Объяснение и понимание

Две связанные между собой операции являются центральными в мышлении — объяснение и понимание. Они опираются на ключевые категории теории познания — истину и ценность.

Объяснение — рассуждение, посылки которого содержат информацию, достаточную для выведения из нее описания объясняемого явления. Объяснение представляет собой ответ на вопрос «Почему данное явление происходит?» Почему тело за первую секунду своего падения проходит путь длиной 8,9 метра? Чтобы объяснить это, мы ссылаемся на закон Галилея, который в общей форме описывает поведение разнообразных тел под действием силы тяжести. Если требуется объяснить сам этот закон, мы обращаемся к общей теории гравитации Ньютона. Выведя из нее закон Галилея в качестве логического следствия, мы тем самым объясняем его.

Имеются два типа объяснения. Первый тип представляет собой подведение объясняемого явления под известное общее положение, функционирующее как описание. Объяснение второго типа опирается не на общее утверждение, а на утверждение о каузальной связи. Оба типа объяснения являются дедуктивными (необходимыми) умозаключениями.

В работах, посвященных объяснению, под ним почти всегда понимается объяснение через общее утверждение, причем предполагается, что последнее должно быть не случайной общей истиной, а законом науки. Объяснение через закон науки принято называть помологическим (от греч. nomos — закон, logos — учение, понятие). Идея объяснения как подведения объясняемого явления под научный закон, начала складываться еще в XIX в. Она встречается в работах Дж. С. Милля, А. Пуанкаре, П. Дюэма и др. Четкую формулировку номологической модели научного объяснения в современной методологии науки обычно связывают с именами К. Поппера и К. Гемпеля. В основе этой модели лежит следующая схема рассуждения.

Для всякого объекта верно, что если он имеет свойство 5, то он имеет свойство Р. Данный объект А имеет свойство S. Следовательно, А имеет свойство Р.

Например, нить, к которой подвешен груз в 2 кг, разрывается. Нам известно общее положение, которое можно считать законом: «Для каждой нити верно, что если она нагружена выше предела своей прочности, она разрывается». Нам известно также, что данная конкретная нить нагружена выше предела ее прочности, т. е. истинно единичное утверждение «Данная нить нагружена выше предела ее прочности». Из общего утверждения, говорящего обо всех нитях, и единичного утверждения, описывающего существующую ситуацию, мы делаем вывод: «Данная нить разрывается» .

Номологическое объяснение связывает объясняемое событие с другими событиями и указывает на закономерный и необходимый характер этой связи. Если используемые в объяснении законы являются истинными и условия их действия реально существуют, то объясняемое событие должно иметь место и является в этом смысле необходимым.

Мнение, что объяснения должны опираться только на законы (природы или общества), выражающие необходимые связи явлений, не кажется обоснованным. В реальном объяснении могут использоваться и случайно истинные обобщения, не являющиеся законами науки (например: «Все вороны, сидящие на этом дереве, являются черными»). Прежде всего, наука в современном смысле этого слова, ориентированная на установление законов, начала складываться всего около четырехсот лет тому назад; что касается объяснения, то оно, очевидно, столь же старо, как и само человеческое мышление. Если потребовать, чтобы в объяснении всегда присутствовал закон, то граница между объяснением и теми умозаключениями, в которых используются случайные обобщения, исчезнет. И наконец, общие утверждения не рождаются сразу законами науки, а постепенно становятся ими. В самом процессе утверждения научного закона существенную роль играет как раз выявление его «объяснительных» возможностей, т. е. использование общего утверждения, претендующего на статус закона, в многообразных объяснениях конкретных явлений. Последовательность «сначала закон, а затем объяснение на основе этого закона» не учитывает динамического характера познания и оставляет в стороне вопрос, откуда берутся сами научные законы. Общие утверждения не только становятся законами, по иногда и перестают быть ими. Объяснение — фундаментальная операция мышления, и ее судьба не может ставиться в однозначную зависимость от понятия научного закона.

Объяснение может быть глубоким и поверхностным. Объяснение на основе закона столь же глубоко, как и та теория, в рамках которой используемое в объяснении общее положение оказывается законом. Объяснение, опирающееся на не относящееся к науке или вообще случайное обобщение, может оказаться поверхностным, как и само это обобщение, но тем не менее оно должно быть признано объяснением. Если общее положение представляет собою закон, объяснение обосновывает необходимость объясняемого явления. Если же используемое в объяснении общее положение оказывается случайным обобщением, то и заключение о наступлении объясняемого явления будет случайным утверждением.

Далеко не все объяснения, которые предлагает наука, являются объяснениями на основе уже известного научного закона. Наука постоянно расширяет область исследуемых объектов и их связей. На первых порах изучения новых объектов речь идет не столько об открытии тех универсальных законов природы или общества, действие которых распространяется на эти объекты, сколько об обнаружении тех причинно-следственных связей, в которых они находятся с другими объектами. Вряд ли есть основания утверждать, что каждая научная дисциплина, независимо от ее своеобразия и уровня развития, дает исключительно объяснения, опирающиеся на законы. История, лингвистика, психология, политология и другие подобные науки не устанавливают, как можно думать, никаких законов; социология, экономическая наука и ряд других, если и формулируют какие-то обобщения, то явно отличные от естественно-научных законов. Очевидно вместе с тем, что все указанные науки способны давать причинные объяснение исследуемых ими явлений.

Понимание — универсальная операция мышления, представляющая собой оценку объекта (текста, поведения человека, явления природы) на основе некоторого образца, стандарта, нормы, принципа и т. п. Понимание предполагает усвоение нового содержания и включение его в систему устоявшихся идей и представлений. Как и объяснение, понимание обыденно, и только свернутый характер этой операции внушает обманчивое представление, что оно встречается редко и требует особой проницательности.

Объяснение как подведение под общую истину и понимание как подведение под общее правило взаимно дополняют друг друга. Они представляют собой как бы два разных видения одних и тех же объектов: одно — с точки зрения соответствия утверждений об этих объектах реальности, другое — с точки зрения соответствия данных объектов принятым в обществе или в конкретной среде ценностям. Продолжительный период объяснение и понимание противопоставлялись друг другу. Неопозитивизм считал если не единственной, то главной функцией науки объяснение. Философская герменевтика (от греч. hermeneuo — разъясняю) ограничивала сферу объяснения естественными науками и выдвигала в качестве основной задачи социальных и гуманитарных наук понимание. Постепенно стало, однако, ясно, что операции объяснения и понимания имеют место во всех научных дисциплинах и входят в ядро используемых ими способов обоснования и систематизации знания. Более того, объяснение и понимание не являются прерогативой научного познания. Они присутствуют в каждой сфере человеческого познания и коммуникации.

Пример понимания: «Всякий ученый должен быть критичным. Ньютон — ученый. Значит, Ньютон должен быть критичным». В этом умозаключении первая посылка является общей оценкой, вторая — утверждением о начальных условиях. В заключении общее требование распространяется на частный случай. Следующий пример понимания относится к пониманию неживой природы: «На стационарной орбите электрон не должен излучать. Электрон атома водорода находится на стационарной орбите. Следовательно, электрон атома водорода не должен излучать». Эти примеры показывают, что пониматься может не только текст, но и поведение человека, и неживая природа. Сфера понимания включает не только индивидуальные психические состояния («детский лепет», «Гамлета» и «критику разума», о которых говорил один из основателей герменевтики В. Дильтей), но и вовлекаемые в орбиту человеческого познания и деятельности явления живой и неживой природы. До сих пор распространена точка зрения, что пониматься может только текст, наделенный определенным смыслом: понять — означает раскрыть смысл, вложенный в текст его автором. Очевидно, что это очень узкий подход. Мы говорим о понимании не только написанного или сказанного, но и о понимании действий человека, его переживаний. Понятными или непонятными, требующими размышления и истолкования, могут быть поступки, как наши собственные, так и других людей. Пониматься может и неживая природа: в числе ее явлений всегда есть не совсем понятные современной науке, а то и просто непонятные для нее. Не случайно физик П. Ланжевен утверждал, что «понимание ценнее знания», а другой физик — В. Гейзенберг считал, что А. Эйнштейн не понимал процессов, описываемых квантовой механикой, и так и не сумел их понять.

Идея, что пониматься может только текст, будучи приложенной к пониманию природы, ведет к неясным рассуждениям о «книге бытия», которая должна «читаться» и «пониматься», подобно другим текстам. Поскольку у книги природы нет ни автора, ни зашифрованного им смысла, понимание и «толкование» этой «книги» является только метафорой, иносказанием. Если пониматься может лишь текст, естественно-научное понимание оказывается пониманием в некотором переносном, метафорическом значении.

Если в социальном и гуманитарном знании процедуры истолкования и понимания обычны, то в естественных науках они кажутся по меньшей мере редкими. По поводу идеи «истолкования природы», ставшей популярной благодаря Ф. Бэкону, Дильтей заметил: «Понимание природы — interpretatio naturae — это образное выражение». Иного мнения о понимании природы придерживаются сами ученые, изучающие ее. О необходимости сочетания объяснения природных явлений с их пониманием говорили А. Эйнштейн, В. Гейзенберг, В. Паули и др. Понимание природы является оценкой ее явлений с точки зрения того, что должно в ней происходить, т. е. с позиции устоявшихся, хорошо обоснованных, опирающихся на прошлый опыт представлений о нормальном, или естественном, ходе вещей. Понять какое-то природное явление — значит подвести его под стандартное представление о том, что происходит в природе. Проблема понимания встает в естествознании, как правило, только в моменты его кризиса, когда разрушаются существующие стандарты оценки изучаемых природных явлений. В периоды, когда основные ценности теории не подвергаются сомнению и пересмотру, создается впечатление, что описание обязательно совпадает с оценкой («нормой»), «имеет место» — с «должно быть» и, соответственно, всякое объяснение есть одновременно понимание. В кризисный период «есть» и «должен», объяснение и понимание перестают совпадать и становится возможным и явным объяснение (в частности, правильное предсказание) без понимания и понимание без умения объяснить на основе точного закона.

Понимание языкового выражения является подведением значений, входящих в него слов, под соответствующие контексту представления. При этом понимается всегда не отдельное слово, а текст, в котором слова взаимно ограничивают друг друга и редуцируют свои значения до представлений (ситуационных или контекстных значений).