Прошлое, настоящее и грядущее

Понятия «прошлое», «настоящее» и «грядущее» заключают в себе смысл направленного движения времени. Физически наиболее четко указанные понятия трактует теория относительности. Она дает нам физическую схему для осмысления прошлого, будущего и настоящего. Физика снабжает нас правильными ограничениями в применении этих понятий и наглядным образом (световой конус), однако о сути этих понятий она ничего не говорит. Физика сама пользуется интерпретацией, накопленной человеческим опытом и философским знанием. Прикоснемся и мы вновь к тайне движения времени — вечной тайне бытия.

Как существует прошлое? Существует ли каким-либо образом будущее? Если нет, то как его узнать по признакам настоящего? И время в целом, и какая-либо его часть не даны нам как нечто осязаемое и зримое: одной его части уже нет — она прошла; другой части еще нет — она не наступила. То же, что есть, т. е. некоторое «теперь», настоящее время, всякий раз неуловимым образом исчезает, во всякое мгновение оказывается другим и новым «теперь»^[1]. Можно ли предположить, что прошлое и будущее существует так же реально, как и настоящее? Видимо, правильнее было бы сказать, что в реальном смысле прошлого и будущего не существует; что реальностью обладает лишь настоящее, в том числе и «настоящее» прошлого и будущего: одно — в его действительности, другое — в его возможности. Как говорит А. Бергсон, настоящее есть неуловимый ход прошедшего, который гложет будущее.

Что такое настоящее, прошлое и будущее время? Оно длится лишь в той мере, в какой происходит движение. Но когда уже нет соответствующих движений или еще нет, то как можно говорить о самом времени и его длительности? Глубокий анализ проблемы проделан еще Блаженным Августином в его «Исповеди». Он задавался вопросом, как измерить продолжительность прошедшего времени, ведь оно только тогда обладало продолжительностью, когда существовали составлявшие его движения и изменения. Когда же не стало ни того, пи другого, тогда не стало и самого этого времени, и оно, следовательно, уже не может быть ни коротким, ни долгим. И если то же самое можно отнести к будущему времени, т. е. к изменениям и движениям, которые еще не наступили, то тогда с тем большей силой возникает вопрос о настоящем: что оно есть? Какой продолжительностью оно обладает? Сколько времени длится настоящее: век, год, месяц, день или час? «Я вполне сознаю, — пишет Августин, — что если бы ничто не происходило, то не было бы будущего; и если бы ничто не было действительно существующим, то не было бы и настоящего времени. В чем же состоит сущность первых двух времен, т. е. прошедшего и будущего, когда прошедшее уже кончилось, а будущее еще не наступило?» (Confess, XI, 14). Блаженный Августин предлагает мысленный эксперимент. Когда некий звук начинается, а затем заканчивается, мы можем измерить длительность звучания. Пока звук не начался, он в будущем, когда он прекратился, он в прошлом. Но представим себе непрерывное звучание, ни начала которого, ни окончания нам не дано (математик сказал бы о бесконечной плоской волне). В этом случае течение звука есть чистая длительность. Но время ли это, ведь эту длительность нельзя измерить? Получается, что когда не выделено прошлое (начало звучания) и будущее (конец звучания), пет и времени. Но Августин может отсюда заключить, что же в конце концов измеряется: время или лишь связанное с ним движение (длительность). После размышлений он приходит к выводу, что основания для суждений о времени даны нам в собственной душе. По ее напряжению и длительности мы судим о временной длительности, поэтому познанию времени предшествует наш духовный опыт.

Анализируя измерение времени, Августин предлагает превосходное диалектическое понимание настоящего как наставшего, прошедшего как переставшего и будущего как становящегося. При этом все три времени реально существуют не в отдельности друг от друга, не по разные стороны момента «теперь», который их разделяет, но в самом этом моменте, в настоящем: именно в настоящем становятся и перестают времена.

А. Шопенгауэр утверждает: непосредственной формой жизни, или проявления сознающей воли, прежде всего служит одно лишь настоящее: прошедшее и будущее присоединяются только у человека, и притом лишь в виде понятия, познаются абстрактно, и в лучшем случае на них бросают свет образы фантазии. В начале жизни мы видим длинное будущее впереди нас, к концу жизни — длинное прошедшее позади. Предварять время разумно лишь теоретически, мысленно, предсказательно, но не практически: кто забегает в своих деяниях вперед, требуя раньше времени того, что должно придти со временем? Тот, кому вздумается так поступать, испытает, что нет злейшего врага, чем несвоевременная затея. Гораздо благоразумнее предусмотрительность, когда человек готов ради будущих благ переносить трудности в настоящем, даже если эти блага довольно отдаленны. Такого рода ориентация относится уже к глубинам седой старины, когда люди стали возделывать землю и засевать злаки, делать посадки фруктовых деревьев и овощных культур в расчете на получение урожая. Более того, на будущее инстинктивно ориентируются и животные: пчелы запасают мед, а белки — орехи.

Настоящему, прошлому и будущему соответствуют три формы человеческого восприятия действительности: память прошедшего, внимание для настоящего и чаяние для грядущего, а также три формы определения наших действий: 1) действия, осуществляемые напряжением наших сил; 2) действия, уже осуществившиеся; 3) действия, еще только предстоящие. «Было», «есть» и «будет» даны нам в этих формах опыта действования и опыта мышления о действии. Вечное, реально существующее время, согласно Блаженному Августину, сосредоточено в настоящем. Время обладает актуальной действительностью лишь в настоящем. Время и есть величина и мера связи, взаимной зависимости, взаимного определения того, что уже прошло и породило настоящее, и того, что еще не наступило, но уже задано, уже зачато настоящим. Эта связь времени и есть то, что следует называть настоящим временем — настоящим в обоих смыслах слова, потому что оба эти смысла есть один и тот же смысл.

Время — это не течение, а связь; не ход, но переход', настоящее — точка этого перехода, узел этой связи. Человек не может жить без оглядки, забыв о том, что осталось позади, и не вглядываясь в то, что ждет нас впереди. Можно сказать настоящее, «заглядывая» в будущее, тут же становится прошлым. А как мы мыслим себе прошлое? В виде сохранения некогда настоящего, т. е. в виде особой реальности в памяти человечества (в генофонде все живое помнит о былом), в предметной и знаково-символической информации, в виде всего несметного массива памятников культуры, так что по лестнице годов можно спускаться и во вчера, и в позавчера, и в очень далекое прошлое. Тут присутствует и моральный аспект: па «очной ставке» с прошлым (впрочем, как и перед будущим) мы должны держать ответ. В нем связываются времена, начала и концы сущего, начала будущего с концами прошлого.

Когда речь заходит о прошедшем, в нем меня нет] И о будущем: в нем меня тоже нет. Но в прошедшее я могу погрузиться путем изучения истории вообще и своей в частности. Более того, в прошедшее нам всем суждено отойти. А вот в будущее? Более или менее отдаленное — да! В далекое — нет! Тут можно говорить лишь о научном предвидении, прорицании, пророчестве, ясновидении. И чем дальше грядущее, тем гуще туман неопределенности. Однако спросите себя, своих близких и друзей: хотите ли вы все знать об отдаленном будущем, если бы оно даже в подробностях было расписано в книге бытия? Существует нечто, о чем Бог пожелал, чтобы мы вообще не знали. Например, о дне смерти и дне Страшного Суда, ибо «Не ваше дело знать времена и сроки, которые Отец положил в Своей власти» (Деян. 1:6−7).

Настоящее выражает сущность времени: в настоящем, не в его «точке», но в его связи существуют времена, связываются и поддерживают друг друга проходящее и становящееся, которые распадаются и утрачивают свое определение там, где распадается настоящее, где на мгновение прерывается его связь. В настоящем исток бытия. В нем его исход. В нем переход из бытия в бытие, из небытия в бытие, из бытия в небытие…

• [1] Этот парадокс в явной форме присутствует у Аристотеля в «Физике», по есть основания думать, что авторство принадлежит Демокриту.