Роль советских диссидентов в официальной и неофициальной журналистике СССР

Для понимания общей картины в журналистской среде, приведем некоторые данные. «В 1964 г. общий объем вещания Всесоюзного радио для населения страны составлял 136 часов в сутки, на зарубежные страны — 143 часа. Центральное телевидение вело передачи из Москвы по трем программам объемом в 14,4 часа» Овсепян Р. П. История новейшей отечественной журналистики (учебное пособие). Под редакцией Я. Н. Засурского. — М., Изд-во МГУ, 1999. — Режим доступа: http://evartist.narod.ru/text/51.htm. «В начале 70-х гг. было построено 102 мощных передающих телестанции и значительно расширена сеть приемных станций „Орбита“. К середине 70-х гг. их стало 72, что позволило расширить зону приема телевизионных передач» IV съезд Союза журналистов СССР. Стенографический отчет. М., 1977. С. 28.. Если в 1975 г. телевидение могли смотреть 195 млн. человек, т. е. 77% населения страны, то в начале 80-х гг. его смотрело более 230 млн., или 87,9% населения Юровский А. Телевидение — поиски и решения. Очерки истории и теории советской тележурналистики. — М., 1983. — С. 48. .

Весь этот мощный арсенал средств массовой информации по факту был направлен на единственную группу населения — трудящихся. СМИ должны были решать задачи экономического, политического, хозяйственного и культурного воспитания населения. Разнообразие газетно-журнальной периодики и бурное развитие новых форм подачи информации (включая радио и телевидение) в определенный момент становится очевидной фикцией. Созданная правительством пелена падает, людям вновь необходима правда. Никем не заполненные «пробелы» отвоевали и вполне органично заняли диссиденты — «откапыватели» всего, что скрыто. Такого рода журналистика считалась незаконной и старательно искоренялась властью. «Утверждают, что ещё в сороковые годы оригинальный и мало издававшийся поэт Николай Глазков ставил на титульном листе своих машинописных сборников словечко „самсебяиздат“ (по аналогии с Госиздатом, Политиздатом и прочими официальными издатами)» Сухих И. Сергей Довлатов: время, место, судьба. — СПб.: Азбука, 2010. — С. 20.

Выйти за рамки потешного рассказа и стать частью новой культурной реальности самиздату удалось в шестидесятые годы. Во всеобщий обиход слово вошло только в семидесятых годах. «Самиздатом» называли напечатанные на пишущей машинке тексты, которые ходили по рукам, распространялись в копиях и даже фотографировались. «Изучение прошлого, независимые мысли и высказывания — всё это было бы невозможно, если бы не самиздат, свидетельство и проявление нового отношения к слову» Вессье С. За вашу и нашу свободу! Диссидентское движение в России. — М.: Новое литературное обозрение, 2015. — С. 49. Если в самом начале в самиздат попадала исключительно художественная литература, точнее поэзия, то с начала шестидесятых на страницах самиздатских изданий публикуют всё, что не соответствует официальной линии государства.

С первых лет своего существования Советская власть занялась выработкой новых слов и выражений, которые методом повсеместного употребления вводились в лексикон населения. Некоторые старые слова изымались из языка, значение других меняли с добавляемой положительной или отрицательной коннотацией. «Октябрьская революция непременно „Великая“, а диссидентов неизменно обвиняют в том, что они „подрывают основы государственной власти и советского общества“. Слова объединяются в застывшие формулы: „Народ и партия едины“, „Да здравствует решающий год пятилетки“…» Вессье С. За вашу и нашу свободу! Диссидентское движение в России. — М.: Новое литературное обозрение, 2015. — С. 113−114. .

В период 50−60-х гг. в советской периодике стремительно появляются новые издания, ориентированные преимущественно на рабочий класс. Из-за специфики целевой аудитории, используемый в статьях и материалах язык был соответствующим. Главной задачей таких газет и журналов было развлечение после трудового дня. Иных целей издания не преследовали, поскольку иных потребностей у их читателей тоже (по мнению правительства) быть не могло.

«В 1977 г. в стране выходило около 7 тыс. журналов и изданий журнального типа с годовым тиражом, превысившим 3 млрд. экз. Разовый тираж только „Работницы“ был 13 млн. экз. „Крестьянки“ — около 7 млн. экз.» IV съезд Союза журналистов СССР. Стенографический отчет. — М., 1977. — С. 26.. Благодаря колоссальным тиражам периодики население СССР было названо одним из наиболее читающих в мире. Тем не менее, высокие тиражи, например, партийных изданий свидетельствовали скорее о дисциплинированности членов партии, а не о личной вовлеченности и читательской заинтересованности: свою силу сохраняла директива об обязательной подписке каждым коммунистом на партийную газету и журнал, принятая еще в середине 20-х гг.

Попытка создания нового языка может также свидетельствовать о стремлении порвать все связи с прошлым и с традиционным образом мыслей. Если значения слов поменялись, названия стали новыми, реальность модифицируется, то вместе с тем трансформируется и общественное сознание. Язык имеет огромную важность, именно поэтому контроль, например, над литературой осуществляется с такой строгостью. Стилистика речи диссидентов практически не имеет точек соприкосновения с языком диалектического материализма. Диссиденты на первое место ставят важность передачи информации обществу. Именно поэтому в Советском Союзе было такое разнообразие видов: диссиденты старались подобрать наиболее подходящую именно для данного места и времени оболочку для важной информации.

Советское государство убеждено, что оно — единственный выразитель единственного мнения и обращает его к адресату, который с ним идентичен, поскольку, согласно одному из широко растиражированных лозунгов, «народ и партия едины». Между тем, для удобства политических агитаторов и других привлеченных людей общепринятые штампованные фразы длинными списками публикуют в прессе вплоть до восьмидесятых годов.

Вся деятельность партийного государства основана на скрупулезно поддерживаемой секретности и закрытии доступа посторонних к определенным сферам жизни общества. «С 1917 по 1953 год Россией управляют люди под псевдонимами; это похоже на аллегорию: страна, где люди живут под чужими именами, где внешность обманчива, где слова значат не то, что значили раньше, где копятся „секретные“ и „совершенно секретные“ дела. Придерживаться принципиально незасекреченных действий — это значит подрывать основы системы» Вессье С. За вашу и нашу свободу! Диссидентское движение в России. — М.: Новое литературное обозрение, 2015. — С. 102.

Благодаря нескольким манипуляциям государство перекрывает возможность публикации материалов на конкретные темы, а, следовательно, и попадания в народ неугодных мыслей. Непременным условием любого анализа положения дел в стране, каких-либо размышлений о краткосрочном и долгосрочном будущем, любого участия в текущей жизни является доступ к информации. При господствующей в Советском Союзе идеологии это было невозможно. Бурное развитие всех сфер журналистики становится всего лишь видимостью, а не обязательным спутником свободы выражения.

Подобное положение дел шло вразрез с идеалами представителей определенных слоев населения. Одни бесстрашно и осознанно, другие — только в пределах своей безопасности начинают выражать недовольство проводимой в стране политике, особенно информационной. У истоков диссидентского движения стоит взаимодействие между словом и делом. Диссиденты выступают против лжи, которой, по их убеждению, насквозь проникнута Советская власть. У себя дома, на кухне каждый позволял себе что угодно, но между кухней и площадью пролегает страх. Держать людей в созданной клетке помогали несколько рычагов — например, награды верным подданным и террор. Бороться старыми методами становится бесполезно.

«Синтаксис», «Бумеранг», «Феникс» — в первых самиздатских журналах печатаются в основном стихотворения. Роль Алика Гинзбурга, как издателя «Синтаксиса», много больше, чем бездумное соединение разных авторов и их произведений. В каждом номере было представлено десять авторов и пять их стихотворений. Задача Гинзбурга состояла в том, чтобы отобрать наиболее пригодные для публикации и интересные для читателя работы. Именно в «Синтаксисе» были впервые опубликованы Иосиф Бродский и его поэма-мистерия «Шествие», Белла Ахмадуллина, Булат Окуджава и многие другие запрещенные поэты и писатели.

В документальном фильме «Свидетельство из ГУЛАГа» Гинзбург свой выбор самиздата объясняет тем, что именно поэты, а не журналисты или публицисты, улавливали изменения, которые уже происходят или только зарождаются в обществе. Гинзбург, как редактор, видел своей главной задачей предоставление платформы для выступления тех, кто знал как и куда необходимо двигаться. «Вроде бы просто-напросто зарифмованные строки, однако, именно они предвещают то, что скоро в обществе произойдет» «Les temoins du goulag» (рус. «Свидетельство из ГУЛАГа») — документальный фильм. — 2001 г. — Авторы: Yves Jaigu, Laurene L’Allinec, Natalia Smirnova. — в 2 частях.. Современники отмечали исключительную тонкость и точность вкуса 22-летнего Гинзбурга. Позднее Константин Кузьминский, один из составителей «Синтаксиса», так напишет о своем коллеге: «Ну, 50 поэтов, из них 5 впоследствии не состоялись как поэты, но остальные 45 стали величинами» Александр Гинзбург. Передача первая. — Радио свобода. — Опубл. 14.04.2014 г. — Режим доступа: http://www.svoboda.org/content/transcript/25 332 227.html.

Диссиденты стали отражением своей эпохи. Так, Александр Гинзбург перерос свои поэтические сборники «Синтаксис» и позднее стал составителей политически направленной «Белой книги». Самиздат начинался со стихов, а расцвет свой встречал «Хроникой текущих событий». Отличительной чертой запрещенных изданий становится первенство «голой» правды. Диссиденты собирают факты, о которых власть стремится умолчать: кто сидел в лагерях, кто был уничтожен физически или только на бумаге.

Задает тон и лучше всего отражает дух российского диссидентства самиздатский бюллетень «Хроника текущих событий». Издание возникло в 1968 году как реакция на процесс Гинзбурга-Галанскова и просуществовало до 1982 года. За весь этот период на страницах бюллетеня ни разу не был опубликован состав редколлегии. Начинает выпуск «Хроники» и становится первым главным редактором издания Наталья Горбаневская. Именно благодаря её усилиям был создан стиль, усвоенный и поддержанный всем диссидентством: предоставлять аудитории сдержанно написанные информационные сообщения без комментариев. По задумке, главным действующим лицом нового выпуска становилась информация, а не авторы, имена которых (по причине второстепенности) не указывали.

Спустя некоторое время со стороны властей последовали угрозы: если редакция не прекратит распространение издания, начнется арест, причем не обязательно тех, кто участвовал в создании бюллетеня. Шантаж срабатывает, и у людей не остается выбора: 28 февраля 1973 года редакция «Хроники» объявляет, что 28-го номера бюллетеня не будет. Наступает сложный период для диссидентства в целом: движение заставили замолчать и как будто окончательно сломили. Но 7 мая 1974 года Татьяна Великанова, Сергей Ковалев и Татьяна Ходорович приглашают иностранных журналистов и передают им 28-й, 29-й и 30-й номера «Хроники», датированные соответственно 31 декабря 1972 года, 31 июля 1973 года и 31 декабря 1973 года. Редакция заявляет, что полностью принимает на себя ответственность за распространение бюллетеня. Если за содеянным последуют аресты, то пусть арестуют именно их. Остальные — а их очень много — продолжают работу, оставаясь в тени: они проверяют информацию, поступающую в журнал, пишут материалы, перепечатывают «Хронику» Вессье С. За вашу и нашу свободу! Диссидентское движение в России. — М.: Новое литературное обозрение, 2015. — С. 104.

Самиздат стал голосом всех тех, кто советской властью был его лишен. Запретной и закрытой темой долгое время оставалось изучение системы лагерей СССР. Узнать хотя бы часть того, что на самом деле происходило за высокими заборами, могли только некоторые приближенные к системе люди. Остальным подобную информацию предоставлял самиздат. Чтобы с попаданием за решетку человек не был вычеркнут из членов общества, диссиденты рассказывают об их судьбах другим людям.

В самиздате распространялись также изданные на Западе политические труды, например, «Технология власти» Авторханова и «Новый класс» Милована Джиласа. Когда под запрет попала лагерная проза, самиздат вобрал и её. «С 1968 года самиздат стал всё больше обогащаться социологическими и политическими документами. Он превратился в канал, дающий доступ к информации, отличной от той, которую очень выборочно предоставляли официальные СМИ, и позволяющий распространять воззрения, которые не потерпела бы цензура» Вессье С. За вашу и нашу свободу! Диссидентское движение в России. — М.: Новое литературное обозрение, 2015. — С. 53. Примечательно и то, что в стране атеизма как государственной религии существует православный самиздатский журнал «Надежда». Также в СССР существует еврейский самиздат и другое разделение при сборе информации и дальнейшем ее распространении.

Выделение малых групп помогает авторам концентрировать свои силы и в дальнейшем работать в большей степени для хорошо знакомых частей общества. Подобным рупором стал «Вестник Исхода», который с 1972 года публикует списки евреев-политзаключенных. Самиздатские издания занимаются разоблачением тех, кто в лагерях издевается над заключенными. Информацию составители получают из писем, которые рассылают политзаключенные. В письмах рассказывают о повседневной жизни, притеснениях и предложениях по улучшению жизни в стране. Диссиденты стремятся вернуть людям голос с единственной целью: политзаключенные не должны быть забыты и не должны сгинуть в безвестности. Подобные действия характеризуют и диссидентское движение в целом: никаких эмоций и пустого негодования, только сбор и распространение фактов.

«Белая книга» Алика Гинзбурга стала первым в самиздате сборником материалов об одном событии, наполненного деталями в борьбе за свободу самовыражения и независимость. «„Белая книга“ — это документальный сборник материалов, но к материалам относятся не только опубликованные материалы, что с советской точки зрения было логично, но также и неопубликованные материалы (материалы из самиздата), относительно того, что в Москве были арестованы, потом преданы суду и осуждены два писателя — Андрей Синявский и Юлий Даниэль» Александр Гинзбург. Передача первая. — Радио свобода. — Опубл. 14.04.2014 г. — Режим доступа: http://www.svoboda.org/content/transcript/25 332 227.html. В сборнике были представлены выступления отечественных и иностранных деятелей культуры, осуждающих обвиняемых и некоторые материалы вокруг разразившегося скандала, что и стало поводом для обвинения Гинзбурга в распространении антисоветских материалов. «Белая книга» состоит из трех частей: до процесса, стенограмма процесса и реакция на процесс. Завершает сборник «Письмо старому другу» — анонимный материал, автором которого позднее был назван Варлам Шаламов. «Письмо» было также признано антисоветским и впервые в Советском Союзе опубликовано в 1989 году в журнале «Огонёк» (№ 19).

Излюбленным стилистическим приемом диссидентов во все времена была ирония. «Вся огромнейшая область сатиры основана на смехе насмешливом. Этот же вид смеха чаще всего встречается в жизни» Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. — СПб.: Алетейя, 1997. — С. 25.. Ирония, если применяется умеренно, позволяет актуализировать установки и смыслы, которые существуют в сознании массового читателя в виде определённых кодов и стереотипов. Мы можем говорить о том, что важной задачей иронии является разрушение видимости (самообман, ложь, обман, иллюзия и т. д.).

Шаламов при создании «Письма старому другу» прибегает именно к иронии. Автор использует в своем обращении растиражированные советской властью и печатью штампы, особо саркастически выделяя их на протяжении всего повествования кавычками: «Пресловутых „признаний“ в этом процессе нет. Это первый процесс без этой преступной „специфики“, которой дышало сталинской время…». Также: «Синявский и Даниэль нарушили омерзительную традицию „раскаяния“ и „признаний“». Жизнь в СССР напоминает слаженный механизм, работу которого во всех сферах стабильно нарушают диссиденты. Именно эту последовательную череду машинальных действий на протяжении всего повествования высмеивает Шаламов.

Ирония чаще всего читается между строк. Вместе с тем она может быть развернута на весь текст. Неизменно одно: комическое всегда прямо или косвенно связана с человеком. В нашем случае — с организмом под названием «советская власть». Посредством иронии оппоненты (в нашем случае — анонимный автор и «старый друг», которому и предназначено письмо) критикуют противоположную точку зрения, пытаются склонить зрителя-читателя принять свою точку зрения относительно конкретного вопроса — вопиющей незаконности судебного процесса и наказания Синявского и Даниэля.

В повседневном общении ирония выполняет конвенциональную роль, помогая собеседникам устанавливать понятные только им и вместе с тем доверительные отношения. Такой психологический контакт основывается на пережитом вместе опыте и сформировавшейся пресуппозиции — предварительном знании по определенному вопросу. «Ты удивляешься, что в зарубежных радиопередачах так мягок тон в отношении этого процесса [над Синявским и Даниэлем], хотя, разумеется, процесс всколыхнул весь мир гораздо глубже, шире, больнее, ответственнее, чем во время пресловутого дела Пастернака» Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля. — М.: Книга, 1989. — С. 514−522.. Для понимания данного тезиса читателю (ведь именно он является «старым другом» автора) необходимо вспомнить о гонениях Пастернака, запрет романа «Доктор Живаго» и действия власти, которая заставила писателя отказаться от Нобелевской премии.

Нельзя забывать, что диссиденты действовали всегда красиво и продуманно. Кричать о своем недовольстве на улице — глупо: не факт, что тебя услышат хотя бы несколько человек; милиция услышит и заберет в КГБ точно. Заявлять о своем недовольстве со страниц неофициальных изданий — намного лучше: прежде, чем КГБ узнает о твоем существовании, диссидент успеет поделиться важной информацией с единомышленниками и неравнодушными. Даже если инакомыслящего арестуют, посадят в тюрьму, отправят в лагерь, за границу или замучают до смерти, его слово будет жить.

Несмотря на то, что объект иронии может быть назван прямо, чаще он называется косвенно, с указанием деталей, которые способствуют распознаванию именно этого персонажа или явления среди других похожих. Шаламов высмеивает продажность и верность режиму всех членов правительства, не зависимо от уровня их нахождения в советской иерархии. За каждого «вычеркнутого» несогласного судьи получают свою порцию похвалы и награды от власти.

Высшей степенью пренебрежения и наиболее злым сатирическим приемом является сарказм — прямое издевательство и высмеивание объекта, — которым также активно пользовались диссиденты. «Первоприсутствующий (так эта должность называлась в классической литературе) Л. Смирнов [председатель Верховного суда, вел процесс Синявского-Даниэля] мужественно пробирался через литературоведческие дебри. Ему довелось пополнить свое образование рядом специальных терминов, обогатить свой багаж понятием прямой речи, речи героя, законов гротеска, сатиры. Казалось, Л. Смирнов должен был понять, что литература — дело не простое, что даже литературоведение — дело не простое, и теория романтизма значительно отличается от теории судебных доказательств» Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля. — М.: Книга, 1989. — С. 514−522.. Автор выражает нескрываемое сомнение в умственных способностях и эрудиции председателя Верховного суда, чье сознание заполнено политическими и идеологическими установками. Как может судить двух писателей человек, в голове которого не осталось места для произведений литературы? Почему для оценки правильности постройки будущего дома привлекают специалистов в этой области, а для анализа литературы литераторы не нужны?

«Расцвет жанра фантастики во всем мире особенно привлекает внимание к работам Синявского и Даниэля. Оказывается, и фантастика не годится. Что было бы если бы Рей Брэдбери жил в Советском Союзе, сколько бы он получил лет — 7? 5? Со ссылкой или без нее?» Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля. — М.: Книга, 1989. — С. 514−522.. Важная роль в понимании иронии отведена контексту. В то время, как Советская власть давала слово только своим преданным служителям — членам Союза писателей СССР — и заставляла «писать в стол» действительно талантливых представителей, за границей набирали популярность не менее крамольные авторы. Шаламов как бы спрашивает, если бы западные писатели жили на территории Советского Союза, и у власти была бы возможность распоряжаться их жизнью и творчеством, сколько бы лет сумели они прожить на новой земле? Синявского и Даниэля была предъявлена только ст. 58, пункт 10 Уголовного кодекса — «хранение, изготовление и распространение», то есть «контрреволюционная агитация». При условии предрешенности этого процесса и преданности режиму самих обвинителей, ничто не сдерживало суд от тотального беззакония.

Письмо, написанное Варламом Шаламовым, заключает составленное только из фактов произведение. Можно считать «Письмо старому другу» ещё одним мнением, реакцией стороннего наблюдателя. Произведение было распространено в самиздате. Перепечатки и копии ходили по рукам. Андрей Гаврилов так высказался о распространении «Белой книги»: Гинзбург «сделал пусть микроскопический, но тираж, и книга, как говорится, пошла в народ, пошла в народ сразу. Другое дело, что мы с вами знаем по различной статистике и воспоминаниям, что „народ“ здесь говорить, конечно, нельзя — это, очевидно, некоторое преувеличение, но она попадала к тем людям, к кому она должна была попасть, а вскоре она зазвучала на „вражеских радиостанциях“» Александр Гинзбург. Передача первая. — Радио свобода. — Опубл. 14.04.2014 г. — Режим доступа: http://www.svoboda.org/content/transcript/25 332 227.html. Уже никогда не будут обнародованы официальные данные о количестве читателей каждой машинописной копии, но существуют свидетельства современников, где четко сказано о широком распространении и популярности у населения самиздата. Стотысячные тиражи партийных идеологических брошюр не прочитает никто, а каждую из перепечатанных на машинке копий произведения, например, Сахарова, Солженицына или Пастернака прочитает минимум сто человек.

Самиздат представляет собой журналистику факта. Теперь главной задачей диссидентов является поиск хорошо скрываемой информации с дальнейшим её обнародованием. Одно из различий художественного и политического самиздата того периода заключается в том, что искусство и литература пытаются завуалировать информацию, которую политически направленные издания представляют своему читателя в голом виде.

Подведем промежуточные итоги по результатам проведенного в первой главе анализа. Представители диссидентского движения входят в журналистику в СССР в большей степени как редакторы и составители литературных журналов. Помимо этого, широкое распространение получают информационные жанры. Показательно, что в группы объединяются только те представители диссидентского движения, которые своей основной целью видят борьбу за права человека. Диссиденты в журналистике действуют, как правило, поодиночке. Причина такой стратегии ясна: объединение в редакционные коллективы сразу вызывает усиленный ненужный интерес со стороны властей и контролирующих инстанций.