Реформы на американском финансовом рынке: теоретические дискуссии, законодательство и политика правительства

Правительство и Конгресс США начиная с 2009 г. предприняли целый ряд энергичных мер по укреплению законодательства, направленных на укрепление института регулирования и контроля со стороны государства. Были приняты Закон защиты прав потребителей или Закон Додда — Фрэнка, регулирующий в том числе и сферу банковской деятельности, например, Правило Волкера, а также Закон об аудите ФРС и др.

Еще в начальный период развертывания финансового кризиса, сразу после банкротства международного банка Lehman Brothers, Конгресс США создал Комиссию по анализу причин его возникновения. В конце января 2011 г. эта комиссия представила свой объемистый доклад на 600 страницах. Среди огромного числа фактов обращают на себя внимание некоторые выводы авторов доклада.

Это, во-первых, вполне обоснованное мнение о том, что глубокий финансовый кризис, начавшийся первоначально в США, есть «результат действий и бездействия людей», ответственных за финансовую сферу в США.

Во-вторых, к кризису привела политика дерегулирования, которая проводилась в США с начала 1980;х гг. ФРС.

В-третьих, комиссия пришла к выводу о разрушительных последствиях бесконтрольной деятельности рынка производных финансовых учреждений, особенно хедж-фондов.

Анализ двух первых положений в достаточной мере был представлен в нашем учебнике ранее, поэтому остановимся на том, почему в докладе комиссии акцентировано внимание на хедж-фондах, действующих на американском и международном финансовом рынках.

Нагляднее всего их деятельность характеризуется на примере, который приводится в докладе комиссии Конгресса, относительно хедж-компании LTCM. Эта гигантская компания обанкротилась еще в 1998 г. Еще тогда председатель Комиссии по торговле товарными фьючерсами Бруксли Борн выявил следующее: компания LTCM привлекла в сферу своей финансовой деятельности капитал в размере 125 млрд долл., обладая собственным капиталом в 100 раз меньше привлеченного. Затем эти финансовые ресурсы были направлены для открытия позиций по деривативным инструментам на номинальную сумму 1,25 трлн долл., что превышало размер собственного капитала LTCM в тысячу раз! Об этом часто писали в США и данный случай попал в американские учебники, но, по нашим сведениям, не стал предметом анализа с точки зрения тех условий, которые были созданы на американском финансовом рынке для фактически узаконенной спекулятивной деятельности такого рода финансовых институтов. Более того, хедж-компаний в США стало с того времени еще больше, они аккумулировали все больше денег, активно тесня «классические» банки на денежных рынках США, используя то обстоятельство, что в сравнении с банками намного меньше обременены регулированием.

В результате политика дерегулирования и поощрения формирования деривативов привела к созданию параллельной (серой, теневой) банковской системы и началу финансового кризиса в США (конец 2007— начало 2008 г.). В подтверждение этой мысли комиссия Конгресса приводит такие факты: в начале 1980;х гг. на традиционную банковскую систему приходилось около 70% активов всего американского финансового сектора, а к началу кризиса доля банков составила менее 50%. Соответственно, доминирующей силой на финансовом рынке США стали именно хедж-фонды и другие институты, оперирующие производными финансовыми инструментами. Поэтому вполне закономерно то, что вся финансовая система США, а не только сектор страхования недвижимости (ипотека), как это было принято считать, стала колоссальным финансовым пузырем, который и лопнул в 2008 г., похоронив инвестиционные банки, вслед за которыми обанкротились коммерческие и иные банки и крупные корпорации.

Специалисты с тревогой отмечали, что у такого рода компаний, которых становилось на финансовом рынке США (и ЕС) все больше, показатели левериджа достигали уровня 50—70 раз, что свидетельствовало о чрезвычайной рискованности этого финансового сектора.

В такой обстановке была совершенно неоправданной пассивность государственных регуляторов (в частности, всесильной ФРС), но они упорно стояли на позициях «свободы рынков», способствуя формированию узаконенных крупномасштабных спекуляций. Голоса противников этих опасных процессов, которые указывали на реальные возможности коллапса (Василий Леонтьев, Дж. Гэлбрэйт, Пол Самуэльсон, а несколько позже Дж. Стиглиц и Пол Кругман), не были услышаны. В то же время, многочисленное и влиятельное официальное научно-экспертное сообщество с одобрением относилось к либерально-монетарным инновациям в финансовой сфере, всячески приветствуя политику дерегулирования. Даже Азиатский кризис не смог заставить их пересмотреть эти позиции — слишком тесными были связи этого сообщества с крупными частными финансовыми институтами.

В целом же следует отметить, что политика дерегулирования, проводившаяся в США в течение почти трех десятилетий, вплоть до начала глобального кризиса в 2008 г., почти полностью устранила все барьеры, созданные за длительный исторический период с эпохи президента Франклина Рузвельта (в ходе и после Великой депрессии 1929—1933 гг.), которые могли если не предотвратить глобальный кризис (его предотвратить невозможно), то значительно смягчить его разрушительный характер.

Осенью 2008 г. Конгресс, разъяренный банкротствами крупнейших банков, которые «выходили из игры» один за другим, повергая в панику американское общество, вызвал на слушания бывшего главу ФРС Алана Гринспена. Гуру финансового мира, считавшийся в течение почти двух десятилетий непререкаемым авторитетом, чьи порою невнятные высказывания об ожидаемых трендах в международных финансах трактовались специалистами как некое божественное откровение, на этот раз был растерян. Его рассуждения носили сумбурный характер. Запомнилась, однако, одна достаточно четко выраженная мысль: «Все интеллектуальное здание обрушилось, поскольку все модели основывались на данных последних 20 лет» . Это «интеллектуальное здание», которое упомянул А. Гринспен, не могло не разрушиться, поскольку оно было построено на порочной либерально-монетарной интеллектуальной базе, приверженцем которой являлся не только сам А. Гринспен, ушедший в отставку за четыре года до начала кризиса, но и сменивший его на этом посту Бен Бернанке. Кстати, свое профессорское звание Б. Бернанке получил за фундаментальное исследование Великой депрессии 1929—1933 гг. и анализ «нового курса» Ф. Рузвельта. Странно и то, что он сохранил свой пост, хотя его вина в кризисе была не меньшей, чем у подвергнутого остракизму А. Гринспена Что же касается моделей, за которые некоторые из американских авторов-экономистов получили звание лауреатов Нобелевской премии, включая Милтона Фридмена, то повторим: ошибочность (а скорее, огромная вредность) была им органически присуща, поскольку они основывались на методологически ущербной доктрине экономического неолиберализма, допускающего возможность существования и процветания самой современной экономики капитализма без энергичного государственного вмешательства и разветвленной системы государственного регулирования.

" Новые правые" со времен Рональда Рейгана попытались опровергнуть главный вывод, сделанный великим британским экономистом Дж. М. Кейнсом о том, что «свободный и не регулируемый капитализм остался в XIX в.», т. е. " в эпохе королевы Виктории" , как выразился П. Самуэльсон. М. Фридмен благополучно избежал трепки в Конгрессе, скончавшись незадолго до кризиса. По этому поводу один из наиболее прозорливых и талантливых американских экономистов, профессор П. Самуэльсон выразился следующим образом: " Можно только сожалеть, что Милтон Фридмен скончался, не увидев трагические результаты торжества своих экстремистских идей" .

Принципиальная ошибочность политики дерегулирования заключалась (и заключается) в том, что она не дает возможности предвидеть будущие экономические события, полагаясь всецело на действие «автоматических стабилизаторов», присущих «свободному рынку» как некой «саморегулирующейся системе, действующей на базе конкуренции». Однако сегодня в мире не существует таких «саморегулирующихся систем» — они, как доказал Кейнс еще в 1930—1940;х гг., остались в XIX в. Стремиться жить по правилам ушедшей эпохи — что может быть более утопическим предприятием?

Именно в этом состоит основная интеллектуальная проблема в экономической науке, а не в том, что «возможность реализации неблагоприятных сценариев не была рассмотрена в качестве серьезной альтернативы» и что «экономическая наука и бизнес утрачивают способность трезво оценивать сущность происходящего и заблаговременно корректировать бизнес-стратегию компаний и экономическую политику государства»^[1]. Спрашивается, а когда бизнес трезво оценивал сущность происходящего? Да никогда! У него совершенно другие задачи — делать прибыль, больше прибыли, прибыль любой ценой. Другое дело — экономическая наука. Но ее представители в современных условиях настолько тесно связаны с большим бизнесом, что делать выводы, противоречащие его интересам, практически невозможно. Вот почему в России нужна сильная независимая академическая экономическая наука, которая финансировалась бы исключительно государством, а не бизнес-сообществом.

Конгресс принял целый серьезных действий, включая упомянутые ранее законы, призванные улучшить регулирующие механизмы и хотя бы частично вернуть контроль государства в финансовой системе и на финансовых рынках США. Далее мы рассмотрим эти действия подробнее.

• [1] Ершов М. Мировой финансовый кризис. Что дальше? М., 2011.