Именные грамматические категории

В основе деления па части речи в древнерусском языке (как и в праславянском) лежало противопоставление именных и глагольных категорий. Именные категории выражались именем существительным, именем прилагательным, счетными словами, которые принято не выделять в отдельную часть речи в древнерусском языке. Причастия совмещали в себе именные и глагольные категории. Местоимения примыкали по набору категорий к именам, однако личные местоимения выражали дополнительно категорию лица, о которой, впрочем, можно в каком-то смысле говорить на материале древнерусского языка и по отношению к существительным — в связи с развитием категории одушевленности.

В целом в древнерусском языке имена могли выражать следующие категории: падеж, число, род, тип склонения, лицо, определенность. Из них определяющими являлись падеж, число и род, остальные либо соотносились с этими тремя (склонения), либо реализовывались в исключительных случаях (лицо, определенность). Ряд современных категорий отсутствовал в древнерусском языке: не была сформирована категория одушевленности, лексико-грамматические разряды (вещественные, абстрактные, собирательные существительные) имели иное оформление, нежели в современном русском языке.

Например, существительные докрота, ледъ и др. могли употребляться во множественном числе, существительные ТАжесть, тонкость обладали сочетаемостью конкретных существительных. Отсутствие грамматических показателей вещественности или абстрактности было связано с семантическим синкретизмом подобных древнерусских слов, с их способностью обозначать не только отвлеченные качества или вещества, но и одновременно конкретную реализацию, экспликацию этих качеств и веществ.

Категория падежа возникла в раннем праиндоевропейском языке и была в достаточно разработанном виде унаследована всеми индоевропейскими диалектами после распада праязыка. Однако семантика и синтаксическое распределение падежей обладало своей спецификой в общеславянском и древнерусском языках. В частности, в общеславянском родительном падеже объединились праиндоевропейские генетивный и отложительный, обозначающие соответственно принадлежность (отношение) и предел распространения действия (ср. сынъ отьца, възиде из града).

В системе древнерусских падежей выделяют именительный, родительный, дательный, винительный, творительный, местный, звательный. Местный падеж (локатив) обозначал чаще всего место или время действия и, в отличие от современного предложного падежа, мог употребляться без предлога. Беспредложное употребление было характерно и для других древнерусских падежей. Ср. в Лаврентьевской летописи: затворисА Киев’Ъ 24; и приде Киевоу 21; и прмведоша га Ц (еса)рюградоу 52об.; кнажсньк ИзАСдавдА Кыев^ 55; пришедъ Изасддвъ с^де K’bieB’fc. С (ва)тосддвъ Чернигов^, бсевододъ Перегасдавди 55.

Звательный падеж (вокатив) был особой формой, так как он употреблялся в изолированной синтаксической позиции и образовывался только в парадигме единственного числа существительных. Ср. древнерусские звательные формы: рлк€, отьч€, Игорю, ж€но, доуше, сыноу, гости. В истории русского языка эти формы утрачивались, что выражалось в их замене формами именительного падежа. Звательные формы утратились не во всех говорах, они сохраняются в малороссийском наречии, а в литературном языке их следы сохраняются в виде застывших конструкций и форм с междометным значением: боже мой, господи боже, а также в церковнославянизмах, сохраняющих исконное значение вокатива: «Отче наш». Современные своеобразные вокативные формы, образуемые во втором¹ склонении от некоторых основ в фамильярной сфере употребления, не имеют преемственности с древнерусским вокативом и образуются в результате редукции в разговорной речи: мам! пап! Вась! Коль! и т. п.

Оставшиеся шесть падежей могут быть разделены на две группы: грамматические падежи (именительный, винительный, родительный) и конкретные (дательный, творительный, местный). Такое разделение актуально, в частности, для истории множественного числа, где грамматические и конкретные падежи существительных имели различную судьбу. Грамматические падежи взаимодействовали между собой уже с праславянского времени. Это выражалось в унификации форм именительного и винительного падежей, а также в пересечении синтаксических функций винительного и родительного падежей^[1][2].

Категория числа охватывала все знаменательные части речи, ее особенностью было присутствие двойственного числа, которое утратилось в истории русского языка в XIII—XIV вв. Происхождение двойственного числа связано, возможно, с периодом, существовавшим в древних языках, когда грамматические категории были представлены в виде более конкретных оппозиций: движение от конкретного к абстрактному — принципиальная особенность развития языка и мышления. Иными словами, для более архаичных народов характерно более дробное, конкретное представление идеи множественности. Например, в некоторых австралийских языках единственному числу противопоставляется не только множественное, но еще двойственное и тройственное число. В некоторых случаях выделяют также четверное и паукальное (множественное для небольшого количества) числа.

Праславянское двойственное число, восходящее к праиндоевропейскому, возникло как средство обозначения парных предметов. Ученые отмечают, что актуальность этих форм поддерживалась религиозными представлениями древних индоевропейцев, среди которых были распространены культы парных божеств¹. Подобная сакральная функция двойственного числа сохранялась, видимо, и в общеславянском языке, ее следы можно найти — в переосмысленных после принятия христианства формах — и в древнерусском языке. Двойственное число, в частности, могло употребляться для указания на единство ипостасей христианской Троицы^[3][4].

В двойственном числе в древнерусском языке использовались в каждом склонении только три формы для шести падежей: совпадали именительный и винительный, родительный и местный, дательный и творительный. Ср.: им.-вин. сыны, рака; род.- мест. сыновоу, ракоу; дат.-тв. сынъ. ил, ракола. Подобное совпадение соответствует делению падежей на прямые (им., вин.), соединительные (род., мест.) и объединительные (дат., тв.).

В древнерусском языке двойственное число могло выражать несколько грамматических значений. Принято выделять несколько разновидностей его употребления^[5]. Свободное двойственное число обозначало природные парные предметы, так называемые естественные нары, и не требовало поддержки в контексте, например: даль сонъ очила лоиа. Связанное двойственное число указывало на предметы в количестве двух и обычно требовало сочетания со счетным словом, например: поср’кд’к дъвою дл^коу. Прономинально-вербальное двойственное число обозначало участников диалога, оно образовывалось от местоимений и глаголов, например: рддоу1та ка са. Наконец, двойственное число могло употребляться в сочетании с двумя именами, которые обычно при этом стояли в единственном числе, например в род.п.: чюдотворщо (дв.ч.) кезлездьшкоу (дв.ч.) коз. иы и далмдна.

В древнерусской оппозиции по числу, в отличие от современного состояния, должны рассматриваться не только формы двойственного числа, но и особые формы собирательных существительных. По формальным грамматическим показателям это были слова женского рода на -ия со значением совокупности лиц и слова среднего рода на -ие со значением совокупности предметов: Братигд — ЛИСТИК.

Эти модели достаточно широко представлены в древнерусском языке: рлкигд, къиазша, крлтигд, шоуригл ‘братья жены', калшшк, колодик, приплодик, колик, ложик ‘лозы' и др. Предметно-собирательная и лично-собирательная модели могли контаминировагь, так как существовала омонимия окончаний: множественное число от слов па -ие звучало как -ия, а предметно-собирательная модель совпадала с формой множественнного числа существительных мужского рода *1-склонения. В результате возникали формы, выходящие за пределы исходного класса, но в ряде случаев семантически дифференцированные (ср.: мн.ч. гостии, людик, колодига, но ед.ч. к^тьнажин ‘власть').

Собирательные формы соотносились с множественными по семантическому признаку ‘совокупность' — ‘дистрибутивность'. Таким образом, у ряда основ может быть восстановлена четырехчленная парадигма числа: крлтъ — крата (‘двое') — крати (‘раздельное множество') — кратига (‘совокупное множество'); листъ — листа — листи листик. Собирательные формы сыграли большую роль в истории русского языка, так как они могли переосмысляться как формы единой грамматической множественности (ср. совр. рус. братья, зятья, листья).

Далее рассмотрим категорию рода с точки зрения ее происхождения и грамматического наполнения в древнерусском языке. Категория рода была классифицирующей для существительных, синтаксически зависимой — для прилагательных и местоимений. Исторически категория рода возникла у существительных в связи с их распределением по основам именного склонения.

В раннем праиндоевропейском языке были противопоставлены два рода — активный и инактивный (два именных класса). К активным именам относились названия людей, животных, деревьев, растений, частей человеческого тела, а также ряда природных явлений. К инактивному классу относились названия тех предметов, которые не могли быть активными деятелями, тех объектов окружающего мира, которые не персонифицировались. На основе инактивных имен в позднем праиндоевропейском развился средний род, на основе активных имен — мужской и женский. Характерно, что следы принадлежности слов мужского рода к активному классу можно обнаружить и в древнерусском языке, ср. огнь (муж.р.) — это слово использовалось для обозначения огня как стихии, как одушевленного мифологического существа, ср. название древнеиндийского божества Agni.

В праиндоевропейском и нротославянском языках деление на мужской и женский род определялось первоначально половой принадлежностью, но в дальнейшем и в значительно большей степени типом суффикса — именные суффиксы соотносило лись с родом^[6]. Например, присоединение суффикса *б означало включение слова в состав мужского рода, а образование основы на *й включало слово в состав женского рода. Таким образом, род из вещественной категории превратился в чисто грамматическую характеристику, утратил прямую связь с внеязыковой действительностью (кроме половых обозначений типа сестра, крлтръ).

В результате указанной зависимости родовая принадлежность слова могла быть неустойчивой, колебания в категории рода наблюдаются в древнерусском языке и в истории русского языка. Например, в общеславянском языке слова гьртднь, степень относились в мужскому роду и перешли в истории русского языка в женский; слово планы преобразовалось в пламя и изменило род с мужского на средний; варьировался древнерусский род у современного стремя: стрьлА — стрь. иьнь; целая группа слов типа тедл изменила грамматическую характеристику: приобретя вторичный суффикс, эти слова перешли из среднего рода в мужской.

Ср. также старославянские и древнерусские примеры колебания в роде в зависимости от оформления именной основы или в целях семантической дифференциации: кллзна ‘ошибка' — кллзн^ть ‘соблазн'; кладь муж.р. ‘болтун' — кладь жен.р. ‘болтовня, ересь', коль муж.р. ‘больной' — коль жен.р. ‘болезнь', козьлт — козьла ср.р. ‘козленок', ктрдуъ муж.р. — ктрлхл жен.р. ‘пища'. Колебания в роде, вызванные его грамматическим характером, сохранялись и позднее, в русском языке нового времени: визит — визита, бомб — бомба, рельс — рельса, зал — зала и т. д. Грамматический характер рода подтверждается тем, что в древнерусском языке и в современных диалектах грамматическое согласование может противоречить половой принадлежности: твоя слуга, болыиа мужычина, сынишко мое, купчишко пришло и т. п.

Превращение рода в грамматическую категорию привело к тому, что он стал новой, инновационной классифицирующей категорией, а тип основы (*й, *й и т. д.) сделался категорией архаичной. В результате началась переклассификация существительных в соответствии с новой категорией: слова одного рода стали стягиваться в одну парадигму склонения. Также в дальнейшем изложении в связи с вопросом о варьировании падежных флексий будут рассмотрены субстантивные категории лица и определенности, а в связи с историей прилагательных — адъективная категория определенности.

Контрольные вопросы

• 1. Какие грамматические категории могли выражаться именем существительным в древнерусском языке? Как изменился состав категорий в современном языке по сравнению с древнерусским?
• 2. Как образовывались древнерусские формы вокатива? В чем состоит своеобразие этой падежной формы? Какие соответствия вокативу существуют в современном русском языке?
• 3. Какие падежи называются грамматическими? Как выражается их взаимосвязь?
• 4. В каких функциях использовались формы двойственного числа в древнерусском языке?
• 5. Какие формы представления грамматической множественности существуют в языках мира? О чем свидетельствует сохранение двойственного числа в древнерусском языке?
• 6. Какие модели собирательных существительных существовали в древнерусском языке? Приведите примеры.
• 7. Сколько элементов можно восстановить в древнерусской парадигме числа? Как изменилось соотношение этих элементов в современном русском языке?
• 8. Как соотносится древнерусская классификация по родам с праиндоевропейским противопоставлением активного и инактивного именных классов?
• 9. Как родовая классификация праславянских и древнерусских существительных соотносится с распределением существительных, но типам склонения (именным классам) в соответствии с конечным согласным основы?
• 10. Какие существительные в истории русского языка изменили свой род? Приведите примеры.
• 11. Почему категория рода существительных может считаться чисто грамматической категорией?

• [1] Дается академическая нумерация склонений.
• [2] Подробнее см. параграф 7.7.
• [3] Историческая грамматика древнерусского языка / под ред. В. Б. Крысько.Т. 2. М., 2001. С. 14.
• [4] См.: Камчатное Л. М. О символическом употреблении форм двойственногочисла // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. № 4 (30).
• [5] Историческая грамматика древнерусского языка / под ред. В. Б. Крысько.Т. 2. С. 46.
• [6] Более известная точка зрения состоит в том, что в каждом типе склонениямогли быть изначально слова любого рода; вопрос о происхождении родовых различий в этом случае нс ставится.