Дискурс агрессии в контексте социального взаимодействия

Актуальность темы

исследования. Минувшее двадцатое столетие явило вниманию исследователей весьма внушительный реестр противоречий, характеризующих состояние современной культуры.

Обусловлено данное положение дел трансформацией правил игры в философии, науке, литературе, искусстве осуществляемой с конца XIX века, представителями этих институтов и все более проявляющимся противостоянием властных структур (или агентов «дискурса власти»), принятию новых ценностей и «социально одобряемых норм существования.

Основными характеристиками постмодернистского социально-культурного контекста, таким образом, являются: с одной стороны, недоверие к «метарассказам», принятие презумпций лингвистической толерантности и философского плюрализма (Ж.-Ф. Лиотар) — с другойэскалация агрессии во всех сферах социального взаимодействия, основанием которой является тенденция к формированию господствующего социального дискурса (или по М. Фуко, «дискурса власти»).

Свидетельством нарастания напряжённости в дискурсе социально-культурного взаимодействия, является и тот факт, что XX век объявлен ЮНЕСКО «веком насилия». Причиной тому послужили данные департамента социальных наук ЮНЕСКО, согласно которым количество исследований по проблемам насилия и конфликта (включая вопросы войны и мира) возрастает значительно быстрее, нежели по иным проблемам, исследуемым общественными науками.

Исходя из того факта, что данная проблематика наиболее ярко может быть отражена в исследовании, посвященном общей теории агрессии и, учитывая то, что до настоящего времени исследования 4 агрессии носили, как правило, частно-прикладной или узкодисциплинарный характер, представляется своевременной и необходимой актуализация настоящей проблемы в рамках социально-философского знания.

Основанием для концептуализации феномена агрессии и осуществления социально-философского исследования данного явления послужат децентрированные комплексы агрессии, структуры которых лишены иерархически привилегированного центра — Суверена. Специфика подобных образований агрессии заключается в том, что они наличествуют везде, в любой точке социального взаимодействия. Подобное основание, обусловливающее «вездесущность» агрессии, позволит задать её новое видение в качестве самоорганизующегося процесса взаимоориентации конфликтующих отношений. А эти отношения, будучи лишёнными теологического измерения, пронизывают силовыми полями весь социум.

Данный подход обеспечит рассмотрение агрессии в статусе дискурса, поддерживающего функционирование социальной реальности. К тому же данная позиция вполне сопоставима с классическим определением агрессии, предложенным психоанализом. Это определение также поддерживается дискурсами конфликтологии, этологии, сравнительной этологии и др. Согласно этому предложению, агрессия является одним из основных признаков, характеризующих природу человека. В области философии исследуемая тема представлена литературно-философским течением и отдельными текстами, созданными в рамках отечественной и французской традиций философствования.

Таким образом, актуальность настоящей темы исследования заключается в необходимости социально-философской 5 концептуализации и описании дискурса агрессии средствами, предлагаемыми корпусом социально-философского знания.

Степень разработанности проблемы. С оформлением в ряде философских концепций устойчивого интереса к исследованию особенностей общественной жизни (Т. Гоббса, Ж.-Ж. Руссо, Ш. Монтескье, А. Кондорсе, А. Тюрго, Б. Мандевиля, А. Шефстбери) в поле философской рефлексии оказывается агрессия (или насилие), как один из наиболее действенных способов регулирования социальных процессов.

В качестве социального феномена и основного принципа регулирования социальных отношений, который заложен в основании различных аспектов социального бытия, концепция «агрессии» развивается в теориях К. Маркса, Ф. Энгельса, 3. Фрейда и др. В теории психоанализа 3. Фрейда, агрессия представляется в двух ипостасях: коллективной и индивидуальной. Помимо этого факта, 3. Фрейд отмечает наличие осознанной и бессознательной форм агрессии.

В начале XX столетия, ознаменовавшегося всплеском многочисленных форм агрессии, усиливается интерес к экзистенциально ориентированным направлениям философии (JI. Шестов, Н. Бердяев, М. Хайдеггер, К. Ясперс, М. Бубер, Ж.-П. Сартр, Г. Марсель, М. Мерло-Понти, А. Камю, С. де Бовуар, Н. Аббаньяно, Э. Пачи, X. Ортега-и-Гасет, У. Лоури, У. Баррет, Дж. Эди и др.). Экзистенциальная философия противопоставляет индивидуальное существование общественному, утверждая приоритет первого. Однако отказ от категоризации языка, как одной из форм проявления социальной агрессии, и саму речевую практику экзистенциальной философии ставит в маргинальное положение относительно господствующего социального дискурса. 6.

В господствующем дискурсе со временем начинают преобладать тенденции к формализации феноменов агрессии. Агрессия объявляется асоциальным явлением. При таком положении дел исследованиям, посвященным феномену агрессии, не отводится должного места в рефлексивном контексте социально-философского знания. Обусловлена такая позиция за счет принятия презумпции tabula rasa и концепций дарвинизма. На синтезе этих положений обосновывается возможность конструировать поведенческие стратегии за счет организации социальных отношений оппозицией «стимул-реакция». Данный подход был взят на вооружение бихевиоризмом (Э. Трондайк, Дж. Уотсон) и необихевиоризмом (К. Холл, Э. Толмен, Дж. Хоманс, П. Балу, Д. Адаме и др.).

Помимо этого подхода к исследованию социальной реальности и способов ее конструирования, на основании теоретико-методологических установок, разработанных Ч. Кули, Дж. Болдуином, У. Томасом, Г. Зиммелем, Дж. Г. Мидом, сформировалась концепция символического интеракционизма. В рамках символического интеракционизма, также как и в контексте социального бихевиоризма и необихевиоризма, исследовательские интенции сосредоточиваются на анализе социального взаимодействия, преимущественно их символическом содержании. Отличительной же чертой символического интеракционизма является повышенный интерес к языку, как главному символическому «медиуму» социального взаимодействия. Представителям Чикагской школы символического интеракционизма (Г. Блумер, А. Стросс, Т. Шибутани и др.) характерен интерес к процессуальному взаимодействию социальных вещей и явлений, в то время как в Айовской школе (М. Кун, Т. Партленд и др.), формируется направленность на изучение стабильных, ставших символическими структур. Особенность условий, в которых рождается агрессия, здесь 7 уходит как бы на второй план, а то и вовсе затушевывается, истекая в пространство вытесненных дискурсов. Исследования, разворачивающиеся с позиций, предлагаемых прагматизмом, питаются надеждами на воплощение социальной утопии в действительности, начав ее создание с лингвистической утопии.

Совершенно иначе выглядит дело с направлениями, испытавшими на себе влияние экзистенциальной и феноменологической традиций. Влияние этих традиций сказывается в том, что некоторые авторы, например представители французской философии, оформляют свои исследовательские приоритеты в самостоятельное направление литературно-философского характера (Р. Барт, Ж. Батай, М. Бланшо, С. де Бовуар, П. Клоссовски, Ж. Лели и др.). В их произведениях ведущее место занимают описания различных проявлений маргинального характера. Причем в рамках этого направления феномен агрессии рассматривается так же, как и в интерпретациях предлагаемых классическим психоанализом, в качестве основного признака, характеризующего природу человека, а, следовательно, и специфику социума.

Феномен «агрессии» («насилия»), сопровождая социальное существование, подвергается вытеснению на маргинальные позиции не только из контекста социальных наук и социального дискурса как господствующего. Достигается это посредством интерпретации агрессии (насилия) в виде своеобразной формы невротического протеста, вызванного неспособностью человека адаптироваться к условиям социальной жизни (Г. Вильсон). В целом, научные и философские (особенно философские, в силу их легитимирующих интенций) рефлексии, по поводу «агрессии» как социального феномена, существенно ограничиваются дискурсом идеологии. Однако, вытеснение дискурса посвященного агрессии отнюдь не приводит к 8 построению неагрессивного дискурса, и даже напротив, сам господствующий дискурс превращается в многоуровневый, сложно структурированный механизм реализации бессознательных агрессивных интенций его участников.

Это явление исследовалось представителями французской школы анализа дискурса (П. Анри, К. Арош, Ж.-Ж. Куртин, Ж. Отье-Ревю, М. Пешё, Э. Пульчинели Орланди и др.). Названные исследователи отмечают наличие со стороны науки терминологических «инъекций» в политический дискурс, и напротив, экстраполяции идеологических шаблонов мышления в научный. На этом фоне, в русле анализа дискурса, оформляется интенция к деполитизации и деидеологизации речевых практик, и в том числе научного дискурса.

В философских текстах постмодернизма (Ф. Гваттари, Ж. Делеза, Ж. Деррида, Э. Левинаса и других ярких представителей постнеклассической философии) фиксируется возвращение в контекст социально-философской рефлексии феномена агрессии (насилия), как одного из важнейших явлений социо-культурного плана. Причем, в постнеклассической философии агрессия рассматривается также и как способ организации дискурсных формаций, например, метафизики, логоцентристских речевых практик, обыденных речевых практик, символических интеракций и т. д. (Ж. Батай, Ж. Делез, Ж. Деррида, Р. Жирар, Ю. Кристева, Ж. Лакан, К. Лоренц, М. Фуко и др.), поддерживающих оппозицию «господствующий-вытесненные» дискурсы. Вытесняемая или упорядочиваемая агрессия, вследствие давления социокодов (сродни селекционному), не искореняется, но трансформируется. Одной из таких форм агрессии является символическая (лингвистическая) форма агрессии. Эта агрессия направлена на определённые дискурсные формации. Следствием этой агрессии является установление критериев истинности и ложности 9 речевых практик. Следствием установления этих критериев является вытеснение различных регионов дискурса на статусную периферию.

Таким образом, цель исследования состоит в построении модели механизма вытеснения и актуализации речевых практик, функционирующего на основании агрессии.

Объектом исследования являются господствующие и вытесненные речевые практики в пространстве социальной коммуникации.

Предметом настоящего исследования выступает агрессивный дискурс, понимаемый как механизм вытеснения и актуализации речевых практик в структуре социальной реальности.

Целью исследования предопределяется круг задач, являющихся этапами исследования:

• Выявить предметную среду, в которой формируется и проявляет себя механизм вытеснения речевых практик.

• Определить условия, при которых возникает возможность и необходимость актуализации вытесненных речевых практик.

• Обозначить исследовательскую позицию, позволяющую выявить и описать феномены вытеснения и актуализации речевых практик.

• На основе описания феноменов вытеснения и актуализации речевых практик выявить общее основание этого процесса.

• Построить социально-философскую модель механизма вытеснения и актуализации речевых практик.

• Включить данную модель в контекст социально-философских исканий рубежа XX и XXI веков.

Целью и задачами исследования определяется применяемая в нем методология. Методологическим основанием настоящей работы, является предложенный К.-О. Апелем метод трансцендентальной.

10 рефлексии. Особенность этого методологического подхода заключается в том, что он зиждется на основании нескольких, трансформированных методологических позиций. Основными методологическими позициями, фундирующими этот метод, являются герменевтический подход и концепция языковых игр. Трансформация же заключается в том, что в отличие от герменевтического и лингвофилософского подходов, смысл предполагается заранее не данным, но конституируемым в процессе интерсубъектного взаимодействия. Такой подход позволяет фиксировать наличие господствующей и вытесненных речевых практик в коммуникативном пространстве и выносить оценку специфике их взаимодействия. Подобная фиксация осуществляется за счет смены позиций наблюдателя и возникновения смещения когнитивного горизонта, что позволяет одновременно удерживать более одной позиции в поле рефлексии. Смещение когнитивного горизонта осуществляется за счет формирования вспомогательного дискурса, синтетического. В семантическом пространстве этого (синтетического) дискурса «растворяются» «непреодолимые противоречия» господствующих и вытесненных речевых практик.

Новизна исследования заключается в том, что: «Впервые в отечественной философской традиции выявлен и описан феномен лингвистической агрессии, формирующийся в процессе осуществления социальной коммуникации.

• Выявлены условия и особенности включения механизмов вытеснения и актуализации речевых практики в процессе осуществления социальной коммуникации.

• Построена социально-философская модель вытеснения и актуализации речевых практик.

• Обозначена возможность построения трансгрессивного социально-философского дискурса.

На защиту выносятся следующие положения:

• Эволюция (изменение) институциализированных речевых практик, обусловливается функционированием механизма их актуализации и вытеснения. Условием включения механизма вытеснения речевых практик является агрессия.

• Вербальная агрессия в своем развитии проходит несколько этапов. Ею последовательно монополизируются критерии успешности (отношения эффективности), переходящие в отношения «истинности» и «ложности». «Ложные» типы дискурсов лишаются легитимности и экзистенциального статуса. Результатом вербальной агрессии является формирование господствующего дискурса, стремящегося охватить все социальное пространство и набора вытесненных речевых практик, отброшенных на статусную периферию.

• Последствием функционирования господствующего дискурса является редукция социальной реальности, в которой оказывается невозможным развитие, инновация. В условиях постоянства внешнего социального (или природного) вызова необходимость инновации приводит к актуализации вытесненных речевых практик. Однако актуализация вытесненной речевой практики возможна только как встречная агрессия. Таким образом, один агрессивный дискурс сменяет другой с сохранением механизма вытеснения и агрессивности. Вследствие чего, агрессия воспроизводится посредством речевого общения.

• Альтернативой для построения неагрессивного социального дискурса, является «внешняя позиция», предлагающая возможность актуализировать вытесненные речевые практики не за счет соотнесения господствующего, вытесненного и формирующихся типов дискурса. Такой «позицией» является позиция философа, поскольку позволяет занять по отношению к господствующим,.

12 вытесненным и формирующимся речевым практикам позицию «внешнего наблюдателя», поскольку в процессе соотнесения господствующего и вытесненных дискурсов в поле рефлексии включаются новые феномены, новые способы их описания и исследования. Подобная (философская) позиция, может быть представлена как трансгрессивная речевая практика.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что исследование механизма вытеснения и актуализации речевых практик позволяет предпринять глубинный анализ причин и конкретных форм социальной агрессии, выявить наиболее эффективные механизмы построения неагрессивного социального пространства, В рамках предлагаемой концепции оказывается возможным заново определить социокультурную функцию философского знания в глобализирующемся мире.

Практическая значимость исследования состоит в том, что на основе разработанной в данном исследовании модели оказывается возможной разработка конкретных социальных программ профилактики агрессивного и асоциального поведения. Результаты исследования нашли применения в педагогической практике в ходе преподавания базового курса «философия» и ряда спецкурсов студентам Дальневосточного филиала Российской академии правосудия и Дальневосточного юридического института Хабаровского государственного технического университета.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации обсуждались на кафедре философии Хабаровского государственного педагогического университета. Материалы настоящего исследования прошли апробацию на: зимней сессии Методологического университета конвертируемого образования, организованного Московским общественным научным фондом,.

Институтом США и Канады РАН (г. Звенигород, 2000) — 11-ом Международном научном конгрессе «Наука, искусство, образование на пороге III тысячелетия» (Волгоград, 6−8 апреля 2000 г.). Основные идеи диссертации обсуждены на IV-ой Международной Летней школе истории идей, посвященной проблемам Европейской идентичности и российской ментальности, проведенной Санкт-Петербургским Центром истории идей, в рамках проекта «Санкт-Петербургский Академический университет» (Санкт-Петербург, 2001 г.). Помимо вышеуказанного, тезисы настоящего диссертационного исследования, были представлены на интернет-конференцию «Насилие и ненасилие», организованную «Институтом Открытое Общество» (Фонд СОРОСА) и Институтом философии РАН (15 мая — 15 июля 2002 г.). Концептуальные аспекты, основные положения и результаты диссертационного исследования отражены в ряде публикаций автора.

Структура диссертации определяется логикой исследования предмета, подчиняется целям и задачам его изучения. Диссертация состоит из введения, двух глав (трех параграфов), заключения и списка задействованной литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Восстановим в общем виде основные элементы, отражающие логику настоящего диссертационного исследования. Отправной точкой данной работы явилась ситуация сложившаяся в постсовременном контексте социального взаимодействия.

Характерными для данного контекста являются следующие черты: с одной стороны, недоверие к «метарассказам», принятие презумпций лингвистической толерантности и философского плюрализма (Ж.-Ф. Лиотар) — с другой — эскалация агрессии во всех сферах социального взаимодействия, основанием которой является тенденция к формированию Господствующего Социального Дискурса (или, по М. Фуко, «дискурса власти»).

Данное положение дел, согласно которому представленная проблематика наиболее ярко может быть отражена в исследовании, посвященном общей теории агрессии и при учёте того, что до настоящего времени исследования агрессии носили, как правило частно-прикладной или узко-дисциплинарный характер, сделало необходимым и своевременным актуализацию настоящей проблемы в рамках социально-философского знания.

Достижение поставленной цели — концептуализации феномена агрессии и его социально-философского исследовании было возможным только при условии отношения к агрессии, как к децентрированным комплексам лишённым иерархически привилегированного центра.

Для таким образом понимаемых формирований агрессии характерно то, что они наличествуют везде, в любой точке социального взаимодействия. Подобное основание, обусловливающее «вездесущность» агрессии, позволяет задать её новое видение в качестве самоорганизующегося процесса взаимоориентации конфликтующих.

148 отношений. В свою очередь, при таком развороте исследуемой проблемы, конфликтующие отношения, будучи лишёнными теологического измерения, пронизывают силовыми полями весь социум.

Обосновать концепцию «агрессии» в таком виде позволяет и требует тот факт, согласно которому в различные исторические периоды изменялся не только атрибут агрессии, но и элементы семантической структуры этого понятия, когда одни значения агрессии заменялись диаметрально противоположными.

Рассматривая случаи словоупотребления настоящего термина, мы пришли к выводу, что слово «агрессия» употребляется для обозначения определённых ситуаций, практически во всех сферах социального взаимодействия. К такому выводу позволила прийти ретроспекция социально-философских исследований.

Эти обстоятельства и явились условием для описания Дискурса Агрессии.

Своей актуализацией в современном социокультурном контексте понятие «агрессия» обязано нескольким исследовательским позициям, состоявшимся в рамках сравнительной этологии (К. Лоренц), психологии, социальной философии и социолингвистики (Р. Барт).

Типологический анализ разнообразных случаев проявления агрессии, позволил развернуть достаточно сложную её иерархию. В этой структуре все случаи проявления агрессии подразделяются на два вида: физическую и нефизическую, то есть вербальную. В свою очередь, вербальная агрессия, при наличии определённых условий, трансформируется в лингвистическую.

Лингвистическая форма агрессии и представляла интерес для настоящего исследования. Исследовательский интерес именно к этой форме агрессии обусловливается тем, что лингвистическая агрессия.

149 иной раз носит имплицированный в процедуры социального взаимодействия характер, а временами, напротив открытый.

Указанные обстоятельства требуют учитывать, что таким образом лингвистическая агрессия имплицируется в речевые практики и в таком виде репродуцируется в контексте социального взаимодействия. Особого внимания требует тот факт, согласно которому часть речевых практик, если только не все, обладают прагматическим характером. То есть речевые практики во вполне определённом смысле являются также поведенческими стратегиями, а, следовательно, обусловливают как формы агрессивного взаимодействия в коммуникативном пространстве социума, так и способы его ретрансляции.

Такое положение дел потребовало, что говориться, «возвращения к истокам». Под «возвращением к истокам» подразумевается необходимость исследовать формы проявления агрессии в естественных условиях, например, в поведении животных. Для этого мы привлекаем материалы исследований, предлагаемых сравнительной этологией, в частности, работы К. Лоренца.

К. Лоренц отмечает, что в условиях цивилизации «агрессивный инстинкт заметно сошёл с рельсов», но уточняет, что не в смысле его отсутствия в современном сообществе, а в том, что агрессия приобрела «гипертрофированные формы». В реестре гипертрофированных типов агрессии он отмечает, прежде всего, внутривидовую конкуренцию, которая выливается в милитаристское взаимодействие (вполне оправдываемое социально), ускорение темпов существования, суицидальные наклонности и т. д.

Обоснование К. Лоренцем понятия «гипертрофированная агрессия» позволяет нам, исследовав его семантическую структуру, применить термин «гипертрофированная агрессия» к лингвистической агрессии.

Результаты исследований, представленные сравнительной этологией, раскрывают проблемную ситуацию следующим образом:

1) В естественных условиях агрессия, в большинстве случаев, выполняет позитивные функции. Во-первых, видозащитные. Во-вторых, благодаря агрессии осуществляется видовой отбор, что способствует повышению жизненного потенциала вида. В-третьих, благодаря проявлению агрессивного инстинкта в естественных условиях, особь обозначает территориальные притязания. Территория в этом случае понимается как «дом» (К. Лоренц), то есть необходимое физическое пространство, с которым связана жизнедеятельность отдельного индивида;

2) Внутривидовая агрессия в естественных условиях не способна привести вид к самоуничтожению или уничтожению другого вида. В естественных условиях агрессия может повлечь травмы, в том числе и завершающиеся летальным исходом, может завершиться убийством особи, однако, все эти случаи, не что иное как исключение из правил, но не сами правила. К тому же, как отмечает К. Лоренц, многие этологи фиксируют моралеподобное поведение у животных {хищников) и нечто весьма напоминающее чувство вины, в тех случаях, когда агрессия с их стороны не была оправдана или превысила необходимый уровень, требуемый для самозащиты или устрашения.

3) Агрессия, проявляющаяся в виде безотчётной ярости, наблюдается лишь: а) со стороны защищающейся от хищника жертвыб) у животных существующих в стае по отношению к «чужаку», представляющему этот же видв) у человека в условиях цивилизации.

Таким образом, перед нами оформилась необходимость проследить «путь» трансформаций агрессии, благодаря которым, она циркулирует по всем этажам социальной иерархии.

Начав с анализа наличной данности, то есть оценки функций лингвистической агрессии, мы пришли к выводу, что она выполняет.

151 роль механизма вытеснения речевых практик на статусную периферию. С точки зрения постнеклассической философской парадигмы подобное применение «принципа вытеснения» невозможно маркировать терминологией, отмечающей разумность, рациональность, сознательность и т. п. свойства цивилизованности, поскольку таким образом из поля рефлексии не только выпадает грандиозный пласт социального опыта, но и формируются отношения поддерживающие агрессивное напряжение в социуме.

Проявившаяся ситуация обозначила и спектр проблем, исследование которых позволило отобрать материал для дальнейшего анализа.

Прежде всего, необходимым моментом представлялось исследование условий, которые обеспечили формирование самого механизма вытеснения речевых практик. Для этого нам пришлось совершить «воображаемое путешествие» в прошлое человечества, из которого нам удалось «извлечь» интересующие нас трофеи.

Опираясь на материал психоаналитических и этнографических исследований, на основе принципа историзма, мы реконструировали ситуацию, в которой механизм вытеснения речевых практик обладал заметной долей рациональности и в некотором роде обеспечивал видосохраняющую функцию принципа вытеснения.

Согласно результатам наших изысканий, наибольшей рациональностью «принцип вытеснения речевых практик» обладал в архаическом периоде. Объясняется это тем, что предковая форма человека обладала склонностью к антропофагии.

Вытеснение речевых практик, обусловленных необходимостью исключения дискурса каннибализма из нормативных отношений, отвечало требованиям сохранения вида за счёт снижения внутривидовой агрессии.

Но здесь же обнаружилась и неожиданная сторона, с вытеснением дискурса антропофагии на статусную периферию, из поля рефлексии оказался вытесненным и проблемный контекст, фиксация которого в легитимном статусе поддерживала видимость рационального применения этого принципа.

Этот же аспект обозначил возможность наблюдать и ещё один немаловажный факт. Тотальный запрет на проявления агрессии в отношении себе подобных оказался, в принципе, преодолим, в отличие от агрессивного инстинкта направленного на собратьев по виду, данное обстоятельство как раз и явилось решающим в процессе трансформации агрессии.

В дальнейшем, мы получаем возможность наблюдать как обозначенное противоречие: естественное желание проявить агрессию в отношении представителя своего вида и психологический комплекс, запрещающий подобное, является во вполне определённом смысле, катализатором эволюции социальных отношений.

Запрет на убийство себе подобного способствовал возрастанию агрессивного напряжения внутри социума, но он же и являлся основанием усложнения социальной структуры. Однако, бесконечное нарастание агрессивного напряжения внутри социума не может длиться вечно. Наступает ситуация, когда напряжение становится невыносимым, и это грозит деструкцией наличной социальной реальности, а потому в социуме формируются способы реализации агрессивных инстинктов.

Необходимость снятия агрессивных интенций со временем развивается в социальный институт, в контексте которого культивируются две формы разрядки агрессивного напряжения: физическая и нефизическая. Первая форма преодоления «запрета на убийство» не отрицает возможности подобного события, но лишь упорядочивает стихийное проявление агрессии в отношении себе.

153 подобных. Этому способствует формирование в структуре социума моральных норм, общепринятых ценностей и т. п. образований, нарушение которых каким-либо индивидуумом снимает с него иммунитет равноправного представителя этого социума. Лишённый «защиты», гарантированной «табу на убийство», индивидуум испытывает на себе всю силу агрессивного инстинкта, свойственного представителям собственного вида. Существует и другой способ физической разрядки агрессивного потенциала — это направление его вовне, посредством воплощения его в военные действия. Этот механизм организованного снятия агрессивных интенций, сформировавшийся и предпочитаемый в традиционном обществе, детально разработан Ж. Батаем в «Теории религии».

Вторая форма разрядки агрессивного потенциала, предназначенного для внутривидового применения, нефизическая предполагает «снятие» агрессивного напряжения, посредством переключения его на эрзац-объекты. Эрзац-объектами в данном случае и являются речевые практики, презентирующие дискурс какого-либо индивидуума или отдельной общности индивидов.

Второй форме агрессии предпочтение отдается в модернистском обществе. Причем в обществе модерна не предполагается обратного переноса агрессии с эрзац-объекта на конкретного индивидуума. Осложняется это положение тем, что агрессия в отношении эрзац-объектов, приводит к вытеснению речевых практик из области легитимных, а, следовательно, к редукции социальной реальности, понимаемой как совокупность речевых практик и механизмом их производства.

Редукция же социальной реальности, в том случае, если агрессивный инстинкт выходит из-под контроля, приводит к восстановлению традиционных отношений.

В случае с этой формой агрессии (лингвистической) дела обстоят тем же образом, что и с физической агрессией в традиционном социуме. Лингвистическая агрессия упорядочивается посредством установления тех же норм, ценностей, обычаев, процедур и т. п. И так же, как в традиционном обществе физическая агрессия, в модернистском обществе лингвистическая агрессия направлена на нарушителей. Таким образом, в контексте речевого взаимодействия и проявляется эффект интеллектуального маргинализма. Но поскольку в обществе модерна интеллектуальный маргинализм не является объектом для физической агрессии, постольку в отношении интеллектуального маргинализма применяются иные санкции, помимо вытеснения маргинальных речевых практик на статусную периферию. Интеллектуальный маргинализм зачастую является причиной для лишения маргинала разного рода социальных привилегий.

И, наконец, преодоление агрессивного инстинкта осуществляется в обществе постмодерна (по крайней мере, очень хочется так думать). Подобное стало возможным вследствие нескольких позиций, отмеченных Ж.-Ф. Лиотаром в «Состоянии постмодерна»: а) состояние культуры претерпело трансформацию — вследствие изменений, которым подверглись правила игры науки, литературы, искусства в конце XIX в.- б) наука, вследствие декларативного отказа от практики рассказа (нарратива), с которым она конфликтовала изначально, тем самым, спровоцировала отказ от функционализма (собственно, в этом и заключается специфика культуры конца XIX в.). в) альтернативой презумпции научной и философской парадигмы — «знание как самоцель», завершившей свое существование к концу XIX в., в XX столетии является презумпция «дополнительной информации»,.

155 которая получается за счет «новой организации данных» (переорганизации).

При таких условиях, интеллектуальный маргинализм становится тождеством познавательной деятельности. Возникающие же терминологические, лексические, стилистические, процедурные и прочие затруднения, в модернистском обществе обеспечивающие разрядку агрессии, в обществе постмодернового типа снимаются посредством трансцендентальной рефлексии (концепция К.-О. Апеля).

Основанием, на котором зиждется презумпция трансцендентальной рефлексии, является положение, согласно которому смысл не является изначально заданным в тексте, но конституируется в процессе построения коммуникации.

Научная ценность настоящего исследования заключается в том, что оно направленно на концептуализацию феномена агрессии средствами социально-философского знания, а также рационализацию экспликаций, посвященных агрессии в различных дисциплинарных образованиях.

Такое мероприятие представляется необходимым и своевременным, потому что отказ от рефлексии по поводу агрессии, а в особенности агрессии гипертрофированной, делает непрозрачным механизм агрессии, его позитивные и негативные функции. Вытеснение речевых практик по поводу агрессии из области рефлексии, в том числе и философской, снижает эффективность программ профилактики социально нежелательных форм поведения, затрудняет как гносеологическую деятельность, так и генезис социокультурного дискурса и самое главное, потворствует «камуфлированию» агрессии каким-либо атрибутом, отличным от некогда зафиксированного сообществом и в таком виде легитимации агрессивных инстинктов.