Любовь — грустное, мучительное чувство

Однако любовь в «Книге песен» далеко не всегда чистая, ясная, ничем не омраченная радость светлых воспоминаний (XC). Чаще всего это грустное, а порой и мучительно тревожное чувство, граничащее с отчаянием тоски. В ней много от ацедии из «Тайны». Любовь изображается в «Книге песен» не только как радость, но и как боль и страдание потому, что любовь эта — реальна. Она печальна прежде всего потому, что это любовь отвергнутая. Счастливых минут поэт может вспомнить не так уж много.

Мгновенья счастья на подъем ленивы, Когда зовет их алчный зов тоски;

Но, чтоб уйти, мелькнув, — как тигр легки.

Я сны ловить устал. Ндежды лживы.

(LVII, Перевод Вяч. Иванова) Изображая свою печаль, Петрарка часто проецировал ее на природу, и тогда его внутренний мир, так же как и Лауры, оказывался частью природы и приобретал поразительную пластичность:

Уж хмурый воздух с въедливым туманом, Клубящийся под набежавшим ветром, Вот-вот готов заморосить дождем, Уже кругом кристаллом стали реки, И вместо злаков, покрывавших долы, Куда ни глянь — лишь изморозь да лед.

(LXVI, Перевод А. Эфроса) Это вполне реалистическая картина зимы в Воклюзе, свидетельствующая о совершенно новом отношении поэта к природе, но в секстине картина эта существует не сама по себе, а только как образ внутреннего мира лирического героя, как образ его печальных раздумий:

И у меня на сердце стынет лед, И тяжко думы стелются туманом, Таким, как тот, которым полны долы, Куда нет доступа любовным ветрам И где вокруг лежат недвижно реки, А небо каплет медленным дождем.

(LXVI, Перевод А. Эфроса) Секстина зафиксировала своеобразную классическую гармонию между человеком и природой. Однако для «Книги песен» в целом такая гармония чаще всего идеал, чем реальность. Печаль Петрарки, так же как и его радость, перерастает пределы просто любви к реальной, земной женщине. Поэт всматривается в свое чувство и сам дивится его противоречивости:

Коль не любовь сей жар, какой недуг Меня знобит? Коль он — любовь, то что же Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, боже…

Так злой огонь?.. А сладость этих мук!..

На что ропщу, коль сам вступил в сей круг?

Коль им теснен, напрасны стоны. То же, Что в жизни смерть, — любовь. На боль похоже Блаженство. «Страсть», «страданье» — тот же звук.

Призвал ли я иль принял поневоле Чужую власть?.. Блуждает разум мой.

Я — утлый челн в стихийном произволе, И кормщика над праздной нет кормой.

Чего хочу, — с самим собой в расколе, ;

Не знаю. В зной — дрожу, горю — зимой.

(CXXXII, Перевод Вяч. Иванова).