Художественная система романов С. Клычкова в мифопоэтическом контексте

Данная работа представляет собой исследование творчества С. Клычкова в контексте рассмотрения процесса формирования индивидуально-авторской романной системы. Индивидуально-авторская система романных образов-символов, сложившаяся в поэтическом и общелитературном языке, претерпела изменения в творчестве Клычкова в связи с его эстетическими и мировоззренческими установками. Именно поэтому определенный интерес вызывает соотношение традиционного и индивидуального в процессе формирования мировоззрения и, соответственно, поэтики романов Клычкова.

Актуальность исследования обусловлена недостаточной изученностью романов С. Клычкова в мифопоэтическом контексте, а также необходимостью выявить закономерности воплощения писателем христианских и языческих начал в субстанционально-онтологических аспектах прозаических текстов.

Творческое использование писателем фольклора, старообрядческих преданий, святоотеческой и художественной литературы на уровне мотивов, образов и сюжетов формирует новый крестьянский миф. Для С. Клычкова бережное отношение к слову равнозначно прославлению Духа. Деформация слова — это деформация человеческой души. О падении соборности, о пришествии нечистого в образе западной техногенной цивилизации на Русь и пишет Клычков, широко вводя в свои романы мифологические и языческие символы и противопоставляя родную природу техническому прогрессу.

Стереотипное восприятие Клычкова как проповедника «крестьянской», как полагали символисты или «кулацкой», по мнению О. Бескина[107], идеологии на целые десятилетия во многом предопределило негативное отношение к творчеству С. Клычкова, оставив его непонятым и неизвестным широкому читателю. В более детальном исследовании литературного наследия С. Клычкова и заключается, на наш взгляд, актуальность данной работы.

Объектом исследования являются романы С. Клычкова «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира», созданные в 1920;1930;х годах и рассмотренные с точки зрения формирования индивидуально-авторской художественной системы: образов-символов, мифотворчества, концептуальной многозначности.

В «Сахарном немце» писатель заложил религиозно-философский фундамент, на котором будут базироваться остальные романы.

В «Чертухинском балакире» уже в полной мере раскрывается «крестьянский космос» (Н.М.Солнцева). Концептуальной установкой, которая обнаруживает себя для персонажей на разных уровнях, здесь является достижение гармоничного мира. Она формирует и определённый, сказовый, образ повествователя, разворачивающего свой рассказ в дидактических целях, призывая читателя к установлению гармоничного диалога с миром и собой. Философское осмысление судьбы русского крестьянства должно было выразиться в задуманном автором девятикнижье, из которого вышли только «Сахарный немец» (1925), «Чертухинский балакирь» (1926), «Князь мира» (1928).

В последних двух романах назревает кризис, являющийся проекцией авторского видения мира. Падение соборности, экологический кризис, связанный с «пришествием Дьявола» -западной техногенной цивилизации — на Русь.

Степень изученности темы.

Вокруг прозы Сергея Клычкова во второй половине 1920;х годов велась достаточно бурная литературно-философская полемика. Три романа — «Сахарный немец» /1925/, «Чертухинский балакирь» /1926/ и «Князь мира» /1928/, которые он успел написать и издать (это части задуманного Клычковым девятикнижия «Живот и смерть» — привлекли внимание критики, сразу же разделившейся в своих оценках. «Князь мира» был охарактеризован А. Луначарским «замечательным явлением 1928 года — и в художественном отношении, и по глубине анализа некоторых явлений нынешнего времени» [6. С. 325]. По мнению В. Полонского, к Клычкову следует относиться как к «самому крупному и замечательному художнику, выдвинутому русской деревней» [7. С. 264−294].

Следует сказать, что критику в романах Клычкова привлекала прежде всего художественная сторона — богатство и метафоричность языка, афористичность слова, совершенство формы. В этом плане весьма высоко оценили прозу Сергея Клычкова, в частности, В. Правдухин, Д. Горбов, Г. Горбачёв, А. Воронский. Последний, к примеру, в статье «Десятилетие Октября и советская литература» — отозвался о «Сахарном немце» и «Чертухинском балакире» как о «ювелирной работе настоящего мастера». Он же — в статье «Лунные туманы» -отметил и то, что в «Чертухинском балакире» автор «удачно сочетал поэта с художником-прозаиком. Это очень редкое сочетание. Клычков показал, как можно, оставаясь поэтом, стать прозаиком» [63. Т.2. С. 487].

К идейным аспектам романов критика отнеслась весьма противоречиво. Так, нашли понимание интерес автора к здоровым многовековым духовным ценностям крестьянского «миросозерцания от сохи» [44], тоска по духовности, всеобщей гармонии, неприятие войн. И вместе с тем получили осуждение идеи, которые казались тогда неактуальными, отжившими, политически вредными. Отмечалось, что Клычков будто бы чрезмерно идеализирует деревню и крестьянскую общину, прославляет косность, отвергает прогресс, неправильно понимает социально-классовую борьбу. Так, А. Лежнёв увидел в клычковской прозе «фантастику с ножом в сердце» [79].

Лучшее из всего того, что было написано критикамисовременниками С. Клычкова о его романах, безусловно, принадлежит А. Воронскому, который сразу поставил их в контекст традиций русской классической литературы. Вот как он писал о романах С. Клычкова «Сахарный немец» и «Чертухинский балакирь»: «.народный сказ. дан в каком-то удивительном приближении к Гоголю" — «Писатель сумел показать спиридоновскую, дикую, дремучую Русь в её плоти. Она встаёт как заповедный, нетронутый, заповедный бор. Ни у Мельникова-Печёрского, ни даже у Лескова нет такого телесного ощущения этой Руси» [25. С. 264−265]. В «Лунных туманах» осуществлён глубокий и достаточно объективный анализ романа «Чертухинский балакирь». Для автора статьи произведения Сергея Клычкова во всех отношениях — явление замечательное, уникальное. Так, признавая, что «художественные достоинства романа высоки и несомненны», он отмечает также и его «большую общественную значимость». Эту значимость Воронский связал, в частности, с постановкой и освещением очень важного философского вопроса «Человек и природа», с тревогой автора за судьбу природы, всего живого и сущего, за человеческую душу.

В целом положительно оценив прозу Сергея Клычкова, Воронский весьма чётко высказался и о её, как он считал, недостатках идеологического характера: «Романы Клычковапоказатели распада нашего народничества. <.> Вместо идеализации трудовой деревни — идеализация фольклора. <.> Широкие общественные цели сменились религиозным атавизмом, лунными, обманными чарами. Прибавился страх перед железным чёртом, совсем затуманились перспективы» [26. С.36].

В «Лунных туманах» Воронский привёл фрагмент из письма к нему М. Горького, который, в отличие от поэтических сборников, очёнь заинтересовался прозой Сергея Клычкова. Сразу же после прочтения «Сахарного немца» он послал Воронскому письмо, где с одобрением высказался о книге, в которой увидел проявление творческой, внутренней свободы автора, поставил его в один ряд с художниками честными и бескомпромиссными. В дальнейшем, однако, в ряде писем своих М. Горький дал уже несколько иные оценки роману достаточно критичные, так как акцент в них был уже сделан не на художественной, а на идеологической стороне произведения. В частности, он отметил, что «трогательный плач. о деревенском рае» идёт вразрез с «требованиями времени и его задачами», что Клычкову «должна быть дана. критика — и нещадная» [27]. М. Горький ждал следующих произведений С. Клычкова с нетерпением, чтобы проследить в каком направлении будёт эволюционировать его прозаический дар. Опубликованный в 1926 году «Чертухинский балакирь» подтвердил репутацию Клычкова как великолепного художника слова, настоящего мастера, — и М. Горький не мог это не отметить, хотя идеологический подтекст этого произведения его огорчил. И он попрекнул Воронского, что тот в «Лунных туманах» «недостаточно разоблачил «Чертухинского балакиря» — в мировоззренческом, философском плане.

В переписке М. Горького с Ф. Гладковым и М. Пришвиным мы находим неприязненные, даже враждебные отклики на прозу Сергея Клычкова, хотя Пришвин позднее изменил своё мнение, признав в Клычкове непревзойдённого художника: «В своё время я много занимался великорусским фольклором, изумляясь, какие богатства народного творчества лежат неиспользованными литературой. Алексей Ремизов, как известно, им пленённый, зарылся в эти материалы, но не достиг цели, потому что соблазнился архивами и оторвался от народной среды. Клычков единственный писатель, которому это удалось» [33. С.57].

Анализ творчества С. Клычкова в критике и литературоведении шел параллельно с осмыслением роли и значения всей литературы новокрестьян. Сочувственное отношение к Клычкову в критике 1910;х годов, осознание его поэзии как части новокрестьянской — мощного и глубокого потока национального искусства — сменяется с середины 1920;х обличением «патриархальности» и консерватизма мировоззрения писателя, а затем резким неприятием его «кулацкой» сущности, особенно со стороны рапповцев, которое завершилось в 1930;е годы вытеснением художника из литературы, арестом, смертью и длительным замалчиванием его литературной деятельности вплоть до последних десятилетий.

Но наряду с вышеперечисленными критическими замечаниями, независимо от их направленностиположительной или отрицательной — были и откровенно предвзятые, резко негативные, абсолютно нетерпимые отзывы. Принадлежали они официальной, рапповской, критике. И, к сожалению, именно эти оценки воздействовали на общественное мнение, создавали его. Особенно усердствовал в «разоблачении» Клычкова и других поэтов «крестьянской купницы» О. Бескин.

В его статьях «Россияне» /1928/, «Певцы крестьянской деревни» /1930/, «Бард кулацкой деревни» /1930/ Сергей Клычков представлен кулацким идеологом, поборником суеверия и религии, отъявленным реакционером. При этом Бескин абсолютно не стесняется в выражениях: тут и «пена у рта», и «оскаленные клыки», и «мракобесие» [63. Т.2. С.504]. Обобщается же всё это следующим: «сознание Клычкова и его соратников смертельно ранено. Но борьба продолжается. Борются кулаки на деревне, и поёт им хоть печальные, но боевые песни их бард — Сергей Клычков» [там же]. В своих статьях О. Бескин не ограничивался только словесной критикой, он призывал к применению «определённых решительных мер» к Сергею Клычкову.

Меры вскоре были приняты: Клычкову запретили печатать новые оригинальные произведения. А он был полон сил, новых грандиозных замыслов: в приложениях к вышедшим романам появились книги «Китежский павлин», «Спас на крови», «Лось с золотыми рогами». Всё это осталось ненаписанным.

31 июля 1937 года Клычков был арестован, а спустя два месяца с небольшим — расстрелян. Место его захоронения до сих пор неизвестно.

После смерти Клычкова имя его не включалось в энциклопедии, и даже спустя много лет, когда произошла реабилитация многих незаконно репрессированных писателей и их книги вернулись в литературу, Клычкова отечественные критики и литературоведы с удивительным упорством продолжали считать писателем, чуждым советскому обществу.

Пересмотр оценок творчества Сергея Клычкова, бытующих в отечественном литературоведении больше полувека, начался, к сожалению, не в России. Французский исследователь Мишель Никё издал в Париже прозу и поэзию С. Клычкова, защитил диссертацию и опубликовал ряд работ по его творчеству.

В Россию «возвращение» Клычкова состоялось в 1985 году: в двух крупнейших московских издательствах вышли два сборника его стихотворений. В 1988 и 1989 гг. большими тиражами были изданы две книги его прозы, которые подготовила Н. Солнцева.

Интерес к творчеству С. Клычкова в нашей стране возник после снятия многолетнего запрета на публикацию его произведений. И, как результат, в конце 1980;х годов появились исследования Н. Солнцевой (1989), 3. Селицкой (1989), Л. Киселёвой (1990), Ю. Изумрудова (1993).

С конца 1980;х годов началось исследование литературного наследия С. Клычкова, опубликован ряд статей и очерков о жизни и творчестве этого замечательного поэта и прозаика. Среди авторов наиболее значительных, основательных работ можно выделить Н. Солнцеву, С. Субботина, А. Михайлова, В. Морозова, Г. Мурикова, Т. Пономарёву, С. Блинова, Н. Неженца, С. Копылову, 3. Селицкую, Н. Савушкину.

В своих исследованиях авторы преследуют различные цели. Так, Н. Неженец анализирует жанровые особенности лирики поэтов «купницы». А. Михайлов рассматривает творчество новокрестьянских поэтов, выявляет своеобразие их эстетических и философских идей в сравнении с творческими достижениями художников предыдущих эпох. Большую значимость представляет работа А. Михайлова, для своего времени итоговая в изучении наследия новокрестьянских лириков. Диапазон исследования Н. Неженца несравнимо уже, в рассматриваемых вопросах он, порой, слишком отходит от тогдашней действительности, абстрагируется от реалий того времени. Он не говорит о том, как жанровые формы, выбранные «новокрестьянами» для творчества соотносились с их идеями и взглядами, в которых они явно опережали своё время и которые были признаны официальной критикой того времени реакционными.

В работе Н. Солнцевой проводится анализ содержания, отмечается художественное своеобразие романов Клычкова. Статьи Н. Неженца и С. Блинова носят, скорее, публицистический характер. И именно Н. Солнцева осуществила полноценное научное исследование прозаических текстов писателя. Автор высказывает точку зрения, согласно которой Клычков выразил свою натурфилософию, основанную на идее пантеизма, противопоставляя её философии христианства. В диссертации Солнцевой подчёркивается исключительная роль Петра Кирилыча («Чертухинский балакирь») — персонажа, вокруг которого сосредоточены усилия трёх носителей различных мировоззренческих систем: деревенской колдуньи Ульяны, воплотившей идею плоти (плотского греха), мельника Спиридона, еретика и старовера, и лешего Антютиканатурфилософа и пантеиста. В этой работе творчество Клычкова рассматривается в контексте тех духовных, идейных и научных споров 20−30-х годов XX в., которые являются актуальными и сегодня.

В 1992 году вышла монография Н. Солнцевой «Китежский павлин», посвящённая творчеству крестьянских поэтов. В 1993 году — «Последний Лель. О жизни и творчестве писателя и поэта Сергея Клычкова», в которой удачно сочетается биографический метод и литературоведческий анализ текстов писателя и поэта С. Клычкова. Творчество Клычкова представлено в широком контексте эпохи: это и родная Тверская земля со своими чудесными деревенскими легендами и преданиями, и интересные знакомства в кружке Эллиса, первые печатные произведения «Песни» и «Потаённый сад» в «Альционе», близость к поэзии символистов. На фоне изменений в социальной и литературной обстановке показано становление творчества Клычкова, его самобытность, круг интересующих тем и образов: природа, жизнь, лирические напевы, мифологические персонажи.

Пройдут годы, и Клычков вернётся к темам уже распавшихся «Скифов». Он создаст образ мужичьего пророка, будет искать оптимальный вариант мужичьего рая, но в отличие от своих предшественников расскажет о том, что этот рай не только красив, но и жесток" [136. С.44]. Автором сделано интересное наблюдение, выделяющее философскую прозу Клычкова среди творчества других писателей: предметом философских размышлений становится крестьянин.

Важным для исследователей творчества Клычкова и просто читателей стал выход двухтомника С. Клычкова, составление, подготовку текста и комментарии к которому были сделаны М. Никё, Н. Солнцевой, С. Субботиным и Г. Маквеем.

Одним из последних обращений к неомифологической прозе Клычкова стала статья Е. Скороспеловой «Неомифологизм как средство универсализации» в её работе «Русская проза XX века: от А. Белого („Петербург“) до Б. Пастернака („Доктор Живаго“)» (2003). Е. Скороспелова назвала роман Клычкова «магическим»: в нём смешиваются сон и явь, равноправно сосуществуют реальные и фантастические персонажи. Повествование переходит из бытового в философский план, что позволяет «заявить о существовании крестьянского космоса с присущими ему законами, рассказать о происхождении этого космоса и о гибели, которую несёт ему „железный чёрт“ цивилизации» [131. С.69]. Отмечается влияние фольклора на формирование типа мировоззрения автора и способы его претворения в романе, с этим связывается и тип повествования — особая сказовая манера, воссоздающая «архаично-разговорную фольклорную стихию» [там же].

В современном отечественном литературоведении интерес к С. Клычкову совпадает с пристальным вниманием к «возвращенной» литературе и к творчеству новокрестьян. В середине 1980;х впервые после двадцатых годов публикуются его поэтические сборники «Стихотворения» и «В гостях у журавлей», вслед за ними печатаются тексты романов «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира» с предисловием Н. Солнцевой и С. Куняева.

Прозаическому творчеству С. Клычкова больше повезло в литературоведении, чем прозе других новокрестьян. Еще в 1952 году критик русского зарубежья М. Степаненко обратится к его романам. Прозе С. Клычкова посвящены диссертация и книги Н. Солнцевой, глава в кандидатской диссертации 3. Я. Селицкой, значительный раздел монографии и докторской диссертации JI. Гурленовой «Чувство природы в русской литературе 1920 — 1930;х годов» [41], а также целый ряд статей.

Авторы работ обращаются к концепции бытия в романах С. Клычкова, его натурфилософским воззрениям, отраженным в художественной ткани произведений. Это позволяет наметить иной аспект исследования и рассмотреть «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь тьмы» как романную трилогию, единство которой порождено осознанным авторским стремлением к художественной целостности и к философско-мифологическому решению проблематики «человек и природа» и закреплено общими структурными признаками, различными внутрицикловыми скрепами, такими, как единство места действия (Чертухино и его окрестности, село Скудилище, которое находится «в верстах двадцати» от Чертухина, уездный город Чагодуй), сквозные персонажи, лейтмотивные образы-метафоры и символы, мотивные ассоциации, повторяющиеся характеристики предметов или явлений, стилевое единообразие и т. д.

Термин «трилогия» применительно к трем изданным романам С. Клычкова несколько условен, так как у первого романа «Сахарный немец» (1925) есть сокращенный вариант «Последний Лель», который был опубликован в Харькове в 1928 году, что не помешало писателю переиздать «Сахарного немца» в полном объеме в 1929 и 1934 годах. «Раздвоение» «Сахарного немца» на «Последнего Леля» и повесть «Двенадцатая рота» связано, очевидно, с общей эволюцией замысла эпоса о «Смерти и Животе» —• от «Пятикнижия» до «девятикнижия».

Все три романа были написаны Клычковым необыкновенно быстро, но замысел большого прозаического произведения зрел долго и впервые возник еще в 1913 году после путешествия на озеро Светлояр, тогда же было придумано и заглавие «Китежский павлин». Таким образом, общая концепция прозаического цикла романов сформировалась за десять лет до того, как писатель приступил к осуществлению задуманного.

Он не смог реализовать полностью свои творческие планы. Из девяти романов были завершены «Сахарный немец» (1925), «Чертухинский балакирь» (1926) и «Князь тьмы» (1928). Были объявлены названия готовящихся к печати романов «Серый барин», «Китежский павлин», «Спас на крови», «Лось с золотыми рогами», «Буркан — мужичий сын», «Призрачная Русь», но ни один из них не дошел до читателей.

В последние годы научного освоения творчества Клычкова в центре внимания исследователей должны стать конкретизация и более детальная, углублённая проработка вопросов, касающихся творчества С. Клычкова. Необходимо тщательнейшим образом проанализировать наиболее важные элементы его поэтики, выявить и детально рассмотреть аспекты и лейтмотивы, общие и для поэзии и для прозы. И самое главное: следует выработать единую цельную концепцию исследования творчества С. Клычкова.

Кратко обобщив всё вышесказанное, можно утверждать, что лирика и проза С. Клычкова, одного из самых талантливых «новокрестьян», в настоящее время становится всё более значимой и востребованной. Недопонятая и недооценённая современниками, она лишь сейчас, спустя почти восемьдесят лет, предстаёт перед читателями и исследователями в полном объёме. Его литературное наследие осознаётся как явление уникальное в российской литературе. Поэтика Клычкова удивительно самобытна, неповторима. Произведения С. Клычкова много требует от читателя, но много и дают ему.

Для современной культуры, озабоченной поисками духовных и нравственных точек опоры, творчество Клычкова с полным правом может стать одной из них.

JI. Гурленова объясняет внимание литературы 1920 — 1930;х годов к мифологическому, «стремление писателей в эти годы создать на основе пантеистически трактуемых образов природы идеальную модель мира, построенную по принципу мифологической модели» [43. С.74] как выражение «несогласия с антропоцентрической идеей масштабного строительства «второй природы» [там же]. Данное утверждение справедливо и по отношению к Сергею Клычкову.

Его творчество — попытка уйти в вымышленный, «лучший» мир. Можно сказать, что фактор неприятия социальных преобразований на рубеже второго и третьего десятилетия играл существенную роль в эволюции творчества новокрестьян и создании им «идеальной модели мира».

Общество жило лозунгами о социализме любой ценой, о человеке — хозяине планеты, покорителе природы. Клычков уже тогда, на заре социалистической индустриализации, предвидел экологическую катастрофу. Он писал о том времени, когда лешие уведут из местных лесов всё зверьё и птицу, когда земля, эта зеленая чаша, станет мертвой и обезображенной. В условиях победы воинствующего атеизма и материализма он предложил читателю художественный мир русалок, оборотней, леших, чертей, архангелов. Его герои общаются с потусторонним миром, с душами умерших, с языческой нежитью. В своих романах Сергей Клычков заявил о себе как о натурфилософе и пантеисте, размышлял о нравственности дуализма. Национальному нигилизму писатель противопоставил национальную самобытность как остов жизни, культуры, судьбы всякого народа. В условиях, казалось, уже достигнутой обществом гармонии он заговорил о разладе крестьянского мира, о дисгармонии человека и природы, о разрушении соборности.

Цели предлагаемого исследования — научное осмысление путей формирования эстетических взглядов С. Клычкова, специфики системы образов-символов романов, сопоставление христианских и языческих мотивов, выявление сути онтологических идей, пересмотр оценок творчества писателя, попытка доказать самобытность его таланта и обосновать значимость феномена его творчества в литературном процессе.

В соответствии с указанными целями работы в ней формулируются и решаются следующие задачи:

• проанализировать специфику образов-символов, имеющих наиболее важное сюжетно-смысловое значение;

• охарактеризовать основные христианские и натурфилософские идеи в их противоречии;

• выявить суть концептуальной многозначности полифонической структуры прозаических текстов С. Клычкова;

• рассмотреть индивидуально-авторскую концепцию «мужичьего рая» и «мужичьего святого».

Методологически исследование ориентировано на принципы культурно-исторического и сравнительно-типологического методов, кроме того в нём использовались элементы биографического и контекстуального анализа. Теоретической и методологической основой диссертационного исследования являются работы Вл. Соловьёва, А. Хомякова, Ю. Лотмана, Б. Рыбакова, Д. Лихачёва и др.

Основными источниками, на материале которых выполнено диссертационное исследование, следует назвать тексты прозаических произведений, а также эпистолярное наследие поэта и статьи, посвящённые творчеству С. Клычкова. Наиболее полно творчество поэта представлено в двухтомном собрании сочинений, вышедшем в 2000 году.

Научная новизна полученных результатов. В диссертации осуществлено систематизированное многоаспектное исследование индивидуально-авторской художественной системы С. Клычкова, раскрыты механизмы художественного воплощения писателем мифопоэтических текстов, на основании чего предлагается новый подход к изучению религиозно-философских и художественно-эстетических аспектов, основанных на специфике онтологических начал авторской мифологии.

Научно-практическое значение исследования заключается в том, что его материалы могут быть использованы в спецкурсах и спецсеминарах по истории русской литературы начала XX века, а также по изучению творчества «новокрестьян». Результаты научных наблюдений могут быть применены при рассмотрении индивидуально-авторских поэтических систем других авторов.

Положения, выносимые на защиту.

1. Рассмотрение структурно-смысловой организации образов-символов, использования христианских и языческих мифов, фольклора, древнерусской культуры и эстетики, старообрядческого и сектантского религиозных направлений в прозе С. Клычкова позволяет говорить о том, что результатом синтеза этих культурных величин стала клычковская индивидуально-авторская художественная система, включающая самобытные образы-символы, аккумулирующие мировоззренческие идеи поэта.

2. Православные христианские мотивы в совокупности с фольклорно-мифологическими и языческими представлениями в романах С. Клычкова позволяют утверждать, что для автора поиск истины и веры тождественен поиску мирового лада и гармонии.

3. Семантика хронотопа и принцип «обратной перспективы» в идейной эволюции романов С. Клычкова ведёт к отрицанию «дьявольской цивилизации Запада», враждебной идее «мужичьего рая», ассоциирующегося в творческом сознании автора с патриархальной Россией и идеей соборности. В текстах романов это выражено через оппозицию «своего», «родного» и «привнесённого с Запада», «чужого», что и нашло отражение в концептуальной полифонии авторской «дьяволиады».

Апробация работы. Основные положения работы были изложены на межвузовских докторантско-аспирантских научных конференциях КубГУ: «Наука и творчество молодых исследователей КубГУ: итоги и перспективы» (Краснодар, 2003), «Молодые исследователи КубГУ — отечественной науке.

XXI века" (Краснодар, 2004), «Актуальные проблемы современной русистики и литературоведения» (Краснодар, 2005). По теме исследования имеется пять публикаций.

Структура диссертации.

Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии.

Заключение

.

В диссертационном исследовании был рассмотрен ряд вопросов, связанных с формированием индивидуально-авторской системы творчества С.Клычкова. Исследователи справедливо причисляют его к новокрестьянской литературе двадцатых годов. Эстетика и философия фольклора, народнические, славянофильские идеи, русский символизм, гоголевские традиции — всё это отразилось в прозе писателя, подчеркнуло его самобытность.

На передний план в литературе 20-х годов выдвигается пролетарская культура города. Новокрестьяне же, оставаясь сторонниками патриархальности, противопоставляли ей высоконравственный мир крестьянина с его вековым укладом. Крестьянин по-прежнему оставался для С. Клычкова основой Вселенной, человеком земли и её философом, проповедником соборности и софийности. Общество строило «общепролетарский дом», а С. Клычков уже тогда, на заре социалистической индустриализации, предвидел экологическую катастрофу и оскудение российской деревни. Вопреки энтузиазму лозунгов, убеждавших в достигнутой обществом гармонии, он заговорил о разладе, пришедшем в крестьянский мир, о дисгармонии человека и природы, о разрушении соборности. Художественный мир С. Клычкова наполнен духовной силой и мудростью народа.

Неприятие социальных преобразований, произошедших в России в начале XX века, сыграло существенную роль в становлении художественной системы новокрестьян и самого С.Клычкова.

В поисках человеческого и природного согласия С. Клычков, как и большинство новокрестьянских поэтов, обращался к миру патриархальной русской деревни, но пантеистическое мировосприятие С. Клычкова отличало его не только от сторонников материалистического взгляда на отношения человека с природным миром, но и от своих собратьев по «крестьянской купнице».

Воинствующему атеизму и материализму он противопоставил художественный мир русалок, оборотней, леших, чертей, архангелов.

Начало литературной деятельности С. Клычкова складывалось удачно: положительными были отклики Н. Клюева, С. Городецкого, М. Волошина, Д. Семёновского. Двойственное впечатление произвели клычковские стихи на А. Блока, Н. Гумилёва, В. Брюсова. Последний отнёс Клычкова к числу тех лириков, которые выступают «с более оригинальными подходами к темам и с более бодрыми настроениями», чем «подавляющее большинство» несамостоятельных по форме подражающих С. Есенину по содержанию «крестьянских поэтов».

Однако к концу 20-х годов критические отзывы стали гораздо жестче: официальная, советская критика не поняла Клычкова. Негативные отклики тех, кто определял литературную «политику», помешали, и задуманного Клычковым девятикнижья не получилось.

Анализ мифологической и религиозной символики позволил установить, что в художественном произведении писателя образы-символы являются смыслообразующей категорией, участвующей в формировании текста. Для определения сущностных характеристик образа-символа необходимой оказалась интеграция накопленного филологического опыта по проблематике символа, образа, знака, аллегории, мифа, тропа.

С. Клычков раскрывает собственную индивидуально-авторскую картину мира, опираясь на мифологические образы, оригинально интерпретируемые им на основе русской культурно-исторической традиции.

Используя образы-символы с закрепленной семантикой, те, которые функционируют в устном народном творчестве одинаково традиционно, С. Клычков проявляет себя как новатор и мифотворец в смысловой организации текста.

Установлены основные образы-символы, встречающиеся в романах С. Клычкова. Это природа как общее понятие, включающее в себя конкретные топонимы: Лес, Густую Ёлку, Светлое Болото, речку Дубна, Счастливое Озеро. Следует отметить, что лес и болото у Клычкова несёт нетрадиционную, «светлую» семантику. Символика леса напрямую связана с религиозными и мифологическими мотивами во всём чертухинском цикле. Для Клычкова лес является колыбелью и домом всего живого.

Следующий образ-символ, рассмотренный в диссертационном исследовании, — образ тумана. Частотность его появления и широкий спектр функциональных характеристик позволяет сделать вывод, что данный образодин из центральных в прозе С. Клычкова. Выявлено, что туман несёт на себе печать дуализма: с одной стороны, он делает мир загадочным, струящимся, иллюзорным, сказочным, сопровождает сны и грёзы героев, преображает лица девушек, делая их много краше, с другой — туман символизирует душевную сумятицу героев, что выражается лексически: «муть», «мутная пелена», «паутина», «туман». Туман-«муть» — душевная дисгармония героя, вызванная ощущением разлада всего мира. Вариативность семантики тумана — туман как атрибут мечты и туман-«муть» — частный случай изменчивости образов-символов, с помощью которых создается художественная картина мира, отражающая неоднозначность реальной действительности.

Образ-символ, имеющий важное значение в творчестве Сергея Клычкова, — вода. Вода, подобно туману, меняет человека, превращая лицо Феклуши в лик Богородицы, а ее саму в — Дубенскую царевну. Даже Дунька Дурнуха кажется в зеркале воды красавицей, а колдунья Ульяна — молодой. Вода, подобно туману и образу Густой Ели, являет собой границу с потусторонним миром.

Образ-символ сна в ряду основных в прозе писателя: именно во сне или полусне происходят самые загадочные эпизоды трилогии. Образ-символ месяца (луны) неразрывно связан с мифологемой сна. Лунный свет, подобно туману и воде по-своему преображает окружающий мир, делая его загадочным и таинственным. Лунный свет связывает мир и то состояние полусна, наделяя героя способностью к прозрению.

Анализ мифологической и религиозной символики показал, что значение любого традиционного символа, включенного в контекст творчества писателя, определяется словесной, образной и идейной целостностью и обусловлено мировоззренческой системой автора.

В диссертационном исследовании выявлено, что трактовка С. Клычковым традиционных религиозных и мифологических лейтмотивов отражает основные положения его индивидуально-авторского видения мира.

В частности, натурфилософия С. Клычкова проявляется в его произведениях. При анализе романов «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь», «Князь мира» и неоконченного «Серого барина» была предпринята попытка выявить натурфилософские и религиозные искания героев, рассмотреть индивидуально-авторскую концепцию «мужичьего рая» и «мужичьего святого», проследить «приход Дьявола на Русь» в контексте миропонимания самого писателя. Можно утверждать, что в романе «Сахарный немец» С. Клычков заложил фундамент религиозно-философских воззрений, на которых базировались все его произведения. «Крестьянский космос», с точки зрения современных исследователей, в полной мере раскрывается на страницах «Чертухинского балакиря».

Разочарование С. Клычкова в реальном мироустройстве проникло и на страницы его романов. Это нашло отражение в мотивах «богооставленности» России, в идее неспособности «простого мужика-лапотника» попасть в рай и быть причисленным к лику святых.

Принцип обратной перспективы, использованный писателем при создании «Чертухинского цикла», выявляет ретроспективу в дореволюционную Россию, показывая, что «разлад» в жизни деревни начался ещё «в то время» и связан с развращающей силой денег, как результат влияния дьявола. Если «тогда» влияние нечистого было опосредованно: через «неразменный рубль», жадность, пьянство и другие человеческие пороки, то в «Сахарном немце» (первом романе С. Клычкова, но последнем в романной хронологии) «девятый дьявол» двинулся на Русь войной, «во плоти».

В «Сахарном немце», первом из написанных С. Клычковым романов, искажение народного характера объясняется войной. В поисках гармонии, лада писатель отправляется в прошлое. События второго романа «Чертухинский балакирь» происходят в конце 19-го столетия. И здесь разлад проистекает из внутреннего несовершенства самого человека: дуализма и противостояния духовного и плотского. Третий роман «Князь мира» повествует о 1860-х годах, сразу после отмены крепостного права. Но и в эту эпоху С. Клычков не находит желанного лада, не видит просветления в человеческих душах. Происходит победа материального над духовным, владычество «неразменного рубля». «Златые уста» также остаются тайной, да к тому же попадают в руки «серого барина» Бачурина.

Одним из основных выводов данного диссертационного исследования является то, что идея «мужичьего рая» — бесплатёжного царства, где «работают в день две секунды <.>, а спят круглые сутки» была воплощена С. Клычковым в доме «серого барина» Бачурина, куда и попал Пётр Кирилыч, и где весь его труд заключался в стоянии перед образами с высунутым языком. За это кощунственное ремесло он получает все материальные блага в доме Бачурина — стоит лишь погромче хлопнуть в ладоши.

Изменение образа идеального мироустройства в «Князе мира» заключается в разочаровании автора в реальной действительности, а также в позиции рассказчика, «святого» мужика, который на самом деле служит дьяволу и искушает «неразменным» целковиком героев романа. Бесовство настолько глубоко проникало в душу человека, что он легко поддавался его чарам, меняя представления о добре и зле. В следствие этого, он начал убеждённо верить в силу «неразменного рубля».

Выявлено, что неомифологическая поэтика романов С. Клычкова обусловлена влиянием фольклорной и литературной традиции и направлена, в первую очередь, на создание нового крестьянского мифа. Мифологическая разработка онтологической проблематики вводила клычковских героев в круг космологических проблем, проецируемых на языческие и христианские мифы.