числе, в связи с предупреждением, пресечением военных преступлений и обеспечением эффективного механизма уголовной ответственности за их совершение. При этом объект и предмет научной работы, сфера научных интересов ее автора, его принадлежность к той или иной правовой системе, занимаемая в отношении исследуемых вопросов пози;

ция, определяет характер и степень освещения темы уголовной ответственности за военные преступления.

А. Российская литература и работы авторов, представляющих другие страны СНГ Наряду со специальными исследованиями (о них будет сказано ниже), можно указать на многочисленные исследования более общих проблем, в которых в гой или иной степени затрагиваются различные аспекты уголовной ответственности за военные преступления. Так, источники и принципы уголовной ответственности за военные преступления, элементы их составов, вопросы уголовного преследования лиц, их совершивших, и некоторые другие аспекты рассматриваются в работах, посвященных теоретическим и прикладным проблемам международного гуманитарного права (права вооруженных конфликтов), международного уголовного материального и процессуального права, вопросам создания и функционирования институтов международного уголовного правосудия, соотношения международного и внутригосударственного пра-^[1]

ва в связи с реагированием международного сообщества на факты совершения преступлений против мира и безопасности человечества, изданных И. Н. Арцибасовым [29, с. 147−149], И. П. Блищснко [72], П. Н. Бирюковым [70], Г. И. Богуш [83], А. И. Бойко [85], В. С. Верещетиным [103, с. 3−14]^[2], А. Г. Волеводзом [118], В.М. Волженкиной^[3],.

С.В. Глотовой [142, с. 48−66], Ю. В. Григорович [151], С. А. Грицаевым [154]^[4], С.А. Егоровым^[5], Р. А. Елисеевым [178], Л.В. ИногамовойХегай [216], Р. А. Каламкаряном [384, с. И, сл.], А. Я. Капустиным [230, 231], В.Н. Кудрявцевым^[6], А. Г. Кибальником [241, 67], Н. И. Костенко [274, с. 66−97], И.И. Котляровым^[7], И. А. Ледях [318], И. И. Лукашуком [344, с. 68−81, 114—127]^[8], И. С. Марусиным [370, с. 67−74], А. Б. Мезяевым [389, с. 14−17], Г. М. Мелковым [393], Н. Г. Михайловым [401],.

A. В. Наумовым [344, 412, с. 48−56; 414, с. 31−44], В. П. Пановым [442], О.И. Рабцевич^[9], А. Ю. Скуратовой [524], Е. Н. Трикоз [566, с. 207−266],.

B. Ф. Цспелсвым [624, с. 469−473], и другими авторами. В частности,.

A. И. Бойко проводит экскурс в историю формирования международного гуманитарного права, со ссылками на авторитетных отечественных и зарубежных специалистов в сфере МГП характеризует его структуру и со;

отношение с другими отраслями и институтами современного международного права; останавливается на региональном уголовном законодательстве; анализирует современное состояние российского уголовного.

^*587.

права в части криминализации военных преступлении ' .

Значительное внимание уделено вопросам международной уголовной юрисдикции, ряд выводов, касающихся, в том числе, уголовной ответственности за военные преступления, отличается новизной. В частности, Н. Г. Михайлов, проведя комплексный правовой анализ организации и деятельности Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии (МТБЮ), сформулировал и обосновал выводы о том, что распространение юрисдикции ad hoc судебного органа на иные, еще не начавшиеся в момент его учреждения, вооруженные конфликты является неправомерным; о том, что уже в процессе подготовки и принятия ст. 3 Устава (нарушение законов или обычаев войны) был нарушен принцип законности, поскольку включение в статью положения о том, что перечень указанных в ней преступлений не является исчерпывающим, означает, что этот перечень не полный, незаконченный и не имеет предела, что, в свою очередь, приводит к ситуации, когда судебное толкование ст. 3 Устава, по существу, исполняет роль основного источника права Трибунала [401, с. 32−34]^[10][11]. Ряд авторов обратили внимание на пробелы Римского Статута Международного уголовного суда в части отсутствия положений об уголовной ответственности за применение отдельных видов оружия, в частности, бактериологического (биологического), оружия, основное действие которого заключается в нанесении повреждений осколками, которые нс обнаруживаются в человеческом теле с помощью рентгеновских лучей, мин-ловушек, зажигательного оружия, ослепляющего лазерного оружия, боеприпасов, имеющих в своей основе необогащенный уран 238 и др. [155, с. 74; 646, с. 144−147].

Представляют интерес попытки межотраслевого изучения проблемы нарушений норм международного гуманитарного права, причем не только юристами (представителями международно-правовой науки, криминологами, специалистами в области уголовного и военноуголовного права), но и представителями иных отраслей научного знания. Так, О. О. Салагай анализирует последствия вооруженных конфликтов, серьезных нарушений применимых к их ведению норм, для здоровья человека, ссылается на различные источники международного гуманитарного права (права вооруженных конфликтов), международного уголовного права и процесса [504, с. 75−84]. С. Рогожин в статье «Социологический анализ норм международного гуманитарного права» [484, с. 173−182] предпринимает попытку анализа вопроса примснимости основных норм и институтов МГП к фактическим условиям современных конфликтов (в первую очередь, немеждународного характера). Автор статьи, в частности, приходит к выводу о том, что статус многих участников современных конфликтов немеждународного характера очень близок к статусу наемников, причем мотивы их поведения в корне противоречат принципам и нормам МГП, обосновывает в этой связи необходимость уделить особое внимание месту и значению внутригосударственного уголовного права, призванного обеспечить правопорядок в условиях конфликта немеждународного характера [484, с. 178].

Юристы-международники затрагивают проблему ответственности за нарушение норм международного гуманитарного права (права вооруженных конфликтов) в связи с проведением операций по поддержанию и восстановлению мира [574, с. 83−90]^[12], обращаются к проблеме применения норм МГП в вооруженных конфликтах на территории стран СНГ [2, с. 83−89; 417, с. 28−31], акцентируют внимание на защите жертв вооруженного конфликта немеждународного характера и роли в этом уголовно-правовых средств [534], рассматривают формы возмещения ущерба пострадавшим от международных (в том числе, военных) преступлений [453, с. 51−56; 598], уделяют внимание вопросам ответственности командиров и начальников за международные преступления, совершенные подчиненными [96], соотносят принцип военной необходимости с положениями норм международного гуманитарного права [499].

Вопросы предупреждения военных преступлений, совершенствования нормативно-правовых основ борьбы с ними изучаются современными представителями военно-правовой науки и науки международного права, как в контексте других, более общих проблем^[13], так и в рамках специальных исследований, при этом формулируются и обосновываются рекомендации, имеющие теоретическое и прикладное значение. Так, Ю. Ю. Соковых в научной статье, посвященной актуальным вопросам реализации международного гуманитарного права [537, с. 84], обратил внимание на явно завышенный уровень бланкетности в ст. 356 УК РФ, отметил необходимость законодательного устранения обусловленной этим неясности. В. А. Батырь в кандидатской диссертации [46] и других публикациях, посвященных имплементации международного гуманитарного права в законодательстве РФ^[14], обратил внимание на пробелы нормативно-правового регулирования, в частности, констатировал отсутствие в законодательстве РФ правовых норм, направленных на пресечение иных действий, противоречащих международному гуманитарному праву, помимо серьезных правонарушений. Б. Р. Тузмухамедов в одной из своих публикаций [575, с. 177−190] высказывает точку зрения о том, что законодатель в ст. 356 УК РФ, делая ссылку на международное договорное и кодифицированное гаагское право, не упоминает об обычном праве, а также игнорирует необходимость включения в УК РФ состава военного преступления, направленного на борьбу с неправомерным использованием эмблемы Красного Креста, Красного Полумесяца и других защитных знаков, предусмотренных международным гуманитарным правом. М. А. Кудинов в кандидатской диссертации [290] и других работах [291] предложил проект поправок в УК РФ, устанавливающих уголовную ответственность за совершение деяний в военное время и в боевой обстановке, позволяющих осуществлять практическое применение его положений в условиях вооруженных конфликтов, в том числе, с учетом норм международного гуманитарного права. Н. А. Шулепов в монографии, посвященной правовым основаниям и формам реализации уголовной ответственности военнослужащих, обосновывает подход, согласно которому действующий УК РФ необходимо дополнить составами преступлений, посягающими на безопасность ведения войсками боевых действий в военное время и в боевой обстановке в условиях мирного времени, при этом особую группу преступлений должны составлять преступления против законов и обычаев войны [656, с. 82−86]. В. И. Серегин в коллективной монографии «Военное право» классифицирует военные преступления, подразделяет их на: 1) преступления против лиц из состава вооруженных сил, т. е. раненых, больных, потерпевших кораблекрушение на море и военнопленных; 2) преступления против гражданского населения, имущества и других гражданских объектов; 3) преступления против культурных ценностей; 4) применение запрещенных средств и методов ведения войны [114, с. 202−203].

В диссертационных исследованиях С. В. Маликова [355, 356], С. Э. Гавето [126] на основе изучения законодательства и правоприменительной практики были сформулированы научные положения концепции расследования преступлений в боевой обстановке, представляющие определенный теоретический и практический интерес для совершенствования институционально-правового механизма уголовной ответственности за военные преступления.

В диссертации С. В. Тришкина [569] сформулированы предложения о включении составов экоцида и биоцида в перечень международных преступлений, изменении редакции ст. 91 Дополнительного протокола I 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г., другие выводы, представляющие интерес для изучения проблемы уголовной ответственности за военные преступления и совершенствования нормативно-правовых основ их предупреждения, а также возмещения связанного с ними ущерба.

В диссертации И. С. Ложникова [336] анализируются вопросы создания международных уголовных трибуналов ad hoc, их роль в реализации принципа личной уголовной ответственности физических лиц за нарушения международного гуманитарного права в вооруженных конфликтах немеждународного характера, а также возможности в урегулировании такого рода конфликтов, отмечаются преимущества создания интернационализированных уголовных судов (на примере Специального суда по Сьерра-Леоне).

Среди работ, касающихся рассматриваемой проблематики, подготовленных и изданных авторами, представляющими науку международного права в других странах СНГ, укажем на монографии и научные статьи В.Ю. Калугина^[15], И. В. Фисенко [602], С. В. Голованова (Республика Беларусь) [144], Н.Н. Гнатовского^[16] (Украина), М. Р. Накашидзе (Грузия) [410], Л. К. Бакаева и А. М. Шкута (Казахстан) [40], Н. А. Сафарова (Таджикистан) [511]. В частности, Н. Н. Гнатовский в своих публикациях''^[17] обращается к актуальной теме фрагментации международного права, дает обзор применения международного гуманитарного права различными международными судами и трибуналами, рассматривает противоречия, связанные с диверсификацией международных судебных учреждений, предлагает пути разрешения возникающих (либо потенциальных) проблем^[18].

Категория «военные преступления», различные аспекты борьбы с ними разрабатываются в отечественной науке международного права в рамках специальных исследований, в том числе диссертационных. Так, Р. А. Адельханян в подготовленной и защищенной им в 2003 г. докторской диссертации [6], других работах [7] проводит анализ категории «военные преступления», обосновывает свое видение оснований уголовной ответственности за их совершение, соотносит понятия «военное преступление» и «военная необходимость», рассматривает условия и способы непосредственного и опосредованного применения международно-правовой нормы о военном преступлении. Указанный автор формулирует юридические признаки выделения в международном уголовном праве категории военных преступлений, определяет их понятие^[19][20] и проводит их классификацию, исходя из положений действующего международного права (в первую очередь, ст. 8 Римского Статута Международного уголовного суда): а) серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г., совершаемые в ходе международных вооруженных конфликтов; б) другие серьезные нарушения правил ведения международных вооруженных конфликтов; в) серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г., совершаемые в ходе немеждународных вооруженных конфликтов; г) другие серьезные нарушения правил ведения немеждународных вооруженных конфликтов [7, с. 233−234]; как он полагает, к военным преступлениям, наряду с применением запрещенных средств и.

~ 597.

методов ведения воины, относится наемничество .

В кандидатской диссертации С. А. Лобанова (защищена в 1997 г.)^[21] и в докторской диссертации И. Ю. Белого (защищена в 2009 г.) [61], а также ряде других публикаций указанных авторов¹'⁹⁹ основное внима;

ние уделено вопросам уголовного судопроизводства по делам о военных преступлений, в первую очередь, в рамках органов международной уголовной юстиции. В частности, И. Ю. Белый выявляет актуальные проблемы имплементации Статута Международного уголовного суда в российском национальном законодательстве и предлагает возможные пути их решения [58, гл. IV]; в диссертации им разработана концепция развития правового регулирования международного уголовного судопроизводства по делам о военных преступлениях [61, приложение 7]. Кроме того, указанными авторами предпринимаются попытки уточнения используемого в науке международного права понятийно-категориального аппарата в части определения уголовного судопроизводства по делам о военных преступлениях, военных преступлений и их классификации, формулируются и обосновываются предложения и рекомендации, касающиеся гармонизации международного нрава и российского уголовного и уголовно-процессуального законодательства [58, с. 351−355; 332, с. 157−160].

В докторской диссертации А. Е. Епифанова (защищена в 2001 г.) [179] глубоко проанализированы вопросы применения судами СССР норм военно-уголовного законодательства, действовавшего в период Второй мировой войны и послевоенное время, в отношении лиц, совершивших военные преступления.

В кандидатских диссертациях М. Г. Янаевой (защищена в 1997 г.) [677]б°°, _{А В} Берко (защищена в 2002 г.) [66, 67], В. Н. Русиновой (защищена в 2005 г.) [496, 497, 498] исследуются теоретические и прикладные аспекты уголовной ответственности за нарушения международного гуманитарного права, включая, вопросы разрешения коллизии между принципом индивидуальной уголовной ответственности и институтом международных иммунитетов высокопоставленных должностных лиц государства (Русинова В.Н.); определение пределов уголовной ответственности за применение запрещенных средств и методом ведения войны, совершенное в силу исполнения приказа (распоряжения) начальника (Берко А.В.); элементы состава военных преступлений, вопросы соучастия в них (Янасва М.Г.). Указанные авторы (как и другие исследователи) обращают внимание на несовершенство действующего национального законодательства, в том числе, УК РФ и предлагают варианты его оптимизации.^[22]

В монографии А. Ю. Винокурова, посвященной проблеме уголовного преследования за совершение военных преступлений в отношении гражданского населения (2011 г.) [109] проведен подробный анализ процесса становления международно-правовых основ и национального законодательства в сфере уголовного преследования за совершение военных преступлений, детально рассмотрены вопросы об их понятии и классификации, их криминализации в действующем международном и национальном уголовном праве. Кроме того, существенное внимание уделено организации их расследования. А. Ю. Винокуров определяет военное преступление как общественно опасное деяние, совершенное в контексте вооруженного конфликта (международного или немеждународнот характера), представляющее собой серьезное нарушение норм обычного или договорного международного гуманитарного права, направленных на защиту признанных мировым сообществом важных ценностей, повлекших серьезные последствия для покровительствуемых лиц и объектов (или создание для них реальной угрозы) и предусматривающих индивидуальную уголовную ответственность за содеянное; предлагает классификацию военных преступлений, совершенных в отношении гражданского населения, выделяя при этом критерии объекта посягательства, а также разграничивая их с учетом использования запрещенных средств и методов ведения войны, наличия многосоставных (смешанных) военных преступлений, подразделяя вооруженные конфликты на международные и не носящие международного характера [109, с. 68; 73−74]; формулирует предложение о дополнении УК РФ новой главой «Военные преступления», в том числе, предлагает редакцию ее статей [109, с. 117−122].

Выделим несколько научных статей, подготовленных и опубликованных отечественными авторами, и посвященных различным аспектам исследуемой проблематики. Так, профессор А. Х. Абашидзе в одной из своих публикаций [1] уделяет внимание актуальному вопросу о правовых основаниях индивидуальной уголовной ответственности за преступные нарушения норм, касающихся защиты культурных ценностей^[23], указывает на пробелы одноименной Гаагской конвенции 1954 г., отмечает необходимость присоединения России к Второму протоколу к данной конвенции^[24], формулирует предложение о закреплении в УК РФ ряда положений Наставления по международному гуманитарному праву^[25]. Профессор А. В. Серебренникова в одной из публикаций [514, с. 91−101] всесторонним образом рассматривает современное уголовное законодательство ФРГ об уголовной ответственности за военные преступления, отмечает достоинства и недостатки германской имплементации норм международного уголовного права^[26]. В ряде публикаций О. Ф. Эфендиева рассматриваются особенности международной противоправности военных преступлений [670, 671]. Д. С. Маликов в своей научной статье [357, с. 5−9] анализирует нормы международного гуманитарного права, а также источники национального законодательства различных государств, современную практику определения и разфаничсния военных и гражданских объектов в районах вооруженных конфликтов, увязывает этот вопрос с проблемой квалификации военных преступлений. А. А. Стрсмоухов и А. С. Лунгу в статье, посвященной вопросам ответственности военнослужащих за нарушение норм международного гуманитарного права [546, с. 14−18], указывают на специфические черты такой ответственности, определяемые не только особым характером военно-служебных правоотношений в период непосредственного выполнения служебно-боевых задач по обеспечению национальной безопасности, но и наличием международного аспекта. Авторы полагают, в частности, что нормы международного гуманитарного права действуют в вооруженных конфликтах как международного, так и внутреннего характера, отмечают целесообразность дополнения Уголовного кодекса Российской Федерации разделом, устанавливающим ответственность военнослужащих за нарушения норм международного гуманитарного права, имплементировав в него составы преступлений, предусмотренные международными нормативными правовыми актами, причем особое внимание в этом разделе следовало бы уделить ответственности командиров за приказы и распоряжения, нарушающие нормы международного гуманитарного права, а также ответственности за выполнение таких приказов и распоряжений. Р. Н. Котяш в статье «Проблемы квалификации военных преступлений по УК РФ» [277], опираясь на мнения отечественных ученых в области международного и уголовного права, а также с учетом существующей правоприменительной практики, высказывает ряд суждений по проблематике содержания ст. 356 УК РФ, приходит к выводу о том, что более детальная регламентация составов военных преступлений способствовала бы правильному применению уголовного закона и профилактике этих преступлений, показывает международно-правовую значимость работы по совершенствованию национального законодательства [57, с. 89].

Следует также обратить внимание на совместные научные исследования российских и зарубежных ученых, в частности уже неоднократно упоминаемую ранее работу «Нюрнбергский процесс: право против войны и фашизма (1995)», материалы научно-практических конференций (в том числе, с участием представителей МККК). Заметим также, что российские ученые уделяют существенное внимание современной зарубежной доктрине международного уголовного права^[27], более того, содействуют выявлению основных направлений ее развития, с учетом, в том числе, уголовной ответственности за военные преступления [242, с. 162−176].

Б. Иностранная литература Современные зарубежные юристы-международники, гак же как и их российские коллеги, изучают теоретические и прикладные вопросы, связанные с определением и классификацией военных преступлений, состоянием и дальнейшими перспективами их криминализации в международном и национальном уголовном праве, и, соответственно, с установлением и развитием институционально-правового механизма уголовной ответственности за их совершение. При этом также возможно (с известной долей условности) группировать научные работы зарубежных авторов с учетом, прежде всего, их непосредственной направленности, объекта и предмета научного исследования, выделить среди них, вопервых, исследования более общих проблем международного права (в том числе, международного гуманитарного права, международного уголовного права и процесса), и, во-вторых, специальные исследования.

Вопрос о пресечении нарушений норм международного гуманитарного права и уголовной ответственности за их совершение традиционно включается в издаваемые под эгидой МККК монографии и лекционные курсы по международному гуманитарному праву. В частности приведем работу Кристофа Свинарски «Основные понятия и институты международного гуманитарного права» [285], пособие Х.-П. Гассера «Международное гуманитарное право» [134], коллективную монографию М. Сассоли и А. Бувье «Правовая защита во время войны» [509], книгу Э. Давида «Принципы права вооруженных конфликтов» [160],.

статьи представителей МККК Рене Козирника^[28], Пьера Апраксина^[29], и других, где в соответствующих разделах, посвященных реализации международного гуманитарного права, уделяется внимание мерам пресечения его нарушений. В частности, Э. Давид рассматривает современные источники определения состава военных преступлений, останавливается на сферах применения норм об уголовной ответственности за них (ratio contextus, ratio personae), уделяет внимание вопросам ответственности как непосредственных исполнителей, так и косвенных (соучастие, ответственность начальников), при этом, приводит практику Нюрнбергского и Токийского МВТ, Международного трибунала, но бывшей Югославии, национальных судов, делает ссылки на бельгийский закон от 16 июня 1993 г. о пресечении серьезных нарушений Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительных протоколов 1977 г.^[30] Указанный автор полагает, что разнообразие договорных источников и различия в подходе к ратификации соответствующих международных соглашений нс должны оказывать существенного влияния на географические рамки определения составов военных преступлений, поскольку обычный характер многих из них и тот факт, что различные документы перекрывают один другой, имеют следствием то, что практически все государства связаны одними и теми же обязательствами в отношении определения таких преступлений^[31]. Кроме того, он обращает внимание на неполитический характер военных преступлений и преступлений против человечности, следствием чего является недопустимость ссылок на политический характер преступления в качестве оснований для отказа в выдаче лиц, преследуемых или осужденных за военные преступления^[32].

Следует выделить исследование Жана-Мари Хенкертс и Луизы Досвальд-Бек «Обычное международное гуманитарное право» (2005)⁶¹¹. Указанные авторы, проведя анализ многочисленных международных соглашений, национального законодательства государств в сфере международного гуманитарного права, а также практики его применения, в том числе, международными и национальными судами, пришли к выводу о том, что в современном международном праве сложилось 161 обычное правило МГП, и сгруппировали их в несколько разделов. В частности, выделенный ими раздел «Военные преступления»⁶¹² включает следующие международные обычные правила: серьезные нарушения МГП являются военными преступлениями (норма.

• 156); государства имеют право наделять свои национальные суды универсальной юрисдикцией в отношении военных преступления (норма
• 157); государства должны расследовать военные преступления, по утверждению совершенные их гражданами или вооруженными силами или на их территории, и, при необходимости, осуществлять судебное преследование подозреваемых; также должны расследовать другие военные преступления, в отношении которых они обладают юрисдикцией, и, при необходимости, осуществлять судебное преследование подозреваемых (норма 158); по окончании военных действий органы, находящиеся у власти, должны стремиться предоставить как можно более широкую амнистию лицам, участвовавшим в немеждународном вооруженном конфликте, или лицам, лишенным свободы по причинам, связанным с вооруженным конфликтом, за исключением лиц, подозреваемых или обвиняемых в военных преступлениях или осужденных за их совершение (норма 159); срок давности нс может применяться к военным преступлениям (норма 160); государства должны прилагать все усилия к тому, чтобы насколько возможно, сотрудничать друг с другом в целях расследования военных преступлений и судебного преследования подозреваемых (норма 161). Кроме того, авторы рассматриваемой работы называют ряд обычных норм, относящихся непосредственно к индивидуальной (личной) ответственности⁶¹³: отдельные лица несут уголовную ответственность за военные преступления, которые они со-^[33][34]

вершили (норма 151); командиры и другие начальники несут уголовную ответственность за военные преступления, совершенные по их приказу (норма 152); командиры и другие начальники несут уголовную ответственность за военные преступления, совершенные их подчиненными, если они знали или могли знать, что эти подчиненные намереваются совершить или совершают такие преступления, и нс приняли всех необходимых и разумных мер в пределах своих полномочий для предотвращения преступлений, или, если такие преступления были совершены, для наказания совершивших их лиц (норма 153); каждый комбатант обязан не повиноваться явно незаконному приказу (норма 154); подчинение приказу начальника не освобождает подчиненного от уголовном ответственности, если подчиненный знал, что действие которое ему приказано совершить, является незаконным, или должны был знать об этом в связи с явно незаконным характером этого действия (норма 155). По мнению Ж.-М. Хенкертса и Л. Досвальд-Бек, приведенные обычные нормы, относящиеся к уголовной ответственности за военные преступления, применимы в условиях международных и немеждународных (внутренних) вооруженных конфликтов^[35].

Зарубежные исследователи, как и российские коллеги, обращаются к различным аспектам, связанным с проблемой уголовной ответственности за военные преступления, в том числе, рассматривают вопросы защиты культурных ценностей в случае вооруженного конфликт и роль в этом индивидуальной уголовной ответственности [110, с. 33−66], анализируют современное состояние средств защиты жертв нарушений международного гуманитарного права [323, с. 227−264], оценивают применимость норм международного гуманитарного права, включая нарушение положений об обращении с военнопленными при проведении антитеррористических военных операций^[36], изучают исторические прецеденты се реализации, а также современные се модели [16, с. 113−118]. Можно указать на монографии и статьи иностранных авторов, посвященные таким актуальным (особенно для вооруженных сил) вопросам, как приказы командиров и их ответственность [403]^[37], реализация норм МГП на практике, в различных ситуациях участия вооруженных сил и военных контингентов^[38], принцип соразмерности^[39] и квалификация сопутствующего ущерба (ущерба, причиняемого гражданским лицам и объектам при нападении, нацеленном на военные объекты)^[40], влияние «исключительных обстоятельств» вооруженного конфликта на поведение военнослужащих и учет этого фактора при квалификации их действий во исполнение приказа [707]. Проблема уголовного преследования за военные преступления рассматривается отдельными авторами в контексте таких более общих, актуальных, но при этом мало исследованных проблем, таких как селективность уголовно-правового преследования, комбинирование различных правовых мер реагирования на нарушения международного права, действенность уголовных международноправовых санкций, особенности макропрсступности (к которой в ряде случаев относятся и указанные преступления) [725, с. 251−261].

Следует также обратить внимание на то, что за рубежом в последнее время активно разрабатывается так называемая Концепция «Ответственности за защиту (Responsibility to Protect)»^[41], согласно которой существует «обязанность государств защищать свое население от геноцида, военных преступлений, этнических чисток и преступлений против человечности» посредством предотвращения подобных деяний и принятия необходимых мер; в свою очередь, международное сообщество должно принять соответствующие меры для того, чтобы содействовать государствам в выполнении этой обязанности, используя дипломатические, гуманитарные и иные мирные средства в соответствии с гл. гл. VII и VIII Устава ООП. Данная концепция, по сути, является модифицированной версией концепции «гуманитарного вмешательства», причем само ее название демонстрирует тенденцию перехода от права на интервенцию к обязанности интервенции [377, с. 125] (данный обзор подготовлен Б.Л. Полуниным)]^[42].

Следует особо выделить весьма основательные учебники по международному уголовному праву, комментарии к Римскому статуту Международного уголовного суда, издаваемые известными зарубежными профессорами (нередко совмещающими научную деятельность с практикой работы в международных институтах уголовного правосудия, либо принимающими участие в их создании). В частности, укажем на книгу Герхарда Всрлс (ФРГ) «Принципы международного уголовного права» [105]^[43], «Трактат по международному уголовному праву» Кая Амбоса (ФРГ) [711]^[44], Комментарий к Римскому статуту Международного уголовного суда под редакцией Отто Триффтерера (Австрия) [697]^[45], двухтомный комментарий Римского статута Международного уголовного суда под редакцией профессоров Антонио Кассезе, Паоло Гаэты и Джона Джонса [695], учебники по международному уголовному праву Антонио Кассезе (Италия) [693]^[46], М. Шерифа Бассиуни (США)^[47], К. Киттичайзари (Великобритания) [714], под редакцией У. Шабаса (Канада)^[48], иод редакцией профессоров Эрве Асансио, Эммануэля Деко и Алена Пелле (Франция)^[49]. В указанных, как и во многих других работах, посвященных международному уголовному праву и процессу, освещаются, в том числе, теоретические вопросы, материально-правовые и процессуальные аспекты уголовной ответственности за военные преступления. Так, современные зарубежные исследователи (специалисты в области международного уголовного права), рассматривая концепцию преступлений по международному праву, характеризуют двухъярусную и трехъярусную концепции преступления [105, с. 189−194]^[50] (в том числе, применительно к военным преступлениям [105, с. 192−193]^[51]); приводят различные подходы к определению военных преступлений [105, с. 468−469]^[52], уделяют внимание специальным, имеющим прикладное значение, вопросам (в частности, квалификации множественности преступных деяний [105, с. 642]^[53]). Отдельные выводы, к которым приходят ученые, носят весьма оригинальный (хотя и далеко не бесспорный характер), в частности, утверждение о том, что в некоторых случаях международное гуманитарное право (а следовательно, и нормы об ответственности за военные преступления^[54][55]) [105, с. 469] применяются и в отсутствие фактического применения военной силы, например, если за объявлением войны не следует фактических актов войны [105, с. 498].

Авторы публикаций, посвященных Международному уголовному суду и международным уголовным трибуналам, касаются проблемы уголовной юрисдикции в отношении военных преступлений, обращают внимание на различные ее аспекты. Так, Мари-Клод Роберж⁶'⁴ в статье, опубликованной вскоре после принятия Римского Статута Международного уголовного суда [362, с. 132−158], обратила внимание на ряд пробелов данного документа. В частности, по мнению указанного автора, вызывает сожаление исключение из перечня военных преступлений, перечисленных в ст. 8 некоторых деяний: положений о неоправданной задержке при репатриации военнопленных или гражданских лиц или о нападениях неизбирательного характера, затрагивающих гражданское население или гражданские объекты; сокращение до минимума положения об использовании особо жестоких видов оружия (в список запрещенных видов не было включено ядерное оружие, не были упомянуты биологическое и ослепляющее лазерное оружие, а также противопехотные мины); Статут при описании военных преступлений, совершенных во время немеждународных вооруженных конфликтов, не включает запрет на умышленное создание ситуации голода среди гражданского населения, использование конкретных видов оружия или намеренное причинение широкомасштабного, долгосрочного и серьезного ущерба окружающей среде [362, с. 134]. Самое же серьезное разочарование, но мнению Мари-Клод Роберж, вызывает положение ст. 124 Статута, которое предусматривает возможность для государства, ставшего участником Статута, сделать заявление о том, что в течение семи лет после вступления Статута в силу, оно не признает юрисдикции Суда в отношении военных преступлений, когда, как предполагается, преступления совершены его гражданами либо на его территории. Таким образом, как она считает, для военных преступлений создается иной режим, чем тот, что предусмотрен для других преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС, и этим как бы подразумевается, что военные преступления являются не столь серьезными преступлениями, как другие основные преступления, упомянутые в Статуте [362]. Профессор Уильям А. Шабас в одной из своих публикаций, посвященных Международному уголовному суду [588, с. 14−33], характеризуя предметную юрисдикцию данного органа, отмечает специфику военных преступлений, проявляющую себя в том, что в отличие от геноцида и преступлений против человечности, они подлежат наказанию в качестве отдельных деяний [588, с. 20]. Он обращает внимание на то, что положения о военных преступлениях составлены в высшей степени подробно, указывает на некоторые новшества Статута в описании военных преступлений (в частности, запрет на набор и вербовку детей в вооруженные силы), в то же время, высказывает мнение о том, что одним из главных недостатков перечня преступлений является отсутствие там общего запрета на оружие, которое вызывает излишние страдания [588].

Зарубежные юристы в целом позитивно оценивают опыт создания и работы Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии^[56], что, однако, не мешает им высказывать отдельные критические замечания, касающиеся, главным образом, неопределенности его статуса и процедуры учреждения [455, с. 699−718]. Исследователи рассматривают через призму деятельности международных уголовных трибуналов вопросы соотношения международного гуманитарного права и справедливой судебной процедуры [19, с. 7ЭЗ-752]^[57], оценивают их место в системе международных институтов [247, с. 74−87], соотношение с национальными уголовными судами^[58][59], роль в имплементации международного гуманитарного права и его развитии .

Заметим, что за рубежом (как и в России), не только юристымеждународники и криминологи, но и представители других профессий проводят исследования, но проблематике институтов международного уголовного правосудия [183, с. 719−732; 709], в том числе, с учетом их значимости для вооруженных сил. Так, профессиональный военный Вольфгарт Зауль (ФРГ) в своей статье [123, с. 691−699] отмечает, что состоящие на военной службе начальники и подчиненные образуют единую иерархическую структуру, эффективность которой обеспечивается главенством принципа «приказ и повиновение» и многоступенчатой системой санкций [123, с. 693]. Указанный автор выделяет следующие военные аспекты Римского статута Международного уголовного суда: индивидуальная уголовная ответственность (ст. 25); ответственность командиров и других начальников (ст. 28); основания для освобождения от уголовной ответственности (ст. 31); приказы начальника и предписание закона (ст. 33); комментирует эти положения, с приведением, в том числе, примеров из практики Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии [123, с. 697].

Следует также указать на ряд исследований зарубежных авторов, специально посвященных вопросам уголовно-правового преследования за военные преступления. Так, американский исследователь А. Найер в своей книге «Военные преступления: геноцид, террор и борьба за правосудие» [409] прослеживает эволюционный путь зарождения и развития законов и обычаев войны и уголовной ответственности за их серьезные нарушения, оценивает роль в этом плане Нюрнбергского и Токийского МВТ, а также Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии. Как и ряд других авторов, он соотносит понятия «военные преступления» и «преступления против человечности», отмечает, что первые шире вторых в том смысле, что их «квалификация может быть применима и к единичному преступлению, совершенному с нарушением законов войны, причем вне зависимости от того, насколько широко практиковались аналогичные преступления», кроме того, «военными преступлениями считаются лишь те, которые были совершены во время вооруженного конфликта или оккупации. Преступления же против человечности могут совершаться и в мирное время» [409, с. 53].

Профессор права Техасского университета (США) Стивен Р. Ратнср в статье «Категории военных преступлений» [544, с. 96−99] определяет военные преступления как «нарушения права войны или международного гуманитарного права, за совершение которых конкретные лица несут уголовную ответственность» [544, с. 96]. Как он полагает, существуют серьезные нарушения (их перечень содержат соответствующие статьи Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительного протокола I 1977 г.) и иные нарушения. В отношении первых (применимых лишь к международным конфликтам и только к действиям, совершенным против так называемых покровительствуемых лиц или в ходе боевых операций) предусмотрено обязательство государств преследовать лиц, обвиняемых в такого рода нарушениях или передавать их государству, готовому осуществить подобное преследование. Другие нарушения (не отнесенные к числу серьезных) представляют, по мнению указанного автора, не военные преступления, а лишь противоправные действия, за которые по международному праву ответственность несет лишь допустившее их государство [544, с. 97−98]^[60]. Стивен К. Ратнср так же, как и ряд других исследователей, обращает внимание на отсутствие в Дополнительном протоколе II 1977 г. (применимом к действиям сторон вооруженного конфликта немеждународного характера) норм, определяющих ответственность за военные преступления [544, с. 98]. Касаясь вопроса о механизме уголовного преследования и наказания лиц, совершивших военные преступления, он отмечает роль государств, ООП и других международных организаций, и делает следующий вывод: «Международиое право в рамках теории всеобщей юрисдикции предоставляет всем государствам законное право преследовать военных преступников» [544, с. 99].

Вопросам предупреждения и пресечения военных преступлений, повышению эффективности механизма уголовной ответственности за них посвящаются публикации юристов МККК. Так, швейцарский юрист Дениза Плагнер в статье «Уголовные санкции в отношении нарушений международного гуманитарного права в период немеждународных вооруженных конфликтов» делает вывод о том, что МГП, применяемое в случае немеждународных вооруженных конфликтов, не располагает механизмами, устанавливающими международную уголовную ответственность для лиц, виновных в совершении нарушений^[61]. По мнению указанного автора, придание положениям МГП, применяемого во время немеждународных вооруженных конфликтов, характера норм, за нарушение которых предусматривается, в соответствии с международным правом, уголовное наказание, несомненно способствовало бы более строгому соблюдению этой части МГП. Как полагает автор статьи, трудно представить себе, что МГП предоставляет повстанцам полномочия осуществлять преследование и судить лиц, виновных в нарушениях; однако облекать такими полномочиями исключительно существующее правительство означало бы создать почву для злоупотреблений. В этой связи, она формулирует следующее предложение: осуществлять уголовное преследование только после окончания военных действий. Кроме того, она полагает, что процедурные гарантии, предоставляемые в соответствии с Женевскими конвенциями 1949 г. лицам, обвиняемым в грубых нарушениях МГП, применяемого во время международных вооруженных конфликтов, должны предоставляться лицам, привлекаемым к ответственности за нарушения, совершенные во время внутреннего вооруженного конфликта.

Авторы статьи «Международный Комитет Красного Креста и создание системы пресечения нарушений норм международного гуманитарного права» Мария-Тереса Дутли и Кристина Пелландини отмечают, что большим достижением гуманитарного права является признание индивидуальной уголовной ответственности лиц, совершивших или приказавших совершить те или иные серьезные нарушения МГП. При этом в деле пресечения серьезных нарушений международного гуманитарного права главная роль отводится сторонам в конфликте и другим государствам-участникам Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительного протокола I 1977 г., обязанным соблюдать принцип aut judicare aut.

dedere. Характеризуя роль МККК в случае нарушений международного гуманитарного права, авторы статьи указывают на ряд направлений деятельности данной организации, в том числе, связанной с поддержанием постоянных контактов со всеми сторонами в конфликте (при посещении заключенных, предоставлении защиты и помощи гражданскому населению, пострадавшему от конфликта), заявлением протеста соответствующим властям, в случае обнаружения действий, противоречащих МГП. При этом подчеркивается, что выполняя данную функцию МККК не берет на себя роль полицейского или судьи, которые должны добиваться соблюдения закона и наказывать нарушителей. Как правило, такие действия МККК носят конфиденциальный характер, однако МККК оставляет за собой право открыто выступить по поводу нарушений МГП, если: нарушения являются серьезными и повторяются; конфиденциальные обращения не приводят к прекращению актов насилия; нарушения предаются гласности в интересах отдельных лиц или категорий населения, которые пострадали в результате конфликта или которым это угрожает; делегаты являются непосредственными свидетелями этих нарушений, а также в том случае, если наличие и масштабы нарушений подтверждаются из достоверных источников. Также авторы статьи уделяют внимание вопросу о совместимости мандата МККК и дачей свидетельских показаний (или передачей информации) о совершенных действиях или фактах, установленных делегатами МККК при исполнении своих обязанностей, подчеркивают при этом наличие у МККК и его сотрудников судебно-процессуального иммунитета.

Профессор Ксавье Филипп (Франция) в статье «Принципы применения санкций в отношении серьезных нарушений МГП. Как решить вопрос недейственности механизмов санкций за серьезные нарушения МГП? [288, с. 160−169] «раскрывает содержание Руководящих принципов по введению санкций за нарушения МГП^[62], обращает внимание на особую роль имплементации, ее внутригосударственных институционально-правовых способов и средств. Указанный автор подчеркивает значимость быстрого и эффективного реагирования на факты нарушений МГГ1 (их, в том числе, превентивный эффект); обращает внимание на другие (помимо уголовных) санкции; отмечает значимость неотвратимости и индивидуализации [288, с. 164]^[63], открытости судебных процессов, указывает на ответственность командиров и исполнителей преступных приказов, а также подстрекателей серьезных нарушений (составителей планов преступного поведения), формулирует тезис о нсобходимости участия лиц, потерпевших от военных преступлений, в процессе наложения санкций. Кроме того, он обосновывает роль санкций за серьезные нарушения МГП в восстановлении общества [288, с. 169].

Американский исследователь Дж. Симпсон в своей монографии «Право, военные действия и преступления: судебные разбирательства военных преступлений и новое международное право» (2007)⁶⁴*' поднимает вопрос о современной оценке вошедших в историю судебных дел о военных преступлениях. По мнению указанного автора, судебные разбирательства, выступая в качестве механизма обеспечения мира посредством достижения справедливости, призваны возлагать ответственность на конкретных физических лиц и в конечном итоге становиться историческими прецедентами; такие процессы должны преследовать цель предотвращения военных преступлений и обеспечения легитимности новых режимов.

Отдельные работы, посвященные рассматриваемой геме, носят резонансный характер. В частности, можно указать на книгу американского исследователя Майкла Хааса «Джордж Буш, военный преступник?: ответственность администрации Буша за 269 военных преступлений» (2009) [721]. Автор книги, с учетом мнения известных юристов и правозащитников, и через призму действующих международно-правовых источников и внутригосударственных правовых актов, анализирует возможность привлечения Джорджа Буша, сотрудников его администрации, а также офицеров вооруженных сил США (для которых он, будучи президентом США, являлся верховным главнокомандующим) к уголовной ответственности за военные преступления. Хаас подразделяет эти преступления на четыре вида: военные преступления, связанные с актами а1рессии; военные преступления, связанные с ведением войны; военные преступления, связанные с обращением с заключенными; военные преступления, совершенные в послевоенный оккупационный период. Он оценивает перспективы возбуждения и рассмотрения такого рода судебного разбирательства в международных и национальных судах (как США, так иностранных), принимая во внимание правовые, политические и гуманитарные доводы, аргументы «за» и «против».

Австралийский исследователь Ясмин Накви в своей статье рассматривает проблему амнистии лиц, преследуемых за военные преступления [679, с. 293−345]. Как полагает указанный автор, очень непростая проблема законности амнистий за военные преступления с точки зрения международного права и связанный с этим вопрос о том, могут ли законы и соглашения об амнистии, а также практические действия, осуществляемые на их основании, быть признаны де-юре и де-факто иностран-^[64]

ными и международными судами, приобретает в последнее время особую остроту [679, с. 293]. Он приводит ряд примеров того, как отдельные государства и их лидеры принимают меры (в том числе, с использованием международно-правовых инструментов) для недопущения уголовного преследования в связи с совершением военных преступлений, указывает на политические причины международного признания амнистий (процессы примирения, переход к правовому режиму), рассматривает вопрос о признании иностранными и международными судами амнистии за военные преступления, даст оценку амнистии на основании се цели. Выделим ряд выводов, к которым приходи Я. Накви. Первый из них: амнистии за военные преступления, как правило, не имеют обязательной силы для внутригосударственных и международных судов, за исключением особых случаев, когда судебное преследование обвиняемого, подпадающего под амнистию, выработанную в рамках мирного соглашения, заключенного при участии Организации Объединенных Наций, может угрожать международному миру и безопасности [679, с. 306]^[65]. Второй вывод: закон об амнистии может быть приемлемым с точки зрения международного права при наличии определенных критериев (цель амнистии преследует обеспечить мир и начать процесс примирения; амнистия сопровождается другими мерами по привлечению к ответственности, например учреждением комиссий по установлению истины или люстрацией; амнистия не объявляется сама, но себе, т. е. она является результатом переговоров или соглашения о мире, заключенного при посредничестве международных организаций, например ООН; амнистия распространяется только на рядовых членов вооруженных сил или группировок или лиц, рассматриваемых как «наименее ответственные» за совершение международных преступлений) [679, с. 335−336]. Третий вывод: тенденция к укреплению обычной обязанности проводить судебное преследование за совершение всех военных преступлений не должна приравниваться к полному лишению законной силы амнистий за такие преступления; международным сообществом отвергается именно культивирование безнаказанности; амнистии, распространяющееся на военные преступления, могут признаваться в определенных обстоятельствах, если их непризнание являлось бы угрозой сохранения мира и безопасности [679, с. 345].

Представляется, что позиция Я. Накви в вопросе о возможности международно-правового признания амнистии за военные преступления не состоятельна, с учетом, во-первых, особо опасного характера такого рода преступных нарушений, посягающих именно на безопасность, основополагающие интересы мирового сообщества в целом, охраняемые международным правом и национальным правом государств; во-вторых, по факту сложившихся международно-правовых обычных норм, норм международных договоров и иных источников международного права, направленных на обеспечение неотвратимости наказания лиц, совершивших или приказавших совершать военные преступления^[66]. По всей видимости, данную позицию следует рассматривать и как проявление политики «двойных стандартов» в сфере уголовной ответственности за военные преступления. Примечательно, что такой авторитетный юрист как М. Шериф Бассиуни рассматривает возможность амнистирования, но делам о серьезных международных преступлениях (к числу которых относятся и военные преступления) в контексте политических манипуляций порождаемых так называемой «реалистичной политикой» (Realpolitik), использующей международное уголовное правосудие как средство достижения своих целей, и в этой связи он допускает вероятность, «что международное уголовное правосудие будет дискредитироваться амнистиями и другими средствами ухода от ответственности и наказания лиц, совершивших международные преступления» [43, с. 28]. На необходимость взвешенного подхода в вопросе об объявлении амнистии, исключительность ее оснований обращают внимание отечественные авторы [522, с. 106−113]^[67]. Как мы полагаем, следует различать лиц, совершивших военные преступления и лиц, которые их не совершали, но участвовали в вооруженном конфликте (при условии, что само их участие в конфликте не образует преступления, например, наемники); в силу обозначенных выше, выработанных международным и внутригосударственным правом императивов, амнистия лиц, совершивших военные преступления, недопустима.

Проведенный обзор современной российской и зарубежной литературы позволяет прийти к следующим выводам.

1. На современном этапе продолжена разработка понятийнокатегориального аппарата, теоретических и прикладных вопросов, связанных с развитием международно-правовых и внутригосударственных норм и институционального механизма уголовной ответственности за военные преступления, сформулированы и обоснованы различные ре;

комсндации, направленные на уточнение применяемой в науке и правоприменительной практике терминологии, совершенствование действующих международно-правовых и национально-правовых норм и правоприменения. При этом научный интерес к обозначенной проблематике возрастает, что, во многом связано, с динамикой развития международных институтов уголовного правосудия, объективными процессами усиления взаимосвязи международной и национальных правовых систем и представляющих их органов уголовной юрисдикции.

• 2. Существует ряд вопросов исследуемой проблематики, по которым работа отечественных и зарубежных ученых (прежде всего, специалистов в области международного права, в сферу интересов которых входят проблемы международного гуманитарного права, называемого также правом вооруженных конфликтов, международного уголовного права и процесса) ведется практически параллельно. Однако следует учитывать оказываемое на научные исследования влияние политического, культурно-цивилизационного, идеологического фактора, принадлежность автора к соответствующей правовой системе, кроме того, его собственную позицию, сферу научных интересов.
• 3. Несмотря на существенное продвижение в разработке различных теоретических и прикладных аспектов проблемы уголовной ответственности за военные преступления, до настоящего времени среди отечественных и зарубежных правоведов отсутствует единое понимание по ряду принципиально важных вопросов, начиная от концептуального определения понятия военных преступлений и их классификации, и заканчивая оценкой содержания обстоятельств, подлежащих учету при их квалификации, а также условий освобождения от уголовной ответственности и наказания.

• [1] На которую могут оказывать влияние различные факторы, в том числе политический, идеологический, культурно-цивилизационный.
• [2] Следует обратить внимание на то, что в период с 1995 по 2006 г. профессор B. С. Всрещстин был судьей Международного суда ООН.
• [3] ss" См., например: Волженкина В. М. Международное сотрудничество в сфере уголовной юстиции. — СПб., 1998.
• [4] Он же: Правосудие по Римскому статуту Международного уголовного суда. Учредительные и юрисдикционные основы. Белгород, 2005.
• [5] См., например: Егоров С. А. Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии// Международное право и международные организации.- 2014. № 4. C. 581−597; он же: Международный уголовный трибунал по Руанде // Там же. — С. 410−431. Ранее мы указывали не ряд работ С. А. Егорова (в том числе, докторскую диссертацию) посвященных международно-правовому регулированию отношений, возникающих в период вооруженных конфликтов, включая вопросы ответственности за нарушение норм права вооруженных конфликтов. Следует также обратить внимание на то, чтоЕгоров С.А. принимал участие в работе Международного уголовного трибунала по Руанде в качестве постоянного судьи.
• [6] См.: Кудрявцев В. Н. Нюрнбергский процесс и проблемы укрепления международного правопорядка// В кн.: Нюрнбергский процесс: право против войны и фашизма. М., 1995. — Введение; с. 5−10.
• [7] См., например: Котляров И. И. Международное гуманитарное право. М., 2009; онже: Международно-правовая оценка действий украинских силовых структур // Независимая газета. -2015.-8 июля.
• [8] См. также: Лукашук И. И., Наумов А. В. Выдача обвиняемых и осужденных в международном уголовном праве. — М., 1998.
• [9] См., например: Рабцевич О. И. Международная уголовная юстиция: понятие и структура И Международное уголовное право и международная юстиция. — 2009. — № 3. -С. 3−7; она же: Принцип однократности привлечения к ответственности за одно правонарушение (ne bis in idem): международные и внутригосударственные аспекты // Международное уголовное право и международная юстиция. — 2010. — № 4. — С. 17−22.
• [10] См.: Бойко А. И. Указ. соч. — С. 92−105, 372−375.
• [11] Некоторое время Н. Г. Михайлов работал в Канцелярии Прокурора МТБЮ.
• [12] Следует обратить внимание на то, что Б. Р. Тузмухамедов принимал участие в работеМеждународного уголовного трибунала по Руанде в качестве постоянного судьи.
• [13] См., например: Бражник Ф. Перспективный взгляд на предотвращение войн // Уголовное право. — 2002. — № 2. — С. 3−6; [116; 321, гл. 7; 506].
• [14] См., например: Батырь В. А. Актуальные проблемы имплементации норм МГП в законодательстве Российской Федерации // Московский журнал международного права. -С. 206−207.
• [15] См., например: Калугин В. Ю., Каменкова Л. Э., Павлова Л. В. и др. Имплементациямеждународного гуманитарного права: Анализ законодательства Республики Беларусьс точки зрения его соответствия положениям международного гуманитарного права/Под ред. В. Ю. Калугина. Минск: Тесей, 1998; Калугин В. Ю. Преступления против мира, безопасности человечества и военные преступления: уголовно-правовой анализ. -Мн., 2002. С. 40−129; он же. Военные преступления и другие нарушения законов иобычаев войны в белорусском уголовном законодательстве // Юстиция Беларуси. -2003. — № 4. — С. 67−70; - № 5. — С. 65−68.
• [16] См., например: Гнатовский Н. Н. Международная ответственность государства и уголовная ответственность индивида за нарушение норм МГП: соотношение и взаимосвязь// Российский ежегодник международного права 2006. Специальный выпуск.-СПб., 2008. — С. 99−104. а также: [143, с. 78−86].
• [17] [143], а также: Гнатовский Н. Международное гуманитарное право: насколько ограничены возможности международного правосудия? // Международное правосудие.2013.-№ 2.-С. 65−73.
• [18] Проблема фрагментации международного гуманитарного права получает освещениев работах отдельных отечественных и зарубежных исследователей. — См., например: Исупова М. В. Соотношение международного гуманитарного права и международногоправа прав человека в рамках процесса фрагментации международного права // Российский юридический журнал. — 2013. — № 5. — С. 43−48; Флек Д. Международное правомежду фрагментацией и интеграцией: вызовы для теории и практики // Российскийюридический журнал. — 2011. — № 6. — С. 7−22.
• [19] С точки зрения Р. А. Адельханяна, военным преступлением по международному праву является деяние, состоящее в нарушении установленных основополагающими принципами международного права и международным гуманитарным правом правил ведения вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера, деяние, преступность которого определена в акте международного уголовного права.
• [20] ' 7 Заметим, что некоторые отечественные ученые в области международного и уголовного права (Л.В. Иногамова-Хегай, А. В. Бриллиантов, и др.) также относят наемничество к военным преступлениям. Вместе с тем, высказывается и иная точка зрения поданному вопросу. — См., например: Белый И. Ю. Являются ли наемники военными преступниками? // Право в Вооруженных Силах. — 2007. — № 8. По проблеме противоправности наемничества, см. также работы других отечественных авторов, например: Алешин В. В. Понятие и противоправность наемничества // Московский журнал международного права. — 1998. № 3; Хабачиров М. Л. Наемничество — преступление противмеждународного права: проблема урегулированности в международном и национальном праве [Электронный ресурс] // Закон и армия. — 2002. — № 3. — Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс».
• [21] См.: Лобанов С. А. Уголовное судопроизводство по делам о военных преступлениях (международно-правовые аспекты): дис. … канд. юрид. наук. — М., 1997.
• [22] См. также: Янаева М. Г. Уголовная ответственность за военные преступления // Законность. 1995. № 10. -С. 36−38.
• [23] Среди современных работ, посвященных защите культурных ценностей, укажем:[80, гл. 7; Кочешев С. П. Защита культурных ценностей в случае вооруженного конфликта// Культура: управление, экономика, право. — 2010. № 1. С. 6−15; Клебанов Л. Р. О юридической ответственности за причинение вреда памятникам истории икультуры // Журнал российского права. — 2012. — № 3. — С. 63−69; Потапова Н. А. Международно-правовые проблемы охраны культурных ценностей и законодательство Российской Федерации: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — М., 2001.
• [24] 602 Принят 26 марта 1999 г., содержит гл. 4, которая определяет преступления противкультурных ценностей.
• [25] Утверждено Министерством обороны Российской Федерации РФ 8 августа 2001 г.
• [26] Ранее мы указывали несколько работ других авторов по этому вопросу.
• [27] Правомерно высказать мысль о том, что в отечественной правовой науке современного периода метод сравнительного правоведения (компаративистики) традиционнозанимает особое место. При этом, как уже отмечалось, дореволюционные российскиеюристы-международники, а также представители советской науки международногоправа использовали данный метод, разумеется, с учетом влияния эпохи, идеологических установок. Подробнее о развитии сравнительного правоведения, см., например: Тихомиров Ю. А. Сравнительное правоведение: развитие концепций и общественнойпрактики [Электронный ресурс] // Журнал российского права. — 2006. — № 6. — Доступиз справ.-правовой системы «Консультант Плюс».
• [28] См.: Рене Козирник. Протоколы 1977 г.- важный этап развития международногогуманитарного права (МГП)// Московский журнал международного права.- 1999. —Специальный выпуск. — С. 60−82.
• [29] См.: Пьер Апраксин. Меры, принимаемые государствами на национальном уровне вцелях выполнения обязательств, вытекающих из договоров по МГП. и роль консультативной службы МККК // Там же. — С. 159−178.
• [30] Основные положения данной работы были рассмотрены профессором Ю. Н. Мале евым. — См.: Малеев Ю. Н. По каким правилам следует убивать (заметки на полях однойработы) (По поводу фолианта Эрика Давида «Принципы права вооруженных конфликтов». М.: МККК, 2000. 718 с.)// Московский журнал международного права. 2000.-№ 4.-С. 304−319.
• [31] Давид Э. Указ. соч. — С. 493. Далее, он оговаривает, что деяния, квалифицированныекак военные преступления, должны быть связаны с вооруженным конфликтом, причем, если такую связь довольно легко установить в случае международного вооруженногоконфликта, то в условиях немеждународного вооруженного конфликта это сделатьтруднее. Речь, по мнению Э. Давида, идет о каждом конкретном случае, рассматриваемом компетентным органом с учетом совершенных действий. — Там же.
• [32] Там же. — С. 584. Вместе с тем, он обращает внимание на то, что Бельгия может отказать в выдаче по причинам, не связанным с политическим характером преступления, например, если у лица есть бельгийское гражданство, но в этом случае она сама обяза-
• [33] на его преследовать в соответствии с конвенционными и иными международноправовыми документами.
• [34] 'Исследование включает в себя два объемных тома, первый из которых («Нормы», Rules) был переведен на русский язык. — См.: Хенкертс Ж.-М., Досвальд-Бек Л. Обычное международное гуманитарное право. Нормы. М: МККК, 2006. Т. I. Второй том («Практика», Practice), в свою очередь, включающий 2 книги (более 4000 страниц) нарусский язык не переведен, с его содержанием можно ознакомиться в оригинале, наанглийском языке. 612 Им посвящена глава 44 монографии (С. 728−802). 613 Ей посвящена глава 43 монографии (С. 705−727).
• [35] Как полагают указанные авторы, 135 правил применимы как в международных, таки в немеждународных вооруженных конфликтах, по 8 правилам существуют некоторыесомнения относительно их применимости в немеждународных конфликтах, и только18 обычно-правовых норм действуют исключительно в международных конфликтах. Данный подход, и прежде всего, используемая указанными авторами методика оценкитого, какую практику государств считать в качестве устанавливающей международныйправовой обычай, вызвали критические замечания (См., например: Nicholls L.M. Thehumanitarian monarchy legislates: The international Committee of the Red Cross and its161 rules of customary international humanitarian law// Duke Journal of comparative & international law. Durham, 2006. Vol. 17. — N. 1. P. 223−252). Следует, однако, согласиться с мнением профессора С. А. Егорова: «Несмотря на то что использованная в этомисследовании методика установления практики государств и opinion juris вызвала целый ряд нареканий как со стороны отдельных ученых, так и со стороны ряда государстви полученные результаты оказались, пожалуй, слишком оптимистичными, подобнаяработа по выявлению международных обычаев, действующих в вооруженных конфликтах. была проведена впервые и в целом показала, что международное право, применимое в немеждународных конфликтах, не стоит на месте и не может быть сведено ксодержанию договорных норм» [381, гл. 25].
• [36] Зарубежные юристы и политологи используют в данном случае термин «война против терроризма». — См.: Graham D. The law of armed conflict and the war on terrorism // Issue in international law and military operations / Ed. by Richard B.J. — Newport, 2006. -P. 31 336. В отечественной науке международного права данному аспекту (в контекстевоенных преступлений) уделяет внимание профессор Л.В. Иногамова-Хегай. — См.:Иноамова-Хегай Л. В. Международное уголовное право. — М., 2015. — С. 67−68.
• [37] См. также Номи Бар-Яаков. Ответственность командира// В кн.: Военные преступления: это надо знать всем / Под ред. Р. Гутмана и Д. Рифа; науч. ред. проф. Ю. М. Колосов. — М., 2002. — С. 329−331.
• [38] См., например: Карсуэлл Э.Дж. Классификация конфликта: дилемма, стоящая передвоеннослужащим // Военно-юридический журнал. — 2013. — № 10. — С. 10−22; Solis G.D.The law of armed conflict: International humanitarian law in war. — Cambridge, 2010. Выделим также обстоятельную работу' Фредерико де Мулинена, которую сам автор (полковник, юрист, занимавший различные командные посты в армии Швейцарской конфедерации, а впоследствии, директор военных курсов по изучению права войны Международного института гуманитарного права) характеризует в качестве учебного пособиядля всех видов вооруженных сил и командного состава всех уровней [606].
• [39] 6KS Как считает известный немецкий юрист М. Боте, принцип соразмерности представляет собой сложный компромисс между защитой гражданского населения и военнойнеобходимостью. См.: [382, раздел 8 «Защита гражданского населения в период боевых действий», пар. 66].
• [40] См., например: Хорст Фишер. Принцип соразмерности // В кн.: Военные преступления: это надо знать всем. — М., 2001. — С. 378−379; он же. Сопутствующий ущерб // Вкн.: Военные преступления: это надо знать всем. — М., 2001. С. 417−418. По даннымвопросам см., также [382, раздел 8 «Защита гражданского населения в период боевыхдействий», п. 65−66. — автор Михаэль Боге]. Заметим, что взгляды указанных авторовна содержание соразмерности, военной необходимости и сопутствующего ущерба вконкретных ситуациях ведения военных действий не совпадают.
• [41] <, 2и В частности, см.: Капур А., Штан К., Фокарелли К. Carlo Focarelli. The Responsibilityto Protect and Humanitarian Intervention: Too many Ambiguities for A Working Doctrine //Journal of Conflict and Security Law 13(2008).
• [42] О реакции на данную концепцию со стороны российских ученых в области международного права, см.: Глотова С. В. Некоторые замечания относительно правовой проработанности Концепции «Ответственность за защиту» // Международный правопорядок в современном мире и роль России в его укреплении: материалы международнойнаучно-практической конференции, посвященной 90-летию профессора Д. И. Фельдмана, г. Казань, Казанский (Приволжский) федеральный университет, 11−12 октября2012 г./ Рсд. коллегия: И. А. Тарханов, А. И. Абдуллин, Г. И. Курдюков, Р.Ш. Давлет-гильдссв [Электронный ресурс]. — М.: Статут, 2014. Доступ из справ.-правовой системы"Консультант Плюс"; Котляр В. С. Пределы допустимости силового вмешательства погуманитарным причинам во внутренние конфликты в других государствах // Международное публичное и частное право. — 2012. — № 5. — С. 21−27.
• [43] Впервые данная работа (в ее подготовке приняли участие коллеги профессора Г. Верле) была опубликована на немецком языке в 2003 г., с тех пор она неоднократно переиздавалась, в том числе, в переводах на нескольких языках.
• [44] 23 О данной работе, см.: Богуш Г. Трактат по международному уголовному праву: рецензия: Kai Ambos. Treatise on International Criminal Law. Volume I. Foundations andGeneral Part. Oxford University Press, 2013. 560 p. // Международное правосудие. 2013. -№ 2.-С. 117−120.
• [45] Первое издание Комментария было издано в 1999 г. — См.: Commentary on the RomeStatute of the International Criminal Court — Observ er’s Notes, Article by Article, O. Triffterer (Ed.), Nomos Verlagsgesellschaft, Baden-Baden, 1999). О данной работе, см. [84, с. 29−31].
• [46] Антонио Кассезе (1937;2011) некоторое время был председателем Международноготрибунала по бывшей Югославии (подробнее о научной и практической деятельностиАнтонио Кассезе см.: Богуш Г. Антонио Кассезе (1937;2011): Маэстро международного права // Международное правосудие. — 2012. — № 1).
• [47] Cherif Bassioni М. International Criminal Law. 3rd edition. 3 Vols. Martinus NijhofT, 2008.
• [48] 62' International Criminal Law / Ed. by William A. Schabas. In 3 Vol. — Edward Elgar Publishing, 2012.
• [49] В первую очередь, нас интересует его глава 8 «Военные преступления», подготовленная Жоржем Аби Саабом и Розмари Аби-Сааб. — См.: Georges Abi-Saab and Mrs RosemaryAbi-Saab. «Les crimes de guerre» in the collective work Droit international penal (Paris, Pe-done, 2000) / Edited by Professors Herve Ascensio, Emmanuel Decaux and Alain Pellet.
• [50] По мнению зарубежных юристов-международников, практика международных уголовных трибуналов, учрежденных после Второй мировой войны, утвердила двухъярусную концепцию преступления, распространенную в странах общего права. Двухъярусная концепция проводит различие между деяниями, влекущими уголовную ответственность, состоящими из материального элемента (actus reus) и ментального элемента (mens геа), с одной стороны, и обстоятельствами, исключающими уголовную ответственность, — с другой (причем последние включают в себя как материальные, так и процессуальные основания). Данная концепция получила дальнейшую детализацию в ходеработы Трибуналов по бывшей Югославии и Руанде. В отличие от этого, Статут МУСразработал свою, трехъярусную концепцию, содержащую элементы доктрин как общего, так и континентального права. В соответствии с ней, стандарт установления того, подлежит ли лицо уголовной ответственности по международному уголовному праву, подразделяется на три основных этапа: 1) материальные элементы преступления (деяние, его последствия и любые другие сопутствующие обстоятельства, содержащиеся вопределении преступления по международному праву); 2) ментальный элемент (деяниесовершено субъектом намеренно и сознательно); 3) обстоятельства, исключающие уголовную ответственность).
• [51] Для военных преступлений частью материальных элементов является вооруженныйконфликт.
• [52] В монографии Г. Верле обращается внимание на то, что термин «военные преступления» используется в различных и нередко противоречивых значениях. Некоторые исследователи рассматривают военные преступления в очень общем смысле, как преступное поведение, существующее во время войны или иного вооруженного конфликта, другие обозначают этим термином все нарушения международного гуманитарногоправа, совершенные в связи с вооруженным конфликтом. Сам указанный автор (как инекоторые другие ученые) отстаивает узкое и юридически более точное определение: военное преступление — это нарушение нормы международного гуманитарного права, влекущее уголовную ответственность непосредственно по международному праву.
• [53] Как полагает Г. Верле, если одно и то же лицо совершает различные военные преступления в разных местах и в разнос время, его деяния являются самостоятельными иуголовное преследование за них может осуществляться отдельно. Связь с одним и темже вооруженным конфликтом не является сама по себе достаточной для объединенияотдельных военных преступлений в единое комплексное «обшее преступления».
• [54] В зарубежной литературе можно встретить следующие термины для обозначениясовокупности норм, устанавливающих основания, условия и объем уголовной ответственности за военные преступления: «право военных преступлений», «международноеуголовное право».
• [55] Являясь юридическим советником Юридического отдела МККК, она представляладанную организацию на Дипломатической конференции в Риме, при принятии СтатутаМеждународного уголовного суда.
• [56] Приведем, в частности, мнение известного американского юриста Теодора Мерона (бывшего судьи МТБЮ): «Неважно, сколько случаев проявления жестокости в конечном счете рассмотрят международные трибуналы, само их существование имеет серьезное значение. Их уставы, правила процедуры и доказывания, практика работы являются стимулом к развитию права. Возможные опасения государств, что деятельностьтаких трибуналов соперничает с внутригосударственной судебной деятельностью, могут оказать положительное воздействие, подстегнув внутригосударственные суды к
• [57] Указанный автор, в частности, останавливается на применяемой МТБЮ тактике доказывания последовательной линии поведения (в том числе, по делам о серьезных нарушениях международного гуманитарного права), допустимости доказательства, предъявляемого с целью установить наличие однородных фактов, праве обвиняемогонаходиться на свободе во время следствия и судебного разбирательства, соотношенииправ обвиняемого и защиты свидетелей.
• [58] См., например: Дюбуа Оливье. Национальные уголовные суды Руанды и Международный трибунал // Международный журнал Красного Креста. — 1997. -№ 19. — С. 831−850.
• [59] См., например: Вембу Дзиена. Международный уголовный трибунал по Руанде. Роль Суда в современной африканской действительности // Международный журналКрасного Креста. — 1997. — № 19. — С. 793−804.
• [60] Далее он оговаривает, что и в том случае, если какие-то жестокости, совершаемые входе войны, и не подпадают под запреты Женевских конвенций или Дополнительногопротокола 1, они тем не менее могут составлять военное преступление в рамках обычного права (при этом делает ссылку на Нюрнбергский процесс).
• [61] Следует иметь в виду, что данная публикация появилась до учреждения Международных уголовных трибуналов по бывшей Югославии и Руанде, а также до принятияРимского Статута Международного уголовного суда.
• [62] Данные Принципы были разработаны по инициативе МККК экспертами, и носят рекомендательный характер.
• [63] Указанный автор, используя разработанную МККК терминологию, говорит о принципе соразмерности.
• [64] Simpson G. Law, war and crime: war crimes trials and the reinvention of internationallaw. — Cambridge, 2007 (здесь используется обзор данной книги, подготовленныйТ.Б. Курбановым [377, с. 167−169].
• [65] Однако, как он далее оговаривает «даже при этих обстоятельствах амнистия можетбыть действительной и приемлемой на международном уровне только при условии соответствия основополагающим принципам международного права».
• [66] На это обращалось внимание в п. 4 главы 2.
• [67] В частности, П. А. Скобликов приводит ряд примеров, когда последствия амнистиине были просчитаны, не учитывались объективные и субъективные реалии. Указанныйавтор приходит к выводу: если государство имеет стабильную политическую систему иразумный порядок управления, амнистий в нем не должно быть вообще, приводитпрактику зарубежных стран (в странах Латинской Америки амнистии касаются, какправило, лишь политических преступников; в странах англосаксонской правовой семьи, а также в ряде стран романо-германской правовой семьи (Германия, Нидерланды, Швеция и др.) институт амнистии вовсе отсутствует).