Литература и искусство в постсоветское время

Творческая деятельность в постсоветской России оказалась в непростом положении между необходимостью, с одной стороны, отвечать на вызовы времени и запросы общества, выходящего из советского времени, а с другой — выживать в условиях коммерческой беззащитности и неумолимых законов рынка. Обозначившиеся тенденции развития литературы и искусства — своего рода компромисс между этими противоречивыми запросами.

Судьба «социальной» литературы в период «перестройки». В конце 80-х — начале 90-х гг. все сферы творчества активно участвовали в процессе переосмысления национальной истории.

Литература

живопись, кино сами торопились навстречу публикациям прессы, пытаясь перехватить инициативу формирования общественного мнения. В первых рядах поначалу оказалась традиционная «властительница дум» — общественно ориентированная литература. «Социальная», «учительная» литература, которая составляет гордость русской культуры, с самого начала перестройки выступила в привычной роли глашатая «суровой правды». Летом 1985 г. появилась повесть В. Г. Распутина «Пожар», в январе 1986 г. — повесть В. П. Астафьева «Печальный детектив». В советской литературе десятилетиями не был слышен такой крик боли, ужаса и отчаяния. Распутин писал о деревне, Астафьев — о провинциальном городке. Но всюду представало одно: разрушение природы, разложение души человека, распад самой жизни. Ощущение необходимости «правдивого слова» инициировало появление новых тем в литературе, освоение закрытых для нее прежде областей жизни. «Плаха» Ч. Т. Айтматова впервые рассказала о наркомании, «Белые одежды» В. Д. Дудинцева — о научном мракобесии в сталинскую эпоху, «Зубр» Д. А. Гранина поднимал тему научной эмиграции, «Новое назначение» А. А. Бека раскрывало механизм административной системы сталинизма.

Важно отметить, что настоящих художественных открытий в этой литературе сделано не было. Она получила высокую общественную оценку и популярность преимущественно за счет принципиально новых тем, новых «культурных героев», мастерства авторов. У произведений нового «сурового стиля» было два существенных недостатка. Во-первых, они были психологически дискомфортны и не могли рассчитывать на длительный успех у читателя. Во-вторых, публицистичность новой социальной литературы затмила требование художественности. Роман А. Н. Рыбакова «Дети Арбата», последние главы которого печатались в журнале буквально с письменного стола писателя, отчетливо продемонстрировал опасность газетной публицистичности для художественной литературы. Публика принимала роман с огромным интересом, но его художественные достоинства не обсуждались вообще. Читательская почта этого романа, которая публиковалась в «Литературной газете» и журнале «Огонек», по-своему уникальна. Читатели словно забыли, что имеют дело с художественным произведением. Сторонники книги говорили «спасибо партии» за публикацию, писали о «торжестве идей Ленина», рассказывали истории собственной жизни. А противники называли книгу «вредной», интересовались, какими документами пользовался автор, и грозили вмешательством КГБ. При всей общественной значимости романа А. Н. Рыбакова и других произведений «разоблачительного» характера с точки зрения перспектив культурного движения это был художественный тупик. Слишком спокойная реакция читателей на разоблачительный пафос «Архипелага ГУЛАГ» А. И. Солженицына, опубликованного в «Новом мире» в 1989 г., подтвердила, что ресурс «воспитательных» функций социальной литературы подходил к концу.

Как и в период хрущевской «оттепели», в духовный мир человека вступила «отложенная* литература. После XVIII съезда Союза писателей (1986) стала выходить в свет ранее запрещенная в СССР литература. Сначала в журнальной публикации, а потом отдельной книгой вышел роман «Доктор Живаго» Б. Л. Пастернака. В 1987 г. в Литературном институте впервые были проведены Пастернаковские чтения. Советский читатель познакомился с такими произведениями, как «Мы» Б. И. Замятина, «Реквием» А. А. Ахматовой, «Жизнь и судьба» В. С. Гроссмана. Были напечатаны произведения литераторов, оказавшихся в эмиграции или репрессированных: В. В. Набокова, М. А. Осоргина, Б. К. Зайцева, И. С. Шмелева, Н. С. Гумилева и других. Впервые после 20-х гг. были переизданы повести «Собачье сердце» М. А. Булгакова, «Чевенгур» и «Котлован» А. П. Платонова.

Свой вклад внесли и писатели «новейшей эмиграции», покинувшие страну в годы «застоя». В 1989 г. в СССР был напечатан.

«Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицына. Журнал «Новый мир» опубликовал подборку стихов И. А. Бродского «Ниоткуда с любовью». К читателю возвратились имена А. А. Галича, В. П. Некрасова, В. Н. Войновича, В. П. Аксенова. Эти публикации на какое-то время сделали «толстые» литературные журналы настоящими «властителями дум». В конце 80-х гг. «Новый мир», «Дружба народов», «Знамя», «Октябрь», публиковавшие произведения? отложенной" литературы, увеличили свои тиражи в 3—4 раза и стали соперничать с тиражами газет.

Вместе с тем общественно ориентированная литература периода перестройки не была богата художественными открытиями. Социальные романы В. Д. Дудинцева, А. Н. Рыбакова, В. П. Астафьева создавались по тем же канонам, что и русская литература классического периода. В 1985—1990;х гг. «разоблачители» возглавили передовой отряд постсоветской прозы, но их востребованность резко упала с распадом советской власти и социалистической культуры. Не случайно 1992 г. стал самым «некнижным» годом России. В стране с традиционно «читающим» населением число изданных книг упало в два раза по сравнению с брежневским временем. Когда в 1997—1999 гг. выпуск литературы вновь увеличился, это были уже другие книги. Социальный роман ушел в прошлое.

Разрушая советскую иерархию жизненных ценностей, развенчивая социалистические идеалы, «критическая» литература не могла сформировать образы положительных героев современности. Культура слова в формате социального реализма оказалась безоружной перед запросами стремительно меняющегося общества.