Культура демократии. 
История американской культуры

…В июле 1896 года на конвенте в Чикаго перед пятнадцатитысячной аудиторией Уильям Дженнингс Брайан (1860—1925) произнес речь, получившую название «Речь о кресте из золота». Пока еще не известный большинству представитель штата Небраска вначале говорил об абстрактных и возвышенных идеях, а не о будничных вопросах, по поводу которых препирались его предшественники, но постепенно зал замирал. И уже в полной тишине прозвучали слова о том, зачем этот человек вышел на трибуну. Он отстаивал необходимость защищать дело, по его мнению, столь же святое, как и дело свободы — гуманизм… Сторонники гуманизма, подчеркивал Брайан, обращались с петициями, которые были с презрением отвергнуты; умоляли, но на их мольбы не обращали внимания; просили, но в ответ получали издевку. Закончилось время просьб, уговоров, петиций. Пора бросить вызов! Гуманисты нового поколения нуждались в новом Эндрю Джексоне, чтобы начать бой против организованного богатства. В ответ на слова о том, что огромные города стоят на стороне золотого стандарта, они предлагали сжечь эти города, но оставить фермы, и тогда города вырастут снова. Но если исчезнут фермы, то трава вырастет на улицах каждого города страны — они не поднимутся вновь. За сторонниками аграрной линии развития страны стояла масса тружеников. Людоедские требования золотого стандарта, по сути, налагали на голову трудового люда терновый венец, а все человечество богачи вели к распятию на кресте из золота, украденного у народа.

Эта речь сразу сделала Брайана лидером демократической партии. Но президентом на волне зарождавшегося империализма стал Теодор Рузвельт. Рузвельт окружил себя людьми, главный «порок» которых, по мнению Платта, был в том, что они — откровенные «реформисты». Рузвельт смотрел на дело значительно шире, видя в этом мнимом пороке благо. Он старался заполучить идеи от тех, кого считал экспертами в своей области, чтобы затем переработать эти идеи. При этом он не боялся того, что его собственные взгляды менялись, используя все яркое и талантливое в себе и окружающих людях для реализации поставленных целей. Рузвельт охотно обращался к профессорам Колумбийского, Йельского, Корнеллского университетов. Дальнейшая политическая традиция XX века в США широко восприняла этот опыт. Благодаря Рузвельту начал складываться характерный стиль Америки новейшего времени, который не чужд социальным наукам. Приближая к власти американских профессоров, Рузвельт содействовал социальной и этнической мобильности, вносил гибкость в те дела, где твердолобое упрямство усугубляло антагонизм классовых отношений.

Вдохновленные творчеством Редьярда Киплинга, благословлявшего «нести бремя белого человека», Рузвельт и его сторонники мечтали о мировом господстве Америки. Правда, познакомившись с Киплингом лично, Рузвельт несколько в нем разочаровался: писатель с откровенным презрением отозвался о Нью-Йорке. Восхищение идеями мировой аристократии потускнело в глазах Рузвельта, когда к этой аристократии не причислили его самого. Но, в конце концов, родственные натуры сошлись, и Киплинг в порыве добрых чувств посоветовал ему оставить политику и занять место в британской колониальной администрации, где его ожидает великое будущее.

В речах и программе Рузвельта впервые в американской истории о мировом лидерстве страны говорилось не отвлеченно (как о примере, наглядном образце, абстрактной цели, достижимой где-то и когда-то в неопределенном будущем), а в совершенно конкретном смысле. Об этом Америке говорил ее самый яркий молодой политик, очевидным образом претендовавший на национальное лидерство. Теодор Рузвельт вызвался определить, что есть наиболее примечательного и главного в американском характере, и пришел к выводу, что американский дух привлекает не низменная доктрина легкости жизненного пути, а идеал напряженной жизни, исполненной упорства, труда и усилий, работы и борьбы.

20 марта 1899 года Уильям Аллен Уайт написал в «Эмпория Газетт», что американцы, будучи в подавляющем большинстве своем англосаксами, разделяют судьбу коренных британцев, а это значит, что они могут управлять собой и как следствие этого их ожидает мировое владычество. Им будут принадлежать острова, моря, океаны, континенты. Такова судьба избранных. Так, утверждал Уайт, написано на скрижалях истории и так будет.

В январе следующего, 1900 года на подиум сената поднялся сенатор от Индианы Альберт Беверидж, и Америка услышала голос, позвавший ее к мировому могуществу. Беверидж отметил, что внутренние улучшения были главной чертой первого столетия развития страны, а овладение и развитие других земель должно стать доминирующей чертой второго столетия. Политик объявил американцев богоизбранным народом, предназначенным Создателем для конечного крестового похода и возрождения мира. Эта божественная миссия должна принести Америке все возможные доходы, всю возможную славу, все возможное человеческое счастье. Американцы трактовались как опекуны мирового прогресса, хранители справедливого мира, посланцы истории, которым оказано высочайшее доверие — преодолеть дикость, озеленить пустыню человечества. Исторический долг — забыть скептицизм и стяжать великую славу, твердо взяв руль, направив самую гордую, самую чистую, самую способную нацию истории, идущую благородным путем, к преобразованию жизни на земле. Беверидж, словно какой-нибудь проповедник Средневековья, призвал слушателей положиться на Господа, забыть о любви к мамоне и комфорту, портящим кровь народа, чтобы хватило мужества пролить эту кровь за флаг и имперскую судьбу.