Освещение рижских баррикад в СМИ

Движение за независимость и прибалтийский кризис

«Дорогие товарищи, дорогие соотечественники! Стрелки часов приближаются к отметке, отделяющей не только один день от другого, но и старый год от нового. В эти минуты мы перебираем в памяти события уходящего года, с надеждой думаем о том, что ждет нас и наших близких, нашу великую страну в наступающем 1991 году» Горбачев М. С. Собрание сочинений. М., 2014. Т. 24. С. 13. — этими словами начиналось новогоднее обращение М. С. Горбачева 31 декабря 1990 года. Выступление президента СССР было достаточно оптимистичным: он признавал, что уходящий год выдался тяжелым из-за экономической ситуации в стране, но важнее то, что все справились с трудностями и можно идти дальше. Для кого-то эти слова были моральной поддержкой, кто-то негодовал, слушая очередной хвалебный гимн советским труженикам, но вряд ли кто-то обратил особенное внимание на следующую фразу: «Будущий год особый. На него падает решение вопроса о судьбе нашего многонационального государства» Там же. С. 14. Эти слова стали пророческими.

Распад Советского Союза многими оценивается как самое масштабное событие XX века после двух мировых войн. Об оценке его с точки зрения политической, исторической или даже эмоциональной не стоит и говорить: наверное, обсуждения и споры не будут утихать еще очень долгое время, а для современной России развал СССР по-прежнему видится причиной многих насущных проблем. Предпосылок для «гибели империи» было предостаточно: на конец 1990 года социально-экономическое положение в стране оценивалось крайне негативно, и здесь можно привести только небольшой перечень проблем, с которыми тогда пришлось столкнуться: рост денежных доходов превышает производственные способности, инфляция, «развал потребительского рынка»; по сравнению с 1989 годом снижение ВНП на 2%, производственного национального дохода на 4%, производительности общественного труда на 3%. Внешнеторговый оборот сократился на 6.6%, государственный долг увеличился более чем на 150 млрд. рублей и превысил 550 млрд. рублей СССР в цифрах в 1990 году: краткий статистический сборник / Центр. стат. упр. при Совете Министров СССР. М.: Финансы и статистика, 1991. С. 5. Очевидно, что ситуация в 1990 г. ухудшилась, кризис усиливается, при этом справочник Госкомстата уже соответствует идеалам гласности и честно приводит средние показатели по сравнению с другими странами несоветского блока. Разница очевидна: прокоммунистические государства явно уступают капиталистам. Не последнюю роль (вернее даже сказать, ведущую роль) в распаде СССР сыграл национальный вопрос. В нашем случае стоит отдельно рассмотреть ситуацию с Прибалтийскими республиками, в которых первые зачатки «новых» антисоветских национальных движений (если не учитывать антисоветские восстания 40-х годов) появились еще в 1987 году.

Анатоль Ливен, литовский историк и журналист, описывает ситуацию с движением за независимость в Прибалтике, отмечая особенности каждой республики. Первые независимые политические движения образовались в виде экологического протеста. Эстонские диссиденты выступали против добычи фосфатов, причем причин было несколько: во-первых, помимо фосфатов могли начать разрабатывать и другие опасные месторождения, а во-вторых, любые новые разработки способствовали притоку русских работников. В этот же период недовольство в Литве было вызвано тем, что на устранение последствий катастрофы в Чернобыле было послано множество литовских рабочих. Еще одной силой сопротивления было Общество Национального Наследия, которое, казалось бы, было далеко от политики, но проводимые им реставрации проходили под девизом сохранения национальной идентичности, даже если она проявлялась в архитектуре Lieven A. The Baltic revolution: Estonia, Latvia, Lithuania, and the path to independence. New Haven; London, 1993. Р. 220.. Как отмечает А. Ливен, бывшие Прибалтийские республики до сих пор спорят, кто был первым в борьбе за независимость. Эстония изначально была активнее, но Латвия вдруг вышла вперед в 1987;1988 гг., когда была основана группа «Хельсинки-86». 14 июня 1987 года они устроили демонстрацию в годовщину сталинских депортаций 1941;го. За ними следил КГБ, но это дало обратный эффект — вместо того, чтобы испугаться, латвийцы стали более уверенными в себе. Тем более что демонстрации 1987 года не носили антисоветский характер — они были исключительно против сталинских преступлений, и для Москвы возмущение было бы странным: сами буквально недавно осуждали сталинский террор. Относительно безобидное начало и лояльная реакция властей укрепили прибалтов в мысли о возможности более смелых требований, и последовали новые демонстрации Ibid. Р. 221.

В 1988 году от Народного Фронта Эстонии впервые прозвучало требование об отделении, которое, по мнению А. Ливена, не «выстрелило». А самой «мощной» стала акция «Балтийский путь» 23 августа 1989 года (день 50-летия подписания пакта Молотова-Риббентропа), когда 2 млн. человек (2/5 населения Прибалтики) встали в живую цепь длинной 370 миль от Вильнюса через Ригу к Таллинну с требованием независимости для прибалтийских республик (сейчас на главной площади Вильнюса можно увидеть памятный камень, от которого начиналась эта цепь). Возможно, что начало акции в Вильнюсе стало случайностью, но в дальнейшем именно противостояние Москва-Вильнюс будет самым ожесточенным. 11 марта 1990 провозглашает свою независимость Литва Ibid. Р. 219. За день до этого состоялась сессия Верховного Совета Литвы, председателем которого стал Витаутас Ландсбергис 1990: опыт изучения недавней истории: сборник статей и материалов. Т.2. / под ред. А. Дмитриева и др. М., Новое литературное обозрение, 2011. С. 94. Горбачев принял произошедшие изменения отрицательно и выразил свое мнение на третьем Съезде народных депутатов, на котором (по понятным причинам) не присутствовал представитель новоявленной независимой республики: «Восстановлена буржуазная конституция 1938 года. Я думаю, что это все неправомерные и неправомочные решения» Там же. С. 98. По сути, больше ему сказать было нечего: аппелирование к советской конституции (и особое внимание к случаям ее нарушения) типичны для выступлений Горбачева на протяжении всего его правления, как мы это еще увидим позже. Историк В. В. Дамье, описывая личные впечатления и общую ситуацию, видит причину напряженности в наличии двух «блоков»: представители одного блока являлись сторонниками сохранения СССР в любой форме, другой блок составляли «приверженцы национального самоопределения», и их требования зачастую были весьма радикальными. Было очевидно, что такое полярное разделение «не доведет до добра» Там же. С. 95. .

4 мая 1990;го о своей независимости (вернее, о начале пути к ней) вслед за Литвой объявила Латвия. А 17 июня в Риге прошел масштабный митинг за вывод советских войск с балтийских территорий. Дата, скорее всего, была выбрана не случайно — ведь ровно пятьдесят лет назад они впервые вошли на территорию Латвии и Эстонии. Таким образом, именно к середине 1990;го А. Ливен относит начало массовых антисоветских выступлений в Латвии Lieven A. The Baltic revolution: Estonia, Latvia, Lithuania, and the path to independence. New Haven; London, 1993. Р. 230. 29 апреля 1990 года Советское правительство предложило коммунистическому правительству Латвии и Народному фронту остаться в составе советской конфедерации на правах Финляндии при царской власти: полная автономия, кроме вопросов вооружения и международных отношений. Москва получила отказ, а председатель Народного фронта Дайнис Иванс был радостно встречен и засыпан цветами Ibid. Р. 243. Фигура Иванса является достаточно спорной, и ее рассмотрение не входит в задачи данной работы. Однако интересно рассмотреть его личность с точки зрения характерности для данного периода. А. Ливен определяет Иванса как «absolutely representative founding figure»: в последний период правления Брежнева Иванс был советским журналистом, имел много правительственных премий (что ему впоследствии неоднократно припоминали). Проявлял себя в качестве националиста, при этом националисты его не любили. Однако он искреннее любил латвийскую нацию, а в ноябре 1991;го после многочисленной критики сложил свои полномочия в качестве политика, чем также вызвал уважение А. Ливена, который считает характерной чертой советских управленцев желание оставаться во власти как можно дольше во что бы то ни стало Ibid. Р. 293−294.

В сентябре 1990;го несколько военных баз было атаковано в Латвии — А. Ливен уверен, что это была советская провокация для того, чтобы ввести войска. Несмотря на то, что западные СМИ освещали события в Прибалтике, и одни за другими публиковали обращения к Советскому руководству, балты данной поддержки не заметили: по их мнению, Запад игнорировал происходящее в Прибалтике, воспринимая все как внутренний конфликт СССР, а действия западных политиков не влияли на экономическую политику Советского Союза и вывод войск с прибалтийских территорий Ibid. Р. 244. В происходящей конфронтации Москвы и Прибалтики ведущую роль, конечно, занимала Литва — провозгласив свою независимость весной 1990;го, страна оказалась под наиболее пристальным вниманием и сильным прессингом со стороны Москвы. Пути назад уже не было, все принимаемые меры были рассчитаны на отделение от Союза, а проводимая политика откровенно противоречила московским чаяниям и «старой» коммунистической идеологии. Однако, по мнению А. Ливена, целью Советского правительства в первую очередь была Латвия. Данную точку зрения автор аргументирует тем, что наибольший процент русского населения проживал именно там, и как следствие могла быть гарантирована лояльность московской политике Ibid. Р. 245. По этой же причине Латвия медленнее всего двигалась к независимости. Уже позже, когда дошло до создания новой конституции, в Верховном совете по-прежнему находилось большое количество русских, и ее принятие было осложнено вопросом о «гражданах» и «негражданах» Ibid. Р. 289. (сложная ситуация, которая до сих пор активно обсуждается в Латвии — однако, ее рассмотрение не входит в данную работу). Также по причине национального состава стран движение за независимость изначально не было перенято в Эстонии и Латвии на «литовский» манер — например, в ходе проводимых в данных республиках выборах русское население, увидев реакцию Москвы на события в Литве, могло бы отказать в поддержке, и тогда представителям антисоветской политики не удалось бы набрать 2/3 голосов Ibid. Р. 241−242.. Данные условия нужно учитывать при анализе различных материалов, особенно мемуаров М. С. Горбачева и других политиков: вполне возможно, что повышенное внимание к Литве (а не Латвии) было обусловлено не столько именно ее политической активностью, сколько уверенностью авторов в том, что Латвия является «промосковской», и оттуда угрозы ждать не стоит. Аппеляция к российскому населению в Литве, впрочем, тоже присутствует — правда, в довольно неграмотном виде. Например, «засилье русского населения», на которое жаловались и в Литве тоже, Горбачев отрицает: «Это было явное преувеличение — русские в Литве составляли пятую часть населения» Горбачев М. С. Размышления о прошлом и будущем. М., 1998. С. 102. Во-первых, пятая часть — это уже очень много, и в таком случае преувеличения не было. Во-вторых, русские в Литве (по справке от «Аргументов и фактов») составляли 8,9%, что, однако, тоже немало Аргументы и факты. М., 1991. № 3. С. 2.

Демонстрации за независимость А. Ливен, как непосредственный их участник, описывает очень эмоционально. Это и неудивительно — одно только посещение Музея Баррикад 1991 года в Риге производит огромное впечатление и заставляет задуматься. Скорее всего, для молодежи сейчас музей остается всего лишь музеем: интерактивные доски, «прямая» трансляция с места событий, быт советских квартир и противопоставленные им реалии США, которые можно наблюдать через замочные скважины в стене — все это очень интересно и необычно (как отметила моя младшая сестра, «даже не верится, что это было так недавно»). Но интереснее наблюдать реакцию старшего поколения, особенно из России или даже из бывших стран Советского Союза (и хоть вопрос исторической памяти лишь отчасти затрагивается в данной работе, один момент стоит подчеркнуть) — многие русскоязычные посетители в онлайн комментариях и книге отзывов музея отмечали, что было интересно узнать о событиях, которые так мало освещались (или почти не освещались) в советских СМИ. Из самих же свидетелей никто не забудет демонстрации за независимость 1988;1991 годов — «песни, слезы, чувство облегчения, возможность говорить на публике то, о чем раньше боялись даже шептать» Lieven A. The Baltic revolution: Estonia, Latvia, Lithuania, and the path to independence. New Haven; London, 1993. Р. 219.. Советский Союз, по мнению А. Ливена, оказался слабым потому, что был основан на лжи, а не на легитимации, как Российская империя. Когда стали известны репрессии 40-х годов и содержание пакта Молотова-Риббентропа, уже ничто не могло удержать прибалтов в согласии с советской властью Ibid. Р. 222.. Правда, несогласие в конечной его форме, вылившееся в демонстрации 1991 года, возникло не сразу; существовала некая эволюция протеста. Это видно, если сравнивать взгляд на независимость 1991 и 1988 годов. Например, А. Ливен приводит характерный для 1988;го диалог:

• — Вы хотите независимости?
• — Да, конечно, каждая страна должна быть независима!
• — Значит, хотите покинуть Советский Союз?
• — Нет, я за независимость в составе СССР! Ibid. Р. 229.

На 1991 год схожие заявления характерны для М. С. Горбачева, обещавшего прибалтийским республикам всевозможные свободы при условии их невыхода из Союза. Однако для самих прибалтов такой расклад был уже неприемлем. Отношение к позиции Горбачева и реакции на нее интересно проследить в прессе, где «независимость» Прибалтики признается и либеральными, и просоветскими изданиями, но понимается по-разному. Если приведенный выше диалог можно условно назвать анекдотом, то для просоветской прессы характерно было именно такое, «анекдотическое» отображение реальности. Любое упоминание преференций для Прибалтики при условии невыхода из СССР воспринималось как определенное благо. Либеральные же издания воспринимали независимость как полное отделение в экономическом, территориальном и прочих смыслах, а высказывания политиков и граждан оценивались с позиции относительно именно такого понимания независимости.

Таким образом, к началу 1991 года в Прибалтике складывалась крайне напряженная ситуация: помимо вопроса о независимости оставалось неочевидным положение советских военных, не были решены экономические вопросы, все чаще звучат слова о «конце перестройки». В «верхах» существовали свои противоречия: как в Москве, так и в прибалтийских республиках правительства, по сути, состояли из различных «блоков». Они были представлены либерально направленными политиками, коммунистами «старого» и «перестроечного» образца. У каждого блока была поддержка, причем как со стороны граждан, так и со стороны СМИ. Не стоит забывать и о ситуации в России: с провозглашения суверенитета 12 июня 1990 года многое изменилось, отношения с другими республиками начинают рассматривать двояко: как внутренние отношения СССР и как взаимодействие самостоятельных стран на мировой арене. Проблемы накапливались и выливались в громкие заявления политиков, марши и митинги, провокации и столкновения на улицах. В январе произошли печально известные вильнюсские события, за ними последовали рижские баррикады. Все эти происшествия нашли отражение в СМИ, где помимо перечисления событийного ряда присутствуют оценки современников (политиков, свидетелей, участников, читателей, политологов, интеллигенции, членов редакции и т. д.), политический и социальный анализ происходящего, возможные прогнозы, оценка действий властей и многое другое. Что-то замалчивалось, что-то по-своему интерпретировалось в зависимости от политической направленности издания, что-то носило более детальный характер. Не стоит забывать и об особенности журналисткой работы и желании привлечь внимание читателей расследованиями, подробными репортажами и прочими рубриками.