Вывод: об основных функциях повторяющейся библейской цитаты «яко н?сть мужества, ни есть думы противу Богови» в летописных текстах

Таким образом, мы детально рассмотрели повествования в Суздальской летописи и более поздних летописных сводах — Троицком, Симеоновском, Владимирском и Никоновском, отмеченные цитатой: «яко н? сть мужества, ни есть думы противу Богови»: это рассказы за 1185 г., 1186 г. и 1237 г. Относительно первых двух случаев в Суздальской летописи (1185 г. и 1186 г.) указанная сентенция стала показателем не только родственности (слитности) сюжетов (поход на Кобяка, поход Игоря против половцев), но и важного явления «скольжения» характеристики героев — половцев и русских князей. Было доказано, что «переходность» характеристик напрямую связана с амбивалентностью репрезентации персонажей, попеременно описываемых в парадигме «поганых» (или наоборот — жертв). Также было отмечено, что анализируемая цитата напрямую связана с усложненным концептом «хоробрости», «мужества», который может реализовываться в летописи в положительном аспекте (если мужеству способствуют княжеская мудрость, богобоязненность, смирение) и в отрицательном (если хоробрости сопутствуют тщеславие, горячность и недальновидность князя). Относительно последнего, третьего случая в Суздальской летописи (1237 г.) наличие цитаты отмечает не только определенный нарратив (борьба с внешним врагом), но и важное для летописания явление «компилятивной» структуры ряда повествований, построенных зачастую из фрагментов предшествующих рассказов. При разделении текста статьи за 1237 г. (СЛ) на сегменты «заимствований» (сюжетных пересечений) наглядным сделалось то, что рассматривая сентенция — это также маркер исторических ретроспекций, совершаемых летописцем. Автор создает текст, встраивая его в «матрицу» готовых сюжетов, а соответственно — и событий, воспоминание о которых должно было реактуализироваться у читателя уже в связи с более поздним событием (татаро-монгольским нашествием). Обнаружение подтекстного пласта в статье за 1237 г. сделало наглядным стремление летописца выявить исторические аналогии, очертить примерный круг причин описываемых им событий — и в целом, показать историю как цикл повторяющихся эпизодов и ошибок, не усвоенных теми или иными историческими фигурами.

На основе сопоставительного анализа сюжетов из более поздних летописных сводов: Троицкого, Симеоновского, Владимирского и Никоновского, отмеченных интересующей нас библейской сентенцией, были выделены следующие функции повторяющейся цитаты: 1) сентенция как маркер определенного нарратива, посвещенногоборьбе русских князей с врагами-иноверцами (половцами и татарами)), инвариант которого с большей или меньшей степенью точности воспроизводится в текстах различной удаленности от праисточника (зачастую таковым выступает именно Лаврентьевская летопись); 2) цитата как показатель текстологической близости ряда летописных сюжетов (явственна апелляция Троицкой летописи к Лаврентьевской, Симеоновской — к Троицкой, Владимирской — к Симеоновской, Троицкой (или самой Лаврентьевской), Никоновской — сразу к ряду летописных указаний; 3) сентенция как маркер интерпретационного начала более позднего летописного свода (цитата может подчеркивать случаи авторского толкования конкретного лица или события, если она атрибутируется уже другому персонажу (явление «скользящей характеристики»)).