Общие условия возникновения формальных понятий

Если истинное основание нашего логического разложения всех восприятий на материальную и на формальную составные части само может быть лишь логическим, то по отношению к этому различению остаются возможными лишь два условия: первое состоит в независимой вариации материальных и формальных составных частей восприятия, второе — в постоянстве общих свойств формальных составных частей.

Под «независимой вариацией» мы разумеем здесь изменение какихлибо составных частей восприятия при неизменности остальных. Если понятие берется в этом смысле, то для продукта двух простых факторов, А и В возможны три случая независимой вариации: А может оставаться постоянным и В изменяться, или В оставаться постоянным и, А изменяться, или же, наконец, А и В могут изменяться одновременно. Ясно теперь, что лишь в первых двух случаях процесс представляется независимым в самом воззрении; в третьем — это не так, потому что вследствие данных воззрений оба изменения могут быть рассматриваемы здесь как сопряженные (zusammengehorig).

Условия усложняются, если предполагаемые факторы, А и В не просты, но каждый из них в свою очередь состоит из множества элементов, а следовательно, прибавляется предположение, что лишь некоторые из этих элементов изменяются, тогда как другие остаются неизменными. Ясно, однако, что содержание восприятия подходит именно под этот более сложный случай, так как, если мы соответственно примем за тот и за другой из вышеозначенных факторов, с одной стороны, материю ощущений, с другой — пространственно-временную форму, то при этом с обеих сторон мыслимо очень большое количество элементов, из которых каждый может изменяться независимо. Если мы предположим теперь, что два вышеупомянутых случая изолированного изменения, А и В происходят совершенно одинаковым образом по отношению к обоим факторам и к их элементам, то в независимых вариациях как таковых не заключалось бы никакого основания для обособления факторов как отличных друг от друга. Ведь в этом случае в способе вариации не содержится никакого признака, благодаря которому элементы, А отличались бы от элементов В. Итак, все такого рода вариации всегда приводили бы лишь к различению элементов, а не факторов. Легко, однако, убедиться в том, что в отношении материи ощущений к пространственно-временной форме представлений не оказывается такой эквивалентности. Напротив того, здесь возможно, правда, изменение материи ощущений без одновременного изменения пространственновременной формы; но, наоборот, изменение последней никогда не оказывается возможным без какого-либо одновременного изменения в материи ощущений. Какое угодно тело, например, может изменять свой цвет, тогда как его геометрические свойства нисколько не изменяются, но его форма не может изменяться без исчезновения наличных ощущений или без возникновения новых. Время относится к представлению о процессе (das Geschehens), как пространство — к отдельным представлениям о предметах: мы можем мыслить себе весьма различные по содержанию события в одном и том же течении времени, течение же времени не может мыслиться нами как изменившееся без одновременного изменения и свойств самого процесса, так как, если последний и остается качественно постоянным, те же самые части времени совпадают уже с другими содержаниями восприятия. Итак, при всякой смене восприятий формальные составные части содержания восприятий оказываются теми, которые могут оставаться постоянными независимо от изменчивой материи ощущений, тогда как их собственное изменение всегда влечет за собой и изменение в материале ощущений.

Второе основное свойство формы пространства и времени, постоянство ее общих свойств, могло обратить на себя внимание логического различения лишь после того, как эти свойства вообще были отделены, благодаря только что рассмотренному признаку их независимости от содержания ощущений. Ведь лишь тогда могло возникнуть представление, согласно которому содержание вообще безразлично для свойств формы пространства и времени, а стало быть, при рассмотрении этой последней позволительно мыслить себе ее наполненной всюду однородным содержанием. Изолированная таким образом от всякого содержания ощущений форма пространства и времени есть чистое воззрение пространства и времени. Она может быть названа воззрением только в том смысле, что мы представляем себе любое, впрочем, вполне однородное содержание. Но она есть понятие, коль скоро с этим представлением связывается мысль, что содержание, выбираемое для того, чтобы представить себе форму, безразлично, и что поэтому вместо него могло бы быть выбрано всякое другое содержание. Таким образом, разложение содержания восприятия на материю и на форму доходит по отношению к каждому из этих факторов до понятий, которые могут быть фиксируемы лишь при помощи отвлечения от определенных составных частей реального представления. При чистом ощущении мы должны не принимать в расчет его пространственно-временного распорядка, при чистом воззрении пространства и времени — действительного содержания ощущений, то есть мы должны мыслить его себе заменимым в воззрении посредством какого-либо безразличного содержания. Таким образом, здесь между обоими случаями оказывается существенное различие, стоящее в связи с зависимостью содержания ощущений от независимой вариации формы пространства и времени. Абстрактную форму пространства и времени мы всегда можем мыслить себе чувственно представленной, мысля себе ее наполненной каким-либо однообразным и безразличным содержанием. Но понятие чистого ощущения мы никогда не можем перевести аналогичным образом в воззрение, не принимая при этом в расчет пространственной и временной формы, которую мы ему придаем. Ведь коль скоро мы пожелали бы в этом случае варьировать эту форму при неизменности содержания ощущения, тогда, именно благодаря этому, изменились бы и ощущения, по крайней мере количественно. Это служит решающим аргументом в пользу взгляда, согласно которому пространство и время суть что-то промежуточное между чувственными восприятиями и понятиями, а именно по природе своей чисто формальные воззрения. Но, если ввиду указанного важного свойства произвольной вариации содержания ощущений при неизменности формы и представляется возможным сохранить термин формы воззрения, то с ним никоим образом не должно быть связываемо предположение, будто эти формы не суть в то же время и понятия. Напротив того, именно в той мысли, что выбираемое содержание ощущения само по себе безразлично для того, чтобы мыслилась форма, — мысли, связываемой с каждой конкретной реализацией воззрения пространства и времени, и заключается верный признак того, что здесь в самом деле построяется понятие.

На этом произвольном выборе содержания ощущений и основывается всецело тот признак постоянства свойств форм воззрения, который наиболее важен для самостоятельного их трактования. Свойства пространства и времени мыслятся как постоянные, потому что мы можем представить себе, что любая часть пространства выделяется из окружающего ее пространства, любая часть времени — из течения времени, к которому она принадлежит, и без изменений помещается на другом месте пространства или времени. Стало быть, пространство и время всюду конгруэнтны сами с собой, и немыслимо такое содержание ощущений, которое не было бы пространственно и временно распределено. На этом свойстве быть необходимыми составными частями каждого восприятия основывается то, что Кант назвал «априорностью» форм воззрения. Так как эти формы и по взгляду Канта никогда не бывают пустыми формами, встречающимися без какого-либо содержания ощущений, то их априорность и может состоять только в том факте, что они принадлежат всякому восприятию.

Само собой очевидно, впрочем, что никогда нельзя пытаться посредством всех этих соображений вывести в собственном смысле этого слова свойства какой-либо из упомянутых составных частей восприятия. Ведь фактически пространство и время даны нам не иначе чем ощущения в содержании восприятия. Поэтому настолько же невозможно вывести как-то, так и другое из a priori данных функций мышления, как невозможно a priori вывести ощущения красного и синего. Наоборот, формы нашего мышления связаны, конечно, со свойствами нашего восприятия, так что представлялось бы непостижимым, как мы когдалибо могли бы доходить до актов отнесения и сравнения, если бы воззрение не доставляло для этого по форме и содержанию подходящего материала. Здесь все взаимно обусловливает друг друга: без мышления нет воззрений, точно так же и без воззрений нет мышления. Поэтому учение о познании так же мало может помышлять о том, чтобы когдалибо дать себе отчет в существовании восприятия, как и в существовании самого мышления. Как по отношению к мышлению задача его состоит в установлении его свойств, так по отношению к восприятию она заключается в указании условий, в силу которых первоначально цельное и в реальном представлении всегда остающееся цельным восприятие разлагается на составные части, вступающие друг с другом в разнообразные логические соотношения. Но те же самые свойства, которые делают возможным разложение восприятия на два фактора его, придают в то же время пространству и времени их формальное, а ощущению его материальное значение. Первоначальное восприятие содержит в себе многообразное в неразобщенном единстве, но вместе с тем и условия для упомянутого, производимого мышлением, разграничения. Этому вполне соответствует то обстоятельство, что наиболее общие законы мышления, те законы, помимо которых вообще ничто не может мыслиться нами, находят себе адекватные субстраты как в материи, так и в форме восприятия. Это — те законы отнесения и сравнения, которые находят свое логическое выражение в законе тождества и противоречия: наши суждения, выражающие согласие и различие, могут относиться к чистым ощущениям, к формам пространства и времени, равно как и к полному содержанию восприятия, содержащему в себе оба фактора еще не разобщенными. Это — примитивнейшие логические акты мышления, предшествующие всякому разграничению, которое само может состояться только с их помощью.