П.а. Флоренский. 
История русской религиозной философии

Становление взглядов

В начале XX века в интеллектуальной жизни России происходят заметные изменения. Часть интеллигенции выступает с программой пересмотра традиционных ценностей образованного общества и прежде всего против позитивистского мировоззрения. Появляется течение, получившее название «нового религиозного сознания», очень неоднородное по своему отношению к православию, но солидарное в поисках «религиозного идеала», призванного преобразовать как индивидуальную, так и социальную жизнь.

В 1901 —1903 годах «дозволяется» деятельность религиозно-философских собраний, обсуждающих проблематику христианства и общества, роли церкви в социальной сфере, соотношения разума и веры и т. д. Впервые, как отмечает 3. Гиппиус, происходит «встреча» представителей исторической церкви, то есть русского православия, с религиозно настроенной интеллигенцией. На протяжении долгого периода, особенно со второй половины XIX века, это были «два разных мира», и вот у интеллектуалов и богословов начинается «настоящее знакомство», происходит «некое сближение двух разных миров»^[1]. Об этом же писал Н. А. Бердяев, вспоминая тот большой интерес, который он проявлял к религиозно-философским собраниям, так как они «были замечательны как первая встреча представителей русской культуры и литературы, заболевшей религиозным беспокойством, с представителями традиционно-православной церковной иерархии»^[2]. У религиозно-философских собраний появляется свой печатный орган, журнал «Новый путь», публикующий материалы, призванные стимулировать «религиозное возрождение». Вокруг этого печатного органа группировалась религиозно настроенная интеллигенция, в ее среду входил и П. А. Флоренский, не принимавший, однако, антицерковных идей этого кружка.

После окончания в 1904 году университета у Павла Александровича была возможность остаться при университете, посвятив себя «любимой математике», но он выбрал путь «православия и именно церковности», поступив в Московскую духовную академию. Годы учебы в академии совпали по времени с первой русской революцией. Флоренский не разделял взглядов социал-демократов, находясь на позициях монархизма. Но это ему не помешало проявить гражданское мужество и выступить в 1906 г. в храме Московской академии с проповедью «Вопль крови». В ней резко осуждается самодержавие, господствующие классы, которые под видом «умирения» крестьян и рабочих расстреливают «людей, не имущих куска хлеба», и это делают живущие «за счет их трудов». В 1911 году доцент Московской духовной академии становится священником, к этому сану он всегда относился трепетно, видя в нем особое призвание, особое служение людям. Признанием авторитета Флоренского явилось назначение его на должность редактора одного из лучших духовных журналов — «Богословского вестника». Он активно работает над магистерской диссертацией «О духовной истине» и после ее защиты и утверждения в 1914 г. в звании магистра получает должность экстраординарного профессора в Московской духовной академии. В этом же году в полном объеме публикуется самый известный труд богослова «Столп и утверждение Истины», ранее выходили фрагменты этого фундаментального исследования как материалы магистерской диссертации. Это произведение получило неоднозначную оценку и в церкви, и в религиозно-философских кругах. Профессор Московской духовной академии М. М. Тареев отмечал, что эта книга «не имеет ни одной черты христианской философии: это не что иное, как спиритическая философия»^[3]. Такие известные православные богословы, как Г. В. Флоровский и В. В. Зеньковский, также в целом относились к работе Флоренского скорее отрицательно, чем положительно. Для первого Флоренский остается «чужд православному миру» в силу своей увлеченности платонизмом, а для второго он хотя и «хочет быть верным традиции», но при «церковности формы содержание у него бесспорно часто слагалось вовсе не из того, что хранит в себе церковь»^[4]. Отрицательно о «Столпе и утверждении Истины» отозвался в своей публикации «Стилизованное православие» Н. А. Бердяев. В одной из своих последних работ «Самопознание» он опять возвращается к оценке этой книги. По его мнению, в ней «чувствовалась меланхолия осени, падающих осенних листьев… Чувствовалась при большой одаренности большая слабость, бессильная борьба с сомнением, искусственная и стилизованная защита консервативного православия, лиризм, парализующий энергию, преобладание стихии религиозного мления»^[5].

Мы думаем, критичный настрой названных выше мыслителей объясняется их субъективной позицией, которая не отражает подлинной роли П. Флоренского в развитии православного богословия. Действительно, для Бердяева, как уже отмечалось, само понятие «церковный авторитет» представляется «философски нелепым». Поэтому он не может принять позицию, в которой именно церковность выступает высшим критерием истины. М. Тареев,.

B. Зеньковский и Г. Флоровский претендовали на создание собственных оригинальных богословско-философских систем. Естественно, поэтому концепциям, не вписывающимся в их построения, они давали отрицательные характеристики.

Но были и позитивные оценки «Столпа и утверждения Истины»: в частности, ректор^-Московской духовной академии епископ Феодор (Поздеевский) написал специальную работу «О духовной истине», посвященную пропаганде «от начала до конца православной» книги «отца Павла». Рецензент замечал, что эту работу «будут читать с интересом и люди богословски образованные, и философствующие, и просто интеллигентные»^[6]. Для того чтобы подтвердить справедливость этого вывода, приведем только два примера. В 1916 году, в период тяжелых военных испытаний, поэт Н. Гумилев пишет с фронта: «У меня «Столп и утверждение Истины»^[7]. Книга вызывает у него глубокие впечатления и переживания. Известный русский философ Н. О. Лосский вспоминал, что именно знакомство с трудом Флоренского способствовало его «постепенному возвращению в лоно Церкви»^[8]. Признанием заслуг Флоренского перед богословской наукой явилось присуждение ему Советом Московской академии за магистерскую диссертацию сразу двух премий: имени митрополита Филарета (Дроздова) и имени митрополита Макария (Булгакова). Этим актом подчеркивалась также и православность позиции богослова, церковность его взглядов.

Замыслы П. А. Флоренского были очень обширны и разнообразны. Достаточно сказать, что в договоре, заключенном в 1918 году, на издание полного собрания его сочинений предполагалась публикация девятнадцати томов.

После Октябрьской революции Флоренский так формулирует свою позицию: с одной стороны, «развиваемое мною научно-философское миропонимание не совпадает с вульгарным толкованием коммунизма», но с другой — за время республики «старался добросовестно делать на государственной службе свое дело»^[9]. Мы думаем, под «вульгарным толкованием коммунизма» имеются в виду прежде всего следующие моменты: стремление к изобилию материальных благ, распределяемых на основе уравнительного принципа; игнорирование духовных ценностей и традиций как главной сферы человеческой жизни; наконец, тоталитаризм, отвергающий права человека, в том числе и право на религиозную веру.

Активность Павла Александровича в годы советской власти поражает своим размахом. Он работает в комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. Этот монастырь был ему очень дорог, не случайно он долгое время жил с семьей недалеко от него. При этом Флоренский ставил задачу не только сохранения лавры как религиозного центра и исторического памятника, но и предлагал на ее основе создать целый ряд научных и учебных заведений, способствующих развитию национальной культуры.

П.А. Флоренский занимается научно-исследовательской работой в системе Главэлектро ВСНХ, преподает во ВХУТЕМАСе, пишет фундаментальный труд «Диэлектрики и их техническое применение». Много времени занимает редактирование «Технической энциклопедии» и написание более ста статей для нее.

В 1933 году П. А. Флоренский был арестован, необоснованно осужден на десять лет и отправлен в восточносибирский лагерь «Свободный». Но и здесь он не бросает научной работы, занимается проблемами мерзлоты, а после перевода на Соловецкие острова конструирует оборудование для переработки морских водорослей.

В 1937 году обрывается всякая связь Флоренского с внешним миром, и только недавно мы узнали, что он погиб в это время. Московский городской суд в 1958 году полностью реабилитировал нашего выдающегося соотечественника.

Личность П. А. Флоренского, на первый взгляд, состоит из противоречивых устремлений, не связанных между собой ориентацией. Действительно, энциклопедическая ученость и убежденная православная вера, стремление сакрализовать культуру и выдающийся вклад в развитие светского знания, монархические убеждения и решительное осуждение насилия со стороны господствующих классов, неприятие идеалов социалистической революции и активное сотрудничество с новой властью, бескомпромиссное отстаивание своих убеждений и христианское смирение. Но все эти противоречия удивительным образом в сознании и поведении Павла Александровича сливались в гармоничное единство. Известный русский философ С. Н. Булгаков сравнивал образ Флоренского с произведением искусства, так органичен, целостен и устойчив он был. Учение А. С. Хомякова и его сторонников о соборности как «единстве во множестве» нашло во Флоренском реальное воплощение, идеальные черты в его образе стали наглядно конкретными. Наконец, надо отметить особое отношение Флоренского к России. Очень хорошо об этом сказал его друг С. Н. Булгаков: «Отцу Павлу было органически свойственно чувство родины». Поэтому он не выехал за границу, где его ждала блестящая научная карьера. Жизнь как бы предложила Павлу Александровичу «выбор между Соловками и Парижем, но он избрал… родину, хотя то были и Соловки, он восхотел до конца разделить судьбу со своим народом»¹. Среди идейных источников, оказавших влияние на формирование взглядов П. Флоренского, можно отметить философию Платона, неоплатонизм, то есть своеобразный тип развития античной философии, начавшийся в III в. новой эры и сосредоточивший свое внимание на проблемах богопознания, взаимодействия единого бога и множественного мира. Существенное значение для мировоззрения русского богослова имело учение исихазма. Сам этот термин произошел от греческого слова, обозначающего отрешенность, покой, безмолвие. Исихазмом стали называть общественно-политическое и богословское движение, возникшее в Византии в XIV веке. Ведущим идеологом этого течения выступил Григорий Палама (1296—1359). Он различал недоступную божественную сущность и божественные энергии, которые могут воспринимать преображенные религиозной верой люди. Для этого «преображения» необходимы «аскетические подвиги», «молитвенное усердие», «духовная сосредоточенность», «мистические озарения» и т. д. Приобщенный к божественным энергиям человек становится святым, то есть «светоносным». Этот «свет» изменяет даже внешний облик индивида, а его поведение становится «синергичным» богу, то есть божественная и человеческая энергии совпадают.

Развитие взглядов П. Флоренского происходило и под влиянием русской философской традиции. Прежде всего следует назвать духовно-академическую философию, представленную профессорами Московской духовной академии Ф. А. Голубинским и В.Д. Кудрявцевым-Платоновым, а также славянофилов и В. С. Соловьева.

Ф.А. Голубинский и В.Д. Кудрявцев-Платонов рассматривали окружающий мир как божественное творение, изучая которое мы познаем и творца. Поэтому знание, в том числе и философское, понимается в виде «опосредованного откровения», приводящего разум к Богу. Эта мысль близка философским интуициям Флоренского.

Со славянофилами богослова сближало прежде всего особое отношение к православию как основе национального самосознания. Он солидарен с А. С. Хомяковым и другими в том, что «все русское у нас затирается», и относит себя к направлению, стремящемуся «к церковности и к самобытности народной»^[10]. Мыслитель принимает тезис славянофилов о недоступности религиозных истин рассудочному анализу, ибо «православие показуется, но не доказуется». Близко ему славянофильское стремление преобразовать русскую жизнь на православных началах. Не случайно в книге «Столп и утверждение Истины» он пишет, что «читатель, вероятно, не преминет заметить значительного сродства теоретических идей славянофильства с идеями предлагаемой книги»^[11]. Однако П. А. Флоренский даже славянофилов упрекал за «гегелевскую заразу», то есть за рационалистические тенденции в их философских построениях.

Идейное наследие В. Соловьева, как уже подчеркивалось, было в центре внимания философских исканий в России в начале XX века. Оказало оно определенно влияние и на становление богословско-философских взглядов П. А. Флоренского. Богослов принимает соловьевскую идею о «всеединстве», то есть мысль о том, что «божественное начало не есть только единое, но и все не есть только индивидуальное, но и всеобъемлющее существо». Но если В. Соловьев пытается в своей философской системе синтезировать теологию и философию, снять оппозицию между верой и разумом, то для Флоренского такая позиция неприемлема. С его точки зрения компромиссы между религиозным и светским в конечном итоге вредят православию, поэтому он заявляет, что выступает «против примирительной философии В. Соловьева»^[12].

В истории философии, по мнению русского богослова, можно выделить две главные школы, два основных подхода к истине. Первый — это «вещная философия» Западной Европы, второй — это «духовная философия», формирующаяся на основе православия. Интересно отметить, что Павел Александрович относил идейное наследие В. Соловьева к «вещной философии», а взгляды славянофилов — к духовно-философской традиции, которую он стремился продолжить.

• [1] Гиппиус З. Н. Воспоминания о религиозно-философских собраниях//Наше наследие. 1990. № 4. С. 68.
• [2] Бердяев Н. А. Самопознание. М, 1990. С. 133.
• [3] ' Богословский вестник. 1917. Август — Сентябрь. С. 214.
• [4] Зеньковский В. В. История русской философии. Т. 2. Ч. 2. С. 188.
• [5] ' Бердяев Н. А. Самопознание. С. 150.
• [6] Феодор (Поздеевский), епископ. О духовной истине. Сергиев-Посад, 1914. C. 44.
• [7] Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 357.
• [8] 'Лосский Н. О. История русской философии. С. 230.
• [9] Литературная газета. 1989.5 июня.
• [10] Переписка П. А. Флоренского и В.А. Кожевникова//Вопросы философии. 1991.№ 6. С. 47.
• [11] Флоренский П. А. Столп и утверждение Истины. С. 608.
• [12] Там же. С. 612.