Метафоры творчества в лирическом дискурсе Б.Л. Пастернака

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Содержание

Введение
Глава I. Закономерности творческой эволюции Б.Л. Пастернака
- 1. 1. Проблема мистификации в работах о творчестве Б.Л. Пастернака
- 1. 2. Феномен двух редакций в лирике Б. Л. Пастернака («Близнец в тучах» 1913 года и «Начальная пора» 1928 года (
- 1. 3. Композиционные «подмены» внутри книги Б.Л. Пастернака
Сестра моя — жизнь"
Глава II. Метафорическая субституция как творческий принцип Б.Л. Пастернака
- 2. 1. Пьеса Б. Л. Пастернака «Слепая красавица» и «Драматические отрывки» в контексте его поэтического творчества
- 2. 2. Дифференциация ложного и истинного метафорического кода в творчестве Б. Л. Пастернака (стихотворение «Вакханалия»)
Глава III. Метафорические константы в лирике Б.Л. Пастернака
- 3. 1. Дискурсивный потенциал метафоры крови в лирике Б.Л. Пастернака
- 3. 2. Метафоры крови и стиха как манифестация творческой стратегии

Метафоры творчества в лирическом дискурсе Б.Л. Пастернака (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Традиция исследования метапоэтической природы творчества Б. Пастернака начинается со знаменитой статьи Ю. Тынянова «Промежуток» (1924). Тот факт, что уникальность Пастернака Ю. Тынянов описывает на фоне прочих поэтов Промежутка, периода выхода из «поэтической инерции» неслучаен, поскольку «когда инерция кончается, первая потребность — проверить собственный голос» [Тынянов 1977:169]. В случае Пастернака голос проверяется именно в пространстве метапоэтического говорения: «Лучшая половина стихов Пастернака — о стихе» [Тынянов 1977:168]. Тема стиха, искусства, которая на первый взгляд может показаться узкой для творчества, по мнению Ю. Тынянова, оказывается гарантом того, что Пастернак навсегда останется в области эстетического, в противоположность символистам, футуристам и т. д.1.

Устремленность поэтики Пастернака к метапоэтической доминанте также отмечалась в исследованиях структуралистов. Ю. М. Лотман замечал, что тексты поэта интересны «тем, что обнажают зерно, из которого развертывается у Пастернака произведение. Это не ритмическая инерция и не сюжет. Даже грамматика в этой стадии не обязательна <.>. В основепоиски нужных семантических сцеплении, соположения слов» [Лотман 1996:714]. Такую семантическую рефлексию Пастернака ученый объясняет общей устремленностью культуры начала XX века к выходу из сферы «здравого смысла» [Лотман 1996:703], бессильного в описании объективной реальности. В этом Ю. М. Лотман видит футуристическую ориентированность поэта, которому невозможно приписать увлечение абстрактными сущностями или мистикой символизма. В качестве антитезы,.

1 Если причиной выхода футризма из области эстетического является приоритет предметной реальности, то «символизм, — пишет Ю. Тынянов, — который только к концу осознал свои темы как главное, как двигатель — и пошел за темами и ушел из живой поэзии» [Тынянов 1977:172]. моделирующей поэтический мир и язык Пастернака, Ю. М. Лотман формулирует противопоставление «истины эмпирического мира и лжи фраз» [Лотман 1996:707].

Р. Якобсон, описывая метонимические предпочтения Пастернака, говорит о склонности поэта не к эмпирической реальности, а к текстовой, поскольку они «отвечают общей устойчивой тенденции вытеснения внешних объектов: это характернейшая, действующая в разных областях искусства тенденция нашей эпохи. Отношение становится вещью в себе и для себя. Пастернак неустанно подчеркивает случайность и необязательность самих увязанных элементов <.>. Взаимозаменимость образов для поэта и есть определение искусства» [Якобсон 1997:333]. Для нас значимо, что в логике этой научной парадигмы формулируется важный тезис о том, что художественный троп, прием в поэзии Пастернака геральдически отражает характер соотношения реальности и текста, из которого рождается вся эстетическая система и законы конкретного произведения.

Память подобного структуралистского прочтения Пастернака присутствует в работах современных исследователей, независимо от интересующего их аспекта. Так, Анатолий Якобсон, говоря о функционировании и доминировании метафоры и метаморфозы соответственно в раннем и позднем периодах творчества Пастернака, связывает их с сюжетным и онтологическим интересом поэта: или к иллюзии превращения, или к чуду [Якобсон 1978:317]. Аналогичным образом рассуждает о роли творительного метаморфозы в эстетике Пастернака С. Н. Бройтман [Бройтман 2007], о статусе определения — А. Хан [Хан 2001], об инфинитивном письме — А. К. Жолковский [Жолковский 2002]и т.д.

В таком контексте особенно интересными нам видится теоретическое переосмысление классификации тропов применительно к текстам Пастернака. Как известно, Р. Якобсона последующие исследователи уличали в неверном определении метафоры и метонимии [Бройтман 2007], [Фатеева 2003]. Более того, в литературе о творчестве Пастернака одни и те же факторы художественного впечатления получали разные терминологические обозначения: метафора, метонимия, тема, мотив, прием выразительности, концепт и т. д. Зачастую исследователи предпочитают исключать метаязыковую параллель, говоря просто о роли окна, бульваре, живописи, тополях, красках и т. д. Такие исследовательские акценты связаны с общей тенденцией в работах о творчестве поэта — терминологической унификации, вызванной именно метасюжетной чрезмерностью риторической организации его текстов.

Одна из попыток детального и масштабного обоснования этой тенденции сделана Н. Фатеевой в книге «Поэт и проза: книга о Пастернаке». Исследовательница предлагает объемный термин метатроп — «единицу, имеющую метатекстовый и метаязыковой характер» [Фатеева 2003:17]. Метатроп мыслится не просто кодом иносказания, но «семантическим отношением адекватности, которое возникает между поверхностно различными текстовыми явлениями разных уровней в рамках определенной художественной системы» [Фатеева 2003:19]. Таким образом, выявляется главная особенность пастернаковской поэтики — семантическая способность отдельного слова вмещать и провоцировать сам принцип существования и порождения текста. В качестве доминантного метатропа Н. Фатеева выделяет — «рост» и «круговращение», обусловленные и личной мифологией поэта, его растительной фамилией. Такой подход, в действительности, объединяет все предшествующие интерпретационные традиции творчества Пастернака: интертекстуальную линию [Смирнов 1995, Жолковский 2005, частично Бройтман 2007, Гаспаров, Поливанов 2005], мифопоэтическую [Фарино 1990, 1989, Баевский 1993, Бройтман 2007], лейтмотивную [Иванов 2000, Кац 1991, Окутюрье 1998, Жолковский 1978] и т. д. Но на наш взгляд, данная система не объясняет одну из составляющих любой текстопорождающей стратегии — ее коммуникативную сторону. Для понимания поэтики Пастернака этот момент оказывается предельно значимым ввиду его мистификационного проекта, заключающегося в переписывании собственной поэтической биографии, подмене символистко-футуристическое прошлого якобы акмеистическим2. Поэтому целесообразным в исследовании метафор творчества нам видится понимание тропов, несущих метатекстовое3 значение, еще и как дискурсивнообразующих, т. е. в контексте теории эстетического дискурса.

Мысль о необходимости исследовать механизм порождения дискурсных формаций принадлежит Мишелю Фуко: «Под очевидным дискурсом мы отнюдь не пытаемся расслышать едва слышный лепет другого дискурсамы должны показать, почему он не может быть иным, чем он есть, в чем он не совместим с любым другим дискурсом и как среди других дискурсов и по отношению к ним он обретает то место, которое никакой другой дискурс не мог бы занять» [Фуко 2004:74]. К составляющим существования дискурса {он не может быть иным, чем он есть) Фуко относит: формирование объектов, модальностей высказывания, понятий, стратегий. Под стратегией французский теоретик подразумевает тематические и теоретические выборы, возникающие в строго определенную культурно-историческую эпоху. Но главной чертой этих выборов, или стратегий, становится" их отнесенность к высшему уровню обобщения, поскольку они включают в себя остальные компоненты дискурсных формаций: «Дело в том, что определенные таким образом различные уровни не являются независимыми друг от друга. <.> сама их [стратегических выборов] возможность детерминирована точками дивергенций в наборе понятий. <.> понятия сформировались из форм сосуществования между высказываниями. Что же касается модальностей актов высказывания, то мы.

2 Об этом подробнее речь пойдет в первой и третьей главах данного исследования.

Под метатекстом мы понимаем тот уровень текхта, который манифестирует и авторскую рефлексию креативной стратегии (автореферентный уровень), и принципы организации и устройства текста или сюжета. видим, что они описаны исходя из той позиции, которую занимает субъект по отношению к области объектов, о которых он говорит" [Фуко 2004:150].

В.И. Тюпа заимствует термин М. Фуко и встраивает его в контекст семиоэстетического анализа, продолжающего методологическую и теоретическую традицию М. М. Бахтина, как «эффективного инструмента дискурсного анализа художественных текстов»: «В противовес тактике, которая формируется и управляется самим деятелем, стратегия — избирается. После чего свободно избранная стратегия ограничивает деятеля, навязывает ему базовые параметры его коммуникативного поведения» [Тюпа 2006:276]. Для нашей работы важной становится также связь стратегии и коммуникативного события (встречи трех компетенций дискурсареферентной, креативной и рецептивной), что, безусловно, учитывает и эстетическую природу этих понятий4. «Если само коммуникативное событие является со-бытием индивидуальностей, — пишет В. И. Тюпа, — то коммуникативная стратегия представляется собой идентификацию коммуникативного субъекта с некоторой метасубъектной позицией в коммуникативном пространстве дискурса» [Тюпа 2008:18]. Тем самым, исследование коммуникативных стратегий, присущих тому или иному эстетическому дискурсу, подразумевает движение к пониманию природы «эманации», связи откровения и языка, эйдоса и знаковой ткани, выражающихся в особенностях и характере текстопорождения, в неминуемом переживании того, что «присутствует во мне как пустота, предназначенная к заполнению словами» [Рикер 1995:382].

Именно метафора является одним из способов указания на сущность и принципы текстопорождения, поскольку «всякая метафора, — как отмечал Ж. Дюбуа — всегда стремиться стать дискурсивной» [Цит. по Мейзерский 1991:155], возникая в тексте, влечет за собой цепь семантических изменений.

4 «Труднейшим вопросом теории коммуникативных событий, пишет В. И. Тюпа, — является вопрос о механизме „эманации“ эйдосов в знаки текста и фантазмы сознания» [Тюпа 1996;34].

М. Риффатер определяет дискурсивную метафору как «серию метафор, связанных друг с другом в синтаксическом и смысловом отношении» [Цит. по Мейзерский 1991:152]. Обнаружение дискурсивной метафоры связано с явлением анафоризации или, иначе говоря, «повторяемостью в тексте некоторых эксплицитных элементов, позволяющих выявить уже высказанное имплицитное содержание или предвосхитить содержание, которое будет высказано позднее» [Мейзерский 1991:150]. Повторяемость обеспечивает смысловую развертку, движение от «первичной метафоры», в которой, по словам В. М. Мейзерского, содержание равно форме (tenor, содержание и vehicle, оболочка в терминологии А. Ричардса5), к собственно метафоре, образующейся на месте разрыва смысловой ткани текста.

Выражением этого «разрыва», т. е. метафоризации текста являются традиционные риторические операции, подробно описанные Ж. Дюбуа в книге «Общая риторика»: субституция (сокращений с добавлением), пропуск (сокращения), вставка (добавления), инверсия [Дюбуа 1986]. Данные риторические фигуры показывают особенности соотношения невербального смысла и знаковой материи, которые наследует дискурсивная метафора.

5 Макс Блэк предложил свести все существующие точки зрения в истории изучения метафоры к двум типам: с бституционпльной и интеракционистской. Суть субституционального подхода, главным образом, заключается в том, что метафора представляет собой передачу смысла, который можно было бы выразить буквально, т. е. «автор использует М вместо Lзадача читателя — осуществить обратную замену: на основе буквального значения выражения М установить буквальное значение выражения L» [Блэк 1990:159]. Метафора в таком случае, по мнению Блэка, воспринимается читателями и исследователями как украшение, а се значение «возникает вследствие трансформации буквального значения» на основе связи или сходства M и L. Блэк замечает, что «метафора именно создает, а не выражает сходство» [Блэк 1990: 162].

Второй подход, интеракционистский, которого придерживается Блэк в своей статье, является уточнением разработок Ричардса в области значения метафоры. По Ричардсу, метафора, представляя собой «двукомпанентную единицу», в составе своего значения имеет два элемента: «содержание» (tenor) и «оболочка» (vehicle). «Когда мы используем метафору у нас присутствуют две мысли о двух различных вещах, причем эти мысли взаимодействуют между собой внутри одного-единственного слова или выражения, чье значение как раз и есть результат этого взаимодействия» [Ричарде 1990: 46]. Таким образом, происходит расширение значения, одновременно существуют и старое и новое значения.

В письмах к Пастернаку О. М. Фрейденберг, упоминая о своих «теоретических» ассоциациях с его поэзией, неоднократно приходила к выводу о причастности метафорического устройства к онтологической проблеме происхождения и существования литературы: «В самом докладе я показывала неповторимые особенности древнегреческой метафоры, и чтоб показать это как следует, взяла полюс, пример твоего художника из „ранних поездов“, там помнишь, „на столе стакан не допит“ <. .> На тебе так сказать мне удалось понять античную поэтическую метафору. Об этой разнице как-нибудь поговорим. Мне очень хочется сделать статью „К теории метафоры“. Я пишу книгу о происхождении греческой лирики <.>» [Фрейденберг 1990: 235]. Ее попытки объяснить происхождение лирики через метафорическую материю текста являются частным случаем ее теоретического подхода, в котором важное место занимает взаимосвязь исторической ментальное&tradeи той, литературной формы в которой она находит своей выражение: «Мне хотелось установить закон формообразования и многоразличия. Хаос сюжетов, мифов, обрядов, вещей становился у меня закономерной системой определенных смыслов. <.> Если над жанром никто в моем духе не работал, то иначе вышло с сюжетом. Интерес к сюжету у Мара и у Франк-Каменецкого всецело определялся семантикой, в то время как для меня семантика была целью определения морфологии, — закономерности формообразования» [Фрейденберг 1990:111].

Неслучайно, при интерпретации текстов P.M. Рильке, историко-поэтического двойника Пастернака, Поль де Манн исходит из аналогичных установок в понимании метафоры. «Выбор сущего для метафоры, — пишет исследователь, — продиктован не тем, что оно соответствует внутреннему опыту субъекта, но тем, что его структура соответствует структуре лингвистической фигуры» [Ман 1999:50]. Продолжая эту логику применительно к Пастернаку, мы предполагаем, что семантическое устройство его метаметафор зависит от структуры самого дискурса и от того, какая роль в нем отводится поэту и читателю. Таким образом, дискурсивный 9 потенциал метафоры открывает перспективу понимания не только риторической и эстетической организации лирических текстов Пастернака, но историко-литературного контекста, обуславливающего для поэта выбор определенной творческой стратегии.

Актуальность работы состоит в осмыслении лирики Б. Л. Пастернака, исходя из функциональных и семантических особенностей метафоры как риторической фигуры, репрезентирующей закономерности порождения эстетического дискурса, поскольку именно метафора становилась, во-первых, объектом авторских манипуляций в процессе редактирования собственной поэтической биографии и переориентации читателя, во-вторых, риторическая организация текстов выступает-критерием в определении принадлежности Пастернака к той или иной исторически сложившейся художественной системе.

Методологическая база исследования строится на традициях неориторического анализа, основные термины и постулаты которого представлены в работах Ж. Дюбуа («Общая риторика»), П. де Мана, М. Риффатерра, В. М. Мейзерского, а также на приемах дискурсного анализа (В.И. Тюпа), который базируется на теории М. М. Бахтина о диалогической природе словесного искусства. Кроме того, мы опираемся на работы о творчестве Б. Л. Пастернака таких исследователей, как Р. Якобсон, Л. Флейшман, С. Н. Бройтман, Е. Фарино.

Новизна работы состоит в выявлении структурных и семантических отличий метафор творчества, соответствующих ранним и поздним редакциям стихотворений, что в свою очередь позволило реконструировать мистификационный сюжет поэтической эволюции Б. Л. Пастернака и дифференцировать стадии текстопорождения. В работе также впервые подробно описаны особенности метафорических констант и их ценностная значимость в пространстве эстетической коммуникации Пастернака, отсылающей к пушкинской модели соотношения искусства и реальности.

Цель данного исследования — определить и описать разновидности и особенности функционирования метафор творчества в лирике Б. Л. Пастернака, их дискурсивный, и, как частный случай, мистификационный, потенциал.

Для достижения цели следует решить несколько задач:

1) сравнить метафорическую организацию в ранних и поздних (подменяющих первоначальные) редакциях отдельных текстов и лирических циклов;

2) выявить и проанализировать поэтические тексты, где сочетаются разные типы метафор;

3) рассмотреть характер функционирования метафор в метаописательных текстах (письмах) и произведениях другого рода литературы, в которых в силу языковой «чужеродности» эксплицируется ценностная роль разного типа метафор;

4) выявить доминирующий тип метафор, манифестирующих онтологическую основу творческого процесса Б. Пастернака в синхронном и диахронном аспекте.

Сформулированные таким образом задачи и предмет (метафоры творчества) определяют выбор объекта исследования: цикл «Близнец в тучах» (1913) и подменяющий его редакционный вариант — «Начальная пора» (1928), книга стихов «Сестра моя — жизнь», драма «Слепая красавица» и «Драматические отрывки», «Вакханалия» и отдельные поэтические тексты раннего и позднего периода. Также привлекается обширный материал из писем, заметок и теоретических эссе Б. Л. Пастернака.

На защиту выносятся следующие положения: Одной из составляющих мистификационной творческой стратегии Пастернака является манипуляция в области семантики и структуры метафор творчества, которая сопровождает процесс редактирования и подмены отдельных стихотворений и циклов, изменение их композиционной организации.

— Ранние и поздние редакции соответствуют разным стадиям текстопорождения, отражающим изменение характера соотношения невербального смысла и знаковой стороны художественного творчества.

— Поэтической метафоре Пастернака свойственны автореферентные возможности, т. е. способность указывать на собственные ложные и истинные трансформации, которые помогают реконструировать тип дискурсивной формации, выбираемой поэтом.

— Особое место среди разновидности метаметафор Пастернака занимают метафорические константы крови и стиха, функционирующие как гипотекст и тем самым индексирующие сам процесс понимания, его самоценность, актуальную для конвергентного типа дискурсивной формации.

— Смысловое напряжение между метафорическими константами крови и стиха в текстах Пастернака отражает соотношение исторически сложившихся художественных систем и уникального авторского языка.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Уникальность художественной системы Пастернака неслучайно связана с концептом мистификации, творческой альтернативности, феноменом разночтения, т. е. случаями полярных читательских и литературоведческих интерпретаций одного и того же фактора художественного впечатления. Особенно парадоксальным в этом контексте оказывается то, что нередко объектом интерпретации становятся именно метафоры творчества, исследование которых, на первый взгляд, должно помочь определению теоретической, практической принадлежности Пастернака к той или иной литературной системе, причин и факторов его художественной эволюции. При такой «герметичности» текстов тем более странными видятся заявления поэта о том, что он «мечтает о форме, в которой читатель как бы стал соавтором писателя», о «сотрудничестве с большим читателем» [Гладков 1990:396].

Этот парадокс, на наш взгляд, объясняется провокативным устройством самой метафоры у Пастернака и той значимостью, которой ее наделяет" поэт, особенно в процессе «редакторских» манипуляций. Метасюжетные метафоры становятся не просто отражением законов, по которым устроено художественное произведение, они манифестируют его интерпретационную перспективу.

Так, мы выяснили, что замена при создании вторых редакций первичных метафор статики на метафоры, описывающие текстопорождение и материю текста через категории динамичности, стихийности, является выражением авторской системы эстетических ценностей. Искусство мыслится не как выход в трансцендентное измерение и трансляция внеположенного мирозданию откровения, смыслапамять об этом намеренно «стирается» поэтом. Проникновение в эйдетическую реальность и обладание ею приравнивается в художественном мире Пастернака к становлению памятником, обломком, статуэткой, гипсовым слепком и т. д. Трансляция.

170 откровения уподобляет героя голосу Степи, голосу предшественников, делает его не отличимым от голоса Первоединого, в то время как поэзия для Пастернака начинается там, где рождается детальность и подробность. Неслучайно, одной из сюжетных линий книги «Сестра моя — жизнь» оказывается событие «распада», обособления голоса лирического героя, выражаемого в композиционном ограничении цикла «Книга степи», который одновременно олицетворяет и чужой голос, и до-поэтическую стадию текстопорождения.

При сопоставлении хронологической (феномен двух редакций) и текстовой (например, в «Вакханалии») метафорической субституции мы обнаружили, что она, прежде всего, обусловлена переносом ценностного центра с искомого и подмененного тропом смысла, способного существовать в тексте только в виде статичного инварианта, мертвого слепка, на живой процесс поиска-коммуникации. Так, при анализе драматических произведений («Слепая красавица» и «Драматические отрывки»), в которых присутствуют оба типа метафоры (первичная и субституированная), риторическая организация текста реализуется в развитии драматического действия. Способность персонажей к конвергентному типу существования напрямую зависит от их «метафорической восприимчивости», в то время как одержимость автокоммуникативным переживанием истины приводит к смерти, декапитации, через буквальное прочтение метафоры «дамоклов меч творца». В стихотворении «Вакханалия» акцент на конвергентной дискурсивности создается благодаря геральдической встроенности в лирический сюжет события встречи, узнавания своего Другого среди серии двойников. И в этом контексте метафорическая серия, строящаяся на семантическом сдвиге, базовых риторических операциях, выполняет и прагматическую функцию, таюке является способом выдвижения фигуры Другого, т. е. читателя, подобно герою ищущего ценностный центр текста.

Но на наша взгляд, сюжет «читательского существования» у Пастернака не превращается в игровое позволение ему свободных и вольных трактовок,.

171 поскольку предъявляет ему «лукавое» требование быть «большим читателем». «Я мечтаю, — говорил Пастернак в беседах с Гладковым, — об оригинальности, стушеванной и скрытой под видом простой и привычной формы <.>, при которой содержание незаметно войдет в читателя» [Гладков 1990:431]. «Обман» читателя, сокрытие «стушеванной оригинальности» «под видом привычной формы» осуществляется именно благодаря метафоре. Она в силу своей интертекстуальной закрепленности (кольцо, голова, театр, степь и т. д.) или архаико-эзотерической памяти (кровь, первоматерия, алхимические коды) «незаметно входит в читателя», становится знаком и поводом для совместного движения к гипотексту, которым у Пастернака оказывается само событие встречи. Таким образом, и «экзистенциальная хитрость», поэта заключается в подмене гипотекста, в поэтическом мире место внеположенного реальности платоновского эйдоса занимает героическая презентация Себя как уникального чистого смысла Другому. Эта идея реализуется не только в художественных произведениях поэта (лирике, драме), но и присутствует как автокомментарий в письмах и теоретических эссе: «Налет ремесла в стихотворении показывает, что у человека нет смелости, что он как будто бы с чужого голоса говорит или пишет, это не его голос. Он не рискует, как художник. Надо помнить, что надо рисковать, без риска ничего на свете не существует. Если я существую со всеми вместе и иду на трудности, значит, я хочу существовать, и этого для художника достаточно» [Пастернак 1989:501].

В данной работе мы показали, что пастернаковская идея «большого читателя» находит свое выражение и во внутритекстовых ситуациях, в которых герои переживают буквальную трансмутацию или метаморфозу («Марбург», «Белые стихи», «Бальзак», «Вакханалия» и т. д.), обретают статус чистой субъективности, освобожденной от внеположенной им реальности или сверхреальности. Метафорические константы крови и стиха, с одной стороны, вмещают в себя память об онтологии творческой эволюции самого Пастернака: их внутридискурсивная динамика повторяет временной переход, совершенный поэтом, от эйдетического откровения, предшествующего искусству, к чистой поэзии, тождественной пространству коммуникации. С другой стороны, они становятся условной инициацией читателя, напоминанием о необходимости его преображения в эстетического адресата.

В современном Пастернаку культурном пространстве, искаженном эстетическими крайностями символизма, авангарда и соцреализма, такая метафорическая «игра» становилась «охранной грамотой», вынужденным жестом, указывающим на необходимость сохранения границы между непосредственным бытием и искусством.

Показать весь текст

Список литературы

Анненский, И. Избранное / И. Анненский. -М.: Правда, 1987.
Бальзак О. Собрание сочинений в 15 томах / О. Бальзак. М. Гослитиздат, 1951−1954.-Т. 13.
Маяковский В. Собрание сочинений: в 2 т. / В. Маяковский. М.: Правда, 1987.
Моруа, А. Прометей или Жизнь Бальзака / А. Моруа. М.: Радуга, 1983.
Пастернак, Б.Л. Полное собрание сочинений.: в 11 т. / Б. Л. Пастернак. -М.: Слово/Slovo, 2003−2005.
Рильке P.M. Сады: Поздние стихотворения / P.M. Рильке М.: Время, 2003.
П.Рильке Р.-М., Пастернак Б., Цветаева М. Письма 1926 года / P.M. Рильке, Б. Пастернак, М. Цветаева. М.: Книга, 1990.
Цвейг, С. Мария Стюарт / С. Цвейг. -М.: Правда, 1990.
Цветаева, М. Проза / М. Цветаева. Кишенев: Лумина, 1986.
Цветаева, М. И. Эпос и логика современной России
Владимир Маяковский и Борис Пастернак / М.И.
Цветаева // Хрестоматия критических материалов.
Абашев, В.В. Письма «Начальной поры» как проект поэтики Пастернака / В. В. Абашев // Пастернаковские чтения: материалы межвузовской конференции 23−25 октября 1990 г.- Пермь: ПГПУ, 1990.-С. 3−10.
Аверинцев, С. С. Пастернак и Мандельштам: опыт сопоставления / С. С. Аверинцев // «Быть знаменитым некрасиво.»: Пастернаковские чтения. Вып.1.-М.: Наследие, 1992. С. 4−9.
Альфонсов, В. Поэзия Бориса Пастернака / В. Альфонсов. Л.: Сов. Писатель, 1990.-368 с.
Аристов, В. «Домашний космос» в поэзии Пастернака / В. Аристов // Волга. 1992.-№ 4.-С. 147−155.
Арутюнова, Н. Д. Метафора и дискурс / Н. Д. Арутюнова // Теория метафоры. -М.: Прогресс, 1990. С. 5−32.
Асмус, В. Творческая эстетика Б.Пастернака / В. Асмус // Б.Пастернак. Об искусстве. М.: Искусство, — 1990. С.8−36.
Ауэрбах, Э. Мимесис / Э. Ауэрбах. М.: Прогресс, 1976. — 556 с.
Баевский, B.C. Б.Пастернак-лирик. Основы поэтической системы /
B.C. Баевский. Смоленск: Траст-имаком, 1993. — 238 с.
Баевский, B.C. Миф в поэтическом сознании и лирике Пастернака /B.C. Баевский // Известия АН СССР. Серия лит и яз. 1987. — № 2.1. C.116−127.
Баевский, B.C. Три эпохи Бориса Пастернака : О периодизации творческого пути поэта. / B.C. Баевский // «Быть знаменитым некрасиво.»: Пастернаковские чтения. Вып.1. М.: Наследие, 1992. -С. 33—42.
Баран, X. О Хлебникове: контексты, источники, мифы / X. Баран. М.: Издательство РГТУ, 2002. — 416 с.
Барзах, А.Е. Соучастие в безмолвии. Семантика «так-дейксиса» у Анненского /А.Е. Барзах // И. Анненский и русской культура XX века. СПб.: Арсис, 1996. С. 67−85.
Барт, Р. Избранные работы: Семиотика, поэтика / Р. Барт. М.: Прогресс, 1994. — 624 с.
Бахтин, М. М. Автор и герой в эстетической деятельности /.М. Бахтин // Собр. Соч.: в 7 т. -Т.1. -М., 2003.
Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. — М.: Искусство, 1979. 423 с.
Башляр, Г. Избранное: Поэтика пространства. / Г. Башляр. — М.: РОССПЭН, 2004.'- 376 с.
Бельская, JI.JI. Цикл Б. Пастернака «Петербург» и «петербургский текст» в русской поэзии начала XX века / Л. Л. Бельская / Пастернаковские чтения: материалы межвузовской конференции 23−25 октября 1990 г.-Пермь: ПГПУ, 1990. С. 16−20.
Бирюков, С. Е. Теория и практика русского поэтического авангарда / С. Е. Бирюков. Тамбов: ТГУ, 1998. — 187 с.
Блэк, М. Метафора /М. Блэк // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990.-С. 153−172.
Блум, X. Страх влияния. Карта перечитывания / X. Блум. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1998. 351 с.
Бобринская, Е. Мотивы преодоления человека в эстетике русских футуристов / Е. Бобринская // Вопросы искусствознания. 1994. — № 1. -С. 199−212.
Богаткина, М. Концепция возвышенного в русской поэзии начала XX века (Б. Пастернак цикл «Петербург») / М. Богаткина // Wiener Slawistischer Almanach 34. — 1994. — S. 49−60.
Борисова, Л.С. Пушкинская традиция в поэтическом наследии Бориса Пастернака / J1.C. Борисова // Филологические этюды: сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов: Издательство Саратовского университета, 2000.- Вып. З.-С. 46−49.
Бройтман, С Н. Символизм и Постсимволизм / С. Н. Бройтман // Постсимволизм 1995. www.postsymbolism.ru.
Бройтман, С Н. Ранний Пастернак и постсимволизм / С. Н. Бройтман // Постсимволизм 2003. www.postsymbolism.ru.
Бройтман, С. Н. Эпиграфы к книге Б. Пастернака «Сестра моя -жизнь» / С. Н. Бройтман // Известия АН. Серр. Лит. И яз. Т. 63. — 2004. — № 2. — С. 23−33.
Бройтман, С. Н. Поэтика книги Б. Пастернака «Сестра моя жизнь» / С. Н. Бройтман. — М.: Прогресс-традиция, 2007. — 608 с.
Бурдина, С.В. «Я» и мир в лирике Б. Пастернака 10-х начала 20-х годов / С. В. Бурдина // Пастернаковские чтения: материалы межвузовской конференции 23−25 октября 1990 г.— Пермь: ПГПУ, 1990.-С. 20−25.
Бушман, И. Пастернак и Рильке / И. Бушман // Сборник статей, посвященных творчеству Б. Л. Пастернака. Мюнхен, 1962.
Вежбицка, А. Метатекст в тексте / А. Вежбицка // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8: Лингвистика текста. — М.: Прогресс, 1978. — С. 402−421.
Вер, Г. Карл Густав Юнг / Г. Вер. Челябинск: Урал, 1998. — 212 с.
Веселовский, А.Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский. — М.: УРСС, 2004. 648 с.
Вильмонт, Н. О Борисе Пастернаке. Воспоминания и мысли / Н. Вильмонт. ~М.: Советский писатель, 1989. -224 с.
Виноградов, В.В. О теории художественной речи / В. В. Виноградов. -М.: Высшая школа, 2005. с. 287.
Виролайнен, М. Речь и молчание / М. Виролайнен. СПб.: Амфора, 2003.-503 с.
Гадамер, Х.Г. Истина и метод / X. Г. Гадамер. М.: Прогресс, 1988. — 700 с.
Гаспаров, Б.М. Gradus ad Parnassum. Самосовершенствование как категория творческого мира Пастернака // «Быть знаменитым некрасиво». Пастернаковские чтения. Вып. I. М., 1992. — С. 110−135.
Гаспаров Б. Поэтика Пастернака в культурно- историческом измерении (Б.Л. Пастернак и О.М. Фрейденберг)/ Б. Гаспаров // Сб. статей к 70-летию проф. Ю. М. Лотмана. — Тарту: Издательство Тартуского университета, 1992. С.366−384.
Гаспаров, М.Л. «Близнец в тучах» и «Начальная пора» Пастернака: от композиции сборника к композиции цикла / М. Л. Гаспаров // Известия АН СССР. Серия лит. и яз. Т.49. — 1990. — № 2. — 218−222.
Гаспаров, М.Л. Поэтика «серебряного века» / М. Л. Гаспаров // Русская поэзия «серебряного века»: Антология. М.: Наука, 1993. — С. 5−47.
Гаспаров, М.Л., Подгаецкая, И.Ю. Четыре стихотворения из «Сестры моей жизни»: сверка понимания / М. Л. Гаспаров, И. Ю. Подгаецкая // Poetry and revolution. B. Pasternak's My sister life. Vol.21. Stanford, 1999. — S.150−166.
Гаспаров, M. Л., Поливанов, K.M. «Близнец в тучах» Бориса Пастернака: опыт комментария. / М. Л. Гаспаров, К. М. Поливанов. М.: РРГУ, 2005. — 144 с.
Гаспаров, М.Л. Семантика метра у раннего Пастернака / М. Л. Гаспаров // Известия АН СССР. Серия лит. и яз. — 1988, март-апрель. -Т.47 (2). С.142- 147.
Гигерич, В. Выход из потока событий: океан и кровообращение / В. Гигерич // Митин журнал. 1992. — N 43. — С. 103 414.
Гинзбург, Л. Я. О лирике / Л. Я. Гинзбург. М.: Интрада, 1997. — 379 с.
Гиржева, Г. Н. Поэтика лирики Бориса Пастернака (Лингвистический аспект): автореф. дисс. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук (10.02.01) /Г.Н. Гиржева. -М.: АМН СССР НИИ, 1991. -22 с.
Гладков, А. К. Встречи с Пастернаком / А. К. Гладков М.: Арт-Флекс, 2002. — 288 с.
Горелик, JI.JI. Эволюция темы творчества в лирике Пастернака / Л. Л. Горелик // Известия АН. Серия лит. и яз. Т.57. — 1998. — № 4. — С.12−21.
Горелик, Л.Л. Ранняя проза Пастернака: Миф о творении / Л. Л. Горелик. Смоленск: СГПУ, 2000. — 172 с.
Дарвин М.Н. Поэт и книга в системе художественного творчества / М. Н. Дарвин // Постсимволизм 1998. www.postsymbolism.ru.
Дарвин, М.Н. Художественная циклизация в постсимволистком сознании А. Белого / М. Н. Дарвин // Постсимволизм 2003. — www.postsymbolism.rn.
Дарвин, М.Н. Семиотика текста в системе художественного творчества (поэт, рукопись, книга) / М. Н. Дарвин // Критика и семиотика. 2001. -№¾.~ С. 172−177.
Дейк, Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. / Т.А. ван Дейк. М.: Прогресс, 1989.-312 с.
Деринг-Смирнова, Р. Каранавальная игра с чужими текстами / Р. Деринг-Смирнова // Альманах «Канун»: «Русские пиры». С. 397−423.
Деррида, Ж. Шибболет / Ж. Деррида. СПб.: Академический проект, 2002.-166 с.
Дюбуа, Ж., Пир, Ф., Тринон, А. и др. Общая риторика / Ж. Дюбуа, Ф. Пир, А. Тринон и др. М.: Прогресс, 1986. — 392 с.
Евреинов, Н.Н. Театральные инвенции / Н. Н. Евреинов. — М.: Время, 1922.-22 с.
Евреинов Н. Демон театральности / Н. Н. Евреинов. Спб.: Летний Сад, 2002.-536 с.
Есаулов, И.А. Постсимволизм и соборность / И. А. Есаулов // Постсимволизм 1995. -www.postsymbolism.ru.
Женетт, Ж. Работы по поэтике. Фигуры: в 2-х т. / Ж. Женетт. М.: Издательство им. Сабашниковых, 1998. — 2 т.
Жирмунский, В.М. Преодолевшие символизм / В. М. Жирмунский // Русская мысль. 1916. — № 12.
B.М. Жирмунский. СПб.: Издательство СПбГУ, 1996. — 438 с.
Жолковский, А. К. Книга книг Пастернака: (К 75-летию книги Сестра моя -жизнь")/ А. К. Жолковский // Звезда. 1997. — N12.1. C.193−214.
Жолковский, А. К. О трех грамматических мотивах Пастернака: О трех стилистических инвариантах Пастернака и подходе к языковым мотивам. // «Быть знаменитым некрасиво.»: Пастернаковские чтения. Вып.1.- М.: Наследие, 1992. С. 55−65
Жолковский, А.К. Место окна в поэтическом мире Пастернака / А. К. Жолковский // А. К. Жолковский, Ю. К. Щеглов. Работы по поэтике выразительности. -М.: Прогресс, 1996. С. 209−239.
Жолковский, А.К. Инфинитивное письмо: тропы и сюжеты / А. К. Жолковский // Эткиндовские чтения. Сб. статей по материалам Чтений памяти Е. Г. Эткинда (27−29 июня 2000). СПб.: Издательство Европейского Ун-та в Санкт-Петербурге, 2002. — С. 250 — 271.
Жолковский, А.К. Экстатические мотивы Пастернака в свете его личной мифологии / А. К. Жолковский // Жолковский А. К. Блуждающие сны и другие работы. М.: Наука, 1994. — 428 с.
Жолковский, А.К. О гении и злодействе, о бабе и о всероссийском масштабе / А. К. Жолковский // А. К. Жолковский. Блуждающие сны и другие работы. М.: Наука, 1994. — 428 с.
Жолковский, А.К. поэтика произвола и произвольность поэтики / А. К. Жолковский // А. К. Жолковский. Инвенции. -М., 1995.
Жолковский, А. К. Избранные статьи о русской поэзии: инварианты, структуры, стратегии, интертексты / А. К. Жолковский. -М. :РГГУ, 2005.-654 с.
Иванов, Вяч.Вс. Разыскания о поэтике Пастернака. От бури к бабочке / Вяч.Вс. Иванов // Вяч.Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.1. — М.: Языки русской кульутры, 1998-С. 15 142.
Иванов, Вяч.Вс. О теме женщины у Пастернака / Вяч.Вс. Иванов // «Быть знаменитым некрасиво». Пастернаковские чтения. Вып. I. -М.: Наследие, 1992. С.43−54.
Иванова, Н. Борис Пастернак: участь и предназначение / Н. Иванова. СПб.: Рус.-Балт.информ.центр «Блиц», 2000. — 342 с.
Инишев, И.Н. Чтение и дискурс / И. Н. Инишев. Вильнюс: ЕГУ, 2007.- 168 с.
Исрапова, Ф.Х. Контекст словесно-изобразительного комплекса заглавия поэмы В. Маяковского «Флейта- позвоночник / Ф.Х.г
Исрапова. www.avantgarde.narod.ru
Кац, Б. Раскат импровизаций: Музыка в жизни и творчестве Б. Пастернака / Б. Кац. — М.: Советский композитор, 1991. 328 с.
Клинг, О. Художественная система Пастернака и символизм / О. Клинг // Studia Russica XIX. Budapest, 2001. — S. 331−344/
Крашенникова, Е. Крупицы о Пастернаке / Е. Крашенникова // Новый мир. — 1997. С.204−213.
Кристева, Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики / Ю. Кристева. М.: Российская политическая энциклопедия, 2004. — 656 с.
Кружков, Г. „Как бы резвяся и играя.“ / Г. Кружков // Новый мир. 1992. — № 4. — С. 167−180.
Кушнер, А.С. „И чем случайней, тем вернее.“ / А. С. Кушнер // „Быть знаменитым некрасиво“. Пастернаковские чтения. Вып. I. — М.: Наследие, 1992.-С.171−182.
Кушнер А. С. „И чем случайней, тем вернее.“: Влияние Анненского на Пастернака. / А. С. Кушнер // „Быть знаменитым некрасиво.“: Пастернаковские чтения. Вып.1.—М.: Наследие, 1992. -С. 171−182.
Кушнер, А. Виртуозная рифма: (О рифме Б. Пастернака) / А. Кушнер // Аврора. 1990. — № 2.137.» Кушнер, А. Заболоцкий и Пастернак / Кушнер Александр// Новый мир.-2003.-N9.-С. 174−181.
Лакан, Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда / Ж. Лакан. -М.: Логос, 1997. 184 с.
Лахман, Р. Демонтаж красноречия: Риторическая традиция и понятие поэтического / Р.Лахманн. СПб.: Академический проект, 2001.-368 с.
Леви-Стросс, К. Мифологики: от меда к пеплу / К. Леви-Стросс. -М.: ИД Флюид, 2007. 441 с.
Левин, Ю.И. Избранные работы по семиотике культуры / Ю. И. Левин. -М.: Языки славянской культуры, 1998.
Левин, Ю. И. Заметки к стихотворению Б. Пастернака «Все наклоненья и залоги» / Ю. И. Левин // «Быть знаменитым некрасиво.»: Пастернаковские чтения. Вып.1,-М.: Наследие, 1992. С. 67−75.
Лекманов, О. Об одной загадке Бориса Пастернака / О. Лекманов // Звезда. 2004. — № 10. — С. 222−227.
Лощилов, И. Феномен Николая Заболоцкого / И. Лощилов. -Helsinki, 1997.
Лотман, М.Ю. Мандельштам и Пастернак (попытка контрастивной поэтики) / М. Ю. Лотман. Таллин: Alexandra, 1996. -176 с.
Лотман, Ю.М. О поэтах и поэзии / Ю. М. Лотман. СПб.: Искусство СПб, 1996. — 848 с.
Магомедова, Д.М. Соотношение лирического и повествовательного сюжета в творчестве Пастернака / Д. М. Магомедова // Известия АН СССР. Т.49. — 1990. — № 5. — С. 414 419.
Мадден, Е. Этюд о мыши / Е. Мадцен // Студия. 2004 — № 8.
Мамардашвили, М. К. Лекции о Прусте (психологическая топология пути) / М. К. Мамардашвили. М.: Ad Marginem, 1995. — 548 с.
Ман, П. де. Аллегории чтения: Фигуральный язык Руссо, Ницше, Рильке и Пруста / П. де Ман. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999.-368 с.
Ман, П. де. Слепота и прозрение / П. де Ман. СПб.: Гуманитарная Академия, 2002. — 256 с.
Мандельштам, О. Заметки о поэзии / О. Мандельштам // Мандельштам, О. Слово и культура. М.: Советский писатель, 1987. -С. 68−72.
Марков, В. О свободе в поэзии / В. Марков. СПб.: Издательство Чернышова, 1994. — 368 с.
Марков, В. История русского футуризма / В. Марков. СПб.: Алетейя, 2000. — 446 с. 161. «Масленникова, 3. А. Портрет Бориса Пастернака / 3. А. Масленникова. М.: Присцельс, 1995.-386 с.
Мейзерский, В.М. Философия и неориторика / В. М. Мейзерский. -Киев: Лыбидь, 1991. 192 с.
Меркулова, Т.И. Об экзистенциальности художественного восприятия Б.Пастернака / Т. И. Меркулова // Филологические науки. -1992.-№ 2.-3−11.
Мерло-Понти, М. Око и дух / М. Мерло-Понти. М.: Наука, 1992.
Минц, З.Г. Поэтика русского символизма. / З. Г. Минц. СПб.: Искусство — СПб, 2004. — 478 с.
Моруа, А. Прометей или Жизнь Бальзака / А. Моруа. М.: Радуга, 1983.
Невзглядова, Е. «Его взыскательные уши.»: О поэтике Пастернака по следам статьи М. И. Шапира «. А ты прекрасна без извилин."/ Е. Невзглядо’ва // Новый мир. 2004. — № 12. — С. 142−152.
Ницше, Ф. Так говорил Заратустра- К генеалогии морали- рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм: Сборник / Ф. Ницше. Минск: ООО Попурри, 1997. — 624 с.
Озеров, JL Неоконченная пьеса Б. Пастернака / J1. Озеров // Простор. 1996. — № 10. — С. 45−47.
Ораич Толич, Д. Автореференциальность как форма метатекстуальности / Д. ораич Толич // Автоинтерпретация. Сб. статей. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1998.
Осипова, Н.О. Семантика вокзала в русской поэзии первой трети XX века // Русская классика XX века: пределы интерпретации. / Н. О. Осипова. СПб., 1995. — С. 89 — 93.
Падучева, Е.В. Режим интерпретации как прием (Стихотворение Пастернака «Марбург») / Е. В. Падучева // Известия РАН. Сер. Лит. И яз. Т.64. — № 2. — 2005. — С. 440−446.
Парамонов, Б. Черная доведь: Пастернак против романтизма / Б. Парамонов // Звезда. 1991. — № 4. — С. 198−210.
Пастернак, Б. Пожизненная привязанность. Переписка с О. Фрейденберг / Б. Пастернак. М.: АРТ-ФЛЕКС, 2000 — 304 с.
Пастернак, Е.В. Работа Б.Пастернака над циклом «Начальная пора» / Е. В. Пастернак // Русское и зарубежное языкознание. Вып. 4. -Алма-Ата, 1970.-С.121−141.
Пастернак, Е. Память и забвение как основа «второй вселенной» в творческой философии Б.Пастернака / Е. Пастернак // Themes and variations. In honor of Lazar Fleishman. Stanford, 1994. -S.26−39.
Пастернак, Е.В. Борис Пастернак. Материалы для биографии / Е. В. Пастернак. М.: Советский писатель, 1989. —
Петровская, Е. Кит как текст. Читая «Моби Дика» / Е. Петровская //Логос. 1991.-№ 2.-С. 240−261.
Полан, Ж. Тарбские цветы или Террор в изящной словесности / Ж. Полан. СПб.: Наука, 2002. — 336 с.
Подорога, В. Феноменология тела / В. Подорога. М.: Ad Marginem, 1995.-338 с.
Поливанов, К. М. «Свистки милиционеров»: реальный комментарий к одному стихотворению книги «Сестра моя жизнь"/ К.М.
Поливанов // «Быть знаменитым некрасиво.»: Пастернаковские чтения. Вып.1—М.: Наследие, 1992.
Рабинович, В. Маски смерти, играющие жизнь / В. Рабинович // Альманах «Канун»: «Русские пиры», 1998. С. 397−423.
Радионова, А.В. О постоянстве некоторых мотивов в творчестве Б. Пастернака / А. В. Радионова // АЛФАВИТ: Филологический сборник. Смоленск: СГПУ, 2002. — С. 136−154.
Раевская-Хьюз, О. Б. Пастернак и М.Цветаева. К истории дружбы / О. Раевская-Хьюз // Вестник Р.С.Х.Д. -№ 100, — 1971. С.281−305.
Раевская-Хьюз, О. О самоубийстве Маяковского в «Охранной грамоте» Пастернака / О. Раевская-Хьюз // Boris Pasternak and his times. 1989. — P.141−152.
Рикер, П. Живая метафора / П. Рикер // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. — С. 435−455.
Рикер, П. Время и рассказ / П. Рикер. М.: РГГУ, 2000. — 224 с.
Ричарде А. Философия риторики / А. Ричарде // Теория метафоры. -М.: Прогресс, 1990. С. 44−67.
Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел / О. Ронен. М.: Объединенное гуманитарное издательство, 2000. — 152 с.
Ронен, О. «Это»: Вокруг неоконченной драмы Бориса Пастернака «Этот свет"/ О. Ронен // Звезда.- 2004.- № 9. С. 230−233.
Савчук, В.В. Кровь и культура / В. В. Савчук. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995.
Савчук, В.В. Оковы Океаноса граница рефлексии // Вестник Псковского Вольного университета. — 1994. — Т. 1. — N 5. — С. 35−40.
Сарычев, Вл. А. Эстетика русского модернизма: Проблема «жизнетворчества» / В.А. Сарычев/ Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1991. — 320 с.
Сегал, Д. Заметки о сюжетности в лирической поэзии Пастернака / Д. Сегал // Slavica Hierosolymitana. III. Jerusalem, 1979. — С. 297−299.
Секацкий, А. Прикладная метафизика / А. Секацкий. СПб.: Амфора, 2005.-414 с.
Силард, Л. Герметизм и герменевтика / Л. Силард. СПб.: издательство Ивана Лимбаха, 2002. — 328 с.
Сильман, Т. Заметки о лирике / Т. Сильман. Л.: Советский писатель, 1977. — 223 с.
Синявский, А. Поэзия Пастернака / А. Синявский // Б. Пастернак. Стихотворения и поэмы. М., 1965.
Смирнов, И.П. Мегаистория / И. П. Смирнов. М.: АГРАФ, 2000. — 544 с.
Смирнов, И.П. Смысл как таковой / И. П. Смирнов. СПб.: Академический проект, 2001. — 244 с.
Смирнов, И.П. Порождение интертекста: Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака / И. П. Смирнов. СПб.: СПбГУ, 1995. — 141 с.
Смирнов, И.П. Генезис. Философские очерки по социокультурной начинательности / И. П. Смирнов. — СПб.: Алетейя, 2006.
Степанян, Е. В. Категории поэтического мышления Б. Пастернака: Проблемы вечности / Е. В. Степанян // Вопросы философии. 2000. — N8. — С. 62−78.
Тарановский К. О поэзии и поэтике / К. Тарановский. М.: Языки русской культуры, 2000. — 432 с.
Тименчик, Р.Д. Расписанье и Писанье / Р. Д. Тименчик II Themes and variations. In honor of Lazar Fleishman. Stanford, 1994.
Топоров, B.H. Из исследований в области анаграммы / В. Н. Топоров // Структура текста 1981. Тезисы симпозиума. — М., 1981.
Топоров, В.Н. Из истории Петербургского Аполлинизма: его золотые дни и крушения. М.: ОГИ, 2004. — 264 с.
Топоров, В.Н. Об одном индивидуальном варианте «автоинтертекстуальности»: случай Пастернака / В. Н. Топоров // Пастернаковские-чтения. Вып.2. -М.: Наследие, 1999. С. 4−38.
Тун, Ф. Субъективность как граница: Цветаева, Ахматова, Пастернак / Ф. Тун // Логос. 2001. — № 3. — С. 102−116.
Тынянов, Ю.Н. Проблема стихотворного языка / Ю. Н. Тынянов. -М. :УРСС, 2004.- 176 с.
Тюпа, В.И. Архитектоника коммуникативного события / В. И. Тюпа // Дискурс. 1996. — № 1.
Тюпа, В.И. Аналитика художественного / В. И. Тюпа. М.: Лабиринт, 2001.- 192 с.
Тюпа, В.И. Статус художественного произведения в постсимволизме / В. И. Тюпа // Постсимволизм 2001. -www.postsymbolism.ru.
Тюпа, В. И. Анализ художественного текста / В. И. Тюпа. — М.: Академия, 2006. 336 с.
Тюпа, В.И. Актуальность новой риторики для современной гуманитарной науки // Коммуникативные стратегии культуры и гуманитарные технологии. СПб, 2008.
Ужаревич, Й. Одна жизнь две автобиографии / Й. Ужаревич // Автоинтерпретация. Сб. статей. — СПб, 1998.
Ужаревич, Й. Уподобление лирического «Я» Христу в лирике А.Блока и Б. Пастернака / Й. Ужаревич // Постсимволизм 2001. -www.postsymbolism.ru.
Уколова, JI.E. Б.Л .Пастернак мастер драматического перевода / Л. Е. Уколова // Пастернаковские чтения. — Пермь, 1990. — С. 73−78.
Успенский, Б. М. Поэтика композиции / Б. М. Успенский. СПб.: Азбука, 2000. — 348 с.
Фарыно, Е. «Он памятник себе» у Пастернака / Е. Фарыно // Пушкин в XXI веке: Вопросы поэтики, онтологии, историцизма. -Новосибирск: НГУ, 2003. С. 187−193.
Фарыно, Е. Как сфинкс обернулся кузнечиком: разбор цикла «Тема с вариациями» Пастернака / Е. Фарыно // Studia Russica XIX. -Budapest, 2001. P. 294−329.
Фарыно, Е. Княгиня Столбунова-Энрици и ее сын Евграф: археопоэтика Доктора Живаго / Е. Фарыно // Поэтика Пастернака. Studia Filologiczne. Zeszyt 31/12. Bydgoszcz. 1990. -P.l55−221.
Фарыно, E. Три заметки к «Определениям» поэзии, творчества и души Пастернака / Е. Фарыно // АЛФАВИТ: Филологический сборник. Смоленск: СГПУ, 2002.
Фатеева, Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов / Н. А. Фатеева. М.: Агар, 2000. — 280 с.
Филлипс, JL, Йоргенсон, М. Дискурс-анализ как теория и метод / J1. Филлипс, М. Йоргенсон. Харьков: Гуманитарный центр, 2008. -350 с.
Флейшман, JI. Борис пастернак в двадцатые годы / JI. Флейшман. СПб.: Академический проект, 2003. — 464 с.
Фоменко, И.В. Циклизация как типологическая черта лирики Б.Пастернака / И. В. Фоменко // Пастернаковские чтения. Пермь, 1990. — С.78−84.
Фрезер, Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии / Дж. Дж. Фрезер. М.: Астрель, Ермак — ACT, 2003. — 781 с.
Фрейденберг, О.М. Поэтика сюжета и жанра / О. М. Фрейденберг. М.: Лабиринт, 1997. — 448 с.
Фроловская, Т. Л. Лермонтов и Пастернак. Проблема лирической личности / Т. Л. Фроловская //"Быть знаменитым некрасиво.»: Пастернаковские чтения. Вып.1. -М.: Наследие, 1992 —С. 136−142.
Фуко, М. Воля к истине / М. Фуко. М.: Гуманитарная академия, 1996.-446 с.
Фуко, М. Археология знания / М. Фуко. СПб.: Гуманитарная академия, 2004. — 416 с.
Фуксон, Л. Ю. Чтение / Л. Ю. Фуксон. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2007.
Хализев, В.Е. Александр Блок как постсимволист / В. Е. Хализев // Постсимволизм 2003. www.postsymbolism.ru.
Хан А. Поэтическая вселенная. Анализа стихотворения Б. пастернака «Определение поэзии»: предварительные итоги к анализу цикла «Занятье философией» / А. Хан // Studia Russica XIX. -Будапешт, 2001.
Хансен-Леве, О. Концепция «жизнетворчества» в русском символизме начала века / О. Хансен-Леве // Блоковский сборник XIV. К 70-летию З. Г. Минц. Тарту, 1998. — С. 57−85.
Ханзен-Леве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм / А. Ханзен-Леве. СПб.: Академиечский проект, 1999. — 512 с.
Хейзинга, Й. Homo ludens / Й. Хейзинга. М.: Прогресс Традиция, 1997.
Шапир, М. «А ты прекрасна без извилин.»: Эстетика небрежности в поэзии Пастернака / М. Шапир // Новый мир. — 2004. — N7.-С. 149−171.
Шапир, М: Эстетика небрежности в поэзии Пастернака / М. Шапир // Известия РАН. Сер. лит. и яз. Т. 63. — № 4. — 2004.271.» Эйдинова, В.В. О стиле Пастернака / В. В. Эйдинова // Пастернаковские чтения. Пермь, 1990.
Эко, У. Роль читателя / У. Эко. М.: РГГУ, 2005. — 502 с.
Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / У. Эко. СПб.: Симпозиум, 2004. — 544 с.
Элиаде, М. Мефистофель и Андрогин. СПб.: Алетейя, 1998.
Эпштейн, М. Сравнительный анализ о Пастернаке и Мандельштаме / М. Эпштейн // Звезда. 2000. — N4. — С. 82−96.
Эпштейн, М. Хасид и талмудист. Сравнительный опыт о Пастернаке и Мандельштаме / М. Эпштейн / Звезда. 2000. — № 4.
Эткинд, Е. Г. Материя стиха / Е. Г. Эткинд. — СПб.: Изд-во «Гум. Союз», 1998.
Юнг, К.Г. Aion: Исслед. феноменологии самости / К. Г. Юнг. — Киев: Ваклер, 1997.
Юнггерн, А. Гоголь и Пастернака / А. Юнггерн //"Быть знаменитым некрасиво.»: Пастернаковские чтения. Вып.1- М.: Наследие, 1992.-С. 143−153
Юнггерн, А. «Сад» и «Я сам»: смысл и композиция стихотворения «Зеркало» // Boris Pasternak and his time. Berkeley, 1989.
Юнггерн, A. Juvenilia Б. Пастернака: 6 фрагментов о Реликвимини / А. Юнггерн. Стокгольм, 1984.
Якобсон, А. «Вакханалия» в контексте позднего Пастернака / А. Якобсон // Slavica Hierosolymitana, Volume 3. Jerusalem: Magness press, 1978.
Якобсон, P. Заметки о прозе поэта Пастернака / Р. Якобсон // Р. Якобсон. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1997.
Ямпольский, М. Память Тиресия / М. Ямпольский. М., 1993.
Aucouturier Michel. B. Pasternak // Esprit № 3, 1957.
Faryno Jerzy. Бульвар, собаки, тополя и бабочки. Разбор одной главы «Охранной грамоты» Пастернака // Slavica Akademiae scienciarum Hungaricae. 1987. Vol.33 (1−4). P.277−303.
Faryno Jerzy. Поэтика Пастернака. Путевые записки Охранная грамота//Wiener Slavistischen almanach. 1989.
Klauz, /. Гроза и страсть «явленные в слове». Анализ стихотворения «Наша гроза» // Studia Russica. XIX. Budapest, 2001.300/ Klauz, /., Nyakas Т. Притча о пленнице-душе // Studia Russica. XIX. Budapest, 2001.
Kolonosky Walter. Pasternak and Proust: Toward a comparison // Russian literature Triquaterly. 1989. № 24. P. 183−193.
Majmieskulow, А. Стихотворение Пастернака «Образец» // Пушкин и Пастернак. Материалы 2-ого коллоквиума. Будапешт, 1989.
Majmieskulow, А. «Мухи мучкаповской чайной» Б. Пастернака // Studia Fililogiczna Rosyjska- 14. Bydgoszcz, 1992.304. * Meyer Angelika. Sestra moja zhizn* von B.Pasternak. Analyse und Interpretation. Miinchen. 1987.
Pomorska Krystyna. Themes and variations in Pasternak’s poetics. The Peter de Ridder Press. 1967.
Raevsky Hughes Olga. The poetic world of B. Pasternak // Princeton UP. 1974.
Schilankova di Simplicio Dascha. Гений и другие: к генеалогии понятия творческой личности у Пастернака // Pasternak-Studien. Beitrege zum Internationaler Pasternak-Kongress. 1991 in Marburg. Mtinchen. 1993. — S. 147−153.
Uzarevic J. Лирический камуфляж // Studia Russica. XIX. Budapest, 2001.
Uzarevic J. Лирический парадокс // Russian Literature XXIX. — North-Holland, 1991.

Заполнить форму текущей работой