Эйдетическая редукция и чистое Apriori

Взаимодействие психологической и эйдетической редукций продолжает взаимодействие ноэмы и ноэсы, поскольку «феноменологическое описание имеет два направления: ноэтическое, или описание акта переживания, и ноэматическое, или описание „того, что пережито“» [Гуссерль 19 916, с. 14−15]. Эйдетическая редукция призвана открыть «сущностные формы психического бытия» [Там же, с. 15], осуществление эйдетической редукции позволяет прийти к чистому априорному знанию. «Метод достижения чистого Apriori есть совершенно трезвый, всем известный и во всех науках применяющийся метод, хотя ему и недостает прояснения и окончательного истолкования смысла» [Гуссерль 1992, с. 76]. В основании эйдетической редукции лежит метод абстрагирования, применяемый уже до феноменологии в материально-эйдетических дисциплинах и называемый обыкновенно абстракцией, или отвлечением. Этот метод не вполне ясен как раз потому, что распространенное и привычное описание абстракции едва ли совпадает с общенаучной практикой. Предполагается, что абстракция становится извлечением общей сущности из всех известных примеров. Дело не только в том, что подобное деяние практически невозможно, но и в том, что, как правило, ученые и не стремятся перебирать все примеры ради извлечения общей сущности, но исходят из того случая, который представляет собой проблему, требующую решения. Попыткой показать, как работает абстракция становится учение об идеирующей абстракции, или идеации. Все начинается с того, что «любое замкнутое поле может быть рассмотрено в отношении его „сущности“, его эйдоса, и мы можем пренебречь фактической стороной наших феноменов и использовать их только как „примеры“» [Гуссерль 19 916, с. 15|. Наш взгляд «всматривается в инвариантное, изучая варианты и открывает типическую сферу Apriori» [Там же, с. 15|. Взгляд переходит от одного варианта «вещи» к другому, причем принимаются во внимание и последовательно рассматриваются вымышленные варианты, тогда как фактичность «вещи» не рассматривается вообще, поскольку она не уместна, не имеет отношения к делу. «Здесь мы исходим из какого-либо экземпляра вещи, из фактического опыта, однако саму фактичность оставляем как иррелевантную вне игры, на соответствующем экземпляре мы осуществляем свободную вариацию в фантазии и образуем сознание свободной произвольности и горизонт произвольно образуемых таким образом вариантов» [Гуссерль 1992, с. 76]. Хотя это лишь грубое начинание, верное только для региональных всеобщностей, но «в постоянном самосовнадении вариантов проступает общая всем сущностная форма, необходимо сохраняющийся во всех вариантах инвариант» [Там же]. Устанавливая инвариант, таящийся в свободных вариациях фантазии, мы определяем инвариантный формальный стиль поля каждого переживания, и это поле способно расшириться до размеров единого ноля феноменологического опыта, до «его бесконечно богатого структурного Apriori, Apriori чистой субъективности как отдельной субъективности в пределах интерсубъективности и Apriori самой интерсубъективности» [Там же, с. 77]. В отличие от кантианства, рассматривающего Apriori как «те понятия, которые как категории имеют в определенном смысле некоторое принципиальное значение, а также те сущностные законы, которые основываются на этих понятиях» [Гуссерль 2006, с. 137], феноменология понимает, априорное познание как познание, «чистым образом направленное на универсальные эссенции, чистым образом из сущности черпающие свою значимость» [Там же]. Открытие этих сущностей — открытие тех инвариантов, которые существуют до и помимо индивидуального опыта. Инвариант может и не восприниматься непосредственно, поскольку он проступает через вариации, подобно тому как график функции уже ясен из совокупности точек с определенными координатами, нанесенными на сетку системы координат.

В романе Сар тра главный герой варьирует определения собственного состояния, причем вынесенная в заглавие романа тошнота — первое из этих определений. Вещи из окружающей действительности порой выступают как примеры, позволяющие произвести свободные вариации в фантазии с одной и той же целью — найти инварант, позволяющий понять, что происходит и где искать выход. «Его голубая ситцевая рубаха радостным пятном выделяется на фоне шоколадной стены. По от этого тоже тошнит. Или, вернее, ЭТО И ЕСТЬ ТОШНОТА» [Сартр 19 926, с. 33]. Тошнота Рокантена разрешается в поиске других весьма многочисленных определений тошноты, включающих в себя поиски причины недомогания и возможного избавления па местности, посреди города Бувиля. Иногда тошнота предстает существованием. «Я потревожил вещь, которая ждала, она обрушилась на меня, она течет во мне, я полон ею. Ничего особенного: вещь — это я сам. Существование, освобожденное, вырвавшееся на волю, нахлынуло на меня. Я существую» [Там же, с. 104]. Иногда тошнота предстает абсурдом. «Сейчас под моим пером рождается слово Абсурдность — совсем недавно в парке я его нс нашел, но я его и не искал, оно мне было ни к чему: я думал без слов о вещах, вместе с вещами» [Там же, с. 1321. Иногда она остается тошнотой, и читатель лишь постепенно догадывается, каким образом эти и другие определения указывают на неизменную сущность того состояния, которое переживает Рокантен.

В том случае, когда мы производим эйдетическую редукцию, «за скобками» должны остаться детали и подробности, которыми мы обязаны существованию вариаций, тогда как «в скобках» остается эйдос (греч.: общий вид). «Феноменологическая редукция открывает феномены действительно внутреннего опыта; эйдетическая редукция — сущностные формы сферы психического бытия» [Гуссерль 19 916, с. 15]. Путь свободных вариаций в фантазии приводит к усмотрению сущностей, тем самым позволяя обосновывать эйдетические дисциплины.