Феномен идеального: Субстанциально-деятельностный подход

Достижения современной науки в исследованиях разных сторон социальной жизни позволяют говорить об очередном шаге вперёд в понимании отношений человека с обществом, природой и космосом. Особую актуальность приобретает проблема Человека в свете новых реалий его общественной жизни и деятельности, наполняющих современный исторический процесс. К дальнейшим философским размышлениям о человеке побуждают новые мировоззренческие и познавательные факторы. Современные биология, психология, социология, история, этнография накопили множество разноречивых сведений, которые требуют дальнейшего обобщения и многостороннего научного анализа.

Как свидетельствуют публикации последних лет, переосмысление некоторых результатов фундаментальных исследований в сфере человеческой психики происходит весьма интенсивно. Продолжается полемика среди учёных специалистов, зачастую со взаимоисключающими позициями и мнениями по проблемам идеального и сознания, имеющими давнюю традицию в отечественной философии и психологии. Правда, со времени дискуссий 60−70-х годов прошлого столетия мало что изменилось в позиционном отношении. Тем не менее, актуальность данной проблематики не угасает, напротив, сегодня радикальным образом происходит переосмысление таких основополагающих разработок в психологии как концепция деятельности, теория интериоризации, онтология соединения волютативных действий и знаний. Более того, надо признать, что исследовательские программы в контексте тех или иных процедурных подходов от менталистских и когнитивистских до элиминативно-редукционистских определяют проблемные области, типологизирующиеся согласно арсеналу того познавательного инструментария, которым они располагают и используют в процессе исследований непосредственно и опосредованно при концептуальном оформлении их результатов.

Соответственно, одни исследователи стремятся однозначно связать природу идеального только с нейрофизиологической деятельностью мозга, с его динамическими и морфологическими структурами. Другие, напротив, центр тяжести анализа природы идеального и вообще психики переносят на исследования их связи с предметно-практическими действиями субъекта и тем самым игнорируют значение связи психики с деятельностью мозга. Ещё дальше в этом направлении идут специалисты в области кибернетики («компьютерная метафора»), которые, по сути дела, отрывают сознание не только от живого организма и его мозга, но и от человеческого общества и человека вообще, утверждая тем самым возможность существования мышления в машинах. Сознавая роль и значение для науки какого-либо из подходов или исследовательской программы в познании идеального, можно, с одной стороны, избежать крайне позиционирующих точек зрения, с другой, — понять их взаимообусловленность и, соответственно, внутреннее единство физиологии и психики, психики и мышления, языка и орудийной деятельности. Исследование феноменальных сторон идеального, экзистенциально-этических и гносеологических характеристик сознания личности даёт также выход на проблему смысла и назначения существования человека. Касается как субъектно-интимной стороны его жизненного пространства, так и общественных институтов с их глобально выраженными формами коммуникаций и психотехническими возможностями информационного влияния. Таким образом, проблема идеального включает в свой объект исследования широкий круг сопутствующих ей проблем гуманитарного и естественнонаучного плана. Умение методически грамотно распорядиться имеющимся массивом естественнонаучных фактов и специфическими для данной области средствами поможет верно определить и главные ориентиры научного поиска в решении поставленных задач.

Применяя субстанциально-деятельностный подход, автор включает в исследование феномена идеального не только ментально-когнитивные и духовные, но и психические состояния сознания человека, вовлеченного в организационную систему социальных институтов. Исследование субъективноэкзистенциальных и социально-нормированных характеристик личности как проявления целостного феномена в институциональном, коммуникативном и ценностном значении имеет как теоретическую, так и практическую актуальность.

В теоретическом измерении исследование идеального как явления человеческой деятельности рассматривается в двух аспектах:

1) в соотношении онтологии и нигитологии (бытие в его материальном единстве — небытие в его идеальной неопределенности);

2) в соотношении психической деятельности (субъективные образы объективной реальности) и материально-предметной, целеполагающей деятельности (идеальное — особый род объективной реальности). В практическом-значении отдельные аспекты данной проблемы (концепция интериоризации, рассматриваемая с позиции объективации идеального в сфере индивидуальной психики и социума, как целостного культурно-исторического организма, онтология целе-полагания, мотиваций и т. д.) могут использоваться в конкретно-процедурных вопросах динамической и возрастной психологии.

Объектом исследования выступает предельно широкое в своей категориальной интерпретации наличное бытие, проявляющееся в виде конкретных материально-природных процессов и явлений, вовлеченных в сферу человеческой деятельности, с одной стороны, с другой — человеческое общество как совокупность исторически сложившихся форм совместной деятельности людей.

Предметом исследования выступает идеальное как составляющая психической и предметной деятельности её носителей.

Методология исследования включает несколько методологических подходов, которые предполагаются спецификой и сложностью объекта исследования. При изучении субстанциально-онтологических моделей мира в рамках философских учений XVII—XVIII вв.еков (Декарт, Мальбранш, Спиноза), в основе которых лежит рационалистическая традиция, применяется герменевтический подход. При анализе идеальных феноменов, выступающих в форме образных репрезентативных объективаций, используется когнитивно-культурологический подход. При исследовании онтогенетической и филогенетической сторон в формировании психических процессов, связанных с сознанием, мышлением, речью и т. д. применяется деятельностный подход, рассматриваемый в контексте субстанциальности и универсальности материального движения.

Сочетание в данной работе философской и естественнонаучной онтологии при анализе как психоэмоциональной и сенсомоторной, так и когнитивной (от ощущений до логико-понятийных классификаций) сферы деятельности социального индивида в какой-то степени позволяет свести воедино достаточно большой массив естественнонаучных фактов. Поскольку сегодня исследования крупных научных проблем всё более становятся комплексными, и в их процессе возникают пограничные дисциплины, существует настоятельная необходимость в обоюдном сближении философской и естественнонаучной онтологии изучаемых предметов. При этом, конечно, мы понимаем, что не всегда философский подход, даже при всей его претензии на фундаментальность, бывает эффективным, так же, как и психология нередко сталкивается с такими проблемами, которые трудно разрешить, не обращаясь к философско-мировоззренческим и методологическим её средствам.

Степень разработанности проблемы.

Ещё в 30-х годах, задолго до возникновения теории систем и кибернетики, П. К. Анохин и Н. А. Бернштейн выдвинули основные идеи системного характера акта поведения и определяющей роли в нём функций мозга как органа управления, обратной связи и т. д. Очевидно, что полная характеристика сознания индивида предполагает синтез данных относительно его связи с мозгом и предметными действиями, т. е. рассмотрения его как части действия, в том числе и речевого. Именно в актах речи действительно существует накопленное обществом отраженное содержание бытия, через неё оно передаётся последующим поколениям. Через акты речевого общения приобретённое индивидом знание включается в общечеловеческое знание, выражаемое в новых словах, знаках и т. д. Всё это определяет наличие у людей духовного мира, самосознания.

С этой точки зрения идеальное в составе человеческой практики суть своеобразная производительная сила, трансформирующая мир дочеловеческих объективных порядков в саморазвивающуюся «вторую природу». Как предмет природы объект существует независимо от сознания человека, тем не менее, с функциональной стороны (со стороны свойств, вызванных к жизни изменениями формы вещества природы в процессе воздействия на него субъекта, реализующего свою сознательную цель) зависит от субъекта практического действия, как отмечает К. Н. Любутин [78, с. 140]. Ещё легче такая же функциональная зависимость усматривается между существующим в знаковой форме идеализированным объектом и субъектом познания. Целевой же причиной указанной взаимосвязи субъекта и объекта является идеальное. Так или иначе понятие идеального связывается представителями различных точек зрения на его природу с понятием информированности субъекта об объекте (идеальное есть особый способ переживания субъектом информации об объекте, идеальное — эталон рода вещей), хотя сам процесс переноса информации от объекта к субъекту понимается по-разному. Подчас не проводятся различия между идеальным и его объективированными формами. В этом смысле, как мы считаем, не всегда обоснована концепция идеального в качестве аналоговой (кодовой) вещеподобной репрезентации, которая порождает парадоксы, в частности, вызывает необходимость постулировать существование особого, находящегося внутри субъективного мира, наблюдателя и дешифровщика нервных кодов. В данном случае нам представляется наиболее конструктивным подход д.ф.н. Д. В. Пивоварова, который не только осуществил попытку теоретического синтеза альтернативных представлений об идеальном мире и его носителе, но и способствовал дальнейшим поискам эвристических возможностей в этом направлении. Безусловно, сегодня с позиции научно-философского анализа заслуживает внимания точка зрения Э. В. Ильенкова. Несмотря на то, что он не уделил достаточного внимания психическим формам выражения идеального, а именно — связи идеального как предметно-деятель-ностного репрезентанта с идеальным как субъективным образом объективного мира (с сознанием), тем не менее, его концепция лучше всего согласуется с научными разработками в этой области за последние годы. Именно благодаря его трудам получила распространение концепция идеального как особого рода объективной реальности. В основу этого подхода положена концепция деятельности как принцип существования идеальных целеполагающих логических схем поведения социального индивида. Именно в общественно-исторической практике, как считает Э. В. Ильенков, свершается «чудо» осмысления человеком объективного мира, самого себя как части единой субстанции. В данном случае речь идёт о проблеме возможности монизма как методологического принципа для построения психологической теории. Мы согласны с тем, что продвижения в разработке психологической теории деятельности даются всё с большим трудом. «В какой-то точке должен фиксироваться предел экстенсивного развития объяснительного принципа, после которого его дальнейшее конструктивное использование возможно лишь за счёт его интенсивного развёртывания», — пишет Э. Г. Юдин [127, с. 266−267]. Более того, надо заметить, что в настоящее время в среде его сторонников возникли серьёзные сомнения в его универсальности как объяснительного принципа. Исследуя в диссертационной работе ряд подходов в объяснении идеального, сознания, психики, мы пришли к констатации того факта, что идеальное рассматривается исследователями в неминуемой тождественности с идеальными объективированными формами, имеющими непосредственное отношение к субъекту деятельности, а это, по нашему мнению, далеко не одно и то же. Здесь скорее прослеживается философская традиция, источник которой кроется в системах Спинозы и Гегеля.

Своеобразный подход к проблеме сознания осуществляет в ряде своих работ М. К. Мамардашвили. У него сознание как предмет анализа вводится через определённую сформулированную им гипотезу. И звучит она следующим образом: «Сознание — это не психический процесс в классическом психофизиологическом смысле этого слова» (цит. по [18, с. 85]). Возникает резонный вопрос: что же является основой для такого рода гипотезы? И зачем описывать сознание, не привязывая его к индивиду, субъекту? По одной причине: «Мы вводим «сферу сознания» как понятие, разрешающее как раз те противоречия, к которым приводит применение понятий «субъекта» и «объекта». Противоречия, к которым приводит само различение объектной сферы как сферы натурально существующей — с одной стороны, и субъектной сферы, тоже натурально существующей, но имеющей какие-то психологические или псевдопсихологические качества и характеристики. Иными словами, по мнению Мамарда-швили и Пятигорского, субъект-объектная логика не просто дуалистична, но изначально содержит в себе неразрешимые противоречия, делающие невозможным построение адекватного понятия сознания. Но каким образом возможно вывести проблему сознания за рамки традиционной классической субъект-объектной парадигмы? Причём вывести онтологически, обозначив иное, не субъект-объектное пространство, в котором оно существует, отделив его от пространства, в котором оно не существует. «Человек обладает сознанием. А это значит, что он имеет возможность переживать, испытывать как раз те вещи или состояния, которые естественным образом, в качестве продукта, скажем, какого-либо физиологического механизма получить нельзя» [18, с. 85]. Таким образом, сознание определяется, во-первых, как особого рода состояния, и, во-вторых, как принципиально искусственное образование, не выводимое из данных природой человеку психофизиологических свойств и качеств и не сводимое к ним. Что же актуализирует в человеке такие состояния? Сознание, продолжает Мамардашвили, есть состояния, которые сопряжены или совмещены в человеке с символами, и становятся возможными у человека, попадающего «в поле их силовых линий». Символ, таким образом, начинает выступать как нечто сопряжённое с сознанием и одновременно с культурой. Он (символ) задаёт пространство и направление возможного усилия, но само это усилие, как считал Мамардашвили, психофизиологическими механизмами не обеспечивается и даже не вызывается, т.к. реализуется в пространстве отнюдь не психологическом. С этой точки зрения его позиция оказывается гораздо ближе к.

Выготскому и Ильенкову, чем это кажется на первый взгляд. Ни сознание, ни культура не могут быть поняты при помощи понятий «внутреннее-внешнее», «субъект-объект». Сознание и культура есть единая реальность, один мир, а значит, как считает Мамардашвили, нет и не может быть никаких переходов из внешнего во внутреннее, и наоборот. Таким образом, преодоление эмпирического характера концептуальных построений современной психологии становится задачей чрезвычайно актуальной, т.к. никакое теоретическое обобщение экспериментальных фактов, по сути, ничего принципиально не меняет. Эта возможность открывается только в результате теоретической рефлексии над фундаментальными основаниями современной научной психологии.

В данной работе изложены те фундаментальные подходы, которые теоретически и эмпирически репрезентируют научно-содержательную разработанность проблемы идеального в её онтологической и гносеологической соотнесённости. На наш взгляд, сама проблема — это прежде всего тот «узел», который был накрепко завязан всем предшествующим развитием естествознания и философии. Тем не менее, это отнюдь не означает, с одной стороны, её априорно-значимой «закрытости», когда сторонники ментализма радикально ставят вето «недосягаемости», «невхожести» туда реального субъекта, с другой — опрометчивой натурализации психики, сведения её к физиологии, рефлексологии и нейродинамике. Последовательно мы начали с рассмотрения нейродинамичес-кой или кодовой концепции, которая считается наиболее традиционной и научно обоснованной. Сложность этой модели заключается в том, что она по своей сути двойственна. С одной стороны, идеальное, независимо от субъекта, соотносительно с отражаемым в нём (субъекте) объектом, с другой — зависимо от субъекта, поскольку получено в ходе его познавательной деятельности. Как пишет Д. И. Дубровский, «. идеальное есть сугубо личное явление, реализуемое мозговым нейродинамическим процессом определённого типа» [36, с. 187]. Отсюда, в общем-то, распространённая и весьма двусмысленная формула идеального как функции мозга. Кодовая концепция (концепция аналоговой веще-подобной репрезентации), безусловно, заслуживает пристального внимания, т.к. использует в своих теоретико-прикладных исследованиях обширный массив естественнонаучных фактов, в той или иной мере подтверждающих прямую зависимость (единство) психики и её свойств от нервно-физиологических процессов, как результата деятельной связи общественного индивида с внешним миром. А потому психическое в его онтическом смысле выступает здесь прежде всего как звено в ряду различных проявлений свойств материального мира. Тем не менее, мы вынуждены признать определённую уязвимость данной исследовательской программы в ряде вышеупомянутых её положений. Воспользовавшись богатым, хорошо поставленным и обработанным материалом Д. В. Пивоварова, научная претензия которого на синтез различных подходов в интерпретации идеального имеет под собой чёткое обоснование в его операционной модели, мы, однако, констатируем, что прилежащие стороны его подхода в целом мало отличаются от позиции Э. В. Ильенкова. В определённом смысле операционная синтетическая концепция является альтернативой теории идеального как свойства психического отражения вообще, а также концепциям вещеподобной репрезентации объективной реальности во внутреннем мире субъекта. Продвигаясь в своём исследовании идеального как феномена от общефилософской постановки проблемы в её радикализации через категорию «субстанция» у Спинозы, далее к операциональным характеристикам, мы определили тот «локус» заданности в исследовательской программе, который был по своей сути элиминирован философией из сферы теоретических логико-конструктивных построений.

На наш взгляд, сегодня с особой очевидностью назрела задача построения новой философской субстанциональной концепции, которая не только теоретически, но и эмпирически отвечала бы критериям операциональной стороны, подтверждающей её как объяснительную номологическую гипотезу. По своей содержательности научный авторитет марксистско-спинозовской модели не вызывает сомнения до тех пор пока содержание логико-смысловой и психоэмоциональной сферы деятельности человека не выходит за пределы самой деятельности. Сознание, идеальное приобретают особый статус: с одной стороны, социально выраженной субъектности, с другой стороны, эмпирически константного в своей природной бесконечности индивида. Тем самым задаётся методологическое положение о принципиальной неполноте всеобще-понятийного синтеза, который никогда не может окончательно без остатка «схватить» и адекватно выразить посредством логических конструкций многомерную и неисчерпаемую человеческую сущность. В данном случае речь идёт о человеческой природе, которая всегда фрагментарно выражается в различных определениях человеческой активности, будь то коммуникативные процессы, предметная интенциональность сознания или же наличное бытие объективировавшихся экзистенциально-витальных сил, но ими же не исчерпывается — всегда остаётся некий «невычитаемый» остаток субъективности как истинный гарант диалектического развития общества и индивида. Действительно, деятельност-ный подход как таковой хорошо объясняет в объёме уже существующих культурно-исторических составляющих причинно-следственную взаимосвязь социального и биологического в онтогенезе психики человека. Но вне данного контекста проблема остаётся достаточно абстрактной. Вот почему мы считаем, что сегодня назрела настоятельная необходимость в создании новой субстанциальной теории, где категория «небытие» (иначе — «идеальное») была бы учтена в своей показательности — через объективацию форм движения материи.

Ещё C. J1. Рубинштейн определял детерминизм как диалектику внешнего и внутреннего: «Внешнее не является причиной, определяющей или созидающей внутреннее, а внутреннее не является его следствием. Внутреннее как онтологически „самодостаточное“, объективно существующее, преломляет внешние воздействия согласно своей собственной специфической сущности» [105, с. 11]. Согласно официальной философской ленинской парадигме, идеальное — лишь отражение материального, а свойством объективности обладает только материя. Материю Ленин определил по критерию внеположности сознанию. Как же может быть объективно сознание, особенно если признать его субъективность как противоположное объективному? Ключ к решению проблемы, на наш взгляд — это преодоление противопоставления субъекта объекту. Оно справедливо лишь.

— 13 В гносеологии, а сознание, психика имеют не только гносеологический характер. Мы согласны с К. А. Абдульхановой и А. Н. Славской, что у Рубинштейна впервые в истории философской и психологической мысли субъективное признаётся в своём онтологическом статусе. Наша же позиция такова: небытие и есть само идеальное вне его отношения к конкретным объектам, а только субстанциально. В конкретном оно объективируется в результате взаимодействия материального объекта и субъекта, обладающего мозгом и нервной системой. Психика, сознание, мышление есть объективированные формы идеального (небытия), которое по своей природе не объективно и не субъективно, но объективируется как в психических образах, ощущениях (первый уровень идеального), так и в мышлении, сознании (второй, генетически не наследуемый уровень идеального). Психика энергийна, само движение, но не сводимое идеальной природой ни к энергии, ни к материальным структурам.

Суть этих замечаний заключается в том, что само психическое не выводится через причинно-следственные взаимодействия материальных объектов и процессов. Субстанциально природа идеального (небытие) актуализирована в движении как энтелехиальная сила не в мистифицированной её значимости, а как реально выраженная объективация небытия в бытии. В своей абсолютизации, «разрывности» небытие нерефлективно, но допускается в акте дискурса. Субстанция едина не в мышлении, не в материальности бытия как такового, а в универсальности своего движения, где и проявляется единство бытия и небытия, материального и идеального.

Самотождественное бытие, равное самому себе, есть его законченность. Оно и существовать не может, т.к. обращается в косность, пустоту, пармени-дово бытие. Этот бросок в сторону его субстанциализации, превращение его в «таковое», порождает «чудо» из его недра. Начинается гносеологическое «выворачивание», выражающееся в бесконечных самоопределениях и тавтологиях, когда речь заходит об истоках сознания, психики, мышления и т. д. Тогда остаётся на манер известной версии редукционизма отождествить ментальные состояния с состояниями центральной нервной системы, т. е. по сути элиминировать менталистскую психологию из сферы исследований как дегенерирующую программу. Или, напротив, объявить психику абсолютно прозрачной, делая акцент только на менталистскую и когнитивистскую её стороны. В дальнейшем рассмотрении этого вопроса наша задача будет лежать не только в плоскости анализа критических статей в адрес теории деятельности, но и в констатации того, что психологическое понимание деятельности включает в себя комплекс функциональных проблем для философского анализа. Предлагая свою позицию по этой проблеме, автор, безусловно, учитывает все существующие подходы как в отечественной, так и зарубежной философии и психологии. Конечно же, не в соотношении тех или иных критериев элиминативности, т.к. уровень их верификаций различен, а преимущественно в качестве взаимодополняемости. В соответствии с этим автор обращается к трудам А. В. Брушлинского, JI.C. Выготского, П. Я. Гальперина, В. В. Давыдова, В.П. Зин-ченко, А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия, С. Л. Рубинштейна, Э. Г. Юдина, посвя-щённую тематике онтогенеза психики (этапы интериоризации, формирования речи, языка, поведения и т. д.) Анализируя субстанциально-деятельностный подход при экспликации способов аргументации и норм ведения дискуссии, автор ориентировался на предложенные в работах Э. В. Ильенкова, В. А. Лекторского, М. А. Лифшица, М. К. Мамардашвили, Д. В. Пивоварова методологические подходы. При освещении проблемы, где превалирует аргументация с позиций естественнонаучного подхода в зависимости от его акцентуации в конкретном теоретическом исполнении, автор ориентировался на работы П. К. Анохина, Ф. Блума, Д. И. Дубровского, Ф. Ф. Кальсина, А. Лейзерсона, И. П. Павлова, И. М. Сеченова и др. Обращение к работам таких западных философов, как Л. Витгенштейн, Э. Фромм, М. Хайдеггер, а также отечественных учёных К. А. Абдульхановой, В. В. Агудова, Н. Н. Вересова, А.Ф. Гряз-нова, Л. А. Зеленова, В. А. Кутырёва, К. Н. Любутина, Ф. Т. Михайлова, В.И. Пер-нацкого, Ю. П. Сенокосова, А. Н. Славской, Н. М. Солодухо, Б. П. Шулындина, Н. С. Юлиной помогли автору в уяснении особенностей некоторых аспектов субъект-объектного взаимодействия в ходе общественно-исторической практики, онтологии ментальных явлений в лингвистических структурах когнитивных процессов и т. д., и в целом способствовали формированию методологических ориентиров, формулированию заявленной темы исследования.

Цели и задачи исследования.

Целью данного исследования является научный поиск эвристических возможностей субстанциально-деятельностного подхода в его категориально-смысловых значениях: субстанция, движение, бытие и небытие, деятельность, целеполагание, мотивация, действие, операция.

В соответствии с данной целью в работе поставлены следующие задачи:

1. Рассмотреть проблемные стороны в теории деятельности как основополагающего объяснительного принципа явлений человеческой психики.

2. Исследовать основные положения кодовой (нейродинамической) концепции. Определить специфические области её проблемного поля.

3. Дать научный анализ концепции идеального как особого рода объективной реальности в пределах её предметно-деятельностных репрезентаций.

4. Исследовать методику современных теорий по проблеме сознания и идеального в зарубежной литературе.

5. Обозначить основные ориентиры в построении субстанциально-деятель-ностной рабочей гипотезы идеального.

Научная новизна исследования состоит в следующем:

1. В биноминально-логической связке «бытие — небытие» последнее представлено как формальная «определённость» бытия, нетождественная своей «идеальной природе».

2. Внесена корректирующая поправка к определению идеального как формы материального движения. Идеальное является формой субстанциально-материального движения, где под субстанцией понимается единство бытия и небытия, проявляющееся в самой форме универсального движения.

3. Идеальное не предполагает своего источника — материальное бытие, т.к. нематериально. Суть его — субстанция — деятельность, а небытие — его «природа».

— 164. Предлагается субстанциально-деятельностная рабочая гипотеза идеального, логико-конструктивные положения которой, приобретают адекватный её операциональной стороне характер.

Положения, выносимые на защиту.

1. Идеальное — это форма субстанциально-материального движения.

2. Кодовая (нейродинамическая) концепция и концепция предметно-дея-тельностных репрезентаций (идеальное — особый род объективной реальности) -это взаимодополняемые подходы, различающиеся своими методами и областью исследования.

3. Предметная деятельность не является единственным основанием человеческой психики, т.к. внутренне противоречива и тавтологична.

4. Сознание — одна из бесконечных форм объективированных сущностей субстанциально-универсального движения, проявление единства бытия и небытия, материального и идеального.

Практическая значимость работы.

Касаясь проблемного поля в исследовании идеальных феноменов, диссертация выполнена в междисциплинарном русле теории познания, онтологии, психологии и истории философии.

Полученные результаты и предложенные методологические подходы в исследовании данной проблемы помогут восполнить присутствующую недостаточность внимания специалистов на некоторые онтологические аспекты идеального, рассматриваемые с позиции субстанциальной их значимости. Материалы диссертации используются в учебном курсе при подготовке к семинарским занятиям по философии. Разработаны спецкурсы по темам: «Идеальное и предметная деятельность как объяснительный принцип», «Природа идеального и сознание». Положения диссертации изложены в научных публикациях и методических разработках, которые используются студентами при подготовке к занятиям.

Апробация работы.

Концептуальные обобщения и отдельные идеи диссертации излагались на межвузовском заседании «круглого стола» «Хронологические аспекты исторической действительности» (17 мая 2000 г., Н. Новгород), II Общероссийской межвузовской научной конференции «Мировоззренческая парадигма в философии: философия как теоретическое мировоззрение» (23−25 ноября 2004 г., Н. Новгород), Межвузовской научно-методической конференция «Проблемы технознания» (5−6 апреля 2005 г., Н. Новгород), VI Международной научно-методической конференции преподавателей вузов, учёных и специалистов «Высокие технологии в педагогическом процессе» (21−22 апреля 2005 г., Н. Новгород), IV Российском Философском Конгрессе «Философия и будущее цивилизации» (25−27 мая 2005 г., Москва).

Структура работы.

Структура работы обусловлена её задачами и принятым способом исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.

Заключение

.

В этой работе осуществлена попытка представить проблему идеального в двух её взаимопроникающих аспектах: в субстанциально-теоретическом, где преобладает онтологическая модель и операциональном, раскрывающем «внутреннюю» структуру психических явлений, где центральным, основополагающим принципом представлен деятельностный подход в его общеметодологическом смысле. На наш взгляд, разногласия в трактовке идеального вызваны прежде всего тем, что нет пока новой, чётко выраженной субстанциальной теории, которая теоретически и эмпирически отвечала бы критериям операциональной стороны, подтверждающей её как объяснительную номоло-гическую гипотезу. Используемая субстанциальная концепция в спинозовско-марксистской интерпретации, на наш взгляд, даёт «трещину» уже в самом её фундаменте, когда вопросы ясно и недвусмысленно касаются филогенетической стороны психики, мышления, сознания и т. д.

Мы не ставили для себя цель ограничиться только научно-критическим анализом какой-либо из представленных в диссертации концепций, учитывая вместе с тем то, что в настоящее время развернулась открытая дискуссия по ряду вопросов, касающихся прежде всего деятельностной концепции в объяснении психических явлений, этапов интериоризации и экстериоризации в теории идеального отражения, онтологии целеполагания и волютативного действия. Прежде всего для нас было важно определить исходную задачу в построении целостной онтологической модели, позволяющей в ином ракурсе рассмотреть проблему, а именно в её субстанциальной значимости, как другой стороны бытия. А потому не однажды в диссертации акцентировали своё внимание на основополагающий пункт философской системы Б. Спинозы, а именно: отношение мышления к бытию-субстанции. Его учение стало фундаментальным и в исследованиях Э. В. Ильенкова, многие положения которого мы творчески заимствовали для дальнейшей разработки проблемы. Спинозе удалось, считает Э. В. Ильенков, верно определить отношение идеального к реальному вообще. Тем не менее ему так и не удалось решить загадку рождения конечной формы идеального — человеческого интеллекта. На наш взгляд, она не могла быть решена в рамках понимания Спинозой субстанции, отождествляемой им с одной только половиной — бытием, другая же её сторона обретает свой статус в самодостаточной атрибутивности первой. Методологическая некорректность впоследствии с точностью до наоборот была повторена Гегелем, а затем возвращена на прежнее место Марксом.

Рассматривая проблему идеального в рамках существующих подходов как в отечественной, так и зарубежной литературе, мы пришли к выводу, что чаще всего идеальное связывается представителями различных точек зрения на его природу с понятием информированности субъекта об объекте, хотя сам процесс переноса информации понимается по-разному. Взяв в качестве инструментальной стороны исследований операционную концепцию носителя идеального образа Д. В. Пивоварова, мы «обнаружили» ряд не совсем, по нашему мнению, корректных положений гносеологического плана, тем не менее она очень красноречиво подчёркивает некоторые «нюансы» теории отражения в целом. Вообще, концепция Пивоварова, несмотря на его стремление к обобщению существующих подходов по проблеме идеального, в целом не выходит за рамки ильенковской интерпретацииправда, необходимо отметить при этом её значительную структурную разработанность и содержательность.

Исследуя этапы идеального отражения (этап формирования практической схемы действия с эталонами сущностей, этап интериоризации схемы действия и превращения её в схему умственного действия со знаками), Пивоваров тем самым сразу «загоняет» в гносеологический угол саму схему практического действия, недвусмысленно поставив вопрос о зависимости информации от особенностей практики. Опосредовав связь субъекта и объекта деятельностью, марксисты сумели преодолеть созерцательность наивно-реалистической гносеологии, которая исходила из принципа непосредственной представленности объекта в сознании субъекта. Но вместе с тем, Пивоваров обнаруживает здесь определённую для себя трудность, связанную с мировоззренческой стороной.

Он пишет: «Коль скоро мы идеально отражаем мир не прямо, а через схемы практики, то как мы можем узнать, что в этой информации зависит от её особенностей, з что обусловлено самим объективным материальным миром? Ведь операционный репрезентант предмета — далеко не то же самое, что сам предмет, с которым мы действуем» [101, с. 124].

Д.В. Пивоваров ставит главную задачу, заключающуюся в том, чтобы теоретически вывести из принципа деятельности способность идеального образа адекватно воспроизводить действительность, независимую от активности субъекта. «В рамках современной психологической науки такой вывод, — пишет он, — пока не осуществлён, что даёт основание для противников операционной концепции обвинить её в отходе от классического материализма [101, с. 124]. Мы считаем, что здесь заключается главная методологическая некорректность Пивоварова. Марксисты абсолютно правы в том, что практика «утверждает» объект, раскрывает его, а не «отрицает», как считают многие, дистанцируя якобы внешний объект от его «непосредственности». Диалектический ум К. Маркса чрезвычайно философски ставит этот вопрос. Понимая некорректность кантовской «вещи в себе», Маркс определяет внешний объект только субстанциально, т. е. в его материальном единстве со всей природой. Вернуться через практику к естественному (читай непосредственно истинному) состоянию вещи есть серьезная гносеологическая аберрация, которая лишь уводит в сторону от сути проблемы.

Конечно, — пишет Пивоваров, — ни Ж. Пиаже, ни П. Я. Гальперин и другие не сомневаются в том, что психическому образу присущ не только операционный, но и предметный компонент" [101, с. 124]. С другой сторона, мы абсолютно солидарны с автором синтетической концепции идеального, что выявляя «белые пятна» в концепции интериоризации, психологическая школа C. J1. Рубинштейна «.способствует уточнению и усиление её защитного пояса за счёт теоретического соединения принципа деятельности с принципом психического саморазвития, но никоим образом не опровергает её, поскольку не предлагает собственной объяснительной онтологии генезиса психического» [101, с. 125].

Наша позиция в отношении как сторонников деятельностного подхода, концепции интериоризации, так и нынешних их противников, двойственна, т.к. их представители верно определяют «изъяны» в научных аргументациях друг друга. Но это отнюдь не означает, что автор диссертации «поднимается» над их теоретическими разногласиями. Мы лишь повторим то, что было сказано выше. Проблема лежит в новой онтологической концепции, которая позволит «разрубить» гордиев узел, накрепко завязанный психологической наукой, естествознанием и философией. А. В. Брушлинский и его ученики, В. П. Зинченко и др., правы в том, что психическое невозможно вывести из того, что психическим не является. Идеальное, соответственно и его формы субстанциальны в своей значимости. А потому мышление и имеет своей необходимой предпосылкой всю природу в целом, а значит и её небытие.

Вот почему сегодня гносеологам и онтологам следует обратить внимание на диалектику сущего, понимаемую не только в дискурсе положительной данности бытия, но и небытия, формально «закреплённого» в содержании понятий «покой», «статичность», «несущественность». В данности «здесь-бытия» небытие «обретено» в самом характере отношения к сущему, его пространственное&tradeи способу его фиксации. Поэтому так важно определить и возможные направления дальнейших исследований, к одному из которых, несомненно, относится и перспективная разработка материалистической (субстанциальной) диалектики, включающий в срез категориального анализа «природу» небытия как формально-бытийную сторону предметной деятельности, явлений объективации идеального, филогенез психики и т. д.

Человек — это граница бытия и небытия — явление субстанциальное. В марксизме субстантивируется только материальное бытие, т.к. его не с чем соотнести. В акте дискурса не допускается того что не подлежит субъектно-предикатной обработке. Потому бытие и приобретает характер абсолютного, а небытие характер относительного, выводимого из бытия.

— 127 В конкретном случае, в его операциональном значении иначе и невозможно, т.к. сознание всегда предметно интенционально. «Объективация» идеального таким образом подменяется его «рождением», «свойством» высокоорганизованной материи. Таким образом, обозначив небытие (идеальное) как другую сторону бытия, мы тем самым отнюдь не претендуем на окончательное разрешение узловых вопросов, имеющих отношение к проблеме идеального, в противном случае априори предполагался бы гносеологически заданный субъект деятельности в его абсолютной значимости. А это уже другая область философской рефлексии, не имеющая к науке ни малейшего отношения. И тем не менее тот вариант, предлагаемый нами, исходя из назревшей необходимости в новой субстанциальной теории, которая бы помогла снять отдельные противоречия, постоянно возникающие в филогенезе психики, на наш взгляд, даёт выход на другой уровень философского осмысления исследуемого феномена. Именно не в понимании идеального как результата деятельности, а как формы существования живого движения, субстанциально понимаемого, где сама деятельность выступает единством идеального и материального. Полагаем, что категория небытия ещё ждёт своего часа не в качестве своей иронии к бытию преходящему, а в качестве добротной научной и достойной бытия категории.