Анализ перевода М. И. Чайковского

«Сонет 12.

Звучит ли бой часов и время гонит, Иль вянет лепесток за лепестком, Гляжу ль, как бодрый день во мраке тонет, Как черный локон смешан с серебром, ;

Когда я вижу рощу оголенной, — Бывало, в зной, убежище для стад — Как зелень лета старец убеленный, Скосив стогами, полагает в ряд, ;

Тогда меня всегда вопрос терзает:

Неужли чудный облик твой умрет, Как красота здесь так же скоро тает, Как перед нею новая растет?

Косы времен не одолеешь ты, Не передав потомству красоты"[43].

Перевод Чайковского может, по праву, считаться самым близким к оригиналу, потому что почти все образы 12 сонета были сохранены им с поразительной точностью. В его переводе мы не видим такого количества переводческих трансформаций, какое присуще переводам других поэтов. Несомненно, Чайковский воспользовался методом поэтического перевода, а не стихотворного, так как в произведении присутствует присущая поэтическому переводу метафоричность, но тем не менее, его перевод больше напоминает стихотворный, так как поэт стремился не выходить за рамки авторских образов. Но, к сожалению, его перевод написан более живым и ярким языком, что наущает общую атмосферу скорби и печали.

В первом катрене мы с первых же строк видим прием генерализации: «фиалка» превращается в «лепестки». Затем сохраненный образ «бодрого дня» дополняется измененным образами «отвратительной ночи» — «мраком». Чайковский, как и Маршак, решил использовать в переводе словосочетание «темный локон», вместо более далекого от норм русского языка словосочетания «соболиные волосы». Хоть переводческие трансформации и присутствуют в произведении Чайковского, но они не такие явные, ведь сохраняют общий вид смысловую нагрузку образов.

Во второй строфе мы уже можем наблюдать прием конкретизации: абстрактная листва Шекспира превращается в более конкретный образ «рощи». А вот образы «стад» и «зелени лета» автор полностью сохранил, не привнося ничего нового, зато «снопы» были преобазованы в более яркий образ «услабленного старца», что косит «зелень лета» складывая в «ряды». Этот образ, по праву, можно считать более удачным для русскоязычного читателя, потому что седой старец у нас легко ассоциируется именно с зимним временем года.

В третьем четверостишие можно найти чуть больше трансформаций, чем в предыдущем — тут намного больше опущений и обобщений. «Красота» превращается в «чудный облик», а сам автор вводит вопросительное предложение в свое повествование, сравнивая природную красоту с красотой человеческой:

«Неужли чудный облик твой умрет, Как красота здесь так же скоро тает, Как перед нею новая растет?» [43].

Мы так же уже не находим здесь образа будущих поколений, вместо него стоит обобщение «новая красота», которая «растет» перед старой, то есть Чайковский объединяет и образ природы и образ человека, говоря о том, что всем нам на смену придет что-то новое.

Заключение

содержит небольшое искажение образа «косы Времени» — поэт говорит о «косе времен», которую можно «одолеть» лишь «передав потомству красоту». Именно этой мыслью, которая и была заключена в оригинальном тексте, заканчивает свое произведение Чайковский, тем не менее, общее настроение печали и сожаления не было передано, так как стихотворение имело более выраженный назидательный, наставительный подтекст, нежели мрачный или печальный.

Итак, в своем переводе Брюсов сохранил количество строк, размер и сами образы, не нарушив структуру рифм, но, не передав общее настроение стихотворения. Тем не менее, концептуальная информация была сохранена. В ходе своей работы автор пользовался методом поэтического перевода, близкого к стихотворному.

Основные сходства и отличия текста перевода от текста оригинала можно представить в нижеследующих таблицах: