Феофан Прокопович. 
История филологии

Феофан Прокопович (мирское имя — Елиазар) (1681 — 1736) — украинский и русский писатель, церковный деятель, просветитель. Сын купца, обучался в Кисво-Могилянской духовной академии. Идеолог обновления культуры и церковных реформ, выдающийся оратор и публицист петровского времени. В сане архиепископа проводил политику подчинения церкви единодержавной власти государя, критиковал схоластику, обличал реакционных священников, за что был прозван «безбожным ересиархом».

Ф. Прокопович — автор трагедо-комедии «Владимир» (1705), русских, латинских и польских лирических стихов, в которых утверждаются идеи петровских реформ. Он одним из первых понял писательство как государственную службу, а не только как служение Богу.

В стихотворении «К автору „Сатиры“» он одним из первых в русской метапоэтике осуществляет рефлексию над текстами собрата по перу, выделяет такие особенности его творчества, как ум поэта, добродетель, смелое перо, стремление к искоренению пороков.

К автору «Сатиры»

Не знаю, кто ти, пророче рогатий, знаю, коликой достоин ти славы.

Да почто ж было имя укривати?

Знат, тебе страшны силных глупцов нравы.

Плюнь на их грозы! Ти блажен трикрати.

Благо, что дал Бог ум тебе тол здравий.

Пусть весь мир будет на тебе гневливый, ты и без щастья доволно щасливий.

Объсмлст тебе Апполин великий, любит всяк, иже таинств его зритсл.

О тебе поют парнасские лики, всем честным сладка твоя добродетель И будет сладка в будущие векы, а я и ныне сущий твой любитель.

Но сие за верх славы твоей буди, что тебе злие ненавидят люди.

А ти, как начал, течи путь изрядний, коим книжнии теклы исполины, И пером смелим мещи порок явний на нелюбящих ученой дружини И разрушай всяк обичай злонравний, желая в людех доброй перемени, Кой плод учений не един искусить, а злость дураков язик свой прикусит.

Первая половина 1730

Ф. Прокопович утверждает действенный характер поэзии, деятельностную натуру художника. Теоретические основы метапоэтики Прокоповича обусловлены глубоким знанием греческих и римских классиков, теоретиков искусства и творчества; изложены в теоретико-литературных трактатах «De arte poetica» (Поэтика) и «De arte rhetorica» (Риторика). Особенности построения трактатов обусловлены использованием их данных в качестве курсов, прочитанных в Киево-Могилянской академии в 1705—1706 гг.

В метапоэтике Прокоповича делается установка на различие между наукой и искусством, выявляются особенности художественного творчества. Поэтический вымысел в искусстве рассматривается как определяющий критерий этого различия. Поэзия, по мнению Прокоповича, близка сфере философского познания. Текст «Поэтики» (1705) характеризуется взаимообусловленностью научного и художественного мышления автора. В «Предисловии» он делает установку на рецепцию «Поэтики», восхищаясь античными образцами поэзии и теоретическими исследованиями поэтов.

Цитата

«Много было и в древности да немало и в новое время выдающихся писателей как греческих, так и латинских, которые с таким усердием и старанием разработали поэтические наставления и издали превосходные толкования, что, кажется, нельзя уже ничего ни пожелать, ни прибавить. И это искусство, бесспорно одно из самых прекрасных и привлекательных, имело уже столько наставников, сколько требовало его значение. Поэтому не без основания кто-нибудь, пожалуй, удивится, что и мы также пытаемся прибавить нечто от наших скудных способностей к столь многочисленным трудам богатых дарований. Ведь это почти то же самое, что прибавить свет солнцу или брызнуть в море каплю воды с пальца. Хотя эти и тому подобные обстоятельства чрезвычайно отпугивали меня от намерения взяться за этот труд, однако у меня появились кое-какие соображения, которые не только не отвратили от задуманного труда, — каков бы он ни был, — как бесполезного, но даже убедили меня в его необходимости. Среди этих соображений не последнее место занимала мысль о том, что в наше время почти во всех училищах у преподавателей той и другой словесности установился обычай излагать курс своим ученикам не по изданным другими трудам, а черпая как бы из собственных запасов» (16, с. 15).

Работа написана с целью преподавания основ поэтического творчества в учебных заведениях того времени, в том числе в Киевской духовной академии. Отталкиваясь от античных образцов, Ф. Прокопович говорит о том, что он собирается дать им собственную интерпретацию. В этом установка не только на принятие, усвоение (рецепцию), но и осмысление, интерпретацию поэтического творчества.

В основу «Поэтики» Ф. Прокоповича положен принцип степени важности предметов разговора. В первой части, которая определяется как «Вступление в поэтику», помещены общетеоретические рассуждения о происхождении, пользе и необходимости поэтического искусства, о природе, предмете и назначении поэзии, поэтическом мастерстве, о необходимости для каждого поэта выработки стиля и способов достижения этого с многочисленными примерами-упражнениями.

Цитата

«Итак, даже по самому своему содержанию поэзия приобретает большую ценность. Добавь к этому и то, что великий светоч ума человеческого — философия — либо рождена, либо вскормлена поэзией (выделено нами. — Лет.). Ведь те, кто писал о различных философских школах и направлениях, утверждают, что первая и древнейшая философия была поэтической, то есть, что все те истины, которые людям издревле удавалось отыскивать путем философствования, они излагали другим под покровом песен и сказаний — произошло ли это от обычая египтян, которые, по-видимому, впервые начали заниматься философией и все свои представления о божественном вкладывали в иероглифы и некие знаки, но подобию, или же потому, что в те времена, по замечанию Юста Л и пеня (Руководство к стоической философии, кн. 1, дисс. 1), почитали более возвышенным и более соответствующим величию предмета выражать его торжественно звучащими стихами? Тогда процветали знаменитые древнейшие философы и в то же время и поэты: Мусей, Лин, Орфей, Гесиод, Гомер и др. Первым Ферекид изменил прежние приемы философствования, начав писать прозой, и заставил философию, только что повзрослевшую в святилище Муз, научиться говорить с толпой» (16, с. 18).

Важно отметить, что Феофан Прокопович определяет и обосновывает связь поэзии и философии. Это стало предметом особой рефлексии философов XX в., которые, поняв, что философский язык обладает недостаточной гибкостью, использовали метафорический поэтический язык. Об этом не раз говорит М. Хайдеггер: «Художественное творение раскрывает присущим ему способом бытие сущего. В творении совершается это раскрытие-обнаружение, то есть истина сущего. В художественном творении истина сущего полагает себя в творение. Искусство есть такое полагание истины в творение» (20, с. 280—281).

В новом для начала XX в. учении о феноменах, феноменологии Э. Гуссерль утверждает связь поэзии и феноменологии. Называя поэзию истинной феноменологией, его последователь Г. Башляр во многих работах, в том числе и в книге «Новый научный дух» (1934), раскрывает суть близости поэзии и феноменологии. Феноменологи исключительное предпочтение отдают языку и поэзии, так как в языке, а именно в слове, объективируется предмет, а «поэтический образ, — отмечает Г. Башляр в предисловии к книге „Поэтика пространства“ (1958), — являет собой простейший пример жизненного опыта языка. Рассматриваемый как сама суть сознания, он обнаруживает свою феноменологичность» (1, с. 118). Эти данные очень важны для метапоэтики, которая во многом основывается на философских данных, отталкивается от философской сущности поэзии, которую, как видим, отмечают сами поэты в метапоэтических исследованиях.

Воспитательное воздействие поэзии, ее пользу, искоренение пороков с ее помощью — эти общие места для метапоэтик начала XVIII в. Ф. Прокопович снабжает подробностями, связанными с описанием гармонического воздействия поэзии, эстетического наслаждения, которое она приносит, облагораживая душу: «Все это вполне достаточно доказывает значение поэзии, а еще более значительной делает ее та великая польза, которая обильно проистекает от нее на благо людей. Из произведений поэтов мы познаем и гражданский, и военный образ жизни. Гомер, описывая скитания и битвы Улисса, а Виргилий — плавания и войны Энея, прекрасно наставляют и гражданина, и воина, как жить на родине и на чужбине. Также и прочие отличнейшие авторы в изучаемой нами области всецело заняты восхвалением благодеяний, порицанием проступков, преумножением чьей-либо славы или позора. При этом поэты прививают добродетели душе, искореняют пороки и делают людей, раз они избавлены от вожделений, достойными всяческого почета и хвалы. И они делают это тем легче и успешнее, что стихи их в силу наслаждения, порождаемого размером и стройностью, охотнее слушаются, с большим удовольствием прочитываются, легче заучиваются, глубоко западая в души» (16, с. 19).

Поэзии свойственно, но мнению Ф. Прокоповича, возвышать человека над мирскими делами, воспламенять его героический дух: «Немало способствует поэзия также возбуждению героического духа на войне. Александр воспламенялся на деяния Марса более гомеровскими песнями, чем трубами и тимпанами. Полагая, что он сравнялся славой с Ахиллесом или даже превзошел его, Александр признавался, что завидует только тому, что Гомер был глашатаем славы Ахиллеса. Наконец, что же больше помогает и наставляет в человеческой жизни, как не примеры предков, их мужественные и мудрые деяния, преданные памяти потомства и украшенные величайшими похвалами?» (16, с. 19).

Следует обратить внимание на стиль «Поэтики», благородную манеру изложения и на то, что в ней наблюдается гармоническое соединение научного знания и искусства слова. Написанная на латыни, тем не менее даже в переводе она представляет величественный и выразительный текст. Стилем изложения Ф. Прокопович осуществляет репрезентацию особенностей поэтического языка, применяя тропеические средства, фигуры речи: «наслаждение, порождаемое размером и стройностью», «Александр воспламенялся на деяния Марса более гомеровскими песнями, чем трубами и тимпанами» и т. д.

Во второй книге автор в большей степени проявляет себя как художник, рассматривая самые важные поэтические формы — эпической и драматической поэзии. Он осмысляет древность, дает объяснение термину «эпическая поэзия», определяет содержание эпической поэзии и рода стиха, которым следует писать эпопею; говорит о трех частях эпопеи и, прежде всего, об определении темы и призывании божества; рассматривает повествование, погрешности и удачи в гекзаметре; говорит о различии между поэтическим и историческим повествованием; рассматривает поэтический вымысел, композицию эпического повествования, что преимущественно украшает эпическое повествование; высказывается об амплификации, пафосе и пристойном; приводит примеры, подтверждающие учение, сравнивая поэтическое повествование с историческим; рассуждает о трагедии, комедии и трагикомедии, о стихотворных размерах, встречающихся в трагедиях.

Вот пример его сопоставления языка историка и поэта: «У поэта с историком я не усматриваю ни в чем сходства, кроме только того, что тот и другой — повествователи. Все же расхождений у них больше. Здесь я отмечу некоторые различия в обоих повествованиях.

• 1) Поэт отличается от историка самим родом речи, так как один пользуется стихотворной речью, а другой — прозаической, хотя и это различие, по мнению Аристотеля, не является слишком большим. Аристотель утверждает, что если передать стихами историю Геродота, то все же это будет история, а не поэма.
• 2) Поскольку у исторического повествования преимущественно три достоинства: краткость, ясность и правдоподобие — поэт должен соблюдать два последних, не заботясь о краткости. Мало того, он намеренно подробно распространяется там, где историк может говорить в немногих словах; за исключением более кратких повествований, которые составляют незначительную часть в поэме. Однако и здесь поэт пространнее и более подробен, чем историк.
• 3) Историк следует естественному порядку вещей и излагает сперва то, что совершалось раньше, а затем то, что случилось позже. Напротив, поэт располагает свое произведение в художественном порядке, и ему позволено начинать с конца и заканчивать началом или же ставить конец в середине, середину в начале, а начало в конце, как это будет выяснено ниже.
• 4) Стиль и украшения поэтического повествования делают его совершенно отличным от истории. Ведь поэтам предоставлена величайшая свобода отыскивать всякого рода украшения, лишь бы только они не были напыщенными и не вредили красоте. А историческое и ораторское повествование хотя и должно быть гладким, но без всяких прикрас; причем ораторское повествование более нарядно, историческое же менее отделано. Так что историк должен быть чрезвычайно осмотрителен и скуй в выборе слов, оратор — смелее и пышнее, поэт вполне свободен и щедр. Чтобы нагляднее представить это, считай, что историческое повествование подобно какой-нибудь престарелой матроне, ораторское — царице, а поэтическое выступает, словно новобрачная, прикрашенная всякого рода изяществами. Поэтому историк сказал бы о человеке разгневанном: «Он воспламенился гневом»; оратор мог бы сказать: «из-за неистовой ярости гнева, казалось, он пылал огнем». Но только поэту пристало выразиться так:

Гнев пламенеет и скорбь в костях разгорается твердых.

И более пространно Овидий говорит о Геркулесе Неистовом (Метаморфозы, IX, III).

5) Главная же разница между поэтом и историком, по наблюдению Аристотеля, заключается в том, что историк рассказывает о действительном событии, как оно произошло; у поэта же или все повествование вымышлено, или, если он даже описывает истинное событие, то рассказывает о нем не так, как оно происходило в действительности, но так, как оно могло или должно было произойти. Это все достигается благодаря вымыслу или воспроизведению, которые пора уже нам вкратце разобрать" (16, с. 52−53).

Третья книга посвящена произведениям, уступающим «вышеупомянутым почти во всех отношениях». Названы формы «буколической», «сатирической», «элегической», «лирической» и «эпиграмматической» поэзии. Метапоэтика Прокоповича характеризуется строгой рационалистической классификацией родов и жанров поэзии, в обиход вводится разветвленная система терминов поэтики. «Стиль элегий, — пишет Ф. Прокопович, — должен быть средний или цветистый, слова — отобранные, но не слишком напыщены, изречения немногословны, уподобления — кратки, примеры — подобраны в небольшом числе: либо подобные, либо противоположные, фигуры должны встречаться чаще, главным образом такие, что служат для изображения переживаний. Лучше всего, чтобы элегия изображала сильные и пылкие страсти, о которых читай выше, где было сказано о пафосе.

Относительно стиха, которым пишется элегия, ограничимся здесь лишь немногими замечаниями:

• 1) Итак, элегия пишется, следовательно, гекзаметром и пентаметром, соединенными попеременно. По поводу этих стихов следует знать следующее правило: мысль не должна переходить за пределы пентаметра в другой гекзаметр, но оставаться в каждом отдельном пентаметре; а еще незаконченную мысль, повторяю, можно растянуть на большее число дистихов, пока она вся не закончится.
• 2) Пентаметрический стих (ведь о гекзаметре мы сказали выше) лучше всего оканчивать на двухсложное слово, что явствует из многих примеров; неплохо также, когда он кончается четырехсложным; на трехсложном же — не так хорошо.
• 3) Односложное слово (выделено нами. — Лет.) довольно красиво в конце, если элидируется предшествующая гласная" (16, с. 74).

«Поэтика» Ф. Прокоповича содержит подробные разборы произведений античных поэтов, рекомендации поэтам. Она находится в диалогических отношениях с поэтикой барокко и характеризуется критикой «курьезного слога» барочной риторики, ее чрезмерного аллегоризма.

«Феофан Прокопович, подобно всем теоретикам того времени, — пишут авторы коллективной монографии „Возникновение русской пауки о литературе“, — не допускал мысли о возможности существования какойлибо „чистой“ поэзии, не приносящей людям пользы. И хотя основным предметом поэзии является человек… тем не менее „поэты сочиняют хвалы великим людям и память о их славных подвигах передают потомству“… то есть далеко не всякий человек может быть предметом поэзии. Так в недрах латинских поэтик формируется краеугольный камень эстетики классицизма. В своей „Поэтике“ Феофан Прокопович разрабатывает достаточно стройное учение о поэте как искусном мастере. В центре этого учения находятся понятия о „подражании“ и „стиле“. „Подражание“ Феофан Прокопович считает необходимым условием образования поэта, единственным способом овладения тайнами поэтического мастерства, которое закрепляется в определенном стиле. Существенной стороной теории стилей Феофана Прокоповича является признание содержательной функции каждого из стилей, что обусловливает их выбор автором, их „уместность“. На различении стилей основывается предложенная Феофаном Прокоповичем система основных прозаических жанров» (5, с. 35, 40).

В «Поэтике» Ф. Прокопович продемонстрировал возможности творческой рецепции, через теорию «подражания» и «стиля» показал пути освоения устойчивых образцов поэтики и возможности их развития.