Деривационные возможности корневых морфем в близкородственных языках

Сопоставительное изучение близкородственных языков представляет собой одно из ведущих направлений современной лингвистической науки. Применение сопоставительного метода при изучении различных языковых явлений, а также различных уровней языковой системы имеет богатые и плодотворные традиции. В ряде стран были созданы центры по сопоставительному изучению языков, намечены и осуществлены проекты двуязычных сопоставительных грамматик и исследований, которые ставят своей целью дать по возможности полное описание сходств и различий сопоставляемых языков.

Особо следует отметить выход в Праге «Русской грамматики», в которой имеются интересные главы, посвященные сопоставительному анализу русского и чешского языков на всех языковых уровнях, основание в 1978 г. в Болгарии журнала «Сопоставительное языкознание» [" Съпоставително езикознание" ], редакция которого поставила перед лингвистической общественностью ответственную задачу изучения болгарского языка в сравнении с другими родственными и неродственными языками мира, а также многочисленные сопоставительные работы чехословацких, польских, румынских, русских и других ученых. Стоит также напомнить сборники по сопоставительному словообразованию, серии сборников по славянскому языкознанию, сборники по сопоставительному языкознанию1, сопоставительную грамматику русского и чешского языков2, ряд монографий конкретного и обобщающего характера, статьи в лингвистических журналах, в которых решаются важные проблемы сопоставительного изучения лексики и лексикологии, ономасиологии, фразеологии, семантики, морфологии иморфонологии, фонетики и фонологии, синтаксиса и словообразования3. — ;

— Несмотря на значительные — достижения — сопоставительной лингвистики последних лет, все более очевидной становится необходимость детальной разработки теоретических и методологических основ этого научного направления, т.к. до настоящего времени некоторые исходные теоретические принципы и понятия сравнительно-сопоставительной лингвистики остаются дискуссионными, требующими своего, дальнейшего.

1 См., например: «Теоретические и методологические проблемы сопоставительного изучения славянских языков», М., 1994; «Проблемы сопоставительной грамматики славянских языков», М., 1990; «Сопоставительное изучение русского языка с чешским и другими славянскими языками», М., 1983; «Вопросы словообразования и номинативной деривации в славянских языках», Гродно, 1982, «Славянское языкознание: XI Международный съезд славистов», М., 1993, «Сопоставительное изучение словообразования славянских языков», М., 1987; «Сравнительно-типологические исследования славянских языков и литератур», Л., 1983.

2 Вап^оуа V., ВеНсоуа Н., ЬеЗка О., 8кошпа1оуа Ъ., Бйакоуа V.

Русская грамматика, РгаЬа, 1979, ТТ. 1−2.

— 2.

См. например, теоретически значимые статьи Вл. Барнета, Г. П. Непдаменко, П. Новака, Т. И. Вендиной, И. Г. Милославского, В. Страковой и др. в решения.

К числу актуальных и недостаточно разработанных проблем сопоставительного славянского языкознания относится и сопоставительное изучение словообразования близкородственных языков, разработка важнейших вопросов теориии методологии сопоставительного словообразования. — ;

1 — Развитие сопоставительного словообразования стало возможным-лишь после того, как проблемы словообразованияявились предметом живого научного интереса и были созданы фронтальные исследования по теории и методике словообразования, основывающиеся на соблюдении принципов системно-функционального изучения, оперирующие стабильнымпонятийно-терминологическим аппаратом, отработанной технологией словообразовательного описания. В развитии словообразовательной науки важным этапом явились три последние десятилетия. Этот период ознаменовался крупными достижениями в разработке теории и метода словообразовательного анализа. Большой вклад в совершенствование теоретической концепции и методики конкретного деривационного описания внесла новаторская книга крупного представителя чехословацкой школы М. Докулила «Теория словообразования», содержащая стройную словообразовательную теорию и, в частности, концепцию системно-функционального изучения словообразования4. Значительные успехи были достигнуты в польской и отечественной лингвистике, плодотворно развивающей идеи В. Дорошевского, Г. О. Винокура, В. В. Виноградова [См.: Нещименко, 1983, с.34].

Крупным шагом вперед стало создание синхронных описаний.

4 БокиШ М. Туогеш э1оу V бе&тё. Теопе оёуогоуаш б1оу, <11, РгаЪа, словообразовательной системы и отдельных ее фрагментов, выполненных на материале русского, чешского, болгарского, сербохорватского языков и др. (см. работы Т. И. Вендиной [1987, 1994], З. М. Волоцкои [1982,1987]., Е. А. Земской, О. П. Ермаковой, 3. Рудник-Карвата [1993], В. Мадковой, И. Некезовой[1996], В. М. Никитевича [1992], Г. П. Нещименко [1983,1987],.

— Э. Рудник-Карватовой [1983] и др.). Ишши словами, была создананеобходимая теоретическая и практическая база для ««развертывания сопоставительных исследований [См.: Нещименко, 1987, с.65].

МДокудил в начале 60-х годов писал, что «словообразовательною системы славянских языков имеют весьма сложную структуру и, если у нас до сих пор нет единой процедуры, позволяющей описать подобную.

— структуру, то тем более нет разработанной методологии сравнения столь сложных структур друг с другом" [ДокулилМ., 1963, с.86]. До сих пор перед лингвистами, занимающимися сопоставительным словообразованием славянских языков, стоит важная задача: поиск метода, обеспечивающего объективность исследования [См.: Земская Е. А., Ермакова О. П., Рудник-Карват 3., 1993, с. 248].

Словообразовательные системы славянских языков могут описываться в сопоставительном плане на разных основаниях. Результаты такого сопоставления во многом зависят от того, какие единицы будут сопоставляться [Лопатин В.В., 1987, с.48].

Не вызывает сомнения и то, что сопоставительный анализ словообразовательных систем разных языков должен быть комплексным, многоаспектным и направленным на установление целого ряда свойств сопоставляемых систем [Харитончик З.А., 1987, с. 112].

Система синхронного словообразования представляет собой сложную иерархическую организацию, формируемую оппозициями разных единиц и структур. В словообразовательной системе важное место занимают не только бинарные отношения между производным и базовым словом, но и комплексные единицы словообразовательной системы словообразовательные парадигмы, цепи и гнезда, а также словообразовательные типы, разряды, категории и др. Любая словообразовательная единица может статьотправной точкой сопоставительного исследования.

——- - Важными направлениями в исследовании словообразования являются: дзучение формального и семантического устройства различных единицсистемы, исследование функциональных аспектов словообразования, выявление и описание деривационных возможностей словообразовательных систем близкородственных языков и т. д. Возможны и другие аспекты сопоставления славянских языков в сфере словообразования.

Бурное развитие сопоставительных исследований в последние два десятилетия вызвало множество идей по сравнительному изучению славянского словообразования. Наибольшее признание получило среди них сопоставление словообразовательных типов (см. напр. работы М. Докулила, Й. И. Ковалика, Г. П.Нещименко), словообразовательных категорий (З.М.Волоцкая, В. В. Лопатин, Р.С.Манучарян), словообразовательных гнезд (А.Н.Тихонов, Д. Шлосар), словообразовательных значений (Е.С.Кубрякова, З.А.Харитончик).

Несмотря на большое количество исследований по сопоставлению словообразовательных систем, еще не все славянские языки изучены в этом плане достаточно подробно. Например, это относится к русско-македонским сопоставительным работам. Кроме того, многие, притом принципиально важные, вопросы сопоставительного словообразования славянских языков продолжают оставаться дискуссионными и недостаточно разработанными. К ним относятся в первую очередь сопоставительные работы по изучению словообразовательных гнезд и всех его структурных элементов. «Их исследование на материале большинства славянских языков даже не начато. Больше всего в изучении гнезд сделано в русском языкознании. Однако и здесь дело не дошло до полного описания гнезд и построения их типологии» [См.: Тихонов А. Н., 1987, с.110].

Интересные исследования выполнены на материале украинского и белорусского^языков (см. работыЛукашанца A.A. [1981, 1982 «идр.], — - - Величко Т. И., Верещаки В. И. [1938^и др.]. Они пока охватывают лишь — небольшие участки обширной территории гнезд [Тихонов А.Н., 1987, с.110]. ¦ Систематическое сопоставление славянских языков на уровне словообразовательных гнезд — дело более отдаленного будущего [Лопатин В.В., 1987, с.52].

В свете изложенного актуальность нашего исследования определяется — недостаточной разработанностью методики сопоставительного описания словообразовательных систем вообще и словообразовательных гнезд — в частности, необходимостью выявления национальной специфики лексем в деривационном аспекте, потребностями практической лексикографии.

Материалом исследования являются высокопродуктивные корневые морфемы, относящиеся к ядру словообразовательных систем русского и македонского языков, что позволяет выявить доминирующие тенденции в развитии словообразовательных систем близкородственных языков (в частности, русского и македонского).

В качестве материала взяты словообразовательные гнезда русского и македонского языков с корнями, восходящими к праславянским корням *gl?d-, *id-, *z (0/i/b/e/a/o/y)r-.

Эти корни составляют общее наследие русского и македонского языков, являются древними, частотными и продуктивными, входят в ядро словообразовательных систем.

Источником материала являются имеющиеся македонско-русские словари МРС-1963, МРР-1969, а также данные РШ-1966.

На фоне богатства сопоставительных исследований русского языка с чешским, польским, болгарским, сербско-хорватским языками особенно заметна недостаточная изученность словообразовательных систем русского и македонского языков. — ~ г.

— В связи с этим исследование поставленных проблем на материалемакедонского и русскогоязыков позволяет одновременно решить как теоретические вопросы, имеющие общелингвйстическое значение, так и частные, славистические: заполнить имеющееся лакуны в сопоставительном изучении македонского и русского языков.

Цель исследования состоит в разработке методики выявления и — описания деривационных возможностей корневых морфемв близкородственных языках.

Достижение цели, поставленной в нашей работе, предполагает решение ряда задач.

1. Выявление деривационных возможностей корней в русском и македонском языках.

Первая задача предполагает решение ряда подзадач.

1.1. Выявление слов, относящихся к-исследуемым словообразовательным гнездам в русском и македонском языках.

1.2. Создание словарей морфемного членения для каждого из корней по каждому из языков.

1.3. Составление фрагментов словообразовательных словарей в рамках исследуемого материала.

1.4. Выработку концепции сопоставительного двуязычного словообразовательного словаря и ее практическую реализацию на исследуемом материале.

2. Проведение лингвистического эксперимента по выявлению и описанию особенностей реализации этих деривационных возможностей.

3. Описание специфики словообразовательных систем в русском и македонском языках.

Третья задача, в свою очередь, распадается на ряд подзадач.

3.1. Решение проблем эквивалентности морфем.

3.2. Вътявление спетщфики словообразовательных систем в русском Измайловском языках. .

Научная новизна диссертации состоит в том, «что в' ней лингвистический эксперимент (поморфемный перевод слов) используется для выявления потенций и своеобразия деривационных систем близкородственных ~ языков. В диссертации также выработана и продемонстрирована на конкретном материале оригинальная^{методика} выявленияэквивалетных морфем и морфемных блоков в близкородственных языках, предполагающая установление шкалы эквивалентности. Кроме того, в работе впервые на материале гнезд с корнями *тй~, *г (0/Уь/е/а/о/у)Г' осуществлено сопоставительное исследование конкретных фрагментов словообразовательных систем русского и македонского языков и выявлена их национальная специфика.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что предложенная в ней методика открывает новые возможности сопоставительного исследования словообразовательных систем языков, являясь действенным инструментом в исследовании лексико-семантической и словообразовательной дифференциации близкородственных языков.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что её результаты (выводы, методические и практические разработки) могут быть использованы в лекционных курсах и практических занятиях по общему и сопоставительному языкознанию и славянской филологии, по современному русскому языку, по истории языка, в спецкурсах для студентов филологических факультетов, в преподавании русского языка как иностранного, а также в лексикографической практике.

Методы исследования обусловлены целями и задачами диссертации. В работе использовались методы морфемного и словообразовательногоанализа, внутренней^ реконструкции, лингвистического эксперимента- —-квантитативной обработки материала, 1 моделирования, а. также описательный и сопоставительный методы.

На вопрос, с чего следует начинать свою деятельность, китайский философ Конфуций ответил: «С исправления имбн». Действительно, множество недоразумений в науке происходит из-за несогласованности терминологии и^{недостаточно} строгого определения" исходныхпонятий, -которыми оперируют учёные. Поэтому представляется целесообразным предпослать основной части работыраздел, посвященный терминологии, используемой в словообразовании. Это не означает, что используемая в диссертации терминология принципиально отличается от принятой в науке. И тем не менее данный раздел необходим, ибо принятая в науке терминология далека от единообразия.

ДЕРИВАЦИЯ — (суффиксальное" словообразование) англ. derivation, фр. derivation, нем. Ableitung, исп. derivacion. Образование новых слов при помощи аффиксов (или посредством дезаффиксации) согласно словообразовательным моделям, свойственным данному языку [Ахманова, О.С., 1966, с.79]. Как видно из этого определения, термин деривация не является полным синонимом термина словообразование, т.к. обозначает i лишь аффиксальное словообразование. В таком же значении он зафиксирован в «Справочнике лингвистических терминов» Д. Э. Розенталя и М. А. Теленковой: деривация (лат. derivatio — отведение, отвод). Образование новых слов при помощи суффиксов или безаффиксным способом" [Розенталь Д.Э., Теленкова М. А., 1976, с.92].

Со временем объем понятия, положенного в основу термина деривация, значительно расширился. Ныне под деривацией понимается все словообразование, а не только аффиксальное словопроизводство. Термин деривация в русском языкознании употребляется теперь как полный синоним термина словообразование [Тихонов А.Н., 1986, с. 153].

Термины деривация и деривационный иногда используют вместо традиционных словообразование и словообразовательный [см. Ахманова О. С., 1966, с.79].

Ю.С.Маслов предложил узкое понимание деривации как. образования производных слов: «образование новых слов от существующего корня» [Масяов Ю, С, 1975, с J 63]. — Однако понятие-деривации отличается от — понятия производности-признаком многошаговости [Засорина Л.Н., 1979^ • с. 153]. — - «- •.

— Е. С. Кубрякова определяет деривацию как «процесс образования или результат образования в языке любого вторичного знака, т. е. знака, который может быть объяснен с помощью единицы, принятой за исходную, или выведен из нее лутем применения определенных правил» [Кубрякова Е.С., 19 746, с. 641.

Рассмотрение деривации как процесса преобразования функции исходной единицы, ведущего либо к изменению этой функции, либо к изменению значения исходной единицы, связано с исследованиями Е. Куриловича и в первую очередь .с его работой «Деривация лексическая и деривация синтаксическая» [Курилович Е., 1962, с.57−70].

Развивая теоретические установки Е. Куриловича, Е. С. Кубрякова и Ю. Г. Панкрац определяют деривацию как процесс, позволяющий установить правила выведения одной единицы из другой, в качестве деривационных связей при этом рассматриваются «любые связи, которыми объединяются первичные и основанные на них вторичные языковые единицы и которые типичны для отношений между исходными и производными знаками языка» [Кубрякова Е.С., ПанкрацЮ.Г., 1982. с.9].

А.А.Кретов указывает, что биологические истоки лингвистического термина деривация (от лат. «отведение, отвод»), просматривающиеся в русских эквивалентах (ср. русское ОТВЕДЕНИЕ, ОТВОД «боковая ветвь, ветвление чего-л.», ОТВОДОК «Сад. Часть стебля или корня с почками, отведенная от материнского растения и присыпанная землей для получения нового растения»), не случайны: ДЕРИВАЦИОННАЯ СВЯЗЬ — это связь ГЕНЕТИЧЕСКАЯ — по происхождению, когда две единицы языка связаны — друг с другом отношениями «предок — потомок», «предшествующее — последующее», «производящее — производное» [Кретов А.А.- 1995,-с.2].

В статье «О типологии процессов деривации» Е.С.Кубрякова" и Ю. Г. Панкрац пишут, что «понятие деривации применимо только к тем единицам языка, возникновение которых может быть описано путём реконструкции породившего их процесса, т. е. восстановленияих деривационной истории [Кубрякова Е.С., Панкрац Ю. Г., 1982, с. 10]. Оно позволяет, с одной стороны,"противопоставить процессы, участвующие в формировании речи или ее тюрождении, как деривационные и недеривационные [Мурзин JI.H., 1976, с. 11−12] (реализация готовых единиц языка, аналогия, правила оптимального выбора языковых средств из синонимического набора и т. п.), с другой — определить более точно признаки деривации как процесса, направленного на функционально-семантическое преобразование исходной единицы и сознательно ориентируемого либо на создание нового знака, либо на выражение исходным знаком новой функции [Кубрякова Е.С., Панкрац Ю. Г., 1982, с. 10].

Такая трактовка деривационных процессов выявляет универсальную значимость принципа деривации в системе языка [см.: Кацнельсон С. Д., 1972; Соболева П. А., 1970; Сахарный Л. В., 1974; Кубрякова Е. С., 1981; Кубрякова Е. С., Панкрац Ю. Г., 1982; Колшанский Г. В., 1983 и др.].

Об этом убедительно свидетельствуют материалы межвузовских научных конференций «Деривация и история языка» [1975], «Принципы деривации в истории языкознания и современной лингвистике» [1991], освещающие вопросы семантической, синтаксической, номинативной, фразеологической, фонологической, морфологической деривации, текстообразования и т. д.

О различных пониманиях термина «деривация» в современном языкознании справедливо пишет Л. Н. Мурзин. «Термином деривация», -отмечает он, — обозначают два разных, хотя и связанных между собой явления. В одних работах под деривацией понимают отношение производности между какими-либо единицами языка, в других — сам процесс образования производной единицы. В основе такого разграничения лежит, на наш взгляд, разграничение более широких понятий — статики и динамики языка" [Мурзин Л.Н., 1984, с.9].

Так, авторы учебного пособия «Образование употребительных слов русского языка» под редакцией Л. Н. Засориной считают, что «деривацияэто многоступенчатый вывод слова из более простых по составу слов. Она охватывает морфемную выводимость слова и „наводит“ на его значение. Деривация действует в пределах гнезда материально родственных слов» [Образование употребительных слов русского языка., 1979, с.26].

Деривация характеризует потенциальные свойства слов быть выводимыми от более простых по составу и одновременно служить базой для выведения более сложных по составу лексем [там же, с. 15]. Мы разделяем это мнение, считая его наиболее взвешенным и продуктивным.

Деривационный план описания языка в последние десятилетия получает все большее признание [Кудрявцева Л.А., 1993]. У слова деривация появились производные: дериват (производное слово), деривационный (словообразовательный) и даже дериватор. К сожалению, за последним производным пока не закрепилось единого понимания. Одни словообразователи под дериватором понимают производящее слово, другие — формант, словообразовательный аффикс [См.: А. Н. Тихонов, 1986. с. 15].

Возникло и название науки — дериватология. т. е. учение о словообразовании, сама словообразовательная наука [Зснков Г. С., 1969].

Развитие дериватологии явилось основой для возникновения и выделения в самостоятельную область лингвистики дериватографии (этот термин был образован по аналогии с известным термином «лексикография» [Марузо Ж., i960- Ахманова О. С., 1966; Розенталъ Д. Э., Телешова М. А., 1976]): задачей 7 которой является графическая «-репрезентшщя .деривационных (словообразовательных) моделей и средств (дериватем), к. ~ ~ которым относятся в первую очередь «аффиксы» [Бартков Б.И., 1986, с. З].

В последние годы наметилась тенденция включать в термин. деривация образование любых единиц языка. Отсюда термшш деривация семантическая, деривация лексическая (образование слов. т. е. собственно словообразование), -деривация синтаксическая [МурзинЛ.Н., 1984]. Соответственно расширяются и объекты дериватологии. В связи с этим Л. Н. Мурзин предлагает сюда включить весьма обширный круг явлений, относящихся к ведению деривации: «Этимологически дериватология означает учение о деривации. В лингвистике под деривацией (от лат. отклоняю) до недавнего времени понималось лишь образование слов (деривация = словообразование). Однако дериватология не тождественна науке о словообразовании. Это наука о деривации в более широком смысле. Деривация есть процесс образования слова, предложения, грамматических форм слова, словосочетаний, фразеологизмов, слогов или тактов и т. п., наконец, текстов, т. е. всех возможных языковых единиц, начиная с фонем и кончая текстом. Следовательно, дериватология — наука о процессах образования языковых единиц. Словообразование же является лишь частным случаем, одним из разделов дериватологии» [Мурзин Л.Н., 1984. с. З — 4].

Принимая во внимание исследования деривации в области морфологии, словообразования, синтаксиса и лексико-семантической деривации, «можно выделить 4 универсальных признака, характеризующих это явление в целом:

1. Моделируемый характер деривационных процессов в том смысле, что каждый из них служит выполнению определенного смыслового задания и что-для достижения каждой конкретной цели необходимо определить число формальных операщш. Это-позволяет анализировать деривацию в двух планах: формальном и содержательном.

2. Полная" или частичная предсказуемость функционально-семантического сдвига, осуществляемого в процессе применения к исходной величине той или иной формальной операции при системном описании языка, закономерности протекания моделируемых процессов деривации фиксируются в виде совокупности правил, основной целью которых является установление предела предсказуемости конкретного результата описываемого процесса в случае соблюдения некоторых условий [КубряковаЕ.С., ПанкрацЮ.Г., 1982, с. 12].

3. Мотивированность производной единицы, образовавшейся в результате деривационного процесса.

4. Структурированность процесса, которая заключается в оптимальном согласовании субстанции, структуры и функции процесса и тесно связана с моделированием процесса" [Кудрявцева Л.А., 1993, с.39−40- см. также: Кудрявцева Л. А., 1987,1988,1981 и др.].

Известно, что деривация как процесс образования языковых единиц непосредственно не наблюдаема. Это вынуждает исследователя прибегнуть к моделированию как способу отображения или воспроизведения языковой действительности, особому способу научного познания объективного мира [Кудрявцева Л.А., 1993, с.41].

При помощи знаковых моделей, к которым относятся и лингвистические модели, «удастся косвенно сделать наглядными очень сложные системы, связи и отношения, которые по каким-то причинам недоступны непосредственному чувственному восприятию» [Штофф В.А., 1963, с.18].

Опыт применения моделей и моделирования в отечественном языкознании складывается в 60-е годы и основан преимущественно на описании грамматических и фонетических моделей языка [См.: Ревзин И. И., 1962, 1967; Соболева П. А., 1964; Лосев А. Ф., 1968 и др.] В 1970;80-е годы границы использования лингвистического моделирования расширяютсяпоявляются монографические исследования с применением моделей не только в области морфологии и фонетики, но и в словообразовании, лексике [См. работы: Булыгина Т. В., 1977; Апресян Н. Д., 1974; Караулов Ю. Н., 1981; Галустян Р. Г., 1988; Гриценко П. Ю., 1984; Гинзбург Е. Л., 1985; Арапов М. В., 1988; Киров Е. Ф., 1989 и др.].

Моделирование деривационных процессов направлено на воссоздание, реконструкцию деривационных актов. Метод синхронной реконструкции акта деривации [Кубрякова Е.С., 1976] заключается в том, что производные единицы описываются в виде результата формальных операций, совершенных для достижения того или иного функционально-семантического сдвига. Эта методика позволяет реконструировать синхронную историю производной единицы языка и описать все компоненты процесса деривации в их взаимодействии и взаимозависимости [Кубрякова Е.С., Панкрац Ю. Г., 1982, с.15].

Моделирование обладает значительным прогнозирующим потенциалом, т. е. способностью вскрывать существующие и/или существовавшие, но не зафиксированные языковые явления, их свойства и отношения, а также предвидеть явления, пути и тенденции их развития не только не зафиксированные, но и не существующие и не существовавшие, но теоретически возможные, предсказываемые соположением задаваемых параметров [Задорожный М.И., 1994, с. 3]. До сих пор мы говорили о языке вообще. Но в каждом конкретном языке законы деривации реализуются по-своему. Сравнение языков в деривационном аспекте обогащает дериватологию, позволяет провести более четкую границу между универсалиями и идеосинкретическими компонентами языковой деривации. Типологические исследования деривационных процессов — являются, ~ очевидно, необходимой составной частью общей дериватологии [Мурзин — Л.Н., 1984, с.52].

В широком понимании «дериватология только начинает формироваться», «в ней еще многое неясноеще не создана система терминологии: не разработаны надежныеметоды исследования, не определен даже весь круг проблем, подлежащих решению» [Мурзин Л.Н., 1984, с. 4].

В нашей работе термин дериватология используется в узком понимании — «учение о словообразовании», «словообразовательная наука» .

В современнойдериватологии складывается традиция различать два взаимосвязанных и в то же время относительно самостоятельных разделаморфемику и словообразование. К ведению морфемики относится учение о морфеме, о типах морфем, характеристика слов с точки зрения их морфемного состава [Тихонов А.Н., 1986, с. 156].

Учение о словообразовании, выделившееся лишь в последнее время в самостоятельную отрасль языкознания, имеет свою довольно длительную историю и весьма богатые традиции. Значительное место отведено вопросам словообразования в грамматиках М. Смотрицкого, М. В. Ломоносова, Н. И. Греча, И. В. Калайдовича, А. Х. Востокова, И. И. Давыдова, Ф. И. Буслаева, К. С. Аксакова, Г. П. Павского и др. Однако вплоть до конца 19 века словообразование то смешивалось или сливалось с этимологией, то растворялось в морфологии. Лишь в конце 19 века появляются работы, где делаются первые попытки определить объект словообразовательного анализа. Исследования А|И.Бодуэна де Куртенэ, Н. В. Крушевского, А. И. Анастасиева, В. А. Богородицкого, Ф. Ф. Фортунатова кладут начало подлинно научному изучению морфематического строения и словообразовательной структуры слова. Существенный вклад в развитие теории русского словообразования внесли А. А. Потебня, В. К. Поржезинский, А. И. Соболевский, М. М. Покровский, А. М. Пешковский, Л. В. Щерба, Г. О. Винокур, Л. А. Булаховский, В. В. Виноградов, А. И. Смирницкий и др. [Тихонов А.Н., 1971, с. З].

В числе значительных работ по различным проблемам словообразования, появившихся после 1950;х гг., следует назвать исследования К. А. Левковской [1962], Н. М. Шанского [1959, 19 681, И. И. Ковалика [1961, 1958, 1978], Н. Д. Арутюновой [1960, 1961, 1958, 1959, 1968, 1988], М. Д. Степановой [1953, 1979, 1962, 1984] и др. Последние десятилетия характеризуются тем, что учение о словообразовании обогащается целым рядом интересных исследований. Это работы Е. А. Земской [1963, 1965, 1966, 1972, 1973, 1978аД 1982, 1989, 1992], М. В. Панова [1962, 1968], Б. Н. Головина [1966, 1967 и др.], Ю. С. Маелова [1975], А. И. Моисеева [1967, 1978, 1985, 1987], Г. С. Зенкова [1963, 1969, 1974, 1993], Н.А.Янко-Триницкой [1963, 1964, 1972]. П. А. Соболевой [1958, 1959, 1964, 1969, 1970, 1972, 1980]. В. В. Лопатина [1963, 1966, 1977, 1974, 1978, 1982], И. С. Улуханова [1972, 1974, 1977], И. А. Мельчука [1967, 1969], Е. С. Кубряковой [1965, 1974, 1977, 1979, 1981, 1982, 1966, 1972], Л. И. Ройзензона [1970 и др.], В. М. Ниюггевича [1976, 1973, 1985], К. Л. Тимофеева [1966 и др.], В. Н. Григорьева [1961 и др.], З. М. Волоцкой [1960, 1966, 1975], О. Н. Ермаковой [1984] и др., посвященные изучению различных аспектов системы словообразования.

Исключительно высокими темпами развивается наука о русском словообразовании в последние годы. Стала разнообразней разрабатываемая дериватологами проблематика, по-новому ставятся и освещаются многие общие вопросы теории словообразования, выдвигаются новые проблемы, связанные с изучением семантических процессов в словообразовании «и ~ анализом структуры слова [Тихонов А.Н., 1971, с.7]. Конечно, по сравнешпо «-с фонологией и морфологией словообразование продолжает оставаться относительно нёдоразработанным участком [Кубрякова E.C., 1965, с.77]. «.Именно в отношении словообразования уместно говорить, — пишет В. Н. Топоров, — о недостаточной изученности его как в теоретическом? так и в практическом планах» [Топоров В.Н., 1964, с. 139]. Учтены, несомненно, не все возможности, открываемые исследованиями в области,-словообразования. Еще не выработаны столь необходимые здесь точные методы анализа [см., например: Никонов A.A., 1963, с. 103].

В соответствии с теорией уровней, предложенной Э. Косерйу, в языке принято различать два плана — «.то, что является нормальным, или всеобщим (норма), и то, что является функциональным и дается в противопоставлении (система) [КосериуЭ., 1963, с. 173].

Будучи двумя сторонами языка как единого целого, система и норма-находятся между собой в неразрывной связи и взаимодействии.

О соотношении системных и нормативных явлений языка писал Э. Косерйу в своей работе «Синхрония, диахрония и история» [см.: Косериу Э., 1963, с. 174−175]. Применительно к словообразованию этот вопрос рассматривался Н. Д. Арутюновой [см.: Арутюнова Н. Д., 1961, с.34].

Теория словообразования сформировалась в отечественной лингвистике в рамках системно-структурной модели описания языка [Резанова 3.И., 1996. с. 12].

В отечественном языкознании под системой понимается «внутренне организованная совокупность элементов (единиц) языка, связанных устойчивыми отношениями» [Ахманова О.С., 1966, с.412] или: «Система есть набор элементов и соотношений между этими элементами» [Солнцев В.М., 1978, с.20]. Под структурой принято понимать внутреннюю организацию, упорядоченность системы [там же. с. ЗЗ]. ~ - КакГ известно, своеобразие любой системы определяется спецификой элементов и отношений ее составляющих, элементы и отношения взаимно детерминированы [Резанова З.И., 1996, с. 12]. — 1.

Система языка не существует вне охватываемых ею вариантов, представляя собой «систему возможностей, координат, которые оказывают открытые и закрытые пути в речи», «понятной» данному коллективу «[Косериу Э., 1963, с.174−175]. — : — •.

Однако степень реализации возможностей, предусмотренных системой, регулируется нормой языка [Косериу Э., 1963, с.312]. Возможности определяются системой, степень их реализации — нормой" [Улуханов И.С., 1977, с.214].

Система языка чаще всего реализует лишь часть возможных образований [Ройзензон 1970, с.52].

Полное описание — системы ~ языка (в том числе и словообразовательной), — подчеркивает И. С. Улуханов, — предполагает выявление не только существующих (реализованных) единиц, но и потенциальных, не реализованных, а также закономерностей, обусловливающих возможность реализации" [Улуханов И.С., 1988, с.79].

В каждом языке, наряду с употребляющимися в повседневной практике словами, существуют, кроме того, своего рода «потенциальные слова», т. е. слова, которых фактически нет, но которые могли бы быть, если бы того захотела историческая случайность [Винокур Г. О., 1991, с. 327.

328]. Потенциальными называются слова, которые произведены, но еще не закреплены традицией словоупотребления или могут быть произведены по образцу слов высокопродуктивных словообразовательных типов [Ср.: Смирницкий А. И., 1956. с.17−18- Земская Е. А., 1963, с. 52−57- Ханпйра Э. И., 1966, с.153−154].

Деривационный потенциал в целом представляет собой набор всех когда-либо существовавших, реально существующих сейчас и потенциально возможных на базе данного слова лексем [Попова Т.В., 1996, с. 104].

При изучении словообразовательного потенциала слова разграничивают два явления: принципиальную невозможность появления какого-либо производного на базе данного производящего и непредставленность того или иного производящего в речи. Последнее может объясняться целым комплексом причин: явлением супплетивного словообразования, омонимией, разнообразными запретами, сопровождающими деривационные процессы и т. п. [Морозова Т.С., 1980, с. 4].

Вопрос об ограничениях, действующих в словообразовании, подробно рассмотрен в работах Е. А. Земской [1973], И. С. Улуханова [1977]. Н. Г. Юсуповой [1980]).

В каждом языке на протяжении его длительного эволюционного пути складываются специфические правила и закономерности, предопределяемые не только его системными отношениями, но и теми навыками к словопроизводству, которые исторически выработаны носителями данного языкового коллектива [Ройзензон Л.И., 1970, с.58].

Словообразовательные возможности слов выявляются по разным показателям. В большинстве работ они определяются по количеству производных в словообразовательной парадигме или гнезде (количественная характеристика словообразовательного потенциала). В работах П. А. Соболевой и Е. А. Гинзбурга — по принадлежности производных к разным частям речи, их категориально-грамматическому разнообразию (семантико-грамматическая характеристика словообразовательного потенциала). В работах Л. А. Медведевой — по словообразовательным значениям дериватов (деривационно-семантическая характеристика). При характеристике деривационных возможностей ~ каких-либо слов обычно анализируют их словообразовательные гнезда рЗопбва ТгВ., 1996, с. 68, 70], 7.

Словообразовательный потенциал слова, определяется. как совокупность потенциально возможных на базе данного слова дериватов [Там же, с. 104].

Разным словообразовательным потенциалом обладают слова различных частей речи [Тихонов А.Н., 1985, с.48].

— Глагол обладает значительным деривационным потенциалом иявляется, по мнению ряда исследователей, основной словопорождающей силой любого словообразовательного гнезда, оказывая тем самым значительное влияние на всю деривационную систему русского языка. Именно глагол среди основных частей речи наиболее активно порождает дериваты.: его словообразовательный потенциал примерно, в 1,5 — 3 раза превышает деривационные возможности существительных и прилагательных [Попова Т.В., 1996, с. 4, 5, 6].

Именные части речи реализуют свой деривационный потенциал сразу, на 1-ой ступени словообразования, а глаголы — позже, на 2-ой и последующих ступенях. У существительных и прилагательных наиболее велики субстантивная и адъективная части, у глаголов — глагольная и субстантивная [Там же, с.78].

Проблема выявления деривационных возможностей слов относится к числу наиболее актуальных в современной дериватологии. В последние 1020 лет появились работы, рассматривающие какую-либо часть речи или иную группу слов как словообразовательную базу русского языка [см. работы: Мирзоев P.C., 1986; Янценецкая М. Н., 1979; Какаева A.C., 1987; Клобукова ЛИ, 1982, 1985, 1986; Гарипова Н. Д., 1982; Гинзбург Е. Л., 1984, 1986; Артемов A.M., 1981; Зых А., 1983; Грушко Н. Е., 1983; Гильманова P.C., 1987; Емельянова С. А., 1975 и др.].

В работахотечественных лингвистов «вследствие расхождения ва взглядах относительно центральной единицы словообразования наметились различные подходы к описанию словообразовательной системы» [Кочатков В.П., 1986, с.51]. — '.

В поисках специфической единицы словообразовательной подсистемы языка дериватология двигалась в двух направлениях. Во-первых, в качестве «основной единицы структуры языка на словообразовательном уровне» выделялся деривационный формант [см.: Лопатин В. В., Улуханов И. С., 1969, с. 122- Лопатин В. В., 1978 — Улуханов И. С., 1977, с.8], и прежде всего аффикс как ядерное словообразовательное средство. «.Но выделенная единица не объединяла всех фактов, относимых к сфере словообразования, что определило необходимость введения более общего термина для вычленяемой единицы с подчеркиванием ее динамического статуса. В качестве таковой осознается структурно-функциональная единицадеривационный шаг — формально-семантическая операция преобразования исходного элемента» [Соболева П.А., 1980, с.39].

Во-вторых, в качестве основной единицы определялось производное слово, т. е. элемент лексической системы, являющийся результатом формально-семантической операции преобразования, примененной к некоторой исходной (мотивирующей, производящей) единице [Кубрякова Е.С., 1965, с.74- Улуханов И. С., 1977, с.84: Винокур Г. О., 1959, с.421- Земская Е. А., 1978, с.63−65 и др.].

В фокусе внимания дериватологов — типовые модели отношений «производное — производящее», организующие развертывание словообразовательной системы по горизонтали, «от производящего» — в систему словообразовательных парадигм и гнезд [напр., Тихонов А. Н., 1974, 1985; Морозова Т. С., 1980; Яруллина Т. О., 1980; и др.], и по вертшсали, «от производного» — в систему словообразовательных типов^{Русская} грамматика — 80- Янценецкая М. Н., 4983- Араева Л. А., 1981; и др:], с дальнейшей их организацией всловообразовательные категории —: [Улуханов И.С., 1977, с. 129- Земская Е. А., 1978, с.286- Ревзина О. Г., 1969, с. 10- Манучарян Р. С., 1981, 1974 и др.] или словообразовательного поля [Ревзина О.Г., 1969]. ¦

Наличие разных точек зрения при определении основной единицы дериватологии объясняется как авторскими позициями, так и достаточно сложной организацией словообразовательного уровня. Дискуссионность этого вопроса — свидетельство недостаточной его разработанности. Правомерно [Земская Е.А., 1981] выделение нескольких основных единиц словообразования: а) элементарных (производящие и форманты) — б) простых (производные) — в) комплексных (типы, гнезда, разряды, цепочки, парадигмы, категории, подкатегории). Центральной единицей при этом является производное, состоящее из элементарных единиц и входящее в ~ комплексные [Араева Л.А., 1990, с.5]. Основным принципом упорядочивания единиц словообразовательного уровня является принцип иерархии ГСоболева П.А., 1972а].

Понятие иерархии не имеет строгого определения. Обычно каждый автор, пользующийся этим термином, вкладывает в него свой смысл. Но в каких бы терминах ни описывалась иерархическая организация — как система вхождений, дерево зависимостей, контур или перечень, характер подчинения мелких единиц крупным на всех ступенях иерархии остается оданаковым [Соболева П.А., 1980. С.38−39].

Под иерархической организацией мы вслед за П. А. Соболевой пониманием: «а) включение единиц низшего ранга в единицы более высокого рангаб) организацию единиц одного и того же ранга, например — гнезд или рядов по принципу сложности» [Там же, с.70].

В системе языка между единицами могут существовать следующие отношения: СОСЕДСТВА (сопоставленности) — СИНТАГМАТИЧЕСКИЕ, СХОДСТВА-НЕСХОДСТВА — ¦. {противопоставленности).

ПАРАДИГМАТИЧЕСКИЕ иВЫВОДИМОСТИ — НЕВЫВОДИМОСТИ «(включения) — ЭПИДИГМАТИЧЕСКИЕ.

СИНТАГМАТИЧЕСКИЕ отношения возникают между последовательно расположенными единицами языка при их непосредственном сочетании друг х другом в реальном потоке речи или втексте. Они также обозначают линейный план отношений между наблюдаемыми единицами, поскольку эти единицы рассматривают при их одновременной реализации в речи или тексте [Лингвистический энциклопедический словарь, 1990, с.447].

Синтагматическая связь в словообразовании — это связь словообразовательных формантов с мотивирующими основами в составе мотивированного слова. Она регулируется семантическими, стилистическими, структурно-словообразовательными (аффиксальными) и формальными закономерностями [Улуханов И.С., 1977, с.214].

Синтагматические отношения непосредственно наблюдаемы и основаны на линейном характере речи и свойстве ее протяженности, однонаправленности, последовательности. Благодаря этому элементы, следуя один за другим, образуют определенную языковую цепочку, последовательность — синтагму, внутри которой составляющие ее элементы вступают в синтагматические отношения. Они характеризуют связи следующих друг за другом единиц и определяются их контрастомязыковой элемент может поэтому противопоставляться либо предшествующему, либо следующему за ним, либо и тому и другому одновременно [Лингвистический энциклопедический словарь, 1990, с. 447].

ПАРАДИПЛАТИЧЕСКИЕ — отношения, в отличие от — синтагматических, нелинейны и неодноврёмешвд в потоке речи или текстеони представляют собой соотношениямежду элементами языка, -объединяемыми в сознании или памяти говорящего некими ассоциациями: они связывают эти элементы в силу общности либо их формы, либо содержания, либо на основе сходства того и другого одновременно [Там же, с.366].

Парадигматические связи в словообразованйи — это связи, в системе языка между единицами словообразования, которые имеют как общие, так и различные свойства (семантические, формальные и др.) [Улуханов И.С., 1977, с.198].

Если синтагматические отношения характеризуют строение синтагмы как языковой последовательности любого уровня и ими определяется комбинаторика более крупных единиц .из более мелких, то парадигматические отношения характеризуют строение любых группировок или классов, выделенных в языке по принципу формальной или семантической общности их членов и в то же время противопоставленных друг другу по одному из этих оснований [Лингвистический энциклопедический словарь, 1990, с.366].

Синтагматические единицы проявляются' в совместной встречаемости, парадигматические — проявляются в их взаимозаменимости [Там же, с.448].

Синтагматические отношения — отношения между единицами языка «по горизонтали», парадигматические — отношения «по вертикали» [Там же, с.447].

В трудах ЛЕльмслева [см., например, Ельмслев Л., 1960] противопоставление парадигматики и синтагматики было переосмыслено как противопоставление системы языка и ее реализации (процесса, текста) и два типа отношений были разведены как характеризующие одни — речь, а другие — язык- (принадлежностью языка как системысчитались" .исключительно парадигматические отношения): Синтагматические отношения были «здесь определены как подчиняющиеся логической конъюнкции (отношения реляции по принципу «и — и») — парадигматические-как подчиняющиеся логической дизъюнкции (отношения корреляции «илиили») — типы отношений были, таким образом, противопоставлены как отношения сосуществования и отношения чередования, альтернации, взаимозаменяемости [Лингвистический энциклопедический — словарь, 1990, -с.367). В тексте языковые единицы сосуществуют, в системе — образуют парадигмы [Там же, с.448].

Теория Л. Ельмслева давала противоречивый ответ на вопрос о том, какой из установленных типов отношений «первичен», поскольку, по его мнению, хотя рассмотрение языковых функций свидетельствует, на первый взгляд, о том, что процесс детерминирует систему, в действительности он просто невозможен, если за ним не стоит определенная система, — еесуществование сказывается, таким образом, необходимой предпосылкой процесса [Там же. с.448].

Наряду с парадигматической (вертикальной) и синтагматической (горизонтальной), ЭПИДИГМАТИЧЕСКАЯ («глубинная») ось выступает одним из способов структурной организации лексико-семантической системы языка [Кудрявцева Л. А., 1993, с.26].

Впервые в исследовании системных отношений в лексике предположение об имеющейся «третьей оси» ее организации (в дополнение к синтагматической и парадигматической) было высказано Д. Н. Шмелевым, который ввел в научный обиход понятие эпидигматики как «третьего измерения» лексики, или ее деривационного плана [См.: Шмелев Д. Н., 1973, 1977].

В понятие эпидигматики Л. А. Кудрявцева, вслед за Д. Н. Шмелевым, I включает семантическую (как в случаемногозначности — слова) и словообразовательную производность [Кудрявцева ЛА., 1993,, с.24]. Если специфику синтагматических отношений составляет логические отношения ~ конъюнкции, а специфику парадигматических отношений — отношения &bdquo-дизъюнкции, то специфику эпидигматических отношений составляют логические отношения ИМПЛИКАЦИИ (отношения типа «если., то.») [Кретов A.A., 1995, с.2].

Некоторые лингвисты (например, М.И.Задорожный) отказывают эпидигматике в статусе языкового измерения: «Эпидигматика не выстраивается в один ряд, как полагают некоторые исследователи [Шмелев Д.Н., 1973, 1977; Денисов П. Н. 1980 и др.], с парадигматикой и синтагматикой, а занимает по отношению к ним подчиненное положение» [Задорожный М.И., 1994, с.35].

М.И.Задорожный полагает также, что «эпидигматика свойственна лишь лексике и в силу этого не обладает свойством всеобщности, необходимым для языкового измерения, а также, что эпидигматические отношения излишни, так как могут быть выражены с помощью синтагматики и парадигматики» [Кретов A.A., 1995, с.2].

Между тем другие исследователи отмечают «универсальную значимость» [Л.А.Кудрявцева] эпидигматических отношений, выявляемых между лексико-семантическими, синтаксическими, фразеологическими и морфологическими единицами, т. е. на всех уровнях языка [Там же, с.2−3].

А.А.Кретов по этому поводу пишет: «Любая же попытка сведения эпидигматических отношений к синтагматическим и парадигматическим столь же бесперспективна, как, например, попытка выразить сущность импликации через конъюнкцию и дизъюнкцию» [Там же, с. З].

СИНТАГМАТИКА и ПАРАДИГМАТИКА не составляют двух различных измерений языка, поскольку из синтагматики однозначно /следует парадигматика, а парадигматикалтредопределяет синтагматику. Это две стороны-единого языкового измерения, определяющие друг друга и- - соотносящиеся между собой как ФОРМА и СОДЕРЖАНИЕ, ЯВЛЕНИЕ И СУЩНОСТЬ. Таким образом, синтагматика, и парадигматика составляют единоеПАРАСИНТАГМАТИЧЕСКОЕ измерение языка, противопоставленное его ЭПИДИГМАТИЧЕСКОМУ (деривационному) измерению [Кретов A.A., 1995,^с.З]. : — -¦ ' ;

В лингвистике традиционно выделяют два принципиально различных подхода к анализу языка: синхронный (от греч. guv- «совместно» и %povoq-" время") и исторический, или диахронический (от греч. 8ia -" через" и Xpovoq- «время»):

В первом случае язык изучается какопределенным образом i организованная система средств человеческого общения, действующая в тот или иной период времени, задача такого изучения — описать устройство языка, вскрыть механизм его действия. При синхронном изучении не ставится вопрос о том, почему именно так сложился язык, каюте изменения в предшествующие периоды привели к современному состоянию. Цель диахронического языкознания — изучение языка как продукта исторического развития, исследование изменений, происходящих в системе языка на протяжении того или иного отрезка времени [См.: Земская Е. А., 1973, с. 56].

К наиболее важным областям словообразования, где необходимо последовательно различать синхронию и диахронию и где чаще всего они не различаются, словообразовательная пара (установление словообразовательных отношений среди однокоренных слов, определение синхронных границ гнезда, установление состава однокоренных слов), — способы словообразования [Тихонов А.Н.-719 726, с.367}.

Главное. в антиномии синхронии и7 диахронии, как известно, заключаете" в том, что язык существует, изменяясь во времени, а функционировать может ~ лишь оставаясь неизменным [Волков В.В., 1993, с.235]. .

Большинство исследователей склоняется к тому, что словообразование полностью исключено из синхронии языка, полностью принадлежит его. диахронии [См.: Шанский Н. М., 1977, — с.9]. Это обосновывается примерно так: если слово образовано, то его образование тем самым принадлежит уже прошлому, диахронии. Однако не все прошлое принадлежит диахронии языка, а синхрония не сводится к сиюминутной одновременности: синхрония в языке — это все живое, актуальное, включая архаичное (оно еще живое) и, конечно, все новое, только что возникшее. Поэтому новое слово, как продукт словообразования (и само его образование), если оно актуально, принадлежит синхронии языка, не уходит в диахронию только потому, что оно уже образовано [Моисеев А.И., 1978а, С.23].

В.В.Волков обращал внимание на то, что «систему языка можно изучать только в синхронии, точнее, в разных синхронных „срезах“ (или скорее „вырезах“), которые исследователь делает для разных периодов развития языка, в том числе и для современного» [Волков В.В., 1993, с.235]. По словам Ю. Н. Караулова, «. любая система никогда не меняется целиком, и переход от одной системы к другой по диахронической оси может соответствовать только переходу от некоторых предшествующих явлений. к последующим, но никак не переходу от „архаической“ к более „новой“ системе. Архаических систем нет, в одной системе соседствуют архаические элементы и инновации» [Караулов Ю.Н., 1970. с.70].

А.И.Смирницкому принадлежит тезис о системном характере языковых изменешш и о необходимости изучения синхронной системы языка «во времеж» [Смирницкий АМ., 1954, с. 15]: -Он пишет: «1) Изменение любой единицы языкапроисходит не как изменение изолированной единицы, не как изолированного факта, а как части системы. Следовательно, линия синхронии, т. е. единовременно существующей системы, не может не приниматься во внимание при изучении изменений языка, т. е^ при диахроническом изучении.

— 2) Язык определенной эпохи — это язык, существующий и развивающийся во времени, т. е. заключающий в себе момент диахронии: сделать «поперечный разрез языка», не имеющий протяженности во времени, в принципе невозможно, т.к. фактор времени по самому существу входит в язык. Синхроническая система языка неизбежно должна рассматриваться во времени" [Там же, с. 16]. В отличие от Ф. де Соссюра, для Бодуэна в языке нет состояния «синхронной неподвижности» [Тихонов А.Н., 19 726, с.355]. «Статика языка есть только частный случай его динамики» [Бодуэн де Куртенэ И. А., 1963, т.П. с.349].

Динамическое описание языка может быть соотнесено, по И. А. Бодуэну де Куртенэ, и с синхронией, и с диахронией, а в соответствии с этим следует разграничивать динамическую синхронию и динамическую диахронию. Л. А. Кудрявцева разделяет точку зрения Е. С. Кубряковой, которая, развивая эту мысль И. А. Бодуэна де Куртенэ, предлагает различать диахроническую реконструкцию и синхроническую. Диахроническая реконструкция «служит описанию языкового прошлого», синхроническая описывает его настоящее, являясь своеобразным методическим приемом для восстановления деривационных преобразований и процессов в любом отдельном состоянии языка" [КубряковаЕ.С., 1976].

Однако уже становится распространенным вполне определенное мнение языковедов, согласно которому на словообразовательном уровне без искажения объективно существующих отношений в языке невозможно строго дифференцировать диахронический и 1 синхронный подходы [Например, Максимов В. И., 1977]. '.

Отчасти это (смещение диахронии и синхронии) объясняется особенностями системы словообразования: на отдельных её участках диахрония и синхрония тесно сливаются, часто как бы переплетаются нроцессы и результаты [Тихонов А.Н., 19 726, с.374].

— - Н. Д. Голев рассматривает эти два явления (диахрония и синхронию) как тесно связанные между собой и как непрерывный ейнхронно-диахронный процесс [См.: Голев Н. Д., 1989, с. 6].

Ю.САзарх об этом явлении писала следующее: «Словообразование является своего рода диахронией в синхронии на всех этапах развития языка» [Азарх Ю.С., 1983, с.7].

А.А.Кретов считает: «Следует отказаться от деления словообразования на синхронное и диахроническое и, соответственно, от представления, будто в синхронии производные слова могут быть образованы не так, как в диахронии. Это разделение основано на идущем от Ф. де Соссюра представлении, будто бы системность — характеристика исключительно синхронии, а диахроническое исследование принципиально атомистично. В соответствии с этим у сторонников синхронического словообразования получается, что у каждого производного слова свое лингвистическое время, своя диахрония, что с общетеоретических позиций представляется абсурдом» [Кретов A.A., 1995, с. 13].

Словообразование всегда синхронно в том смысле, что ДЕРИВАЦИОННЫЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ПРОИЗВОДЯЩИМ И ПРОИЗВОДНЫМ УСТАНАВЛИВАЮТСЯ НА МОМЕНТ ОБРАЗОВАНИЯ ПРОИЗВОДНОГО и рассматриваютсяна фоне современного акту образования-слова состояния словообразовательной системы [Там же. с. 13] Еще Бодуэн де Куртенэ «от самого начала своей научной деятельности — до самого ее конца не уставал подчеркивать. принцип выделения-г — хронологических слоев СОСУТIЩСТВУЮЩИХ языковых единиц,-принцип, i поиска диахронии 1 в синхронии, принцип внутренней реконструкции исторических процессов — в первую очередь, на основании данных современного состояния живых языков, и лишь после этого — обращение к истории данного языка и к его внешней реконструкции с опорой на данные все менее и менее родственных языков» [Кретов A.A., 1995, с, 19−20].

Термин словообразовательная структура слова получил широкое распространение в современном языкознании, однако в разных работах понимается по-разному. Это и его форма, и его морфологическая структура, и состав, и способ образования, и устройство, и модель образования, и производность вообще. Со словообразовательной структурой связывают или только формальную сторону производного, или формальную и содержательную одновременно. Разное истолкование этого словообразовательного понятия отражает разные теоретические позиции авторов [Зверев А.Д., 1978а, с.74]. В ряде работ понятия «форма слова» и «структура слова» не разграничиваются. Е. С. Кубрякова пишет: «Любая из этих структур (фонетическая, морфологическая, словообразовательная и др.) представляют собой формы слова и в описании любой из них находит отражение состав слова и соотношение выделенных частей» [Кубрякова Е.С., 1974а]. Определения словообразовательной структуры с помощью формы носят обобщенный характер и не отграничивают данное явление от соответствующего морфологического: «структура — это форма организации языкового выражения, имеющая системный, закономерный характер» [Степанова М. Д., 1968а].

Структурная форма — это функциональное соотношение морфем, закономерно повторяющееся в нескольких разнокоренных словах" [Тимофеев К.А., 1966, с.5−6]. ~ - - ~.

Под словообразовательной структурой слова в современном^ языкознании понимается по крайней мере три явления: морфологическая структура слова (структурная организация слова, связанная с выражением грамматических — морфологических — категорий), морфемный состав слова и собственно словообразовательная структура слова. Неодинаковое содержание вкладывается и в каждое из этих понятий. Так, двояко трактуется словообразовательная структура слова даже в узком ее пониманий, когда имеется в виду не морфемный состав или морфологическая структура слова, а именно словообразовательная структура слова как таковая [Тихонов А.Н., 1972а, с. 20]. Широкое распространение получило понимание словообразовательной структуры слова как бинарной конструкции [См., например: Головин Б. Н., 1967; Винокур Г. О., 1959; Шанский Н. М., 1962,1968; и др.].

Словообразовательная структура — это формально выраженная производность слова, его устройство, представляющее собой объединение двух разных по выполняемой функции частей — формантной и мотиваторной. Она относится к плану выражения. Оба структурных элемента слова (формант и мотиватор) выступают как «равноправные партнеры словообразовательной модели, оказываясь компонентами взаимообусловленными и взаимосвязанными» [Кубрякова Е.С., Харитончик З. А., 1976, с.203]. Бинарность формального средства обусловливает и бинарность передаваемого значения. Этот взгляд отражен в литературе [Ср.:

Ковалик И.И., 1958, 1961; Янко-Триницкая Н.А., — 1959, 1963, 1972; Бартошевич А. К., 1972 и др.].

Существует и иная точка зрения на словообразовательную структуру [Зенков Г. С., 1974; Соболева П. А.,.19 726- Тихонов А. Н., 1975; и др.]. Этим термином обозначается и один акт словообразования, если производная основа, включаем формант и производящую основу, равную непроизводной — (корню), и несколько таких актов, когда производная основа отражает рядступеней словообразования [Соболева И.А. г 1970, с. 20] и словообразовательная структура слова-предстает как «его деривационная „история“ в синхронном ее понимании» [Тихонов А.Н., 1971, с. 21].

Как видим, в теорий словообразования и. даже в понимании самой процедуры словообразовательного анализа всё ещё много спорного, неустоявшегося, что свидетельствует о необходимости ик дальнейшей разработки.

В лингвистической практике наблюдаются попытки разграничить понятия словообразовательной и морфемной структуры.

Положение о том, что словообразовательная структура слова несводима к его морфемному составу (по крайней мере во. флективных языках), в настоящее время вряд ли может вызвать сомнение [см., например: Арутюнова Н. Д., 1958, 1961; Григорьев В. П., 1961; Бархударов С. Г., 1964, Кубрякова Е. С., 1965, с.28−30, Земская Е. А., 1966; Степанова М. Д., 1968, с. 106−111- Янко-Триницкая И. А., 1959; Шанский Н. М., 1968, с.5−75идр.].

Словообразовательная структура слова и его морфемный состав тесно связаны между собой. Однако они имеют существенные отличия.

1) Морфемным составом обладают все слова, тогда как словообразовательную структуру имеют только производные слова.

2) Словообразовательная структура всегда бинарна, в то время как для морфемного состава слова бинарность не является его характерным признаком: слово может состоять всего из одной морфемы или из множества морфем [Тихонов А.И., 1985, с. ЗО).

Для того, чтобы вникнуть в структуру слова, мы прибегаем к анализу, к членению слова [Потиха 3.А., 1970, с.90).

Способы определения степени членимости слова предложены М. В. Пановым [Панов М.В., 1968, с. 214 — 216^ см. также: Яжо-Триницкая H.A., «» 1968].. • •. — - • .

Разграничивают три разных аспекта в анализе слов: 1) морфемный —. (морфологический), 2) Словообразовательный и 3) этимологический. Вплоть до настоящего времени мнения различных языковедов о соотношении морфологического и словообразовательного анализа не совпадают. Одним из них кажется чересчур категоричным положение о принципиальном различии синхронного образования и морфемного строения слова [см., например: Кумахов М. А., 1963, с. 118−119) — положение, которое, по-видимому, разделяется большинством специалистов в области морфологии и словообразования [Арутюнова Н.Д., 1959; Степанова М. Д., 1961; Кубрякова Е. С., 1963, с. 53, 54- Соболева П. А., 1964, с. 114−116- Лопатин В. В., Улуханов И. С., 1963, С. 190−192- Кубрякова Е. С., 1965, с.29−30- Земская Е. А., 1966; Соболева П. А., 1969, с. 15 и др.) — другим кажется неправильным и несостоятельным противопоставление словообразовательного анализа анализу морфемному [ср.: Свердлов Л. Г., 1964; Шанский Н. М., 1968, с.9−10). По-разному трактуется и вопрос об иерархии двух этих видов анализа: одни лингвисты подчеркивают зависимость морфемного членения слова от его словообразовательной структуры и признают, соответственно, ведущую и определяющую роль словообразовательного анализа [см.: Шанский Н. М., 1968, с.31- Степанова М. Д., 19 686, с. 106−107], другие полагают, что морфемный анализ предшествует словообразовательному и представляет собой начальную ступень анализа структуры слова, предваряющую его описание со словообразовательной точки зрения или же входящую обязательно в это описание [Лопатин В.В., Улуханов И. С., 1966, с.55−56].

При морфемном анализе слова выделяются все живые (а точки зрения современного языка) морфемы, т. е. значимые части, имеющиеся занализируемом слове. При морфемном анализе нас не интересует порядок-присоединения морфем [Потиха.3.А., 1970, с.90]. -. ¦

При словообразовательном анализе выявляется структура слова, тГ е. — устанавливается система связи и соотношения морфем в слове. Ванализируемом слове необходимо не только выявить й выделить реально существующие в настоящее время морфемы, но в целом ряде случаев (хоть и не всегда это. легко и достоверно) определить последовательность их присоединения в процессе словопроизводства [Там. же, с.98).

Искомой величиной морфологического анализа являются морфемы, из которых складывается слово, искомой величиной словообразовательного анализа — основы и деривационные аффиксы [Кубрякова Е.С., 1965, с.29−30].

Вопрос о мере зависимости морфемного. анализа от словообразовательного решается прежде всего как проблема соотношений понятий членимости и производности. Отсутствие прямого соответствия между членимостью и производностью является при этом доводом в пользу необходимости раздельного описания морфологической и словообразовательной структур, ибо членимость последовательности не обязательно предполагает ее производность и, наоборот, производная конструкция не всегда оказывается членимой [Ср.: Соболева П. А., 1969а, с. 158−161- Кубрякова Е. С., 1970а, Левковская К. А., 1961; Земская E.A., 1966; Крылов H.A., 1970, с. 115].

В структуре слова отражаются разные морфологические и деривационные процессы. И те, и другие могут найти здесь неполное отражение.

Данные же морфемного и словообразовательного анализа дополняют друг друга [Кубрякова E.G., 1974а, с.226]. .

Очевидно, ни та, ни другая точка зрения не исчерпывают возможностей словообразовательного анализа. А. В. Мамрак выделяет два вида словообразовательного анализа — - одноступенчатый и многоступенчатый^ которые рассматривает как взаимодополняющие (в иной терминологии — поверхностный и глубинный анализсм: Зенков Г. С., 1974). Задача одноступенчатого словообразовательного анализа — определить деривационную структуру слова на ступени его последнего словообразовательного акта. Вся предшествующая деривационная «история» во внимание не принимается. Цельтакого анализа — описать словообразовательный процесс в разрезечастей речи [ср. общепринятые формулировки типа «словообразование имен существительных», «словообразование глаголов» и т. д.). Глубинный словообразовательный анализ, значение которого недооценивается в современной дериватологии, представляет собой важный вид анализа словообразовательной структуры слова. В отличие от поверхностного анализа, его конечная цельсмоделировать и описать словообразовательный процесс в расчете на единство источника порождения, т. е. в аспекте гнездового подхода [Мамрак A.B., 1992, с. 22−23).

В рамках рассматриваемого подхода «морфемный анализ растворяется по существу в словообразовательном, точнее в глубинной разновидности» [Там же, с.25].

Чтобы проанализировать структуру слова в историческом аспекте, необходимо прибегнуть к этимологическому анализу слова. Этимологический анализ выявляет прошлые словообразовательные связи. Именно он дает истинную картину образования слов, показывает реальное соотношение морфем внутри слова [Потиха З.А., 1970, с. 117].

Хотя и принято отличать словообразовательный анализ от этимологического, в понимании их задач много сходного. Ср., например: «Для слов с продуктивными элементами этимологический анализ фактически не нужен, т.к., выясняя их морфемную структуру, мы одновременно выясняем происхождение этих слов. В таких случаях мы говорим о внутренней форме слова, которая является наиболее простым и наглядным типом этимологии» [Русское слово-как предмет языкознания, 1972, с.71}. Об этом же пишет и Е. А. Земская: «В словообразовании разграничение синхронического и диахронического подхода к языку осуществляется с большим трудом» [Земская Е.А., 1975, с. 112]. В: познавательном отношении как этимология, так и словообразование фактически ориентированына «происхождение» слов [Образование употребительных слов русского языка, 1979, с. 12]. Отношения производности, мотивированности реально обнаруживаются в сосуществовании родственных слов, значения которых взаимно обусловлены [Там же].

Изучением родства слов занимается этимология. Родство слов понимается как генетическое, исторически засвидетельствованное языковыми фактами и параллелями. Одной из важных задач этимологии является разграничение исконно родственных слов и внешне сходных слов, имеющих разное происхождение. В словообразовании с понятием родства слов связана производность. Понятие производности удобно применять при анализе пар слов, одно из которых имеет более простой состав, чем другое: вводиться — вводить [Там же, с. 13].

А.А.Кретов в своей работе «Проблемы теории деривации» [1995] излагает разделяемую нами концепцию, во многом отличающуюся от концепций, реализованных в школьных и вузовских [Н.М.Шанского,.

Е.А.Земской, В.Н.Немченко] учебниках, а также в разделе «Словообразование и морфемика» «Русской грамматики» [1980] (авторыВ.В.Лопатин и И.С.Улуханов).

Основные принципы предлагаемого подхода:

1. Словообразование — этимология: производных слов.

— 2. Словообразование изучает структуру производного слова на момент его образования. ~ 7 —.

3. Морфемный анализ является первым и необходимым этапомсловообразовательного анализа. Так, устанавливая наличие-отсутствие словообразовательных отношений между словами, вначале членим их на.

— морфемы? Собственно словообразовательный анализ состоит в создании и проверке гипотез о деривационных связях между словами соседних. групп: пере-о-с-вид-е-тедь-ств-ова-ть < пере-о-с-вид-е-тель-ств-ова-ниЦ-э] и т. д.

4. Направление производности в словообразовательной системе (не путать с образованиями по аналогии!) определяется по числу морфем у слов: производное отличается от производящего на один дополнительный аффикс. «Критерий Винокура» — выполняет роль «стоп-сигнала», запрещая объединение в деривационную пару тех слов, для которых не могут быть восстановлены значения, позволяющие истолковать производное через производящее.

5. Каждому словообразовательному шагу соответствует конкретный аффикс (суффикс или приставка). Степень производности слова в словообразовании равна числу его морфем минус корень и окончание.

6. Морфемный и словообразовательный анализ осуществляется на фоне всего поддающегося учету материала (всей словообразовательной системы) и не ограничивается однокоренными словами.

7. Следующий этап анализа — ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЙ j (мотивационный или метаязыковой) — состоит в проверь после морфемного и словообразовательного этапов анализа) на наличие-отсутствие деэтимологизации. Показателем деэтимологизации может служить «критерий Винокура»: если производное можно истолковать через производящее, деэтимологизации нет, в противном случае констатируется деэтимологизация — ослабление семантических связей между производящим и производным. — - ~ ~ ~ «.

При. констатации деэтимологизации предполагается, -что. после образования производного. имела место семантическая деривация производного и/или производящего. В этом — случае" наступает СЕМАСИОЛОГИЧЕСКИЙ этап анализа: по данным словообразовательной и/или лексико-семангической системы надо восстановить то значение, которое производное имело на момент своего образования, и убедиться, что это значение удовлетворяет «критерию Винокура». В противном случае гипотезу о деривационных связях у анализируемых слов следует отвергнуть. [Кретов A.A., 1995, с.7−8].

8. Следует последовательно различать словообразовательную систему как СЕМИОТИЧЕСКИЙ фрагмент языка, характеризующийся потенциальностью, симметричностью, бесконечностью, неисчислимостью и ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ аспект, этого фрагмента, реализуемого в речи, характеризующийся действительностью, асимметричностью, конечностью, исчислимостью.

9. В словообразовательной системе языка как потенции отсутствуют только те слова, на которые наложены внутрисистемные запреты.

10. Описать словообразовательную систему языка — значит выяснить, что в ней невозможнои т.д. (Подробнее об этом см. в работе А. А. Кретова «Проблемы теории деривации» [1995]).

А.А.Кретов рассматривает также, в каких отношениях находится и должно находиться словообразование с этимологией.

Если этимология исследует действительные генетические связи между словами, то между этимологией и словообразованием нет и не может быть ни принципиальных расхождений в методах анализа, ни непроходимой пропасти между синхронией и диахронией. Это, однако, не значит, что словообразование как раздел лингвистики избыточно, и разделение сфер — интересов между «словообразованием и ~ этимологиейневозможно. Во-первых, словообразование изучает, прежде твсего, — текущее состояние. системы языка, а этимология — предшествующие состояния языковой системыво-вторых, словообразование пользуется методом внутренней реконструкции и не выходит за пределы общенационального языка (включающего терминосистемы и диалекты), тогда как этимология пользуется по преимуществу методом внешней реконструкции и для объяснения происхождения того или иного слова привлекаетматериал других родственных языков и т. д. [Кретов A.A., 1995, с. 11−12]. Таким образом, СЛОВООБРАЗОВАНИЕ — это ВНУТРИЯЗЫКОВАЯ ЭТИМОЛОГИЯ ПРОИЗВОДНЫХ СЛОВ. Для того, чтобы быть научным, словообразование в полной мере должно пользоваться всем богатейшим арсеналом методов и приемов установления генетических отношений между словами, выработанным этимологией [Кретов A.A., 1995, с. 12].

Морфема — одно из центральных понятий морфологии и словообразования. Со словообразованием морфемика связана тем, что включает в себя основные словообразовательные средства — аффиксы. В морфемах запечатлевается, «застывает» словообразовательная история слов, образующая морфологический (морфемный) состав слов [Моисеев А.И., 1985, с.23].

Морфема в слове — это минимальная значимая часть, выделяемая путем сравнения его с другими словами, частично сходными по составу и значению [Образование употребительных слов русского языка, 1979, с. 16].

Именно исходя из того, что морфема вычленяется в словах путем сопоставления, Б. Н. Головин при определении сущности морфемы особо отмечает этот признак: морфема — «это наименьшая, то есть далее нечленимая смысловая часть слова, выделяемая на основе сопоставления слов друг с другом» [Головин Б.Н., 1966гс.126]. На свойство повторяемости аффиксов указывал еще в начале XX века Ф. Ф. Фортунатов [Фортунатов Ф.Ф., 1956]. • ~. ' ;

Морфема — как ислово, в отличие от фонем и слога является смысловой единицей. Л. И. Сшфницкий отмечает, что единица языка должна иметь два признака: «.во-первых, обладать не только внешней (звуковой) -стороной, но и внешне выраженным значешаем (смысловым или эмоциональным содержанием) и, во-вторых, выступать не как произведение, создаваемое в процессе речи, а как нечто уже существующее и лишь воспроизводимое в речи» [Смирницкий А.И., 1956, с. 13].

Характеристики ее сущности: обязательное наличие у нее значения и дальнейшая нечленимость ее на значимые части (минимальность). Морфема — элементарная двусторонняя единица языка, т. е. такая единица языка, которая обладает семантикой и материальными (формальными) средствами ее выражения [Тихонов А.Н., 1985, с. 18].

Важнейшей особенностью морфемы является ее воспроизводимость. «Морфемы, как морфологические единицы, — пишет Т. П. Ломтев, -характеризуются тем, что они обладают свойством воспроизводимости: и их значение, и их материальное воплощение всегда воспроизводится. Они не являются результатом творческого акта, они представляют собой готовое средство, воспроизводимое в необходимых условиях» [Ломтев Т.П., 1958, с.43]. Как отмечает Н. М. Шанский: «Морфемы же всегда воспроизводимы (свойство „творимости“ им не характерно совершенно) и являются поэтому конечными значимыми элементами языка, извлекаемыми нами из памяти в качестве готовых и целостных единиц» [Шанский Н.М., 1968, с. 76].

В качестве одного из признаков морфемы часто выделяют ее повторяемость. «.Каждая морфема употребляется в ряде слов, встречается минимум в двух словах. Причем, повторяется в них в одном и том же значении» [Тихонов А.Н.Г 1985, с. 18].

Морфема постоянно воспроизводатся в речи в сочетаниях с другими морфемами. Следовательно, морфема является конкретной частью данного слова и одновременно типовойединицей для образования многих слов. Вхождение морфемы в одною слов есть частный случай: ее употребления, реализации ее как типовой единицы [См.: Засорина JI.H., 1979, с. 17].

В слове (точнее, в словоформе: словоформой называется данное слово в данной грамматической форме [Ахманова О.С., 1966, с.427]) вычленяется конкретная отдельность морфемы — морф. Его^{материальная} индивидуальность непосредственно зависит от окружающего контекста других морфов, их материальных свойств [Никитевич В.М., 1982, с.26].

Процедура классификации морфов с точки зрения их принадлежности одной или разным морфемам получила в американской дескриптивной лингвистике название идентификации, или отождествления морфем [См.: Арутюнова Н. Д., Кубрякова Е. С., 1961, с.211−222- Арутюнова Н. Д., Климов Г. А., Кубрякова Е. С., 1964, с.261−266- Арутюнова Н. Д., 1968, с.78−79- Степанова М. Д., 1967]. Процедура эта представляет собой особую ступень морфологического анализа, сущность которой заключается в объединении морфов одной морфемы. Естественно, что она требует особых правил лишь там, где морфы одной морфемы не полностью идентичны друг другу, т. е. в каком-либо отношении варьируют [Кубрякова Е.С., 1974а, с.67].

Вариантами одной морфемы называются морфы, которые тождественны и по значению, и по позиционному распределению и способны в любой позиции заменять друг друга (т.е. находятся в отношениях свободного варьирования). Например, водой/водоюбелехонький/белешенький. Алломорфами называются тождественные по значению морфы, функционирование которых определяется их позицией в словеследовательно, они находятся в отношении дополнительного распределения (дистрибуции). Позиция того или иного алломорфа может определяться положением перед, положением после определенного класса единиц или положением-между какими-то классами едшпщ-[Земская Е.А., 1973, с. 156−157].. '. ¦

Алломорфы одной морфемы могут различаться «чередующимися фонемами. Ряд чередующихся фонем, выступающих в алломорфах одной морфемы, называется морфонемой [Там же, с. 99]. Сравните также. определение морфонемы как «переменного сегмента» в рамках одной морфемы [Маслов Ю.С., 1967]. Пример морфонемы: г-ж: друг — дружеский — дружба. Понятие морфонемы служит объединению различных морфов в одну морфему [Земская Е.А., 1973, с. 110].

В одну морфему объединяются морфы, которые по отношению друг к другу являются вариантами или алломорфами [Там же, с.156].

При объединении морфов в морфему учитывалось тождество значения морфов и их распределение (дополнительное распределение по лозициям или свободное варьирование в любых позициях) [Земская Е.А., 1973, С.165].

Позиция А. И. Моисеева по этому вопросу такова: «Морфы — это морфонологические (в основном — позиционные) реализации морфем. Реально в словах и словоформах употребляются, таким образом, морфы как варианты, разновидности морфем, и морфологические части слов как звуковые реальности — это всегда морфы. Морфы конкретной морфемы называются ее алломорфами. Таким образом, морфемы в целом реализуются в морфах, а каждая конкретная морфема — в своих алломорфах. В Грамматике-80 исходным понятием и термином считается морф, а морфема дается как результат объединения морфов (алломорфов) — это вариантный уровень анализа. В данной работе основным понятием считается морфема, а морфы определяются как варианты морфемэто инвариантный уровень анализа» [Моисеев А.И., 1985. с.38].

Чтобы отразить неодинаковую морфологическую нагрузку у морфов одной морфемыИ.А.Мельчук предложил термин «супёрморф» [Мельчук г И.А., 1963]. Суперморфы, или слитные морфы, отвечают представлению о нечленимых означающих с особой морфологическойнагрузкой, равной, нагрузке сочетания морфов. И. А. Мельчуку принадлежит" также термин «субморф» [См.: Мельчук И. А., 1967. с.354−355]г Это единицы более низкого уровня, чем морфы. Субморфы тождественны морфам данного языка, но только по форме. Значения в слове они не имеют. Субморфы часто являются — «реликтами» прежнего морфемного строения слова: (т.е.-суффиксами или приставками, ставшими частью основы в результате процесса опрощения) [Земская Е.А., 1973, С.81−82].

Е.С.Кубрякова расширяет понятие субморфемных единиц. Она пишет: «Мы считаем возможным расширить представление о субморфемных единицах и применять термин «квазиморф» по отношению к элементам как. имеющим, так и не имеющим никакого самостоятельного морфемного коррелята [Кубрякова Е.С., 1974а, с.61]. Квазиморф — это своеобразная морфемная единица, выполняющая функцию формирования слова, но не достигающая статуса морфа из-за нарушения, одной из сторон знака, т. е. единица, отличающаяся от морфа либо формальными^ либо семантическими особенностями [Кубрякова Е.С., 1974а, с.309].

Характеристике словообразовательных морфем посвящена специальная монография В. В. Лопатина «Русская словообразовательная морфемика» [1977]. Значительное внимание в монографии уделено разграничению морфов и субморфов и характеристике морфонологии словообразования.

Морфем в русском языке множество, но неизмеримо меньше, чем слов. Несмотря на наличие весьма. информативных исследований А. И. Кузнецовой и Т. Ф. Ефремовой [Кузнецова А.И., Ефремова Т. Ф., 1986; Кузнецова А. И., Л988- Ефремова Т. Ф., 1996] наше язьжознание до сих пор не располагает дочнымиданными о количестве служебных морфем (не морфов!) в русском языке, о количестве морфем,-встречающихся в составе слов той или иной части речи. Мешает этому прежде всего отсутствие единого подхода к вопросам варьирования и омонимии морфем [Тихонов А.Н., 1985, с. 19].

Необходимо четко различать варианты морфем и синонимы морфем. Варианты представляют собой модификацию, которая обусловлена историческим развитием языка Варьирование связано .с языковой нормой, с выявлением тенденций в развитии тех или иных языковых явлений. Иное дело синонимы. Суффиксыство, -изм, -ние, -гние, -mue, -ификация, -знъ и т. п. синонимичны, т.к., они, являясь совершенно самостоятельными морфемами, имеют общее значение — образуют отвлеченные имена существительные) [См.: ПотихаЗ.А., 1970, с.66].

Г. С.Зенков по аналогии с общепринятыми терминами {фонема, морфема, лексема, графема и т. п.) вводит в научный оборот термин суффиксема, который обозначает обобщенное понятие суффиксов во всей совокупности их вариантов и синонимов [См.: Зенков Г. С., 1969].

Общее понятие морфемы в грамматике было введено сравнительно поздно (И.А.Бодуэн де Куртенэ ввел объединяющее для разных частей слова понятие морфемы [Бодуэн де Куртенэ И. А., 1963, т.2, с.282]), до того практические руководства по русскому языку оперировали частными понятиями корня, приставки, суффикса и окончания.

Морфемы делятся на два типа: корневые и аффиксальные.

К корневым морфемам относятся только корни. К аффиксальным морфемам относятся суффиксы, префиксы, окончания, постфиксы и др.

Корень является смысловым ядром, носителем лексического значения слова [Тихонов А.Н., 1985, с. 19]. Аффиксальные морфемы «выражают — дополнительные» (служебные) значения, 'гне мыслимыесамостоятельно, а ограничивающие ^ уточняющие вещественное7 значение корня" [Потиха ЗА-, 1970, с.18].

По своей фушщйи аффиксы делятся на словообразовательные (деривационные) — ~ и формообразующие (или словоизменительные, реляционные) {См.: Потиха З. А., 1970, с. 68. Ср. также: Реформатский A.A., 1967, с.250−252- Суник О. П, 1958, с.335].

Носителями деривационного значения в слове являются приставки и суффиксы. Реляционное значение обычно выражается окончанием, которое показывает отношение слова к другим словам в предложении. Поэтому аффиксы с реляционным значением иногда называют также синтаксическими морфемами. Реляционное значение, как и деривационное, не может быть самостоятельным: оно всегда сопутствует вещественному (или лексическому) значению [Потиха З.А., 1970, С. 18−19].

Корень — общая неделимая часть родственных слов. Это основная, центральная морфема и представляет собой лексическое ядро, сердцевину слова, способную присоединять к себе другие морфемы, конкретизирующие ее значение. В непроизводных словах лексическое значение ограничивается корнем, замыкается в нем (вод-а, дом) [Потиха З.А., 1970, с.22].

Корень — самая разнообразная и многочисленная морфема. В современном русском языке, по подсчетам А. И. Кузнецовой, число корневых (лексических) морфем достигает 4.400−4.500 единиц [Кузнецова А.И., 1988, с. 5, 22, 26]. Но язык продолжает развиваться и обогащаться. Количество корневых морфем растет не только за счет заимствования, но и за счет исторических изменений структуры уже имеющихся в языке слов (и в первую очередь — за счет опрощения). Количество же деривационных (словообразовательных) морфем в русском языке исчисляется всего лишь несколькими сотнями. Пополнение языка новыми приставками и суффиксами Идет не только за счет заимствования, но и в результате переразложеният Что касается реляционных (словоизменительных) морфем, то их число в русском языке не превышает ста единиц. Количество их на протяжении веков стабильно, так как окончания не заимствуются и уже не обновляются [ПотихаЗ.А., 1970, с.22].

Корень — это обязательный компонент любого русского слова. Наиболее точным и корректным, является определение корня как структурно-семантического — ядра слова, обладающего аффиксальной валентностью [Яковлев В.Н., 1974. с. 11]. В любом русском слове — производном и непроизводном, корневом или обладающем другой морфемной структурой — корень выступает в качестве структурно-деривационного ядра, к которому присоединяются те или иные аффиксы [Попова Т.В., 1996, с.38].

Класс корневых морфем труднее всего поддается определению, но на практике выделить этот класс проще других. Корневые морфемы характеризуются в слове конкретностью своего значения и входят в обширные и легко увеличивающиеся ряды [См. Дж. Гринберг, 1963, с.86]. Среди корневых морфем встречаются и служебные морфемы — предлоги, союзы, прочие одноморфемные частицы [КубряковаЕ.С., 1965, с.39].

Являясь главным носителем вещественного, материального значения слова, корень сохраняется во всех родственных словах, относящихся к разным частям речи. Так создаются гнезда родственных (точнее, однокоренных) слов [Потиха З.А., 1970, с.23].

Корень слова в отличие от приставок и суффиксов часто подвергается фонетическим и буквенным изменениям. Эти изменения, называемые чередованиями, являются результатом исторических процессов, происшедших в языке. [Там же, с.24]. Корни, которые могут существовать в языке свободно в так называемом «чистом виде», т. е. без суффиксов и приставок, называются свободными и составляют в языке большинство.

— -Например, корень молодс окончаниемы образует самостоятельное целоеслово. — - «.

Корни, которые встречаются только в сочетании со словообразовательными-аффиксами или с другими корнями и не могут в современном языке выступать в свободном виде, называются связанными корнями [Потиха З.А., 1970. с.27]. Принятый в лингвистической литературе термин «связанная основа» вызывает возражение т.к. несвободный характер может иметь не вся основа, а лишь одна из морфем — корень. Поэтому. целесообразно пользоваться термином «связанный корень» [Там же].

Из всех морфем лишь корень является свободным, все остальные морфемы являются связанными. Лишь корень как самый многочисленный и самый семантически емкий класс русских морфем способен к самостоятельному синтагматическому развертыванию в виде удлинения цепочки деривационных аффиксов, формирующих производное слово. Именно это свойство корня создает принципиальную возможность ступенчатого — шаг за шагом — появления все новых производных слов и вместе с тем все новых парадигматических связей и ассоциаций этих слов с иными производными словами, имеющими другие корни [Лыков А.Г., 1982, с.38].

Окончания (флексии) — это служебные морфемы, образующие грамматические формы и выражающие грамматические значения слов. Окончания имеют только изменяемые слова. Наречия, деепричастия, слова категории состояния, модальные слова, служебные слова, междометия, звукоподражания окончаний не имеют. Чаще всего окончания находятся в конце слова. Однако в нескольких случаях они находятся внутри слова (к-ого-нибудъ, ч-его-то, мо-ем-ся, четырь-мя-ст-ами). При помощи окончаний выражается отношение данного слова к другим словам, устанавливаются синтаксические связи слов в составе словосочетания и предложения. В этом случае окончания выполняют чисто грамматическую функцию. Однако в отдельных типах производных слов окончания совмещают формои словообразующие функции, т. е. выступают как синкретические морфемы (раб — раб-а, кум — кум-а, супруг — супруг-а) [Тихонов А.Н., 1985, с.20].

С точки зрения формальной принято различать окончания материально выраженные и нулевые. Материально выраженные окончания существуют в языке в виде фонем и фонемных сочетаний [Тихонов А.Н., там же].

Аффиксы отличаются друг от друга по месту в слове. По отношению к корню различаются префиксы (приставки) и суффиксы. Подробную классификацию аффиксов см. в работе А. А. Реформатского [Реформатский А.А., 1967, с.263−270].

Префиксы — это служебные морфемы, которые, находятся перед корнем и выражают словообразовательное и (или) грамматическое значение. Они могут быть непосредственно перед корнем или перед другим (другими) префиксом (префиксами), но присоединяется не к основе, как суффиксы, а к слову. Таким образом, они образуют слова на базе не основ, а слов.

В качестве производящего здесь всегда выступает целое слово. Присоединение приставки не изменяет части речи производящего слова. Но наречие может образоваться от других частей речи (даль — вдаль) [Тихонов А.Н., 1985, с.21].

Глагольные и именные приставки, хотя и совпадают частично по составу, представляют разные подсистемы. Первые служат для внутриглагольного словообразования, они имеют специфические для глагола категориальные значения вида, аспекта, лишь косвенно мотивированные первичными предлогами. Вторые служат для образования именных основ из — сочетаний имени с предлогом, «в силу этого они сохраняют прозрачность пространственных отношений, выражаемых соответствующими предлогами. Приставки, образующие наречия в русском языке, не представляют самостоятельной группы, — поскольку наречия формируются из именных форм, беспредложных и предложных. Вместе с тем функционирование наречий как особой категории изменяет деривационные свойства приставок и их значимость [Образование употребительных слов русского языка, Ш79, с.48]. — -.-.-¦

Подавляющее число цепочек складывается из двух префиксов, трехпрефиксные сочетания единичны (пред.о.пре.деленный). Сочетания приставок не являются свободными. Семантическая коррелятивность префиксов регулирует правила их сочетаний. Свободную сочетаемость со всеми другими приставками имеют отрицательные префиксы неи без-. У-. глаголов чем менее конкретно значение приставки, тем шире ее сочетаемость с другими приставками. Свободой сочетаемости особенно отличается приставка по-. Она входит вторым компонентом в 14 цепочек {побеспокоить, понаговоритъ, попомнить и др.) и первым компонентом в 16 цепочек {предположить, сопоставить и др.). Широка сочетаемость вправо и влево у приставок в-, до-, из-, за-, на-, о-, об-, при-, про-, с-, под-, раз-, у- [Образование употребительных слов русского языка, 1979, с.71−72].

Наибольшим богатством отличается приставочное внутриглагольное словообразование. Максимальный набор префиксов (22) полностью не используется ни одним глаголом. Каждый глагольный корень имеет определенные ограничения на сочетаемость с приставками. Наиболее свободной является сочетаемость с приставками у глаголов движения и положения [Там же, с. 130].

Нулевых приставок в русском языке нет. Объясняется это тем, что в русском языке нет таких слов, которые выражали бы значение, характерное для т1риставок, и вместе с тем могли бы трактоваться как производные от «однокоренныхбесприставочныхслов- [Земская Е.А., 1973,^.40].

Наиболее полное описание производных слов с нулевыми аффиксами см. в работе В. В. Лопатина [Лопатин В.В., 1966].

Суффиксы — это служебные морфемы, которые находятся после корня и выражают словообразовательное и (или) грамматическое значение [Тихонов А.Н., 1985, с.21]. Суффикс может присоединяться не только к корню, но и к другому суффиксу, который, в своих очередь, присоединен к корневой морфеме. Если в производном слове несколько суффиксов, то только конечный суффикс указывает на ту часть речи, к которой относится слово. Суффиксы, как правило, находятся перед окончанием [Потиха З.А., 1970, с.31].

На фоне материально выраженных суффиксов выделяются нулевые суффиксы, которые выражают как словообразовательные, так и грамматические значения [Тихонов А.Н., 1985, с.21].

Русский язык отличается очень богатой системой суффиксов, по развитости она превосходит систему приставок. Самую разнообразную систему суффиксов имеет имя существительное. По составу суффиксов ему полярно противопоставлен глаголимя прилагательное и наречие занимают срединное положение [Образование., 1979, с.74].

Образованию суффиксальных основ русского языка свойственны элементы агглютинации. Простые суффиксы относительно немногочисленны, наиболее разнообразны цепочки суффиксов, из которых исторически возникали производные суффиксальные морфемы. Значимость осложненных, вторичных суффиксов определяется исходными морфемами [Там же, с. 74].

Суффиксальные способы внутриглагольного словообразования немногочисленны. Опорными среди них являются группы суффиксов са/-я: -и. Гласныеа/-я образуют приставочные глаголы несов. вида в — противопоставленийм-основам сов. вида. Гласныйа входит в состав производных суффиксов многократного действиява, -ша/-ыва. Наконец, в ~ противопоставлении суффиксу однократностинусуффиксаобозначает длительность действия {двигать: двинуть) [Там же, с. 130].

Постфиксы — это служебные морфемы, которые находятся после окончания и выражают грамматическое и (или) словообразовательное значение. В-русском языке к постфиксам относятся: -ся, -те, -то, -либо, -нибудь, -тот, -ка. Постфиксы отличаются от других типов морфем своей способностью употребляться после окончаний. Однако они могутнаходиться в положении после суффиксов, других постфиксов {согнись-ка, искупа-л-ся-таки, умо-ем-те-сь-ка) [Тихонов А.Н., 1985, с.22].

Большинство исследователей считает постфиксся самостоятельной морфемой с грамматическим значением непереходности [Лопатин В.В., 1977, с. 85- Грамматика-70, § 858], другие — постфиксом со значением возвратности [Милославский И.Г., 1981, с. 180−190]- третьи рассматривают его как субморф корневой морфемы в составе непроизводного глагола и как самостоятельную морфему во всех остальных [Скорнякова М.Ф., 1981, с.39].

Явление конфиксации (циркумфиксации) — функционирование единой, но расчлененной морфемы — признается не всеми, поэтому и термины конфикс, циркумфикс не имеют широкого признания и употребления [См. Марков В. М., 1968; Реформатский А. А., 1960,1965].

Не все вычленяющиеся в составе слова элементы обладают значением. К частям слова, которые не имеют ни словообразовательного, ни грамматического значения, относятся интерфиксы [См. работы Земской Е. А., 1964а, с.36−37- 1968, с.40−62- а так же 1973, с. 113−1341.

Термин интерфикс предложен А. М. Сухотиным и принят в ряде работ [См., например: Реформатский A.A., 1967, с.266]. Существуют и другие названия этого явления: пустые морфы, «вставки», «прокладки». Близко к понятию интерфиксов понятие формативов («технических единств»),. предложенное Г. О. Винокуром [Винокур Г. О., 1959].

Но теория интерфиксации имеет много противников [См., например: Свердлов Л. Г., 1967, с. 12- Шанский Н. М., 1968. с. 114−119].

Так как в истолковании интерфиксов нет единства, идея интерфиксов-прокладок пока не получила общего признания: «прокладки» вообще не признаются, а термин «интерфикс» -предлагается употреблять в соответствии с его исходным значением — как аффикс между корнями сложного слова [Моисеев А.И., 1985, с.28].

Для обозначение «строевых» частей слова, служащих для связи производящей основы и словообразующих аффиксов, но не имеющих ни словообразовательного, ни грамматического значения, А. Н. Тихонов предлагает термин структема [Тихонов А.Н., 1971, с.370- ср.- также: Земская Е. А., 1964].

В значительной части русских слов вычленяются уникальные элементы (унификсы), т. е. такие части, которые ни в одном другом слове больше не встречаются (дет-вор-а, дубл-икат, жен-их, свет-оч и др.) [Тихонов А.Н., 1985, с.24- См. также: Земская Е. А., 1973].

Уникальные элементы в структуре слова занимают обычно позицию суффикса (находятся после корня и перед окончанием). Однако они не обладают важнейшим свойством морфемы — повторяемостью. Тем не менее слова с уникальными элементами воспринимаются как производные слова [Тихонов А.Н., 1985, с.24].

Наряду с безусловными аффиксами, выделяют группу полуаффиксов как таких морфем промежуточного характера, которые проявляют в своем значении, использовании и распределении черты служебных и неслужебных, корневых и «аффиксальных морфем» одновременно. Полуаффиксы. — полупрефиксы и полусуффиксы — -получили-впервые свое описание в работах Степановой М. Д. [См.: Степанова М. Д., 1953; 1968а, -с. 104- а также Кубрякова Е. С., 1966, с.84−85- 1965; ЛевковскаяК.А., 1955].

В русском языке выделяют также аффиксоиды. Аффиксоиды — это корневые морфемы, функционально (по значению и степени употребляемости в производных словах) щ>иближающиеся к аффиксам:. префиксам (префиксоиды) или суффиксам .(суффиксоиды), напримерполусон, ежедневный, сверхтвердый, языковед, шаровидный [Моисеев А.И., 1985, с.31].

Морфемный состав слова чаще всего — это совокупность всех выделяющихся в составе слова частей [Тихонов А.Н., 1985, с.25]. Производное слово — это слово, образованное, произведенное от какого-либо другого слова или сочетания слов: лед — ледник, ледяной, обледенетьколоть лед — ледокол, голый лед — гололед, гололедица и т. п. Самой показательной особенностью слов является их семантическая мотивированность. Непроизводное слово в словообразовательном отношении — это слово, не образованное от какого-либо другого слова, первичное (оно непроизводно, видимо, и в структурном отношении): вода, дом, лес и т. п. Непроизводное слово в структурном отношении — это слово, не членимое на корень и словообразовательные аффиксы. Производящее слово — это слово, на базе которого образовано другое слово или несколько слов, по отношению к этим последним: ЛЕД-ледник, ледяной, обледенеть и т. д. Производящее слово можно определить еще так: это слово по отношению к словам, от него образованным [Моисеев А.И., 1985, с. 11].

Отношения производности возникают между двумя и более синхронно сосуществующими однокоренными единицами, из которых одна воспринимается как первичная, мотивирующая, а другие — как вторичные и мотивированные [Тихонов А.Н., 1985, с. 38].

В традиционной грамматике производность мотивированных слов обычно определялась по их формальной близости с производящими [См.: Янко-Триницкая H.A., 1968, с.533]. Сторонники этой точки зрения придерживаются мнения о том, что основной показатель производностиформальная структура, а «семантическая близость может учитываться лишь в той мере, в какой она нужна для сопоставления морфологически сходных слов» [Зверев А.Д., 1975, с. 14]. Р. И. Лихтман, наоборот, утверждает, что «единственной обязательной сложностью в слове, говорящей о его производности, является сложность семантическая», что семантический анализ должен использоваться «в первую очередь» [Лихтман Р.И., 1973, с. 134−135]. В. В. Виноградов [1972], Г. О. Винокур [1959], Е. А. Земская [1973], Н. М. Шанский [1968], А. Н. Тихонов [1974а, 1985], В. В. Лопатин [1977], Е. С. Кубрякова [1965, 1972а] и др. справедливо считают, что для определения направления ппроизводности необходимы два показателяформальный и семантический.

Так, И. А. Мельчук отмечает: «Отношения словообразовательной производности возникают в языке на пересечении отношений формальной производности и производности по смыслу. Деривационные отношенияодновременное сочетание производности по форме и мотивированности. Этим они, собственно, и отличаются от чисто формальных отношений, наблюдаемых в парадигматике. Словообразование существует тем самым «как некоторый особый тип формально-смысловых отношений» [Мельчук.

И.А., 1969, с.354- ср.: Арутюнова Н. Д., 1959; 1961, с. ЗО].

Производное слово по форме (материально), и по смыслу (семантически) восходит к своему производящему и зависит от него. Формальная зависимость производного от производящего слова проявляется в том, что в каждом производном слове материально представлено или все производящее слово, или его основа (полная или усеченная, фонетически измененная или неизмененная) [Тихонов А.Н., 1985, с.28].

Семантическая зависимость производного слова от производящего заключается в том, что значение производного слова мотивируется (определяется) значением производящего слова [Николаев Г. А., Николаева Т. М., 1982, с. 5]. Поэтому значение производного слова можно объяснить через значение производящего, включив в формулу его толкования проговодящее слово [Тихонов А.Н., 1985, с.28].

Таким образом, анализ словообразовательных отношений неизбежно предполагает определение: а) большей/меньшей сложности по форме, т. е. установление факта формальной производностиб) большей/меньшей сложности по смыслу, т. е. установление направления мотивации [Кубрякова Е.С., 1972а,. с.374]. Не всегда бывает легко определить, на базе каких именно значений производящего слова возникло то или иное производное. Как известно, объясняется это тем, что в процессе развития языка под влиянием различных (лингвистических и экстралингвистических) факторов лексико-семантические связи между производящими и производными словами могут сильно затемняться или вообще утрачиваться [Тихонов А. Н, 1971, с.181].

Обычно наличие деривационных связей между однокоренными словами доказывается возможностью описать значение одного слова через другое. Зачастую этот прием оказывается, однако, недостаточным [Кубрякова Е.С., 1974а, с.202−203], ибо «работает» лишь в простых, и без того очевидных случаях. Его «строго лингвистический» характер сомнителен, так как результат всецело зависит от дефиниций, даваемых людьми, которым, как известно, свойственно ошибаться. Превращение учебного приёма в «критерий Винокура», в единственный способ определения направления деривации вряд ли имеет под собой какие-либо научные основания. Значение данного приёмав современном словообразовании преувеличено, а порой — и доведено до абсурда [подробнее см. Кретов A.A., 1995].

В более спорных и сложных случаях исследователи в области словообразования предложили ряд комбинированных методик: они эффективны тогда, когда отношения производности четко не выражены или когда неясно их направление [Ср.: Степанова М. Д., 1962; Никошкова Е. В., 1969;Мешков О. Д ., 1969; Мельчук И. А., 1969; Волоцкая З. М., 1960, 1966; Соболева П. А., 1958, 1959; Арутюнова Н. Д., Кубрякова Е. С., 1961 и др.].

Производное слово всегда двухкомпонентно, бинарно. Оно состоит из производящей (мотивирующей) части и форманта. В качестве производящей части (производящего) в русском языке выступает основа слова, или все слово, или их комбинация [Тихонов А.Н., 1985, с.26].

Различают производную основу, непроизводную основу и производящую основу. Производная основа образована от другой основы и с точки зрения современного состояния языка состоит из нескольких морфем [Ср.: Пешковский A.M., 1956, с. 17]. Разница между производной и непроизводной основой прежде всего заключается в том, что производящая основа неделима и с морфологической точки зрения расчленена быть не может, а производная основа членится на морфемы [ПотихаЗ.А., 1970, с.80].

Производящая основа — это основа, от которой непосредственно при помощи словообразовательных средств образовано другое слово [Там же, с. 88].

В классических случаях словообразования производная основа — сложнее первоначальной, или исходной, как по форме, так и по смыслу [МельчукИ.А., 1967, с.352], так что установление деривационных связей. обычногне представляет особых затруднений в силу явной структурной сложности и прозрачной мотивированности вторичных единиц. Йапротив, в ^ моделях с невыраженной проюводностью или при несовпадении-производности по форме и по смыслу как установление отношений" производности, так и определение их направления могут быть осуществлены только после проведения серии тестов, т. е. в результате — целенаправленного словообразовательного анализа [Кубрякова Е.С., 1972а, с.375].. .

Каждая производная основа всегда делится на две части: на производящую основу и аффикс, при помощи которого и образуется производная основа [Потиха З.А., 1970, с.88].

Форматная часть производного слова — это составная единица. Формант — это совокупность всех средств, участвующих в образовании слова (в состав форманта входят аффиксы, все морфонологические средства: чередования гласных и согласных фонем, перемещение ударения, усечение производящей основы, наращения основ, наложение морфем й др. [Тихонов А.Н., 1985, с.26]) и основная единица структуры языка на словообразовательном уровне [Соболева П.А., 1980, с.34].

Под формантом понимается «структурная схема, общая для всех образований одного типа, и, следовательно, являющаяся носителем словообразовательного значения» [Лопатин В.В., Редькин В. А., Улуханов И. С., 1969, с.43]- «в его состав может входить одно или несколько словообразовательных средств» [Лопатин В.В., Улуханов И. С., 1969, с.123]. Подробнее о структуре форманта см. в работе П. А. Соболевой [1969].

В рамках аппликативной порождающей модели деривационный шаг определяется как понятие, отражающее динамическое осмысление словообразовательных отношений, т. е. отношений производящего и производногов общем, оно соответствует применению одной операции аппликации или, что-то же самое в области словообразования, присоединению форманта к производящему слову [Соболева П.А., 19 696- Шаумян С. К., 1968 с. 136].

Словообразовательная структура слова определяется вследствие этого как конечное множество деривационных шагов, необходимых для его порождения [Соболева, 19 696 с. 39]. При таком понимании структуры последняя приравнивается к деривационной истории слова [Гинзбург Е.Л., 1969, с. 47] и формальная запись ее включает все такты порождения слова [Кубрякова Е.С., 1972а, с.363].

Деривационный шаг «соотносится одновременно с классом словообразовательных значений и классом словообразовательных формантов» [Соболева П.А., 1980, с.4]. По характеру отношений между производящим и производным деривационные шаги делятся на транспонирующие и идентифицирующие [Там же, с.282].

Транспонирующий деривационный шаг переводит слово в другой функциональный класс: кипятить — кипячение. Идентифицирующий деривационный шаг не переводит слово в другой функциональный класс: кипятить — вскипятить. В языках, различающих четыре основных функциональных класса слов, существует 16 типов деривационных шагов -4 идентифицирующих и 12 транспонирующих [См.: Соболева П. А., 1980, с.41]. В плане содержания — каждому деривационному шагу соответствует общее словообразовательное значение, которое формируется в терминах отношений категорий — всего 16 общих значений. Общее словообразовательное значение реализуется в частных, набор которых для каждого деривационного шага зависит от семантического разряда производящих и части речи производных слов. Распределение частных словообразовательных значений по деривационным шагам не зависит ни от способа словообразования, ни от арсенала словообразовательных средств-, ~ которыми обладает данный язык[Соболева П. Ат, 1980, с.282−283].

В. плане содержания деривационный шаг соответствует универсальному наборусловообразовательных значений. В плане выражения деривационный шаг соответствует индивидуальномудля каждого языка набору словообразовательных формантов [Там же, е.283].

Соотношение производного и производящего определяет все основные стороны словообразования: формальные соотношения между ними выявляют словообразовательное средство (формант), семантическое соотношение выявляет словообразовательное значение. Единство словообразовательного средства и единство словообразовательного значения, а также предполагаемое ими единство (на уровне частей речи или их лексико-грамматических разрядов) производных и производящих слов создает словообразовательный тип и его варианты. Обобщенное представление словообразовательных средств формирует способы словообразования (суффиксация — суффиксальный способ и т. п.) и т. д. [Моисеев А.И., 1978а, с. 13].

Сохраняющиеся среди дериватологов расхождения в характеристике словообразовательного значения относятся главным образом к двум аспектам — содержанию (в том числе объему) информации и способу (средству) выражения информации. Основное различие между многочисленными определениями сводится к тому, что словообразовательное значение трактуется как повторяющаяся семантическая «сумма» (или, точнее, «произведение») производящего слова и словообразовательного аффикса или же как повторяющаяся семантическая «разность» производного и производящего [Манучарян P.C., 1978, с. 12−13].

В первом случае носителем словообразовательного значения обычно признается словообразовательная модель (или тип) [См.: Кубрякова Е. С., 1981, 96- МанучарянгР.С., 1976 с.31- Янко-Триницкая H.A., 1963, с.85- 7 1964,-с.25 и др.], во втором — словообразовательный аффикс (или шире — -формант) [См.: Богуславский A.C.,-1962,с.73- Головин Б. Н.," 1959, с. 140−141- Винокур О. Г., 1959, с.426- Левковская К. А., 1962, с.82- ЛопатингВ. В ., 1966, с.83- Лопатин В. В., Улуханов И. С., 1978, с.48- Налевская М.Ф./1969, с. 138- ШелякинМ.А., 1975, с. 130 и др.]. — .

Определение словообразовательного значения как значения, -отражающегонаиболее общее в семантике отношений между мотивированной и мотивирующей единицами, или, что-то же, как значения, выражающего тождество словообразовательного ряда, приводится в работах М. Докулила [1962, с.203], И. И. Ковалика [1958, с. 16], Г. С. Зенкова [1969], Е. А. Земской [1964], Е. С. Кубряковой [1974а, 1981, с.91], В. Н. Хохлачевой [1969], В. В. Лопатина и И. С. Улуханова и др.

Вслед за А. И. Моисеевым (и другими) мы считаем, что «словообразовательное значение — это семантическое соотношение между производным словом и его производящим. Словообразовательное значение групповое, а не индивидуальное: оно' свойственно, как правило, значительным группам словообразовательно однотипных слов» [Моисеев А.И., 1985, с. 15−16]. Производные слова, объединенные общностью, единством части речи, к которой они принадлежат, к части речи их производящих, единством словообразовательного средства (форманта) и словообразовательного значения, составляют словообразовательный тип [Моисеев А.И., 1985, с. 18].

Понимание словообразовательного типа как двусторонней единицы, характеризующейся в плане содержания общим словообразовательным значением, единым для всех слов данного типа, а в плане выраженияобщей структурой, выработано чехословацкими и советскими лингвистами [См.: Докулил М., 1962. с.203- 1964, с.279- Земская Е. А., 1966, с.10−11- 1965; Панов М. В., 1962; Лопатин В.-В., Улуханов И. С.,-1969; 1966, с.59−60] и. оно представляется весьма плодотворным [Соболева П.А., 19 696, с7?1]. — ¦. Е. А. Земская, например, определяет понятие словообразовательного типа следующим образом: «Словообразовательный тип — это объединение производных слов, характеризуемых общностью трех элементов: лексйко-грамматических свойств производящей основы, характера называния (или иначе: семантического соотношения между. производящими и лроизводными) и словообразовательной структуры (включая сюда общность способа производства, словообразующих морфем, звуковых чередований и других явлений, происходящих при словопроизводстве)» [Земская Е. А .1966. с.279].

Сходное — определение словообразовательного типа дает и Н. А. Тихонов: «Словообразовательный тип — это формально-семантическая схема построения производных слов определенной части речи, отвлеченная от их конкретных свойств. Производные слова, составляющие словообразовательный тип, характеризуются общностью трех основных признаков: 1) имеют производящие, относящиеся к одной и той же части речи- 2) обладают одним и тем же формальным показателем- 3) выражают одинаковые семантические отношения к своим производящим, т. е. имеют одно и то же словообразовательное значение [Тихонов А.Н., 1985, с.31]. Иначе говоря, словообразовательный тип — это совокупность словообразовательных пар, выражающих одно и то же словообразовательное значение с помощью одного и того же форманта.

Ср.: лететь — влететь, плыть — вплыть и т. д. [Тихонов А. Н 1982,.с.З]. Как класс слов определяется словообразовательный тип у И. П. Распопова [Распопов И.П., 1976. с.49]. Иногда это же или близкое понятие называется словообразовательной моделью, или образцом. Н.А.Янко-Триницкая пишет: Модель — это структурная схема производных слов с указанием аффиксов и категориальной характеристикой производящей основы. Образец — это структурная схема производных слов с указанием аффиксов, а также семантики производящей основы ." [Янко-Триницкая H.A., 1963, с.85−86- см. также: Кожин А. Н., 1953, с.29- Ковалик И. И., 1958; Шанский Н. М., 1959; Арутюнова Н. Д., 1960; Сахарный Л. В., 1963; Скороходько Э. Ф., 1964, с.34- Ханпира Э. И., 1966, с.160−161].

Поскольку модель (по определению Н.А.Янко-Триюшкой) не предусматривает конкретизации производящих основ в плане семантического признака, понятие модели по своему объему оказывается более широким, нежели понятие образца. Отсюда образец — разновидность модели [Зенков Г. С., 1969, с.61].

Более абстрактное представление об основной классификационной единице словообразовательного уровня можно найти у М. Д. Степановой: «Словообразовательная модель — это стабильная структура, обладающая обобщенным лексико-категориальным [десигнативным] значением и способная наполняться различным лексическим материалом» [Степанова М.Д., 1968а, с. 149- см. также: Шубин Э&bdquo- 1959, с.204- Зенков Г. С., 1963].

Л.А.Вараксин по этому поводу считает следующее: «В учебной и научной литературе словообразовательный тип толкуется как „схема (формула) строения производных слов“ [см. например: Земская Е. А., 1973, с.182- Улуханов И. С., 1977, с.13]. Вряд ли можно согласиться с таким подходом. Ведь тип — единица двусторонняя, и его формальное устройство неразрывно связано с особым типом языкового значения словообразовательным значением. Этой цели служит модель» [Вараксин JI.A., 1996, с.24−25]. Модель производного — это наиболее общая формула однотипных образований, это их структурно-семантический аналог [Кубрякова Е.С., 1965, с.35].

Е.А.Земская определяет модель иначе. Для нее это «понятие, характеризующее конкретные морфонологические особенности образования слов [Земская: Е. А, 1966, СЛ0−11]-того или иного словообразовательного типа» [ЗемскаяЕ.А.,-1=968, с. 11]. ;

По основному компоненту форманта производные слова объединяются в способы словообразования [Тихонов А.Н., 1985, с.30]Г.

Способ словообразования объединяет ряд словообразовательных типов в отвлечении от конкретных материальных воплощений формантов (префиксация, суффиксация, нулевая суффиксация,^ постфиксация, префиксация в сочетании с постфиксацией, префиксация в сочетании с суффиксацией и постфиксацией и т. д.) [Соболева П.А., 1980, с.35].

По общности деривационного значения в отвлечении от формальных средств его выражения словообразовательные типы объединяются в словообразовательные категории [См.: Тихонов А. Н., 1982^ с. З].

Е.А.Земская, пишет: «Словообразовательная категория формируется группой словообразовательных типов, объединяемых общностью: 1) деривационного значения, 2) способа словообразования, 3) производящих основно словообразовательные типы, образующие словообразовательную категорию, различаются словообразовательными аффиксами. В качестве примера словообразовательной категории можно привести категорию имен существительных: 1) обладающих значением „производитель действия, названного производящей основой“, 2) образуемых суффиксацией, 3) производимых от основ глаголов. В эту категорию входят существительные с суффиксамителъ (отправи-телъ), -ец (бор-ец), -ун (бег-ун), -щик сортиров-щик) и т. д. [Земская Е.А., 1973, с.229- см. также: Земская Е. А., 19 786, с. ЗО]».

В дериватологии некоторые исследователи выделяют еще словообразовательное поле, которое определяется как набор суффиксов, обладающих определенным словообразовательным и грамматическим значениями [Ср.: РевзИна О.Г., 1969, с.50−51- Голев Н. Д., 1989, с.184−185].

Основным способом организации словообразовательных единиц является их вхождение в словообразовательный ряд или словообразовательное гнездо, различие между которыми обусловлено характером критериев классификации словообразовательного множества — тождеством исходного или конечного компонента порождения — и которые связаны друг с другом отношением включения [Мамрак A.B., 1992, с.61].

С одной стороны, производные, демонстрирующие тождество использованного словообразовательного средства и регулярную соотнесенность с исходными единицами, выстраиваются в словообразовательные ряды. С другой стороны, производные, демонстрирующие общность корня и регулярную равноудаленность от своего корня на то или иное количество формальных операций (шагов, тактов), объединяются в словообразовательные гнезда [Кубрякова Е.С., 1972а, С.375].

Существуют разные определения словообразовательного гнезда, в которых или акцентируются разные признаки гнезд или отражается разное понимание структуры гнезд [Тихонов А.Н., 1971, с. 29].

А.Н.Тихонов под словообразовательным гнездом понимает упорядоченную отношениями производности совокупность слов, характеризующихся общностью корня [Тихонов А.Н., 1985, с.36]. Общность однокоренных слов проявляется не только в плане выражения (в наличии у них одного и того же корня), но и в плане содержания (корень выражает общий для всех родственных слов элемент значения), т. е. слова, объединяющиеся в словообразовательное гнездо, имеют и смысловую и материальную общность [Тихонов А.Н., 1971, с. ЗО].

Любое гнездо имеет строго определенную структуру, и каждый его ~ элемент (слово) занимает в нем предусмотренное системой языка и —- закрепленное в норме мест В основе строения гнезд лежит принцип — иерархии, принцип последовательного подчинения одних единиц другим, [Тихонов А.Н., Там жел с.31]!- * ;

Иначе определяет словообразовательное гнездо Е. Л. Гинзбург: «Под словообразовательным гнездом можно понимать совокупность аффиксальных конструкций, упорядоченную отношениями производностиоднокоренных слов, оформленных этими аффиксами» [Гинзбург Е.Л., 1967, с. 5]. В другой работе он существенно видоизменяет эту формулировку: «Словообразовательное гнездо — это упорядоченный набор коокурентностей (план содержания словообразовательного гнезда как знака), план выражения которого — класс ковариантных в словообразовательном плане лексических морфем и ковариантные классы аффиксов, сопоставленные лексическим морфемам» [Гинзбург ЕЛ., 1968, с. 169].

В работах П. А. Соболевой «словообразовательное гнездо определяется как конечное множество деривационных структур, характеризующихся тождеством первого деривационного шага» [Соболева П.А., 1970, с.22], а «словообразовательный ряд определяется как конечное множество деривационных структур с идентичным конечным деривационным шагом» [Соболева П.А., 1980, с.284].

А.И.Моисеев считает, что «словообразовательное гнездо слов — это конечный результат, итог словообразования на базе непроизводного производящего и на базе его производных, а также производных последующих степеней, ставших производящими» [Моисеев А.И., 1985, с.48], или другими словами: «это совокупность слов, образованных на базе исходного производящего и на базе его производных первой и последующих степеней производности» [Там же, с. 13].

Вместе с Л. Н. Засориной и другими авторами учебного пособия «Образование употребительных — слов русского языка» [1979] лш полагаем, что «совокупность морфемных рядов с корнями, — -взаимосвязанными между собой как варианты друг друга, образует деривациошюе гнездо слов. Гнездо представляет собой иерархическуюструктуру элементов, каркас которой образуют варианты корней» [Образование употребительных слов русского языка, 1979, с.24].

Предложенное определение гнезда как деривационной структуры существенно отличается от понятия словообразовательного гнезда как материально родственных слов. Вместе с тем это определение не противоречит интуитивному представлению о гнезде как о словах с общим корнем. Частным случаем деривационного гнезда может быть группа производных одного ряда, имеющих один и тот же корневой сегмент (мена, менять, меняться). Наиболее типична для гнезда иерархическая структура, включающая несколько морфемных рядов с вариантами корня (например, гнездо вед-/вес-/вод-/вож) [Образование употребительных слов русского языка, 1979, с.25].

Кроме термина «словообразовательное гнездо слов» используется еще несколько терминов, строго не разграниченных по значению: гнездо, гнездо слов, гнездо родственных слов, семья слов, семья родственных слов, а также лексическое гнездо, словарное гнездо и др. (см., к примеру, «Словарь лингвистических терминов» О. С. Ахмановой [1966]). Некоторые из этих терминов равнозначны: гнездо, гнездо слов, гнездо родственных слов, семья (родственных) слов, словообразовательное гнездо (слов) — другие, напротив, явно не равнозначны: словообразовательное гнездо — этимологическое гнездо. В интересах большей определенности следует, особенно в связи со словообразованием, говорить именно о словообразовательном гнезде слов. [Моисеев А.И., 1985, с. 13].

В структуре словообразовательного гнезда в качестве егоминимальной единицы выступает — словообразовательная паоаг — — Словообразовательную пару. составляют производящее и производное (например, степь — степной) [Тихонов А. Н1985, С.41].

Члены словообразовательной пары — производящее и производноесвязаны между собой и формально, и семантически. Производное слово выступает в корреляции как зависимый член. Формальная зависимость второго члена корреляции от первого проявляется в том, что в производном производящее представлено материально. -В — формальном отношении производное представляет собой сочетание производящего и форманта. Значение производного формируется на базе семантики производящего. Производящие и производные слова связывает не какое-то общее значение, не какая-то общая идея, заложенная в корне слова и свойственная всем однокоренным словам. Каждое производное слово возникает на базе строго определенного значения производящего [Тихонов А.Н., 1985, с.41].

Подавляющее большинство производных слов возникает в языке на базе прямых, номинативных значений производящего слова. Прямые значения исходных (непроизводных) слов являются своего рода клеем, связывающим однокоренные слова словообразовательного гнезда и поддерживающим их семантическое родство. Однако производные слова возникают и развиваются не только на базе прямых значений производящих. Они усваивают и переносные значения [Тихонов А.Н., 1971, с.183].

Таким образом, структура словообразовательного гнезда определяется соотношением единиц двух планов — синтагматического и парадигматического. Взаимосвязь и взаимодействие двух планов обеспечивается тем, что на словообразовательном уровне каждое производное слово одновременно вступает как в синтагматические, так и в парадигматические связи [Тамже]. .-.;

Следующими, более: крупными единицами словообразовательного гнезда являются: на горизонтальной оси — словообразовательная цепь, а на «-.вертикальной оси — словообразовательная парадигма {Тихонов А.Н., 1985, с.41]. :

Первая попытка дать определение словообразовательной цепочки сделана А. Н. Тихоновым [Тихонов С. А ., 1982, с. 124]. По его мнению, «словообразовательную цепь образуют родственные слова, последовательно связанные друг с другом отношениями производности,. например: низкийснизить — снизиться — снижатьсядуть — надуть — надувать — надувканадувочный» [Тихонов А.Н., 1971, С. 196].

Исходное слово цепи (оно же исходное слово гнезда) является непроизводным и выполняет функцию производящего. Слова последующих звеньев, кроме последнего, одновременно выступают как производные и производящие. Слово, замыкающее цепь, является только производным, не используется как производящее [Тихонов А.Н., 1985, с.41].

Е.А.Земская дает следующее определение словообразовательной цепи: «это совокупность производных, упорядоченная так, что каждая предыдущая единица является непосредственно производящей последующей. Эта единица ярко выявляет ступенчатый характер словообразования [Земская Е.А., 19 786 с.ЗОсм. также: Современный русский язык, 1989, с.221].

Как важнейшая синтагматическая единица в структуре гнезда, словообразовательная цепь характеризуется сложными формальными и смысловыми отношениями слов, представляющих все ее звенья. Очень разнообразны по своему строению словообразовательные цепи. Ограничение на структурное разнообразие словообразовательных цепей накладывает возможное количество звеньев: словообразовательная цепьмаксимально состоитиз 7 пар. Седьмым звеном исчергшваются словообразовательные-возможности русского языка на синтагматической оси [Тихонов А.Н., 1985, с.44]. ;

В словообразовательной цепи наблюдаются смысловые отношения между звеньями, которые не обнаруживаются в словообразовательной паре — (Ср. фронт — фронтовой — фронтовик, где имя прилагательное выражает отношение не только к предыдущему звену, но и к последующему [Ермакова О.П., 1982, с.39]). I. «- '.

Не подлежит сомнению, что звенья связаны в цепь общим для них стержневым значением [Тихонов А.Н., 1972, с.371].

Своеобразные смысловые нити — стержневые значения — связывают слова, относящиеся к разным словообразовательным цепочкам. Семантические отношения между словами в пределах гнезда организуются на базе одного, двух и более стержневых значений. Если в гнезде два и более стержневых значения, то вокруг каждого из них группируются родственные слова, образуя подгруппы. Семантические отношения между производящими и производными словами могут ослабляться и утрачиваться. Производные слова становятся непроизводными и служат базой для образования нового гнезда слов [Тихонов А.Н., 1971, с.233].

Исходное слово — обязательная ступень словообразования. Как отмечал Г. О. Винокур, «может отсутствовать теоретически мыслимое или воображаемое посредствующее звено словопроизводственного процесса, но его первая ступень, его исходный пункт нельзя представить себе отсутствующим. Если такой исходный пункт и выпадает почему-либо из языковой системы, то на его место сейчас же становится ближайшее к нему образование, приобретающее функцию первичной основы» [Винокур Г. О., 1959, с.424].

В качестве исходных в гнезде выступают непроизводные слова. По своей структуре они делятся на два разряда. К первому относятся нечленимые, слова: да, вчера, пальто, мяу. Ко второму разряду относятся членимые слова: син-ий, пис-а-ть. Слова первого разряда не изменяются. Корень внешне совпадает в них с основой. Они имеют чистую основу. Слова второго разряда изменяются и, кроме корня, выделяют в своем составе один или два формообразующих элемента [Тихонов А.Н., 1971, с.239]. — «.

В случаях, если исходное слово является многозначным, через всю словообразовательную цепь нередко проходит несколько его значений (в том числе и переносные). Обычно не все значения исходного слова передаются по цепи. У производных слов, относящихся к различным ступеням словообразования, развиваются свои значения, которые также могут передаваться дальше по словообразовательной цепи [Тихонов А.Н., 1971, с. 197−198].

В словообразовательной цепи одни производящие значения угасают, другие появляются. Производные слова любой ступени словообразования (исключения составляют лишь слова последней ступени, от которых уже не образуются производные) могут иметь вторичные значения, используемые далее в качестве образующих. В результате в одной и той же словообразовательной цепи слова различных ступеней могут связывать разные значения. Дело в том, что в одном из слов значение, идущее от исходного, далее не принимает участия в словообразовании, перестает быть производящим. Вместе с тем в этом же слове рождается значение, которое используется для продолжения словообразовательной цепи. И чем дальше удаляются производные слова, возникшие на базе такого значения, от своего производящего, тем слабее ощущается смысловая связь их с исходным словом. .Отсюда для определенных звеньев. словообразовательной цепи характерны опосредованные смысловые связи, часто «еле-уловимые, слабо7 мотивированные [Тихонов А.Н., 1971, с.204]. — - ¦. ,. — - ¦ .

Слова, входящие в словообразовательную цепь, находятсяВ отношениях последовательного подчштения, последовательной зависимости. Каждое последующее звено и семантически и структурно зависит от предыдущего [Там же].

—. Как отмечает Н. Д. Арутюнова, «реально словообразовательная цепь-необязательно включает все промежуточные звенья. Между любыми двумя компонентами ряда легко устанавливаются прямые семантические, а затем и деривативные отношения. Словообразование может осуществляться с пропуском любого количества опосредствующих элементов» [Арутюнова Н.Д., 1961, с. 142]. С последним утверждением согласиться трудно: преобладают пропуски одного элемента. Пропуски двух элементов редки, а пропуск трёх элементов трудно себе, представить без утраты связи между производящим и производным.

Механизмом чересступенчатого словообразования управляет закон аналогии. Существование в языке определенных типов словообразования делает возможным создание на их базе необходимых слов [Тихонов А. Н ., 1971, с.216]. При этом упрощаются семантические и усложняются формально-структурные отношения между родственными словами, входящими в словообразовательную цепь. Возникают новые модели словообразования, новые словообразовательные форманты. С ними связано появление в языке большого числа составных префиксов, комплексных словообразовательных формантов (например: недо-, обез-, -тельн, -ическ, -очк, на-.-ся,-ование, -ствующий, -онностъ и др.) [Тихонов А.Н., 1985, с. 47]. Границы гнезда подвижны. Гнезда могут пополняться новыми словами. И наоборот, многие слова в гнезде часто перемещаются из центра на периферикгили совсем выходят из него [Там же, с.36]. Б едном и том же гнезде могут бьггь-представлены стилистически —очень разнородные пласты лексики (слова нейтральные, книжные, разговорные, просторечные, вульгарно-бранные и т. п.), слова, ограниченные в своем употреблении социально, и слова, не имеющие такого ограничения. Среди производных слов гнезда встречаются не только активные, продуктивные, но и пассивные,-малопродуктивные и непродуктивные типы образований. Вводном и том же гнезде могут быть слова терминологические и нетерминологические. В словообразовательное гнездо входят также нерегулярные образования, слова, содержащие в своем составе нерегулярные аффиксы и уникальные элементы. В каждом словарном гнезде объединяются однокоренные (родственные) слова, имеющие живые — - семантические связи. Выпадение тех или иных слов из гнезда, обособление от однокоренных слов чаще всего происходит в результате семантической декорреляции их, утраты смысловой связи между ними [Там же, с.37].

Термин «словообразовательная парадигма» появился применительно к описанию русского словообразования в 70-е годы. Самой ранней публикацией на эту тему были тезисы доклада Р. С. Манучаряна «Некоторые вопросы сопоставления словообразовательных категорий» [1971] [Фененко H.H., 1986, с.42]. Словообразовательная парадигма определяется им как «совокупность словообразовательных значений, реально или потенциально выражаемых на базе производящей основы по моделям мотивационных отношений, свойственных данному языку. Такую парадигму уместнее назвать словообразовательно-семантической» [МанучарянР.С., 1971, с. 121].

У Е. ЛГинзбурга словообразовательная парадигма — «это совокупность „форм“ в пределах гнезд» [Гинзбург Е.Л., 1967, с.22].

В.ВгЛопатин называет парадигмой ряд мотивированных слов, имеющих общее мотивирующее- [Лопатин B. B J974, с.58−59]. Близость, к. морфологической парадигме основывается — на повторе Семантических отношений «между мотивирующими словами определенной грамматической семантики и ira мотивировашшми» [Там же, с.58]. .' :

А.Н.Тихонов определяет словообразовательную парадигму «как совокупность всех производных одного производящего, являющуюся частью гнезда. Отсюда гнездо — совокупность словообразовательных нарадигм» [Тихонов А.Н., 1985, с.47]. — : — ;

Словообразовательную парадигму имеют все слова гнезда, участвующие в словообразовании, выступающие в качестве производящих. В гнезде столько словообразовательных парадигм, сколько производящих [Там же].

Словообразовательная парадигма как особая — единицасловообразования наиболее полную характеристику получила в статье Е. А. Земской [19 786]. Словообразовательная парадигма, по ее определению, -" набор производных, имеющих одну и ту же производящую основу и находящихся на одной ступени деривации" [Земская Е.А., 19 786, с.71- см. также: Земская А. Е ., 1978а, с.31].

В лингвистической литературе отсутствует единообразие в трактовке словообразовательной парадигмы. Под словообразовательной парадигмой понимается и все словообразовательное гнездо, и дериваты только одной части речи, имеющие общее производящее и стоящие на одной ступени деривации [Стецко П.В., Яцкевич Л. Г. 1982, с.74−76], и «ряды производных слов, объединенных в систему по классам обозначаемых ими референтов» [Цыганенко Г. П., 1978, с. 120].

Реальность существования словообразовательной парадигмы как особой единицы словообразования, необходимость ее для описания словообразовательной системы — языка, принципы строения. словообразовательной парадигмыподтверждают конкретные исследования — Л. П. Клобуковой [1982, с.8], Т. СМорозовой [1980, с.8- 1987, с. 152−156], Н. Г. Юсуповой [1980], Р. С. Яруллиной [1980, с.8], продолжающих работу над словообразовательной парадигмой" в направлении, предложенном Ё. А. Земской.

Следует заметить, что не все ученые признают введение термина «словообразовательная парадигма» в словообразование, так как считают, что в словообразовании, отсутствуют единицы, обладающие конститутивнымипризнаками языковых парадигм [Кубрякова Е.С., Соболева П. А., 1979, с.5−23].

Для записи структуры деривационного гнезда на кафедре математической лингвистики ЛГУ разработан метаязык в виде ориентированного графа, где а) словообразовательное гнездо связано единой основой (корень графа), инвариантное значение которой реализуется в формах слов, относящихся к разным частям речиб) функции членов деривационного гнезда относительно признака части речи определяют направление ребер графав) отношение, связывающее непосредственно выводимые дериваты, считается простым шагом деривацииг) на каждом шаге деривации фиксируется преобразование, объектом которого является дериват-предок, а результатом — дериват-потомок. Причем, морфехмная деривация может сводиться к приращению или вычитанию аффикса [Акуленко Л.М., 1972, с. 197−198].

Двумерное — синтагматическое и парадигматическое развертывание производных слов гнезда по отношению к его вершине дает возможность посредством символики графов изображать гнездо в виде генеалогического древа/ Способность словообразовательного гнезда к «древовидности» («ветвистости») является его важнейшим словообразовательным свойством, проистекающим та свойства корня. [Лыков А.Г., 1982, с.36−37]. .: «- '.

Для изображения грамматической структуры гнезд мы пользуемся 1 -графами, предложенными П. А. Соболевой [См.: Соболева TIA., 1980; см. также: Соболева П. А:., 1967], где использовалась методика аппликативной грамматики [См: Соболева П. А., 1972а, Альтман И. В., 1973; Гинзбург Е. Л., 1973].

Следует подчеркнуть, что исследования в области моделирования- ~ свидетельствуют о перспективности исследовании этого рода и широких возможностях использовать их результаты в различных направлениях:

— для всестороннего охвата и изучения семантических изменений одного слова, «связанных с его модификациями [См: Уфимцева A.A., 1980 и др]- для реконструкции отдельных слов как звеньев словообразовательных гнезд и восстановления источников порождения по ~ его результатам в силу существования строгих закономерностей организации деривационных деревьев как основы словообразовательного гнезда [Кубрякова Е.С., 19 726];

— для целей сопоставительного анализа языков и демонстрации сходств и различий в частных подсистемах родственных языков [Дмитриева А.Г., 1969];

— для установления направления отношений словообразовательной производности при конверсии и других неясных случаях словообразования в силу регулярности структурно-семантических отношений между членами словообразовательных гнезд, строящихся по определенным формулам и моделям;

— для описания словообразования как системы [ср. работы Шаумян С. К., 1968; ШаумянС.К., Соболева П. А., 1968; Соболева П. А., 1972а, 1969а, ~ /1970; 1980 и др.—Гинзбург Е. Л-., 1980а, 19 806- 1979а, 19 796- 1973; 1968 и. др. :-Т<�убряковаЕ.С., 1972а,-с.375−376]. Отрадно отметить, что последние- ¦. десятилетия характеризуются все возрастающим интересом дериватологов к гнездовой проблематике. — Хотя предстоит еще преодолеть немалые трудности, прежде чем удастся обосновать глубоко продуманную концепцию системности словообразовательного уровня — центральную теоретическую проблему дериватологии как особой отрасли языкознания [Зенков Г. С., 1993, с.4−5].

Словообразовательные гнезда занимают особое место среди комплексных единиц словообразования. Они играют исключительно важную роль в системной организации словообразования. В русском языке в среднем на одно гнездующееся непроизводное слово приходится более 10 производных слов. Это свидетельствует о высокой степени системности русской лексики. Не случайно в последнее десятилетие гнездам уделяется так много внимания. Теперь определение системы словообразования, как правило, не обходится без понятия словообразовательного гнезда [Тихонов А.Н., АДД, 19 746].

Определению особенностей словообразовательных гнезд и мест их в системе словообразования посвящены исследования П. А. Соболевой [1970, 1972а], А. Н. Тихонова [1971, 1972а, 1974, 1978а, 19 785 и др.], Е. Л. Гинзбурга [1974, 1979а, 19 796], Е. А. Земской [19 786], М. А. Закарьян [1977а, 19 776, 1980], И. И. Ковалика [1978] А. А. Лукашанца [1980, 1981], Г. П. Цыганенко [1975], Т. С. Чинчлей [1975 и др.], Н. Г. Юсуповой [1979] и др.

Начато и продолжается изучение словообразовательного гнезда как сложного семантического устройства в работах А. Н. Тихонова [1971, 1972 В, 1974 В, 19 786]. И. С. Улуханова [1977, 1979 и др.] Е. Л. Гинзбурга [1968, 1980а, 19 806], Т. Ф. Ивановой {1975], Л. П. Бирюковой [1978], Л. Н. Новикова [1982], Р. Г. Карунц [1980], Б. А. Бродской [1972а, 19 726] и др.

На гнездовом материале Активно разрабатываются вопросы — множественности словообразовательной структуры слова [См. г Тюсонов АН., 19 746- Гинзбург-Е. Л., 1977; Шарофиддинов К., 1976, 1978; Зализняк A.M., 1980; Черепанова В. Ф., 1978, 1982; Шаталова З. И., 1978; Ширшов И. А., 1979,1981; Моисеев А. И., 19 786- Хачатурова Л. А., 1982 и др.].

В изучении словообразовательных гнезд в отдельную область исследования выделилось структурное описание их. Структурному анализу подвергнуты значительные участки отглагольных [Альтман И.В., 1972, 1974], отыменных [Белокриницкая С.С., 1972, 1974], отадъективных [Смирнова Г. А., 1974] словообразовательных гнезд. Описаны отдельные типы гнезд сложных слов [Гинзбург Е.Л., 1966, 1979в}. Обсуждаются вопросы построения типологии гнезд [Сергеева Н.И., 1976; Шарофиддинов К., 1979 и др.].

Введенные в дериватологию сравнительно недавно, словообразовательные парадигмы пока не получили полной характеристики. До сих пор не определена роль словообразовательных парадигм в структуре словообразовательных гнезд, в системной организации словообразования. Однако правомерность введения понятия словообразовательной парадигмы, необходимость его для описания словообразовательной системы языка, реальность существования самой этой единицы подтверждают конкретные исследования, в которых выявлен ряд структурно-семантических особенностей ее как отдельной (особой) единицы системы словообразования [Яруллина Т.С., 1980,1979, 1978; Морозова Т. С., 1980, 1981, 1978; Юсупова.

Н.Г., 1979, 1980а, 19 806, 1982; Шереметьева А. Г., 1980; Хамидулина A.M., 1975; Ряснянская P.A., 1982; Земская Е. А., 1982; Ср. также: Зверев А. Д., Дащенко О. И., 1982].

Еще меньше исследованы словообразовательные цепочки [См.: Шершнева М. С., 1973; Шклярова Т. В., 1975а, 19 756- Тихонов С. А., 1980, 1982; Ермакова О. П., 1982; Гейер Р. МГ, 1982; Бирих А. К., 1932; БегаджйеваД.С.Х 1982; Китайгородская М. В., 1982; Осильбекова ДА., 1982; Черненко — -Н.М., 1982; Ширшов И. А., 1982]. V. ¦

Сравнительно недавно в исследовании гнезданаметились новые — 7 направления '7 — сравнительно-типологическое описание словообразовательных гнезд и изучение роли словообразовательных гнезд в системной организации лексики. В последнее время лвдпвисты все больше внимания уделяют изучению словообразовательных гнезд русского" белорусского и украинского языков (см., например, работы Лукашанца A.A. [1981а, 1982 и др.] по сопоставлению гнезд в русском и белорусском языкахВеличко Т.И., Верещаки В. И. [1978 и др.] - в русском и украинском языках).

К сожалению, несмотря на важную роль, которую играют гнезда в системной организации словообразования, их исследование на материале большинства славянских языков даже не начато [Тихонов А.Н., 1987, с. 110]. Думается, что в ближайшем будущем встанет задача типологического исследования словообразовательных гнезд других славянских языков.

Однако, несмотря на имеющиеся достижения в сопоставительном исследовании славянских словообразовательных систем в целом и словообразовательных гнезд в частности, (См. работы З. М. Волоцкой [1975, 1987], И. И. Ковалика [1958, 1961], Я. Босак [1987], Л. М. Бобровой [1974], М. Кнапповой [1987], В. В. Лопатина [1987], И. Г. Милославского [1987], Р. С. Манучаряна [1987], Н. Е. Маркарьян, О. Н. Усовой [1978], Л. И. Моисеева.

Д1965]ь Г. А. Молочко [1976], О. Г. Ревзиной [1969], Э. Секанищевой [1978],.

B.Б.Силиной [1976], В. Страковой [1987], А. Е. Супруна [1983, 1988],.

C.Сятковекого [1976], А. Н. Тихонова [1987], З. А. Харитончик [1987], Г. П. Цыганенко [1982], Д. Шлосара[1987], В. Н. Ярцевой [1986], А. Д. Зверева [19 786], Р. Бошковйча [1984], И. В. Альтман, В. Н. Шевчук [1987]), задачи сопоставительного славянского словообразования еде далеки — от окончательного разрешения. ~ - «.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Достижение цели, поставленной в диссертации, осуществлялось по следующим направлениям:

— решение проблемы эквивалентности морфем;

— выявление деривационных возможностей корневых морфем в русском и македонском языках;

— выявление и описание особенностей реализации этих деривационных возможностей;

— выявление и описание национальной специфики в области словообразования русского и македонского языков.

Исследования, предпринятые по каждому из направлений, привели к следующим выводам.

Для сопоставительного описания русского и македонского языков недостаточно учета одной общности происхождения, так как в ходе самостоятельного развития родственные морфемы претерпевают нередко существенные функционально-семантические изменения и далеко не всегда сохраняют тождество языковой функции. Поэтому для родственных языков мы различаем генетические и негенетические (функциональные) эквиваленты.

Генетически эквивалентными считаем функционально тождественные морфемы, которые восходят к общей морфеме языка-предка и фонетический облик которых отвечает фонетическим закономерностям данных языков. Функционально-эквивалентными считаем неродственные морфемы двух языков, выполняющих тождественную функцию. На примере анализа материалов двуязычного словаря разработана и продемонстрирована в действии процедура установления межъязыковой эквивалентности, которая предполагает следующие этапы исследования: 1 этап — сбор материала, 2 этап — выявление условно — эквивалентных двуязычных пар лексем, 3 этап разбиение лексем на морфемы (морфемный анализ), 4 этап — выявление эквивалентных морфем: генетически эквивалентныхфункционально эквивалентных 1-ой степени, 2-ой стецени, 3-ьей степени, 4-ой степени и т. д. В нашем исследовании максимальной степенью функциональной эквивалентности оказалась 9-ая, хотя уже на 6-ой степени прирост функциональных эквивалентов резко сократился и на каждом из последующих этапов исчислялся единицами.

В ЧУ о соответствии с предложенной методикой установления эквивалентности, из словарей МРС-1963, МРР-1969 и РШ-1966 было извлечено 504 македонских слова с их русскими эквивалентами с корнями вид- -154 слова, гляд- -175 слов, зир- -175 слов, что дало 2500 македонско-русских условно-эквивалентных пар с этими корнями. Затем был проведен морфемный анализ полученных двуязычных пар.

В ходе исследования обнаружены македонско-русские генетически и функционально эквивалентные парысоответственно, 78 пар или 3,12% и 1634 пары или 65,4%, а также генетически и функционально эквивалентные морфемы и морфемные блоки, списки которых представлены в приложениях 2 и 3, а количественные данные — в 4-ех таблицах.

В процессе работы отмечено, что эквивалентность (симметричного или асимметричного типа) имеет место не только на морфемном уровне, но и на лексическом уровне, когда македонское слово эквивалентно русскому слову или словосочетанию (567 пар или 22,7%).

Также установлено, что на морфемном уровне еще выделяются условно-эквивалентные пары: 221 пара — 8,8%, в которых происходит семантизация македонских морфем средствами русского языка.

Так, например, в парах про-вид-уваЗ — вид-е-ть сквозь ч-л македонской приставке ПРОсоответствует русское словосочетание СКВОЗЬ Ч-Лпо-на-глед-а се — на-смотр-е-ть-ся отчасти македонской приставке ПОсоответствует русское слово ОТЧАСТИза-глед-ува1 — начинать гляд-е-тъ македонской приставке ЗАсоответствует русское слово НАЧИНАТЬглед-а се5 — смотр-е-тъ друг на друга македонскому постфиксу СЕ соответствует русское словосочетание ДРУГ НА ДРУГА.

Мы полагаем, что такие функционально-эквивалентные пары могут составить фрагмент «Македонско-русского толкового словаря морфем». Полный список таких пар приведен в Приложении 5.

Анализ македонско-русских эквивалентных лексических пар с корнями вид-, гляд-, зир-, морфем и морфемных блоков позволил обнаружить следующие закономерности:

1. Все функционально эквивалентные морфемы и морфемные блоки, а также функционально эквивалентные пары в целом имеют фазу увеличения их количества и фазу уменьшения.

2. Максимальное количество таких морфем и морфемных блоков, а также лексических пар в целом, приходится на одну из первых трех степеней в зависимости от корня.

3. Количество функционально эквивалентных пар уменьшается по мере увеличения числа итераций.

4. Увеличение-уменьшение разнообразия функционально эквивалентных морфем и морфемных блоков в большинстве случаев прямо пропорционально увеличению/уменьшению количества употреблений этих эквивалентов.

В отдельных случаях наблюдается обратная пропорция, когда происходит увеличение количества эквивалентных морфем и морфемных блоков на фоне уменьшения их разнообразия или уменьшение количества употреблений эквивалентных морфем и морфемных блоков на фоне увеличения их разнообразия.

5. Функционально эквивалентных морфем и морфемных блоков 6-ой,.

7-ой, 8-ой и 9-ой степени очень мало или нет вообще.

В ходе дальнейшего исследования была определена большая или меньшая типичность македонско-русских функционально эквивалентных морфем и морфемных блоков (таблица 5, приложение 4). Причем наиболее типичным является соответствие приставки в македонском языке ее отсутствию в русском или наоборот. Вместе с тем для суффиксов характерна ненулевая эквивалентность. Это можно интерпретировать как большую структурированность закорневой части слова по сравнению с его предкорневой частью, носящей в большей степени факультативный характер, что можно связать с большей молодостью предкорневой части славянских слов по сравнению с их закорневой частью.

Для выявления деривационных возможностей корневых морфем родственных языков был проведен лингвистический эксперимент, состоявший в том, что реальные слова македонского языка заменялись генетически (а суффиксы — и функционально) эквивалентными морфемами русского языка. В результате было выделено 5 групп синтезированных таким образом слов.

Первую группу составляют абсолютные структурно-функциональные эквиваленты — 15,8% или 82 слова. Это синтезированные слова, которые есть также в правой части РШ-1966, переведенной нами на русский язык.

Вторую группу составляют абсолютные структурные эквиваленты -16% или 83 слова. Это синтезированные слова, которые есть также в СССРЛ-1991, объединяющем в себе, как известно, словники 14 наиболее популярных словарей современного русского языка: толковых, энциклопедических, орфографического и др.

Первая и вторая группы отражают достаточно большую генетическую близость языков — 31,8%.

Третья группа состоит из синтезированных форм, имеющих эквиваленты в диалектах или исторических памятниках и зафиксированных в следующих словарях: СРНГ, ПОС, АОС, ТСЖВЯ, СЦС и РЯ, СРЯ, СДЯ, СДЯ XI-XIV, СРЯ XI-XVII. Эту группу можно интерпретировать как самостоятельное использование общего наследия морфем и деривационных моделей. Сюда относятся 85 слов — 16,3%. Это показывает, что если языки развивались самостоятельно, то в параллельном направлении, причем расхождение их не очень большое.

Четвертую группу составляют синтезированные формы, которые теоретически возможны в русском языке, но не реализованы практически или просто не зафиксированы в словарях современного русского языка, русских диалектов и в исторических словарях русского языка. Но могут сохраняться в словарях других восточнославянских языков, то есть в украинском и белорусском. Сюда относится 181 слово — 34,8%. Эта группа показывает деривационные особенности македонского языка, а также неиспользованные возможности русского языка. Эта группа самая многочисленная.

В пятую группу входят синтезированные формы, которые невозможны в русском языке по тем или иным причинам — 17,1% или 89 слов.

Так, например, возможность сочетания суффикса ~н/-не, (эквивалентного русскому суффиксун/-ну) с суффиксомувасоставляет своеобразие македонского языка. В русском языке такая возможность отсутствует: мак. по-глед-н-ува — невозможно рус. **по-гляд-н-ыва-ть или мак. при-глед-н-ува — невозможно рус. **при-гляд-н-ыва-тъ и т. д. В русском языке, в отличие от македонского, невозможны также слова типа рус. **на-зр-ну-ть, ср. мак. на-зр-нерус. **об-зр-ну-ть-ся — мак. об-зр-не се и т. д. из-за того, что плавный р не является слогообразующим и сочетание двух сонорных в одном слоге запрещено.

Своеобразием македонского языка также является возможность сочетания суффиксаел с другими суффиксами. В русском языке отсутствует возможность сочетания суффиксаел с другими суффиксами, например, си, -ени, -еиие, -и, -ива/-ыва и др. В ОСРЯ и других словарях слов с такими сочетаниями суффиксов не зафиксировано: мак. вид-ел-етъепри невозможности рус. **вид-ел-ениемак. за-вид-ел-и се — невозможно рус. **за-вид-ел-и-тъ-ся. В русском языкепо крайней мере в словаре ОСРЯтакже не встречаются сочетания суффиксаива/-ыва с суффиксом -(а)ч: мак из-вид-ува-ч — невозможно рус **из-вид-ыва-ч: — мак. вид-ува-ч-каневозможно рус. **вид-ыва-ч-ка и т. д. Возможность такого сочетания суффиксов также составляет своеобразие македонского языка.

Эти и другие примеры свидетельствуют о расхождениях в двух языках, которые связаны с различной фонетической эволюцией, обусловившей морфонологическое своеобразие македонского языка по сравнению с русским.

Полученные результаты позволили сделать следующие выводы.

1. Деривационные системы македонских и русских языков совпадают в достаточно большой части — 31,8%.

2. Родственные языки используют не все возможности деривационной системы: в исследованном материале возможности деривационной системы, реализуемые македонским и русским языками, не совпадают на 51,1%.

3. В деривационных системах русского и македонского языков имеются существенные различияв нашем материале они равны 17,1%.

Разумеется, полученные цифры не характеризуют языки в целом. Основным результатом исследования представляется разработка и демонстрация методики, позволяющей при обработке достаточно большого материала получить достоверные количественные характеристики не только для русского с македонским, но и для любых пар близкородственных языков и тем самым продвинуться в изучении их лексико-семантической дифференциации.

Следуя задачам, поставленным в работе, для установления деривационных отношений между словами в словообразовательных гнездах с корнями вид-, гляд-, зиррусского и македонского языков мы использовали графы — классификационные деревья, предложенные С. К. Шаумяном и П. А. Соболевой [Соболева П.А., 1980].

В ходе исторического развития русского и македонского языков в каждом из них произошла утрата некоторой части слов, отсутствие которых, в свою очередь, привело к обрывам деривационных цепей. Чтобы обеспечить сопоставимость словообразовательных гнезд и по возможности избежать искажений в их представлении, мы воспользовались методом внутренней реконструкции и восстановили для каждого языка утраченные «слова, поддающиеся восстановлению.

Следует подчеркнуть, что мы восстанавливали только промежуточные и отчасти начальные звенья деривационной цепи и только на основании лексикографически зафиксированных слов.

В результате сопоставления наполнения узлов графов словообразовательных гнезд с корнями вид-, гляд-, зиррусского и македонского языков выявлены случаи совпадения (сходства) и несовпадения (различия) в составе этих гнезд по шагам деривации. Случаями несовпадения считаем отсутствие в словообразовательном гнезде второго языка слов с эквивалентным набором морфем.

Кроме того, мы обнаружили, что на каждом шаге деривации во всех обследованных словообразовательных гнездах и у всех частей речи имеются аффиксы, которые на фоне другого языка являются эквивалентными или обладают неповторимостью и своеобразием.

Можно отметить, что — в рамках обследованного материала — среди отглагольных глаголов своеобразие русского языка представляют образования с приставками в-, вз-, воз-, вы-, у-, а в македонском языке — с приставками з-, из-, од-, под-, прераз-. Отсубстантивные глаголы русского языка отличаются образованиями с суффиксома, в македонском языке — с суффиксоме. В отадъективных глаголах не находит соответствий русский суффиксе. У отглагольных существительных своеобразие наблюдается у русских образований с суффиксамиителъ, -лки, -ство, -тай, -чица, -чик, -ина и у македонских образований с суффиксамиа, -ан, -ало, -ело, -ар, -ач, -овигите, -нина, -леи, -чка. Своеобразие отсубстантивных существительных в русском языке демонстрируют образования с суффиксамиенъка, -юшка, -явка, -ок, -щик, -очка, -ша, -щина, а в македонском языке — образования с суффиксамища, -ина, -как, -ала, -ец, -це, -че и префиксом пред-. Отглагольные прилагательные русского языка отличаются образованиями наим, -ем, -ист, -чив, -ителън, а в македонском языкеобразованиями налив, -овен, -овит. Среди отсубстантивных прилагательных своеобразие русского языка представляют образования наал, -ев, -ск, -ов, -лив, македонского языка — образования наел, -ит. Своеобразие русских отадъективных прилагательных состоит в образованиях с суффиксамиешенек, -ехонек, -им, -овит и префиксами без/-бес-, под-, пред-. Аналогичных образований в исследованном материале македонского языка не отмечено. У отнаречных прилагательных не находит соответствия лишь суффиксшн в русском языке. Отглагольные наречия имеют своеобразие в образованиях с суффиксомя в русском языке. Зато отсубстантивные наречия демонстрируют своеобразие в обоих языках: в русском языке -' образования с конфиксами не- -кою, по- -и, а в македонском языкеобразования с суффиксамиле, -лен и конфиксами в-.-и, при-.-и, пред-.-и. Отадъективные наречия и отнаречные наречия зафиксированы лишь в русском языке. Поэтому конфикс по-.-ому, суффиксыо,-е у отадъективных наречий и префикс зау отнаречных наречий составляет своеобразие русского языка.

Все эти наблюдения получены исключительно благодаря сопоставлению с македонским материалом и показывает возможный путь исследования процессов и результатов дифференциации праславянского словарного состава, подобного исследованию результатов фонетической дифференциации славянских языков.

В процессе работы мы определили степень близости и степень своеобразия словообразовательных гнезд с корнями вид-, гляд-, зир-русского и македонского языков. Результаты представлены в 6-ти таблицах, и наши наблюдения сводятся к следующему.

1) Степень близости словообразовательных гнезд русского и македонского языков зависит от части речи, корня и шага деривации.

2) В зависимости от части речи степень близости словообразовательных гнезд русского и македонского языков уменьшается в направлении: глагол > существительное > прилагательное > наречие. Самая высокая степень близости отмечена у глаголов (23,7%) и имен существительных (16,3%). У имен прилагательных степень близости меньше (8,5%), а у наречий — наименьшая (4,3%). По-видимому, это связано с тем, что глагольные и именные части и способы образования глаголов и имен являются более древними и более устойчивыми. Причем глагольная часть является более сохранной и самой продуктивной.

3) В зависимости от шага деривации степень близости словообразовательных гнезд русского и македонского языков в большинстве случаев уменьшается. Наибольшая степень близости (для всех трех пар словообразовательных гнезд) наблюдается на первых шагах деривации: 1 шаг — 38,4% ., 2 шаг — 18,2%, 3 шаг — 11%, 4 шаг — 2,9% и т. д.

Такая же закономерность наблюдается и по каждой из пар словообразовательных гнезд русского и македонского языков. На последних (6−7) шагах деривации степень близости равна 0. Хотя в общем для языков (македонского и русского) характерна тенденция к уменьшению степени близости в зависимости от шага деривации, словообразовательными гнездами с разными корнями она реализуется неодинаково.

4) Наибольшую степень близости имеют словообразовательные гнезда с корнем гляд- (22,5%), второе место — у словообразовательного гнезда с корнем вид- (15,9%), наименьшая степень близости — у словообразовательного гнезда с корнем зир- (13.5%). Это различие можно объяснить большей древностью корней види зир-, в которых больше архаики и утрат, и большей жизненностью словообразовательных гнезд с корнем гляд-, в которых преобладают живые деривационные связи, что позволяет предложить объективный критерий оценки относительной древности корней, составляющих основу лексико-семантической системы славянских языков.

5) Степень своеобразия словообразовательных гнезд (с корнями вид-гляд-, зир-) зависит также от части речи, корня и шага деривации. Каждый из сравниваемых языков (русский и македонский) обладает своеобразием в зависимости от вышеперечисленных факторов.

6) В зависимости от части речи степень своеобразия в русском языке выше у имен прилагательных и наречий, а в македонском языке — у глаголов и имен существительных.

7) По шагам деривации степень своеобразия словообразовательных гнезд (с корнями вид-, гляд-, зир-), как правило, повышается, в русском языке и понижается — в македонском. Причем, на 1-ом шаге деривации степень своеобразия в македонском языке больше, чем в русском (37,7% и 23,9%), хотя процессы повышения/понижения степени своеобразия у словообразовательных гнезд с разными корнями протекают неодинаково в обоих языках. В свете вышеизложенного можно говорить о двух противоположных, но тем не менее сосуществующих тенденциях. Согласно одной из них, ярче выраженной в русской части материала, с каждым шагом деривации возможности образования слов возрастают: с каждым шагом деривации все шире возможности образования слов. Согласно другой, отчетливо просматривающейся на македонском материале, на первых шагах деривации возможности образования новых слов богаче, чем на последующих шагах: с каждым шагом деривации остается все меньше степеней свободы (незаблокированных системой возможностей) для образования новых слов.

Полное описание сопоставляемых словообразовательных систем позволит уточнить и конкретизировать полученные данные и составить более четкое представление о деривационных возможностях корней, определяемых сходством и своеобразием лексико-семантических систем близкородственных языков.