Заключение. 
Риторика российских средств массовой информации в ходе освещения конфликта в Сирии

В рамках исследования был проведен дискурс-анализ выборки издания «Российская газета» и «Красная Звезда» за период боевых действий в Сирии с осени 2015 года по весну 2016. Для критического исследования военного дискурса необходимо было использовать не только языковые и структурные особенности публикаций, конкретный подбор тем, комментаторов и экспертов, но и сопоставлять их с социальными и историческими особенностями аудитории — так крайне важна интеграция операции в Сирии одновременно в контекст борьбы с терроризмом, во внутриполитическую борьбу и в ряд различных вооруженных конфликтов, последние из которых были для России неудачными.

Военный дискурс в СМИ в ходе конфликта в Сирии был практически безальтернативным источником представления о боевых действиях для аудитории. Сформированная им версия действительности ценностно ориентирует аудиторию и формирует когнитивное представление о том, как проходила операция. При этом к уже существовавшему до начала операции предубеждений добавляются новые.

Конфликт в Сирии чрезвычайно интересен для исследования военного дискурса в российских СМИ благодаря характеру проводимой Россией военной операции. С одной стороны, существенная поляризация участников конфликта и культурно-ценностная дистанция между ними располагает к оценочному маркированию. С другой — ярлык «террориста» представляет собой устоявшийся негативный образ со множеством коннотаций, поэтому в части использования лексики конфликт не предполагает большого количества вариантов. Наконец, общие задачи российских ВКС оставались неизменными, но в ходе операции некоторые акценты смещались в результате потерь или военных успехов.

Важной задачей правительственных СМИ было создать мобилизационный образ военной операции в Сирии, свободный от негативных коннотаций и способный консолидировать аудиторию на поддержку властных решений. Используя традиционные для военного дискурса стратегии: деление на «МЫ-ОНИ», символизация, героизация, табуирование тем и т. д. издания конструируют особый, новый для российского медийного пространства образ военной операции. Задача усложняется тем, что неизбежное сопоставление с боевыми действиями в Афганистане и в Чечне потенциально вредит имиджу операции ВКС. Поэтому одновременно с созданием образа военной операции требовалось максимально дистанцироваться от негативного рошлого опыта, чтобы мобилизация в пользу боевых действий и в поддержку последующих решений власти была возможна.

Отсюда появился ранее не используемый комплиментарный образ технологически безупречной, «стерильной войны». Совершенство боевой выучки, современного оснащения и мощности вооружения даже в информационном сопровождении даже задвинуло на второй план мотив легитимности и законности проведения операция. Эмоциональное воздействие на аудиторию подкреплялось большим количество фото и видеоматериалов, а также выборкой мнений различных иностранных и отечественных военных экспертов, восхищенных действиями ВКС.

Российские СМИ сконструировали образ максимально современных боевых действий информационной эпохи — дистанция по отношению к противнику здесь огромная, его не существует в качестве отдельных людей, это только цели на видеозаписях и числа в отчетах после боевых вылетов. В пользу этого работает не только изображение действий авиации как безопасной компьютерной игры, но и стигматизация противника как не имеющего голоса и юридических прав сообщества, которое должно быть уничтожено и выносится за скобки даже после заключения перемирия.

Правильность действий и победоносность российских вооруженных сил доказываются через систему антитез: хаос и разрушения до участия России — порядок и развитие сейчас; затянувшийся конфликт без особых подвижек — стремительное бегство и подавление «Исламского государства»; бедность снабжения и нескоординированность российских сил в прошлых вооруженных конфликтах — идеально слаженная военная машина сейчас; междоусобицы и гуманитарная катастрофа раньше — перемирие, возрождение культурных ценностей и возвращение домой после боевой операции российских ВКС.

Хотя правильность операции не подвергается в военном дискурсе СМИ никаким сомнениям, она остается «скрытой войной, любые предположения о массовом участии в наземных операциях бесповоротно отвергаются. Здесь медийное освещение операции следует результатам соцопросов, представленных в СМИ, которые говорят о том, что россияне не желают наращивания военной группировке в Сирии.

Освещение операции в Сирии характерно отсутствием сколько бы то ни было психологических, личностных историй, в целом характерных для изображения войн и вооруженных конфликтов. Противник в принципе не наделен индивидуальными чертами, в некоторых случаях он уподобляется стихийному бедствию или вредным организмам; в то же время и российские военнослужащие изображаются чрезвычайно схематически, даже фольклорно — они не знают тягот, ни к чему не имеют претензий и безупречно моральны. Исключение в изображении военнослужащих делается только для быта: здесь максимально подробно описываются наиболее приземленные моменты, с целью изобразить исключительно комфортное положение солдат. При этом никаких индивидуальных историй, свойственных для жанра репортажа вообще, нет: даже смерти военнослужащих максимально мифологизируются и наделяют солдат былинными и героическими, но не человеческими чертами. Отчасти это делается из соображений безопасности, но также это исключает любые сомнения в целесообразности военного присутствия в Сирии.

После теракта над Синайским полуостровом и появления первых потерь в дискурсе появляются мотивы возмездия и призывы сплотиться против общего противника на дальних рубежах, чтобы обезопасить мирную жизнь в собственной стране. Здесь приходится привлечь дополнительные средств для обоснования операции аудитории, напуганной гибелью соотечественников: приводятся мнения авторитетных лиц в пользу боевых действий, большее освщение получает жизнь военных в Сирии, больше внимания акцентируется на успехе военных операций. Характерно, что даже после обострения противостояния ярлыки, присвоенные противникам практически не меняются: тема религиозного фантизма в Исламе старательно табуируется, чтобы не провоцировать внутренние конфликты.

Характерно, что в случае с боевыми действиями в Сирии крайне редко обретают место параллели с Великой Отечественной, традиционные для описания столкновений любого характера в российских СМИ. Это сравнение имело место в дискурсе только некоторое время, когда осуществлялись попытки по созданию масштабной антитеррористической коалиции. Главным образом же боевые действия в Сирии предлагают образ военной операции новой формации, в медийном пространстве Россия фактически занимает место главного оппонента — США. Изображение вооруженного вмешательства России в конфликт в Сирии крайне напоминает североамериканскую традицию: миротворческий характер боевых действий, недосягаемость авиации для противника, минимальные потери, массовая поддержка местных сил, тотальная законность и действия в интересах не только собственного государства, но и всего мирового сообщества. Изображение действий России не только идеологически подобно американским взглядам на ведение боевых действий: более того, в военном дискурсе проправительственных СМИ Россия не просто выходит на поле США, но и смещает его оттуда, выполняя свои задачи безупречно, многократно профессиональнее. Несмотря на постоянные замечания о партнерских отношениях с западной коалицией, СМИ указывают на множество ошибок, бессмысленность и некомпетентность действий НАТО в сравнении с российскими ВКС. Однако на фоне периодических выпадов сохраняется общий настрой объединения даже несогласных сил против общей угрозы, и многочисленные материалы с одобрительными комментариями западных лиц это только подтверждает.

Таким образом, для российских проправительственных СМИ характерна одна точка зрения на операцию в Сирии, в которой любое решение получает максимальное одобрение. Речь идет о доминировании единой идеологически обоснованной точки отсчета, сконструированной реальности, поляризующей участников конфликта и отвергающей малейшую возможность на солидарность с противником. Табуирование информации используется с целью запрета (доходящего до юридического) любой аргументации стороны-противника, а также игнорирования критических замечаний в адрес операции как российских, так и зарубежных политиков и военных экспертов.

Глобальная задача военного дискурса в российских СМИ в дополнительном обосновании и легитимации властных решений. Через образ безупречной военной операции доказывается, что Россия усилиями политических элит возвращена на мировую арену и способна решать сложнейшие глобальные задачи, защищая мир в тех случаях, где международная коалиция не справляется. Помимо общей мобилизации населения, комплиментарный образ военной операции нового поколения призван победить негативных опыт участия России в предыдуших локальных вооруженных конфликтах, где условия жизни военнослужащих были значительно хуже, а боевые успехи — незначительны.

Данное исследование показывает взаимосвязь между задачами, поставленными перед политическими элитами и изображением в СМИ действий российских сил в ходе локального вооруженного конфликта. Помимо классических для отечественного военного дискурса явлений (деление на МЫ-ОНИ и другое), российские СМИ переняли некоторые западные подходы с целью создания выгодного образа военной операции. Характер использованных средств зависел от текущей обстановки и от глобальной задачи создать выгодный имидж всесторонне правильных, морально и юридически обоснованных, бескровных и суперсовременных боевых действиях. Исходя из данных социологических опросов, манипулятивные приемы, использованные государственными СМИ, полностью реализовали себя. Исследование военного дискурса в ходе конфликта в Сирии одновременно находится в контексте изучения роли СМИ в борьбе с терроризмом (в частности, в Чеченской кампании) и в то же время предлагает совершенно новые результат, поскольку масштабной боевой операции против террористов за пределами России ранее не осуществлялось. Полученные данные могут быть полезны как в изучении освещения вооруженных конфликтов в современных российских СМИ вообще, так и для понимания актуальных трендов в российском медиапространстве вообще, и, в частности, в российском военном дискурсе.