Жанровые особенности философской сказки в русской литературе второй половины XX — начала XXI в

Сказка как жанр фольклора и литературы является проблемной областью современного литературоведения: несмотря на достаточно длительную историю жанра, а также историю его исследования, в науке до сих пор не конкретизированы его жанрообразующие параметры.

Огромный пласт работ посвящен вопросам классификации сказок (в своем большинстве народных), изучению фигуры фольклорного сказителя, генезису жанра в целом и отдельных его разновидностей, сопоставлению сказок литературных с народными, исследованиям жанра как в творчестве отдельных писателей различных эпох (И.И. Хемницер, М.Е. Салтыков-Щедрин, М. Пришвин, Л. Петрушевская и т. п.), так и целых направлений (сказка в творчестве писателей-романтиков или писателей Серебряного века), достаточно полно и подробно проработан вопрос истории возникновения и изучения сказки (фольклорной и литературной) и т. д. Конец XX века отличается интересом к поэтике сказки (прежде всего литературной). Однако исследования в области жанра сказки не столь многочисленны и всеобъемлющи, и если обозначенная область по отношению к фольклорной сказке характеризуется наличием решений и обоснований, формирующих представление о возможных жанровых признаках, то изучение жанра литературной сказки на настоящий момент лишено подобной конкретики, в связи с чем данные исследования приобретают особую значимость.

В литературной ситуации последних десятилетий по отношению к ряду текстов используется словосочетание «философская сказка" — кроме того, обозначился круг «схожих» произведений различных авторов (например, С. Козлова, Г. Остера, А. Иванова, Г. Цыферова), однако термин «философская сказка» используется в литературоведческой практике произвольно, без его теоретического осмысления. Все это создает необходимость осмысления данного литературного явления с точки зрения поэтики и, что представляется нам особенно важным, его жанровой специфики.

По мнению многих исследователей (Т.Г. Леонова, И. П. Лупанова, Л. Ю. Брауде, М. Н. Липовецкий, Л. Овчинникова1 и т. д.), сложность исследования жанра литературной сказки заключена в неопределенности и неоднозначности самого явления. Литературная сказка вторична по отношению к сказке фольклорной. Следовательно, разделение на сказку фольклорную и литературную лежит в плоскости, во-первых, наличия личного авторства (пусть даже конкретное имя нам неизвестно) или его отсутствия (коллективное авторство) и, во-вторых, действия законов фольклора, таких как бытование в устной форме, наличие множества вариантов одного и того же сюжета или рождение нового варианта произведения или даже самого произведения с каждым конкретным случаем его рассказывания и т. д. Литературная сказка — это пограничное явление, созданное в синтезе фольклора и литературы, коллективного и индивидуального, соответственно, она будет хранить так называемую «память жанра"2, относительно устойчивую по своей природе, и постоянно меняющееся от произведения к произведению индивидуальное авторское решение. Анализ терминологического словосочетания «литературная сказка» показывает, что концептуальной доминантой является сема «литературная», а понятие «сказка» периферийно, оно лишь указывает на.

1 Леонова, Т. Г. Русская литературная сказка XIX в. в ее отношении к народной сказке: Поэтическая система жанра в историческом развитии [Текст] / Т. Г. Леонова. — Томск: изд-во Томск, ун-та, 1984. — 197 с.

Лупанова, И. П. Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века. [Текст]/ И. П. Лупанова. — Петрозаводск: изд-во Карел. АССР, 1959. — 504 с. Брауде Л. Ю. Скандинавская литературная сказка. [Текст]/ Л. Ю. Брауде. — М.: Наука, 1979.-208 с.

Липовецкий, М. Н. Поэтика литературной сказки (На материале русской литературы 1920 — 1980;х годов). [Текст]/ М. Н. Липовецкий. — Свердловск: изд-во Урал, ун-та, 1992. — 184 с.

Овчинникова Л. В. Русская литературная сказка XX века. История, классификация, поэтика [Текст]: уч. по е./ Л. В. Овчинникова. —М.: Флинта: Наука, 2003. — 220 с.

2 Бахтин М. М. (Медведев П.Н.) Формальный метод в литературоведении [Текст] / М. М. Бахтин (П.Н. Медведев). —Л.: Прибой, 1928. — 175 с. жанровое родство, строгость которого, опять-таки в соответствии с авторскими интенциями, будет соблюдено в большей или меньшей степени. Именно эта чрезвычайно неустойчивая и непостоянная составляющая литературной сказки порождает целый спектр проблем, связанных, в том числе, и с жанровой идентификацией того или иного конкретного произведения.

Так же как отсутствует единая универсальная классификация народной сказки (на данном этапе это — типология с различными основаниями), не существует и, по нашему мнению, не может существовать классификации разновидностей литературной сказки ввиду высокой подвижности жанровой формы. Безусловно, можно создать типологию на основе известных жанровых форм, как, к примеру, интуитивно поступает Т. Г. Леонова, выделяя «сказку в балладном стиле», «балладу-сказку», «сказку-поэму"3 и т. д. Говоря о существовании различных жанровых разновидностях и выделяя их на примере сказочного творчества A.C. Пушкина, автор скорее прослеживает тенденцию к полижанровости и к комбинированию различных жанровых форм в литературной сказке на протяжении истории ее развития от века XIX к веку XX, нежели осуществляет попытку создания ее классификации. На наш взгляд, обозначенный метод непродуктивен, поскольку, во-первых, одна и та же авторская сказка зачастую использует несколько жанровых матриц в своем основании, во-вторых, не всегда возможно выделение какой-либо одной (помимо сказки) доминантной формы, в-третьих, изначальное отождествление художественного произведения с данной жанровой формой при более детальном рассмотрении может оказаться ошибочным (например, произведения о Мэри Поппинс П. Треверс сказками в полном смысле не являются). В связи с этим современное литературоведение идет по пути.

3 Леонова, Т. Г. Русская литературная сказка XIX в. в ее отношении к народной сказке: Поэтическая система жанра в историческом развитии [Текст] / Т. Г. Леонова. — Томск: изд-во Томск, ун-та, 1984. — 197 с. исследования отдельных образцов литературной сказки, их сопоставления с жанровым каноном сказки народной и формулированием художественных особенностей анализируемых текстов, избегая обобщающих формулировок, касающихся жанровой принадлежности.

Несмотря на многообразие разновидностей литературной сказки, отдельные произведения со временем все же отделяются от общей массы: по «сходству» они вначале образуют пласт типологически близкого материала, а потом формируют вполне самостоятельную группу, количественно увеличиваясь и обрастая историко-поэтическим контекстом.

Подобным образом сложилась ситуации в отношении философской сказки, которая в последнее время приобретает все большую популярность. Разумеется, рассматриваемая нами жанровая разновидность литературной сказки вовсе не является единственной, исследователями также выделяется «классическая» (например, сказки Г. Х. Андерсена), «сказка-гротеск» «в пародийно-фольклорном стиле» (творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина), «сказка-поэма» («Сказка о царе Салтане» A.C. Пушкина), «народно-литературная» или «фольклорно-литературная сказка» (творчество С. Писахова и Б. Шергина)4 и т. д.

Для подтверждения возрастающей популярности философской сказки достаточно обратиться к опыту отечественной мультипликации: «Ежик в тумане» Ю. Норштейнамультфильм о том, как Львенок и Черепаха пели песенку- «Удивительная бабочка», «Осенние корабли», «Зимняя сказка», «Трям! Здравствуйте!» Ю. Бутырина, мультипликационные серии по сказкам Г. Остера «38 попугаев» и о котенке Гав, а также о Хоме и Суслике по материалам сказок А. Иванова и т. д. или к репертуару российских кукольных театров. Все это привело к тому, что произведения данных авторов все чаще становятся не только объектом литературной критики, но.

4 Овчинникова Л. В. Русская литературная сказка XX века. История, классификация, поэтика [Текст]: уч. пос./ Л. В. Овчинникова. — М.: Флинта: Наука, 2003. — 220 с. — С. 95 — 117,122—144. и литературоведческих исследований. Философская сказка является достаточно молодым жанровым образованием и представлена конкретными произведениями относительно ограниченного списка авторов. Однако это вовсе не означает ее несостоятельность с точки зрения жанровой автономии. Современная жанрология занята исследованием более глобальных вопросов (о природе явления, генезис различных жанров, историческая изменчивость жанровых систем и т. д.), наиболее популярных и употребляемых форм, как роман, повесть или рассказ, и, соответственно, мало уделяет внимания новым жанровым явлениям (добавим также обстоятельство отсутствия должной временной дистанции).

В обозначенной нами разновидности жанра слово «философская» не является отражением понимания философии как науки о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления. Данная лексема как часть наименования жанровой разновидности является выражением рефлексии не этической или эстетической, с которой мы сталкиваемся, говоря о традиции русской философской прозы, а языковой. Соответственно, систему рецепции, адекватную философской сказке, формируют трактаты по философии языка (В. Гумбольдт, Ф. де Соссюр, Э. Гуссерль, П. Рикер и др.) и аналитической философии (Л. Витгенштейн, К. Гемпель, Г. Райл, Дж. Остин, Н. Малком и др.).

Философская сказка строится на чутком отношении к логосу, на его демиургической функции. С этой точки зрения для нашего исследования особую значимость приобретают работы, посвященные философии языка, а также творчеству тех авторов, в произведениях которых актуализация приемов языковой игры выполняет схожую функцию. При обращении к опыту мировой литературы обнаруживается связь философских сказок с литературным наследием Л. Кэрролла и его последователей (литература нонсенса), А. Милном, отчасти Э. Лиром, А. де Сент-Экзюпери, А. Линдгрен и Т. Янссон, в аспектах языковой и логической игры с творчеством писателей и поэтов ОБЭРИУ, драмы абсурда, в отдельных 7 случаях экзистенциалистов (Ж.-П. Сартр, А. Камю), представителей магического реализма (Х.Л. Борхес, Г. Г. Маркес). В плане освоения фольклорного материала современная философская сказка исходит из традиции народной сказки о животных, карнавальной культуры, дурацкой литературы5, различных форм нелепицы (английский лимерик, русские потешки или перегудки).

В качестве материала к диссертации были взяты философские сказки русских авторов второй половины XX — начала XXI в., а именно: С. Козлова, А. Иванова, Г. Остера и Г. Цыферова. В рамках данной работы мы не рассматриваем сказки Л. Петрушевской, поскольку они не образуют типологического сходства по ряду признаков: логико-языковые игры не имеют сюжетообразующей функции, сам сюжет редукции не подвергается, в целом можно утверждать тенденцию к расшатыванию сказочного канона. Обозначенные тезисы более подробно рассматриваются в следующих наших публикациях: «Жанр литературной сказки в прозе Л. Петрушевской (на примере сборника „Чемодан чепухи“)» [Текст]// Человек. Русский язык. Информационное пространство: межвузовский сб. науч. тр. — Вып. 7. — Ярославль, 2007. — С.264−268 (0,25 п.л.) и «Приемы языковой игры ОБЭРИУтов в поэтике литературных сказок Л. Петрушевской» [Текст]//Новые концепции в изучении русской классики XX века (междисциплинарный аспект): материалы XIII Шешуковских чтений. — М.: МПГУ, 2010;С. 184−189 (0,3 п.л.).

Научная актуальность работы обусловлена отсутствием однозначных решений в области теории жанров, новизной материала исследования, неполнотой его теоретического осмысления в современном литературоведении, а также необходимостью анализа жанрообразующих параметров литературной сказки и определения жанровых особенностей и.

5 Пронин, В. А. Дурацкая литература [Текст]: словарная статья / В. А. Пронин // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. — М.: НПК «Интелвак», 2001. — 1600 стб. — Стб. 251 — 252. признаков современной философской сказки. Работа выполнена в русле исследований, объединенных общей тенденцией повышения интереса к форме литературной сказки, к вопросам и проблемам жанровой теории в современном литературоведении.

Объектом исследования является философская сказка конца XX — начала XXI в., представленная в творчестве С. Козлова, Г. Остера, А. Иванова и Г. Цыферова.

Предметом исследования является жанровая специфика современной философской сказки и ее признаки, выделяемые на уровнях системы персонажей, художественного пространства и времени, сюжетно-композиционной и нарративной организации, художественного языка.

До настоящего момента в науке существуют лишь отдельные упоминания о данном явлении и предшествующих ему образцах, а также исследования одного из основополагающих понятия анализируемой жанровой формы, а именно: абсурда и нонсенса. Упомянутые выше категории в литературоведении рассматриваются, как правило, либо в системе эстетики модернизма и постмодернизма, либо в качестве основания для порождения различных игровых механизмов, в том числе и в области языка. Научная новизна работы состоит в том, что впервые было осуществлено комплексное исследование такой жанровой формы современной литературы, как философская сказка. В работе подробно исследуются: трансформация системы персонажей данной разновидности литературной сказки в ее сравнении с фольклорной, специфика пространственных отношений, роль категории времени в художественном конструировании абсурдных ситуаций, особенности сюжетно-композиционной организации текста, нарративная структура (в том числе формы использования прямого повествовательного и «чужого» слова) и функциональные особенности логико-лингвистических игр.

Цель работы: выявить в их функциональной взаимосвязи жанрообразующие параметры современной философской сказки на примере произведений С. Козлова, Г. Остера, А. Иванова и Г. Цыферова.

В рамках данного исследования решаются следующие задачи:

1. Учитывая опыт исследователей XIX — XX в. и современных литературоведов, вычленить специфику значимых жанровых элементов литературной сказки.

2. Выявить особенности философской сказки как жанровой разновидности литературной сказки путем сопоставительного анализа текстов современных русских авторов (главным образом второй половины XX — начала XXI в.).

3. Определить особенности трансформации системы персонажей философской сказки при ее сопоставлении с народной сказкой.

4. Охарактеризовать структуру художественного пространства и времени в современной философской сказке.

5. Выявить сюжетно-композиционное своеобразие анализируемой жанровой формы.

6. Охарактеризовать особенности нарративной организации текстов.

7. Представить функциональную специфику логико-лингвистических игр в общей жанровой структуре современной философской сказки.

Методологическую основу исследования составили:

• в области теории жанра — работы Б. Томашевского, Ю. Н. Тынянова, В. А. Пронина, Н. Д. Тамарченко и Ж-М. Шеффера;

• в области изучения жанра фольклорной сказки — работы А. И. Никифорова, В. Я. Проппа и Э. В. Померанцевой;

• в области изучения литературной сказки — работы В. П. Аникина, Л. Ю. Брауде, Т. Г. Леоновой, М. Н. Липовецкого, И. П. Лупановой, Э. В. Померанцевой и Л. В. Овчинниковой;

• в области исследования художественной структуры текста — работы Д. С. Лихачева, М. М. Бахтина, М.С. КаганаВ.Я. Проппа, Ю.М. ЛотманаВ. Шмида и Е. В. Падучевой;

• в области логико-лингвистических игр — работы Ж. Делеза, М. Хайдеггера, Ж. Деррида, Э. ГуссерляАнны А. Зализняк, И. Левонтиной, А. Шмелева, Т. Булыгиной и О. Бурениной.

Методы исследования: в данной работе используются методы сравнительного, структурного и типологического анализа, а также метод мотивного анализа (среди текстов различных авторов анализируемой жанровой формы, в том числе ее предшественников) и интертекстуального анализа, при этом внимание уделяется не столько поиску претекста, сколько семантике возникающих взаимосвязей.

Теоретическая значимость исследования состоит, во-первых, в фиксации и обосновании принципиальных с точки зрения поэтики жанра элементов литературной сказки, во-вторых, в выявлении и комплексной характеристике жанровых особенностей философской сказки на разных структурных уровнях (система персонажей, пространство и время, сюжет, нарративная организация, художественный язык) в русской литературе конца XX — начала XXI в., в-третьих, в описании взаимосвязей и функций выделенных жанрообразующих параметров и, наконец, в комплексной характеристике ее жанровой модели.

Практическая значимость обусловлена возможностью использования данного материала в курсе изучения истории литературы конца XX — начала XXI века. Наблюдения и выводы, сделанные в работе, могут расширить представления о творчестве С. Козлова, Г. Остера, А. Иванова, Г. Цыфероваоказать помощь при составлении или корректировке спецкурсов и спецсеминаров, посвященных проблемам жанрологии, современной, а также детской литературыпредложить новые подходы к анализу художественных произведений.

Основные положение диссертации, выносимые на защиту:

1. В русской литературе конца XX — начала XXI в. обозначился ряд текстов, принадлежащих к жанру сказки, со схожими типологическими признаками, обладающих яркой спецификой сюжета, нарративной организации и художественного языка. На основе общих параметров возможно их выделение в обособленную жанровую разновидность, именуемую философской сказкой. Употребление данного наименования обосновано принципами аналитической философии и философии языка, обыгрываемыми в текстах современных писателей — С. Козлова, Г. Остера, А. Иванова и Г. Цыферова.

2. В качестве элементов «памяти жанра» сказки философская сказка усваивает схематичность и статичность персонажей, абстрактный характер пространства и времени, линейный сюжет.

Жанрообразующими параметрами являются:

— во-первых, нивелировка внешнего конфликта (современная философская сказка лишена открытого конфликта, характерного для эпических произведений) и, как следствие, редукция событийной насыщенности сюжета;

— во-вторых, акцентуация словесно-семантического уровня произведения за счет самоустранения нарратора либо смещения нарративных приемов в сторону сказа;

— в-третьих, сюжетообразующая функция логико-лингвистических игр.

Современную философскую сказку отличает небольшой объем и тенденция к циклизации.

3. Современная философская сказка обладает рядом особенностей, связанных, как правило, с авторским освоением канона сказкиее фольклорной основой является сказка о животных.

Структурность, утверждаемая прежде всего в фольклоре, теряет в философской сказке обязательный характер, использование отдельных композиционных элементов становится факультативным, а жанровая форма обнаруживает сходства с анекдотом или притчей.

Свидетельством авторского освоения фольклорного материала является трансформация системы персонажей. Так, современные писатели наделяют своих персонажей большей в сравнению с фольклором степенью психологизации, однако схематичность и статичность образов, характерная для сказочного канона в целом, сохраняется. С. Козлов, А. Иванов, Г. Остер и Г. Цыферов, во-первых, изменяют состав сказочных героев, привлекая животных, для русской сказки вовсе не характерных, или используя ресурсы других жанров (басня, колыбельная, песня). Во-вторых, трансформации подлежит наименование героев: широко используются уменьшительно-ласкательные формы (Ежик, Медвежонок, Ослик и т. п.). Однако «детский» статус персонажей философских сказок имеет фиктивный характер: возможное взросление в некоторых текстах фигурирует, но не реализуется, в абсолютном большинстве «родственники» отдалены и их наличие часто номинально, тендерные признаки героев нивелированы, их зоологические характеристики условны. Система персонажей имеет прежде всего функциональное обоснование в структуре произведения, это — реализация схожих, но при этом отличающихся в деталях способов познания мира. В результате основная функция героев современной философской сказки — гносеологическая.

4. Именно эпистемическая направленность современной философской сказки порождает специфику конфликта и сюжета, выводя на первый план процессы созерцаний, рефлексии (а отсюда — значимость лиризации нарратива) и обсуждения (драматизация прозы), замещая традиционный для эпоса событийный план.

5. Современная философская сказка утверждает приоритет системы языка (положения философии языка, аналитической философии) в процессе познания и литературной репрезентации мира. Гносеологическая функция персонажей обусловлена неполнотой их знания о мире. Фрагментарность.

13 представления героев философской сказки о различных фактах и явлениях действительности рождает возможность субъективных трактовок в их объяснении. Отсюда получает свое обоснование механизм ошибки в процессе познания окружающего мира героями философской сказки. В результате, при общей ориентации данной жанровой разновидности на положения аналитической философии и философии языка, приоритетными становятся объяснения, построенные на лингвистическом чутье и законах формальной логики, при этом не учитывается эмпирика и действие существующих закономерностей реальности (закон всемирного тяготения, перспективы и т. д.). Философская сказка конструируется по принципу античных апорий, где все элементы высказывания имеют логическое объяснение, но как только начинают мыслиться в условиях реальной ситуации, эксплицируют свою абсурдность.

6. Современная философская сказка — это мир девиаций в области алетики, эпистемологии, логики и даже реально существующего национального языка (например, контекстуальная подмена референта), однако все они имеют лингвистическую мотивировку (например, подмена референта на основе парономазии). С. Козлов, А. Иванов, Г. Остер и Г. Цыферов широко используют в своих произведениях механизм ошибки, ложного объяснения, сюжетного поиска денотата под имеющееся понятие, опредмечивания и буквализации метафорических высказываний, каламбуры и т. д.

Логико-лингвистические игры современной философской сказки приобретают сюжетообразующие функции, т.к. именно с их помощью осуществляется создание абсурдных с позиции обыденного сознания ситуаций. За счет приемов логических и языковых игр образуется ситуация «минус-смысла» (нонсенс, созданный за счет ошибки), которая, получая дальнейшее развитие в тексте, с помощью тех же игровых механизмов (девиантная аргументация) приобретает позитивный смысл. Подобный семантический сдвиг заключен в таких философских категориях.

14 смыслопорождения, как нонсенс (Ж. Делез), деструкция (М. Хайдеггер), деконструкция (Ж. Деррида), Abbau (Э. Гуссерль).

7. В результате наделения логико-словесных игр сюжетообразующими функциями особую важность в структуре современной философской сказки приобретает движение словесного и семантического уровней художественного произведения. Соответственно, происходят изменения в наративной организации текста:

— во-первых, активно вводится «свободный косвенный дискурс», «прикрепляющий» точку зрения нарратора к кому-либо из персонажей, здесь же в ряде текстов (прежде всего С. Козлова) наблюдается тенденция к лиризации сюжета;

— во-вторых, возможным является создание эффекта самоустранения нарратора (эксплицирован в виде сопроводительных реплик к речи героев, практически на уровне ремарок в драме), — С. Козлов, Г. Остер, отчасти Г. Цыферов;

— в-третьих, выявляется тенденция к смещению повествования в сторону сказа (А. Иванов, эпизодично Г. Остер и Г. Цыферов).

Апробация работы. Результаты исследования представлялись в докладах на международных и межвузовских научных конференциях: «Новейшая русская литература XX—XXI вв.еков: итоги и перспективы» (Санкт-Петербург, РГПУ имени А. И. Герцена, 2006), «Риторика и культура речи в современном информационном обществе» (Ярославль, ЯЛТУ имени К. Д. Ушинского, 2007 г.), «История русской литературы XX—XXI вв.еков в литературоведении, литературной критике и журналистике» (Москва, Шешуковские чтения XII, МПГУ, 2007), «Русское литературоведение на современном этапе» (Москва, РИЦ МГТУ имени М. А. Шолохова, 2007), «Литература в диалоге культур-5» (Ростов-на-Дону, Ростовский государственный университет, 2007), Международная научная конференция, посвященная 70-летию русистики в Армении и 30-летию факультета русской филологии ЕГУ (Ереван, ЕГУ, 2007), «Человек. Русский язык.

Информационное пространство" (Ярославль, ЯГПУ имени К. Д. Ушинского,.

2007), «Новые концепции в изучении русской классики XX века (междисциплинарный аспект)» (Москва, Шешуковские чтения Х1П, МПГУ,.

2008), «Чтения Ушинского» (Ярославль, ЯГПУ имени К. Д. Ушинского, 2008), «Сказка: научный подход к детскому жанру» (Нижний Тагил, Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия,.

2008), «Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века» (Москва, МГОУ, 2008), «Русская литература XX—XXI вв.: проблемы теории и методологии изучения» (Москва, МГУ имени М. В. Ломоносова, 2008), «Литературы и журналистика народов России XX—XXI вв.еков в социокультурном и эстетическом контексте» (Москва Шешуковские чтения XIV, МПГУ, 2009), «Человек. Русский язык. Информационное пространство» (Ярославль, ЯГПУ имени К. Д. Ушинского, 2007), «Чтения Ушинского» (Ярославль, ЯГПУ имени К. Д. Ушинского,.

2009), «Язык. Культура. Коммуникация» (Челябинск, Южно-Уральский государственный университет, 2009), «Чтения Ушинского» (Ярославль, ЯГПУ имени К: Д. Ушинского, 2010).

Структура работы: диссертация состоит из введения, 3-х глав, заключения и библиографического списка, включающего 233 наименования.

Заключение

.

В современной литературной ситуации философская сказка не является распространенной жанровой формой и представлена в творчестве вполне ограниченного круга авторов. Будучи частным случаем. сказки литературной, она является достаточно молодой жанровой разновидностью (ее образование, как мы помним, началось с появлением произведений Л. Кэрролла, т. е. с конца XIX века). Наиболее ярким компонентом философской сказки является логико-лингвистическая игра. Используя основу народной сказки о животных, данная жанровая разновидность вобрала в себя ресурсы как различных форм фольклорной культуры бессмыслицы (карнавальные традиции, дурацкая литература, поэзия нелепицы, т. е. английский лимерик, русские перегудки и др.), так и традиций авторской литературы (нонсенс, ОБЭРИУ, драма абсурда и т. д.). Произведения, как правило, небольшого объема и образуют циклы.

Нами было проанализировано порядка 275 сказок С. Козлова, Г. Остера, А. Иванова и Г. Цыферова. В результате анализа были выявлены следующие особенности современной философской сказки:

1) В организации системы персонажей прослеживается ориентация на фольклорные образцы (преимущественно сохраняется народно-поэтическая образность в представлении традиционных для русской сказки героев). Авторы, однако, все же трансформируют систему персонажей, добавляя героев, для русской сказки не характерных (слон, жираф, удав и т. д.). Наблюдается тенденция к употреблению уменьшительно-ласкательных форм в наименовании героев (С. Козлов: Ежик), нередко главные действующие лица грамматически «номинированы» как детеныши (С. Козлов: Медвежонок, Поросенок, ЛьвенокГ. Остер: котенок Гав, щенок ШарикГ. Цыферов: цыпленок, лягушонок, котенок). С другой стороны, «детство» героев номинально: несмотря на то, что в сказках упоминается о взрослении героев, в тексте данные процессы не реализованы, практически отсутствуют указания на наличие родителей или взрослых. Как правило, героев и их родственников разделяют расстояния, при этом не дается каких-либо пояснений по данному поводу. Возраст некоторых героев не определен (Жираф, Ослик Г. Цыферова). В цикле Г. Остера о котенке Гав недопонимание между миром взрослых (кот, пес) и детей (Гав, Шарик) имеет скорее мировоззренческую мотивировку (лингвистическое восприятие действительности), нежели возрастную. В сказках А. Иванова логика рассуждений старины Ежа не отличается от образа мыслей Хомы и Суслика, возраст которых лишен конкретизации (известно лишь то, что они моложе Ежа). Получается, что утверждаемое в современной философской сказке детство — не более чем фикциональный ход, позволяющий наделить героев специфическим сознанием, лишенным стереотипов и языковых клише, мотивировать их стремление к познанию мира и игре, а также обосновать ошибочность их рассуждений.

Возвращаясь к вопросу взаимодействия современной философской сказки с фольклорной традицией, стоит отметь, что для произведений С. Козлова характерно игровое взаимодействие образа героев с их народнопоэтической маской. В отличие от народных образцов философская сказка лишена бихевиористской мотивировки поведения героев, внутренний мир персонажей статичен, но в сравнении с фольклором усложнен, особую роль для персонажей философской сказки играет познание окружающего. Герои, как правило, организованы попарно (С. Козлов: Ежик и МедвежонокГ. Остер: Гав и ШарикА. Иванов: Хома и СусликГ. Цыферов: цыпленок и гусеница), что позволяет авторам демонстрировать различные взгляды на одни и те же реалии, иной по отношению к обыденному сознанию образ мыслей и восприятия. Однако мнения не являются оппозиционными, их выражение не влияет на формирование конфликта, а соответственно, нет прямого столкновения мнений и сами по себе выражаемые позиции не заключают в себе возможности сюжетного развития. Различные точки зрения героев выстраиваются скорее по принципу контраста, дополняя друг друга и развертывая перед читателем единую мировоззренческую систему.

В функциональном отношении персонажи современной философской сказки являются носителями не столько действия (что традиционно для эпоса), сколько выразителями лингвистической логики, составляющей наиболее яркую специфическую сторону данной жанровой формы. Именно им принадлежит восприятие вполне ординарных вещей как удивительных, фантастических или чудесных, а любой предмет, его свойство или явление преподносятся в качестве объекта игры или познания. Функциональное назначение системы персонажей, таким образом, обусловлено в большей степени не сюжетом художественного произведения, а подчинено его нарративным задачам.

2) Условность и абстрактность художественного пространства и времени наследуется из жанрового канона сказки. Характеристики пространства в современной философской сказке имеют номинативный, «бутафорский» характер. Произведения С. Козлова и Г. Цыферова отличаются высокой степенью олицетворения атрибутов пространства. Отдельные пространственные зоны отличаются оригинальным семантическим наполнением и особой художественной значимостью — это локусы современной философской сказки (С. Козлов: Черный омут). В текстах утверждается дискретность границ текст / реальность за счет взаимопроникновения художественного мира персонажей и действительности, в которой находится рассказчик (нарратор часто дружен с героями, может пить с ними чай, описываемые события происходят на вблизи расположенном дворе или в соседском курятнике и т. д.).

Мир современной философской сказки — это мир фиктивной динамики, где хронометрия переходит в разряд смены декораций, притом не всегда последовательной (после лета может наступить зима, т.к. герои поймали и заперли в чулане осень — например, в сказке С. Козлова «Как Ежик с Медвежонком ловили осень»). Время циклично, общепринятая система времяисчисления не востребована. Наблюдается также игровое восприятие данной категории героями. Приемы изображения течения времени часто являются средством создания ситуации нонсенса и приемом реализации абсурдной логики. Например, нарушение законов времяисчисления, когда восемь часов ожидания, подобно предметам, распределяются между четырьмя героями, соответственно, по два часа каждому. Проблема решается персонажами в соответствии с логикой прямого математического счета, а именно: каждый из героев должен подождать два своих часа раздельно друг от друга, а собравшись вновь, четыре героя сложат свое ожидание и получат на всех восемь часов (линейная «синтагматичность» времени представлена через «парадигму» хронологических отрезков).

Таким образом, в стратегии выстраивания пространственных координат современной философской сказки С. Козлов, Г. Остер, А. Иванов и Г. Цыферов склонны соблюдать сказочный канон, сохраняя номинативный характер пространства, лишая его четкой детерминированности, а также характерное для фольклора стремление к олицетворению природы и персонификацию отдельных ее объектов (месяц, солнышко, деревья, цветы и т. д.), в том числе локусов (Черный Омут С. Козлова).

В общую систему развития литературной сказки XX — XXI вв. вписывается тенденция осовременивания философской сказки (особенно ярко она проявляется в произведениях А. Иванова, отчасти Г. Остера и Г. Цыферова), а также стремление авторов разрушить неприкосновенность границ между текстом сказок и реальностью (автор-очевидец, автор-персонаж). Специфичным для философской сказки и смежных с ней жанровых разновидностей является появление общей системы концептуальных мотивов.

По отношению к категории художественного времени в современной философской сказке можно сделать вывод об утрате им телеологического характера. Жанр стремится избежать утверждения какой-либо системы времяисчисления внутри художественного мира, т. е. не происходит абсолютизации ни циклического, ни линейного, ни девиантного движения. Важным оказывается именно не формирование или утверждение нового принципа временной динамики, а механизм и функция его нарушения. Соответственно, философская сказка пытается не столько соблюдать, или нарушать, или реформировать законы времени, сколько их заново конструирует в зависимости от художественных намерений автора. Последние часто реализуются с помощью введения ошибки, логического допущения/ нарушения в качестве механизмов игры со стереотипами восприятия и вполне вписывается в ситуацию нонсенса как ситуации «смыслодарования» (Ж. Делез), предлагая принципиально иной способ философствования.

3) Специфика композиции современной философской сказки является следствием ее литературности и не несет в себе жанрообразующей функции. Рассматриваемая в диссертации жанровая форма утрачивает жесткую регламентацию основных структурных элементов, свойственную фольклорным образцам, она лишена не только зачина, но часто не обладает и экспозицией. По своей сюжетной структуре философские сказки оказываются сродни анекдоту: в их основании лежит какой-либо интересный, забавный или грустный случай, история, наблюдение.

Можно утверждать, что анализируемая жанровая форма лишена внешнего конфликта. Данная категория выстраивается не в плане поступков героев, например, таких как обман (сказка о животных), борьба с силами зла (характерно для волшебной сказки) или человеческими пороками (зависть, жадность, жестокость — типично для сказки бытовой или новеллистической), столкновение их интересов, предательство и т. д., как это происходит в абсолютном большинстве сказок, фольклорных и литературных, а строится на игре восприятия одних и тех же реалий двумя различными типами сознания: обыденного (читатель) и лингво-философского (повествователь, герои).

Соответственно, сюжет данной жанровой формы реализуется не столько как совокупность выраженных через действие героев или обстоятельств событий внутритекстовой реальности в порядке их репрезентации, сколько как смысловое движение в результате логико-лингвистических игр, а в отдельных случаях — как динамика лирического чувства (некоторые сказки С. Козлова).

4) Принципиальное значение для анализируемой жанровой разновидности имеет специфика нарративной структуры, что не является общим местом сказочного канона. В сказках А. Иванова и отчасти Г. Остера (цикл «38 попугаев») нарратор позиционируется как достаточно активный субъект повествования, а само повествование эпизодически смещается в сторону традиции сказа, что в произведениях А. Иванова проявляется в значительно большей степени. Нарратор в сказках С. Козлова и цикле Г. Остера «Котенок по имени Гав» не персонифицирован и является в большей степени безличным повествователем, нежели непосредственно рассказчиком (нарратор проявляется лишь в сопроводительных репликах героев по аналогии с ремарками в драме). В целом в сказках С. Козлова и в обозначенном выше цикле Г. Остера мы сталкиваемся с тенденцией самоустранения нарратора (эффект драматизации). В отдельных произведениях С. Козлова нарративные функции перепоручены персонажам сказки, повышается значимость пейзажей, через которые выражаются состояния героев (процесс лиризации прозы). В философских сказках Г. Цыферова делается акцент на ситуации рассказывания, чем достигается актуализация самого процесса словотворчества.

5) Логико-лингвистическая игра в современной философской сказке работает на создание абсурдных ситуаций (нелепица, нонсенс) и реализуется при помощи различного рода приемов языковой девиации (в области художественного языка, логики, алетики и пр.), при этом изначальная ситуация «минус-смысла» с помощью тех же механизмов получает мотивировку, объяснение или переосмысление, в результате чего происходит не столько деструкция, сколько реконструкция содержания. Смысловые сдвиги, построенные на нарушении границ нормативного мышления, приобретают статус события внутритекстовой реальности и заключают в себе импульс сюжетного развития. Именно они составляют основную коллизию повествования, в то время как внешние действия героев утрачивают свое значение для развития событийного ряда. В результате движение смыслового плана современной философской сказки приобретает сюжетообразующую функцию.

На современном этапе философская сказка является достаточно четко очерченной жанровой формой. От фольклорной сказки она наследует схематичность и статичность персонажей, абстрактный характер пространства и времени (последняя категория, как мы помним, вслед за народной сказкой о животных отличается цикличностью), линейность сюжета. Данные характеристики в совокупности с интертекстуальными и мотивными связями с традициями русского сказочного фольклора определяют принадлежность обозначенного явления к жанру сказки.

В качестве специфических жанрообразующих черт современная философская сказка приобрела логико-лингвистическую игру как основной сюжетный импульс и актуализацию словесно-смыслового плана за счет, во-первых, редукции сюжета и нивелировки внешнего конфликта, во-вторых, особенностей нарративной стратегии, акцентирующей либо точку зрения персонажей («свободный косвенный дискурс» по определению Е. В. Падучевойпроцесс лиризации сюжета), либо эффект самоустранения нарратора, чья экспликация в тексте сводится практически к уровню ремарок в драме, либо смещение повествования в сторону сказа (внимание уделено больше не тому, что повествуется, а тому, какгипертрофия функции нарратора).

Возможные перспективы исследования лежат в области более углубленного изучения приемов и механизмов языковой девиации, а также лингвистического анализа художественного языка современной философской сказки.