Функции библейских и мифологических компонентов в художественном мире романов Томаса Харди

В западноевропейской литературе рубежа XIX — начала XX века, как и во всей западноевропейской культуре этой эпохи, отражались сложнейшие процессы, которые протекали и в сознании людей, и в различных сферах социальной жизни. Изменение культурологической парадигмы, происходившее в западноевропейской культуре, порождает парадокс «конца — начала»: «перед нами как итоговый, так и открытый тип эпохи, которая, скорее, занята заострением определенных вопросов, нежели продуцированием готового ответа на них» [Толмачев 2003: 9].

В Великобритании эта эпоха отмечена особыми чертами. Страна постепенно утрачивает свое мировое влияние, перестает быть «великой империей», что приводит к серьезным социальным переменам. Изменяются и духовно-нравственные ориентиры многих англичан. Появляются труды Ч. Дарвина и Т. Г. Гексли, совершивших «революцию в кабинете ученого», Ч. Лайелла, Р. Чемберса и др. Новаторские идеи ученых-натуралистов подрывали авторитет Церковного Писания. Мысли философов А. Шопенгауэра, О. Конта, Дж.С. Милля, Г. Спенсера, Ф. Ницше (и многих других) породили в образованных умах современников сомнения в истинности церковных догматов. Существенные изменения в христианские представления о мире внесли Д. Ф. Штраус и Ж. Э. Ренан. В двух работах с одинаковым названием «Жизнь Иисуса» (Das Leben Jese, 1835−1836, Life of Jesus, 1860) они выказали неуверенность в достоверности Библии. В. В. Хорольский, говоря об эпохе, отмечает, что «кризисное состояние — это период напряженной идейно-эстетической борьбы, порождающей новое качество» [Хорольский 1991: 9]. Обратив свой взор к неизведанным граням устройства мира, качественно по-новому интеллигенция воспринимает англиканскую церковь. Развитие науки в XIX веке обусловило возникновение новой конфронтации теологии с естествознанием, повлекло за собой расшатывание религиозных основ. Как отмечает В. М. Толмачев, «на фоне кризиса христианской Европы делается очевидным, что культура осознанно или неосознанно начинает претендовать на выполнение особой религиозно-творческой функции» [Толмачев 2003: 9].

В английской культуре (как и в западноевропейской в целом) намечается ремифологизация, своего рода «восстание мифа». С. В. Коршунова полагает, что «в поисках утраченной целостности „усталая“ культура конца века, не желающая вместе с тем поступаться достоинством и самоценностью подлинно человеческого, спасающего „смысл вещей“, обращается к „трагической мудрости“ дионисийского мифа, знаменующего обновление религиозной жизни» [Коршунова 1992: 3−4]. Созвучной оказывается и мысль Н. Ю. Бартош: «Духовный кризис искусства порождает напряженные поиски новых религиозно-эстетических установок, новых форм художественного выражения, духовных, преображающих начал в литературе и искусстве. „Спасительным“ для культуры оказывается возвращение к мифу как к „мировоззренческой“ категории» [Бартош 2009: 3].

Тяготение к мифу в английской культуре этого периода проявляется в творчестве М. Арнольда, Ч. А. Суинберна. В их работах обнаруживаются неоднократные обращения к образам древнегреческих и древнеримских богов.

Именно в русле сопряжения двух, по сути, противоположных начал (библейского, охватывающего ветхозаветную и новозаветную традиции, и мифологического, вбирающего в себя как античную традицию, так и ту, которая сформировалась на Британских островах) развивается английская литература XIX в.

Причину особого интереса поэтов, романистов к античной культуре, как нам представляется, верно обосновывает Е. В. Сомова. Исследовательница видит ее в стремлении «осмыслить истоки и пути развития западноевропейской цивилизации, культурную соотнесенность эпох, определить природу исторического знания, выявить соотношение настоящего и прошлого» [Сомова 2009: 8]. На волне интереса к ушедшим эпохам бурно развиваются школы антропологии и мифологии. Труды У .И. Глэдстоуна, Г. Драммонда, Ф.М. М. Мюллера, Дж.А. Саймондза, Дж.Дж. Фрэзера и Дж.Э. Харрисон переворачивают представления англичан о природе мифа.

Кризис мироощущения, сложнейшие интеллектуальные коллизии, которые переживали английские писатели на рубеже Х1Х-ХХ веков, наложили серьезный отпечаток на художественное мышление одной из значимых фигур в литературе этой эпохи, Томаса Харди (Thomas Hardy, 1840−1928), творчество которого «отмечено хронологическим парадоксом: он — романист XIX века и поэт XX века» [Свердлов 2005: 471]. Действительно, внешне это проявляется в разделении литературной карьеры Харди на два этапа: первые 30 лет (18 681 897) отданы прозе (14 романов и 3 сборника рассказов), последующие (18 981 928) — поэзии (8 поэтических сборников, эпическая драма в стихах и прозе, стихотворная трагедия и только один сборник рассказов). Внутренне такое «разделение» литературной карьеры обусловлено стремлениями самого писателя: сердцем и душой он всегда был привязан к историческому прошлому родного графства Дорсет, где провел детство, изучал народные преданья и обычаи (и где, по воле романиста, уже после его кончины, было захоронено его сердце), в то время как ум писателя «питают» новые идеи, развившиеся в философии и естественных науках. Попытки романиста «уравновесить» в своем сознании различные версии происхождения людей (креационистские и эволюционную) побуждали Харди обращаться и к Библии, и к мифу, и к научным теориям того времени.

Следует заметить, что мировоззренческие позиции, отношение писателя к христианству и церкви, к мифологии и открытиям XIX века до сих пор остаются дискуссионными проблемами. В зарубежном литературоведении создано множество трудов, в которых сам ракурс раскрытия его произведений обретает мировоззренческую наполненность. Несмотря на большое количество работ, созданных англоязычными учеными по романному творчеству Харди1,.

1 Изучение творчества Томаса Харди начинается практически сразу же после выхода в свет его романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей». Первым исследованием, посвященным прозе Харди, становится труд Л. Джонсона исследований, посвященных библейским и мифологическим компонентам, немного.

Наполнение романного пространства необычными составляющими отмечает М. Миллгейт. Он полагает, что «звучание произведения усиливают аллюзии на нечто всеохватывающее, имеющее универсальный характер и выходящее за пределы художественной реальности» [Millgate 1971: 102]. Интересные предположения делает в своей книге Джо Фишер «Скрытый Харди» (Fisher J. The Hidden Hardy, 1992). Исследователь считает, что причина.

Искусство Томаса Харди" (Jolinson L. The Art of Thomas Hardy, 1894). В 1911 г. Ф. О. Сакселби составляет «Словарь Томаса Харди: Герои и сцены ю романов и поэм, составленные в алфавитном порядке и описанные» (Saxelby F.O. A Thomas Hardy Dictionary: The Cliaracters and Scenes of the Novels and Poems alphabetically arranged and described). Романное творчество писателя привлекало и ведущих представителей литературной традиции XX века: Д. Г. Лоуренс «Этюд о Томасе Харди» (Lawrence D.G. Study of Thomas Hardy, 1914) — В. Вульф «Романы Томаса Харди» (Woolf V. The Novels of Thomas Hardy, 1932) — Дж. Фаулз «Харди и старая ведьма», «Англия Томаса Харди», которые вошли в сборник «Кротовые норы», 1998 (Hardy and the Hag, 1977; Thomas Hardy’s England, 1984). В XX веке романное творчество Харди становится объектом изучения представителей различных направлений критической мысли. Литературоведы, приверженцы марксистской идеологии, стремились увидеть на страницах романов писателя историю Англии конца XIX — начала XX веков: уничтожение крестьянства, классовую борьбу и т. п. Среди исследований такого рода можно выделить следующие: Кетгл А. «Томас Харди: «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» «(Kettle A. Thomas Hardy: Tess of the D’Uibervilles, 1953) — Гуд Д. Томас Харди: Обидная правда (Goode J, Thomas Hardy: The Offensive Truth, 1988). Изучение романов Харди с позиций структурализма предполагает их рассмотрение с целью выделения одинаковых элементов в их структуре. Дж.Х. Миллер в труде «Томас Харди, расстояние и желание» (Miller J. H. Thomas Hardy, distance and desire, 1970) обращается к тексту романа и выделяет в нем «повторения» («repetitions»), предвосхищающие последующие события — предметы красного цветаметафорические элементы, такие, как пишущие и работающие фигурытематические элементы, например, убийстваквазимифологические элементы, такие, как ассоциации Тэсс с урожайностью, персонификация солнца. Психоаналитический подход к изучению романного наследия Харди позволяет исследователям сосредоточиться на личности героев, их взаимоотношениях. П. Майзел в труде «Томас Харди: Возвращение подавленного» (Mcisel P. Thomas Hardy: The Return of the Repressed, 1972) указывает, что кульминацией романного творчества Харди становятся «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный». В этих романах писатель показывает психологический конфликт между естеством и социальным началом в человеке («natural and social components»). P. Самнср в работе «Томас Харди, психологический романист» (Sumner R. Thomas Hardy, psychological novelist, 1981) прослеживает в произведениях писателя попытки осмыслить психологические проблемы современных мужчин и женщин. Л|ггературовед считает, что Харди осмелился говорить в своих произведениях на запретные темы, сумел проникнуть в суть неврозов, предвосхитив тем самым появление трудов КЛОнга и З.Фрейда. Критики феминистского толка сосредотачивают свое внимание на изучении тендерного вопроса. П. Ингэм в труде «Томас Харди» (Ingham P. Thomas Hardy, 1989) задается целью объяснить, как Харди создает женские образы. Исследовательница выделяет несколько типов женщин: женственный тип (Тэсс), сексуальный тип (Арабелла) и совершенно незнакомый для викторианской эпохи тип новой женщины (Сью). Все эти героини, как считает литературовед, способны стать независимыми от мужчин. Особо среди критиков феминистского направления выделяется Р.Морган. Ее труд «Женщины и сексуальность в романах Томаса Харди» (Morgan R. Women and Sexuality in the Novels of Thomas Hardy, 1988) позволяет по-иному взглянуть на проблему взаимоотношения полов в произведениях писателя. Прежде всего, литературовед опирается на культурную среду, в которой жил и творил Харди. Р. Морган уверена, что романист сознательно отказывается от изображения идеальной женщины и не разделяет взглядов викгорианцсв на брак. Писатель создает образ сексуально чувственной, привлекательной, женщины-интеллегауалки, которая нарушает границы двух традиционных категорий святой и грешницы. Исследовательница считает, что цель Харди в романе «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» — показать зрелое сексуальное начало в героине. Ко времени написания «Джуда Незаметного», как полагает литературовед, Харди на этом поприще чувствовал себя более уверенно и позволил своему авторскому Я буквально слиться с голосом Сью. появления аллюзий в произведениях Харди в том, что романист «работал на заказ», специально для журнальных изданий и библиотечных абонементов (достаточно вспомнить Э. Арнольда, редактора «Мюррей Мэгэзин» («Murray's Magazine»), который сказал, что не будет публиковать «рассказы, содержащие в себе большое количество подробно описанных аморальных сцен» [Fisher 1992: 154]). По мнению Дж. Фишера, Харди «продавал» буржуазную версию Уэссекса, удовлетворявшую потребностям рынка беллетристики того времени, а истинный же план произведений составляли многочисленные аллюзии.

Ф.Б. Пиньон одним из первых обращает внимание на наличие в романах Харди библейских и мифологических составляющих. В книге «Томас Харди: искусство и мысль» (Pinion F.B. Thomas Hardy: Art and Thought, 1977) исследователь посвящает изучению роли мифологии в прозе и поэзии писателя главу под названием «Харди и миф» (Hardy and Myth). В творчестве романиста Ф. Б. Пиньон рассматривает три типа мифологии: греческую — по мысли исследователя, с ней связаны отсылки Харди к древнегреческим поэтамскандинавскую, образы которой появляются, в основном, в поэзии, и христианскую — на нее указывают библейские цитаты, ветхозаветные и новозаветные образы [Pinion 1977:103 —118].

Необычный поход к романному творчеству Харди предлагает К. Волл в исследовании «Миф о Каллисто от Овидия до Этвуд: инициация и похищение в литературе» (Wall К. The Callisto Myth from Ovid to Atwood: Initiation and Rape in Literature, 1988). Свое внимание литературовед сосредоточивает на романе «Тэсс из рода д’Эрбервиллей». По мысли К. Волл, главная героиня занимает важное место в галерее «похищенных женщин» англоязычной литературы, наряду с образами Ш. Бронте (Джейн Эйр в одноименном романе) и Н. Готорна (Эстер Прин, «Алая буква»). В романе Харди, как считает литературовед, можно выделить два вида интерпретации мифов. Первый связан с библейскими образами и аллюзиями. Второй — с образом Солнца и солярной символикой. К. Волл анализирует два смысловых центра произведения — сцену в Заповеднике, имеющую непосредственное отношение к Алеку, и следующее за ней «изгнание» Тэсс, когда девушка оказывается в руках Энджела. Именно во втором смысловом центре происходит постижение героиней женственности и плотской страсти, через которые проявляется ее связь с античной богиней Церерой и нимфой Каллисто. Образ Алека является, по мысли литературоведа, романным олицетворением Зевса, поскольку в нем сосредоточена вся мужская сила. Мифологическая перспектива романа, как полагает К. Волл, связана с глубинным замыслом Харди показать период, который существовал до установления патриархата. [Wall 1988:119 — 136].

Проблему мифа в романах Харди анализирует Ш. А. Стейв в исследовании «Закат богини: природа, культура и женщины в прозе Т. Харди» (Stave Sh.A. The Decline of the Goddess: Nature, Culture, and Women in Thomas Hardy’s Fiction, 1995). Литературовед подходит к исследованию мифологических составляющих в романах Харди с позиций мифологической школы. Она отмечает, что в Тэсс по сравнению с другими женскими образами задано «мало человеческого» («least human»), и отождествляет девушку с богиней [Stave 1995: 101 — 120]. По мысли Ш. А. Стейв, Харди наделяет свою героиню качествами, совершенно чуждыми для женщин викторианской культуры, — ярко выраженным плотским началом, гордостью и внутренней силой. Все эти черты, как полагает литературовед, органически присущи античным богиням. Связь героини с миром флоры и фауны исследовательница рассматривает как доказательство ее языческих корней. По мнению Ш. А. Стейв, писатель в романе создает модель «естественной» для человека религии. Наиболее близки, как считает критик, такой религии языческие верования, поскольку, в отличие от христианства, в языческом мире нет доктрин и законов, способных «изувечить» человеческую натуру. К языческому миру, по мнению исследовательницы, принадлежит и образ Алека. Эгокел находится в библейской сфере. Такой расстановкой персонажей обусловлено развитие сюжета: «библейский» Клэр не может надолго попасть в «языческое» пространство Тэсс и Алека, а его мимолетные вторжения разрушают языческий мир и приводят к гибели его представителей2.

П. Парриндер в книге «Нация и роман: английский роман от истоков до наших дней» (Parrinder P. Nation and Novel: The English Novel from Its Origins to the Present Day, 2006) говорит о том, что библейский текст играет важную роль в романах «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный». Исследователь фокусирует внимание на ряде цитат из Священного Писания, встречающихся в произведениях3. Но исток конфликта в романе «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» видит в противопоставлении пуритан и «кавалеров». К последним, как указывает литературовед, принадлежит и Тэсс. Поэтому встреча с пуританином Энджелом заканчивается для нее трагедией. Страшную судьбу Джуда и Сью критик приписывает их «предвещающей беду семейной наследственности» («ill-omened family heredity») [Parrinder 2006: 284].

Д. Гленденинг в главе «Запутавшаяся героиня „Тэсс из рода д’Эрбервиллей“ Харди» (Glendering J. The Entangled Heroine of Hardy’s «Tess of the d’Urbervilles», 2007) задается целью проследить, какое отражение в романе Харди получили положения эволюционной теории Дарвина. Критик приходит к интересному выводу. Несмотря на то, что «иногда эксцентричный повествователь прямо или косвенно приписывает неудачи Тэсс злой судьбе или враждебно настроенному богу, своим сюжетом роман доказывает, что простого объяснения тому, что происходит в душе героев и за пределами их внутреннего мира, нет. Учитывая пессимизм Харди, который был отчасти результатом знакомства с учением Дарвина, то, что происходит, скорее плохо, чем хорошо» [Glendening 2007: 69]. Д. Гленденинг уверен, что трагедия героини в «неумении приспособить свои личные нужды к естественной и культурной средам» [Glendening 2007: 69].

2 Здесь нужно сделать оговорку. В понимании Харди, как считает литературовед, язычество — это скандинавские, кельтские, древнегреческие и древнеримские верования.

3 Подробнее об этом см.: Parrinder P. Nation and Novel: The English Novel from Its Origins to the Present Day.-Oxford and New York: OUP, 2006. — P.277 — 285.

Среди значимых работ о художественном методе Харди в целом следует отметить два издания 2007 и 2009 гг4, своего рода «путеводители» по творчеству писателя. В них собраны интересные, убедительные статьи англоязычных литературоведов, раскрывающие неисследовавшиеся прежде стороны произведений Харди и намечающие новые направления в изучении богатого литературного наследия писателя.

В отличие от западного литературоведения, в отечественном насчитывается небольшое количество работ, посвященных романному творчеству Т. Харди, по сравнению, например, с обилием исследований по изучению литературного наследия Ч. Диккенса или О. Уайльда. Анализируя историю российского восприятия английской литературы, Б. М. Проскурнин объясняет такое обстоятельство тем, что «в представлении россиян Гарди не повезло быть современником Уайльда» [Проскурнин 2005 — электронный ресурс]. Устойчивость такого представления объясняется тем, что «в подобной историко-литературной ситуации выросло несколько поколений читателей и побороть сложившуюся традицию восприятия вряд ли легко» [там же].

Среди отечественных литературоведов первыми к романному творчеству Харди в 1950 — 60-е гг. обратились Т. Г. Покровская, JI.A. Смыкалова и Ю. М. Кондратьев. Следуя принятой в советское время традиции, исследователи относят Харди к критическим реалистам.

Т.Г. Покровская отмечает насыщение романов Харди глубоким социальным содержанием, указывает, что писателя привлекает тема разорения английской деревни конца XIX века и ее последствий, отразившихся на судьбе простого народа.

Акцентируя внимание на реалистических чертах прозы Харди, JI.A. Смыкалова подчеркивает особое умение романиста рисовать своих героев моральными победителями в борьбе с жизнью. Исследовательница указывает на причины жизненной трагедии героев Харди: они жертвы социального.

Morgan R. Student Companion to Thomas Hardy. — Westport: The Greenwood Press, 2007. — 226 p.- A Companion to Thomas Hardy / ed. by K. Wilson. — Oxford: Blackwell Publishing Ltd., 2009. — 488 p. неравенства, ханжеской морали и религиозного дурмана. Апогеем мастерства писателя в области реалистического характера литературовед считает образ Тэсс, полагая, что личная драма героини служит убедительной иллюстрацией социальных отношений, господствовавших в английской деревне во времена Харди. Сложность и своеобразие романа «Джуд Незаметный», по мысли Л. А. Смыкаловой, заключается в том, что конкретные, вытекающие из условий жизни общества, причины трагедии героев тесно переплетаются с чисто психологическими мотивами. Примечательно, что всячески подчеркивая социальное содержание романов Харди, исследовательница отмечает характерную для метода писателя черту — вкрапления мистицизма, библейских цитат и предметов. Но, по мнению Л. А. Смыкаловой, такие приемы бросают тень на блестящие страницы, написанныеталантливым реалистом, который сумел показать кризис буржуазной Англии в своих произведениях.

Умение Харди воссоздать картины повседневной жизни народа, его быта и труда, отразить типические черты социальной трагедии трудового народа в целом подчеркивает М. Ю. Кондратьев. «Трагическая судьба одаренного человека из народа, остро критическое изображение буржуазно-аристократической Англии» — все эти мотивы, как определяет литературовед, свидетельствуют о тяготении Харди к социальной теме [Кондратьев 1967: 28]. Исследователь намечает основные вехи развития Харди-романиста, указывая, что «вместо описания столкновения между народно-патриархальными и современными буржуазными нормами существования, которое, прежде всего, стояло во главе угла в ранних романах Харди, в 80 — 90-х годах писатель переходит к изображению борьбы между одиноким демократическим героем и буржуазным обществом» [Кондратьев 1967: 31]. В связи с этим, как полагает литературовед, большее внимание романист сосредоточивает на истории отдельного героя, значительно усиливая его психологизм и драматическую основу.

В монографии М. В. Урнова «Томас Гарди. Очерк творчества» (1969) также приводится обзор и анализ романов уэссекского цикла писателя. Отдельные главы посвящены последним произведениям цикла. В отличие от предшественников, М. В. Урнов в своем исследовании несколько отходит от трактовки романов исключительно в социальном аспекте, хотя и отмечает их социальную составляющую: «„Тэсс“, тем более „Джуд“ проникнуты необычным пафосом социального обличения, далеко идущей демократической критикой буржуазной идеологии, культуры, цивилизации» [Урнов 1969: 113]. Критик отмечает у Харди особую способность дать развернутый анализ личности, обратить внимание на духовную, природную сущность человека, изобразить его в единстве духовных и физических начал. Говоря о «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» М. В. Урнов отмечает, насколько выразительны и эффектны многие сцены романа (например, эпизод после казни), но театральность, к которой, несомненно, был склонен Харди, литературовед не считает достоинством романа.

В 1970 — 80-е гг. появляются диссертационное исследование и статьи A.A. Федорова. В труде «Проблема мастерства Томаса Харди в романах 80−90-х гг. (характер, сюжет, конфликт)» (1975) литературовед рассматривает черты других литературных жанров, органично вплетающихся в романы писателя. Критик подчеркивает проблему человеческого страдания, которое вызывается столкновением преследующей свои цели личности с объективным ходом общественного целого. Такое столкновение, по мнению литературоведа, оказывает серьезное влияние на внутренний мир человека. Проблему трагического в творчестве Харди АА Федоров, как и его предшественники, связывает с «объективным складом современной английской действительности» [Федоров 1975: 9].

В статье «Предметно-пространственный мир как средство характеристики главной героини в романе Т. Харди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» (1980) исследователь указывает, что писатель уделял особое внимание соотношению человека с предметным миром. А. А. Федоров намечает отдельные символические линии в романе «Тэсс из рода д’Эрбервиллей», говоря о том, что образ главной героини соотносится с такими явлениями, как солнце и луна, а это, по мнению литературоведа, выделяет девушку из ряда других персонажей. Культ солнца и зелени литературовед называет «отголосками старых фольклорных мотивов» [Федоров 1980: 87]. Все эти детали, как считает исследователь, позволяют раскрыть трагическое положение Тэсс в окружающих ее социальных обстоятельствах. «Проблему враждебности социальных отношений интересам и потребностям отдельной личности», как указывает A.A. Федоров в статье «Жанровое своеобразие романа Т. Харди «Джуд Незаметный» (Некоторые аспекты психологизма)» (1976), писатель решает через «раскрытие трагического конфликта, состоящего в вынужденном приспособлении естественных склонностей человека к обветшалым докучным шаблонам» [Федоров 1976: 41]. Своеобразие трактовки в характерах и конфликта в этом романе, по мысли литературоведа, заключается в том, что трагическая интерпретация проблемы личности постепенно перерастает от изображения антагонизма отдельного человека социальным обстоятельствам в непримиримое столкновение противоположных типов отношений между людьми. A.A. Федоров указывает на сходство мировоззренческих позиций Т. Харди и Г. Ибсена. Норвежский драматург, как полагает критик, считал, что «необходимо сорвать покров внешнего благополучия с жизни людей и раскрыть античеловеческую суть буржуазных отношений» [Федоров 1976: 47], а разрыв между видимостью и сущностью буржуазных отношений имел принципиальное значение для романа «Джуд Незаметный».

Статья Н. М. Демуровой «Томас Гарди, прозаик и поэт» (1988) носит ознакомительный характер и представляет литературное наследие английского писателя широкому кругу отечественных читателей. Литературовед приводит подробные сведения о биографии Харди, рассматривает ряд его романов и поэтических произведений. Примечательно, что Н. М. Демурова неоднократно подчеркивает, что «в мировосприятии Гарди греческая трагедия сыграла свою роль» [Демурова 1988: 12]. Но она останавливает свое внимание не на этом факте, хотя и указывает, что в доказательство можно было бы привести немало алшозий из произведений Гарди, а на том, что Харди подверг разрушительному анализу и критике важнейшие аспекты жизни викторианского общества: «отношения между обеспеченными и необеспеченными классами, механизмы подчинения и эксплуатации трудового люда, религию, мораль, отношения между полами, семью, образование» [Демурова 1988: 12].

В очерке «На родине Томаса Гарди» (1989) Н. П. Михальская по праву называет писателя «связующим звеном» между XIX и XX веками, рассматривает своеобразие его творческого метода, анализирует литературное наследие Харди в широком контексте английской культуры XIX века, исследует влияние идей Рескина, Спенсера, Шопенгауэра на мировоззрение Харди, акцентирует внимание на теме рока. Нетрадиционным для своего времени подходом к литературному наследию английского писателя Н. П. Михальская заложила основы современного (постсоветского) изучения творчества Харди.

В 1992 г. появляется диссертационное исследование C.B. Коршуновой, написанное под руководством Н. П. Михальской. В работе C.B. Коршунова отходит от господствовавшей ранее мысли о связи концепции трагического у Харди и социальных условий жизни в Англии в конце ХЗХ века, называет черты мифопоэтического сознания писателя. Отдельная глава исследования посвящена изучению системы символов в художественном мире Т. Харди. «Символ, — пишет C.B. Коршунова, — позволяет Гарди возвратить реальности, миру, обездушенному позитивистской наукой и творческими экспериментами „натуралистов“, его тайну, священный смысл, не разрушая при этом его чувственной „узнаваемости“, пластичности, буйства красок и звуков» [Коршунова 1992: 107]. Размышляя о символике света, исследовательница приходит к выводам, имеющим для нас особое значение: «Символика света и тьмы, солнца и луны, сохраняя в художественном мире Гарди свой мифологический смысл космических стихий, элементов мироздания, составных частей природного порядка, призвана воплотить и трагическую расколотость свободной волей человека универсального целого» [Коршунова 1992: 133]. Трагический мир Харди исследовательница представляет как созданную на основе контрастов «цветовую картину».

С.Р. Матченя в диссертации «Система женских образов в романах „характера и среды“ Томаса Гарди» (2001) рассматривает, как реализуется в романном творчестве писателя идея «вечно Женственного» («Das EwigWeibliche»), анализирует художественное мастерство Харди в изображении времен года. Говоря об образе Тэсс, исследовательница приходит к мнению о том, что Харди «органически сплавил в ее образе два начала — идеальное и земное» [Матченя 2001: 121], а образ Сью прописан с учетом психологических характеристик.

H.A. Смирнова выделяет характерные для поэтики романов Т. Харди черты романтизма. Исследовательница отмечает, что появление романов «характеров и среды» невозможно не отнести к «очень заметной вехе в истории эволюции английского романтизма: исследование Гарди противостояния ярких, неординарных, бунтарски настроенных характеров далеко не „романтическому“ окружению» [Смирнова 2002: 16]5.

В статье «Томас Харди» (2005) М. И. Свердлов раскрывает весь творческий путь писателя: от прозы к поэзииобозначает изменения в жанровой ориентации его романов: от пасторали до трагедии. Литературовед особо подчеркивает, что в романах Харди изначально присутствует «локальный миф», который «обнаруживается и в сюжете, и в предметном фоне, и в ряду риторических фигур: коллизиями сюжета управляет магическая власть старинных обычаев и суеверий, вещи уходят корнями в былые века, библейские и античные аналогии возвышают привычные явления» [Свердлов 2005: 471].

5 Смирнова H.A. Эволюция мстатекста английского романтизма: Байрон—Уайльд — Гарди — Фаулз. Автореф. дис.. д-ра наук / ИМЛИ им. А. М. Горького РАН. — М., 2002. — 48 с.

Различным аспектам поэтики романов Т. Харди посвящены статьи Ф. А. Абиловой: поэтика заглавий романов-трагедий «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный», поэтика лабиринта в «Джуде Незаметном"6. Наибольший интерес для нас представляют статьи исследовательницы «Мифологема сада в Уэссекском цикле романов Т. Гарди» (2006) и «Об одном мифопоэтическом образе в романе «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» (2006). В работах Ф. А. Абилова раскрывает символическое значение образов сада и дома, созданных Харди в русле мифопоэтической традиции, но все же считает Харди «убежденным сторонником реализма» [Абилова 2006: 71].

Изучению вопроса о синтезе в романах Харди романтического и натуралистского начал посвящено диссертационное исследование О. В. Гордиенко «Поэтика уэссекского цикла Т. Харди» (2008). Одной из важнейших черт поэтики романиста О. В. Гордиенко считает соединение исторического и символического начал. В свете вопроса о становлении творческой манеры писателя исследовательница наряду с романами «Вдали от обезумевшей толпы» и «Возвращение на родину» подробно анализирует роман «Тэсс из рода д’Эрбервиллей». По ее мнению, мотивы памяти предков, крови, красного цвета, заката и огня являются основополагающими для художественного мира романов писателя.

На современном этапе внимание литературоведения сосредоточивается не только на романах Томаса Харди. Изучаются и другие жанры его творчества. Лирическую поэзию английского автора рассматривает М. П. Крылова, отмечая при этом, что поэзия Гарди является «самостоятельным литературным.

6 Абилова Ф. А. Поэтика трагического в романах Томаса Гарди // Абилова Ф. А. Трагическое в английском романе XIX — XX веков. — Махачкала, 2003. — С.13 — 115.

Абилова Ф. А. Роман Т. Гарди «Джуд Незаметный»: предчувствие кубизма // Литература XX века: итоги и перспективы изучения. Материалы Четвертых Андреевских чтений. Сборник научных статей. — М.: Экон-Информ, 2006. — С.71−76.

Абилова Ф. А. Мифологема сада в Уэссекском цикле романов Т. Гарди // Стиль. Жанр. Поэтика: сб.статей. — К 65-летию Камиля Гамцдовича Ханмурзаева / Сост., ред. Ф. Х. Исрапова. — Махачкала: Изд. дом «Эпоха», 2006. -С.299−318.

Абилова Ф. А. Ярмарочный код в уэссекском цикле романов Т. Гарди // Вопросы филологии. — 2008. — № 1, — С. 85−89.

7 Крылова М. П. Лирическая поэзия Томаса Гарди: традиции и новаторство: дис.. канд. филол. наук. — СПб., 2007.-221 с. феноменом", отражающим переходный этап от викторианской поэзии к поэзии модернизма [Крылова 2007: 7]. Становлению и развитию жанра рассказа в английской литературе викторианского периода посвящено исследование Н. И. Еремкиной. Для раскрытия внутреннего мира человека Гарди в своих новеллах обращается к «событийности, т. е. человек осознает естественный ход вещей, что порождает страдание от неосуществимости желаний», поэтому события, воссозданные писателем, выступают как проявления общественного бытия. Н. И. Еремкина полагает, что новеллы Гарди являются переходным этапом к новому аналитическому жанру, который начинает оттеснять традиционную сюжетную новеллу8.

Итак, мы можем наблюдать, как постепенно изменялось российское восприятие творчества писателя. Однако, несмотря на предпринимаемые усилия, Харди остается одним из малоисследованных авторов в английской литературе. Вопреки, казалось бы, всесторонней изученности романов «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» (Tess of the d’Urbervilles, 1891) и «Джуд Незаметный» (Jude the Obscure, 1895)9, многое в произведениях все же остается нераскрытым. Как указано выше, выделить основные черты поэтики Харди, дать характеристику отдельным персонажам, мотивам и образам в произведениях писателя пытались многие литературоведы. Однако никто из них не ставил перед собой задачи рассмотреть функции библейских и мифологических составляющих, которые могли бы дать более целостное представление о художественном мире произведений Харди, о способах реализации его авторского замысла. Обнаружение, дешифровка, установления форм и способов функционирования этих узлов библейского и мифологического характера в романах Харди могли бы существенно расширить.

8 Еремкина Н. И. Становление и развитие жанра рассказа в английской литературе викторианского периода: на материале творчества Ч. Диккенса, У. М. Теккерея, Т. Гарди: дне.. канд. филол. наук. — Самара, 2009. — 192 с.

9 Литературное наследие вызывает интерес не только у литературоведов, но и у представителей других дисциплин. См., например, работы: Похилевич Т. Д. Структурно-композиционные и языковые средства психологизации в романах Томаса Гарди: дис.. канд. филол. наук. — Львов, 1983. — 241 е.- Русина Е. А. Сравнительный анаша параязыковых явлении в русских и английских художественных текстах: на материале романов И. Гончарова «Обрыв» и Т. Гарди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей»: дис.. канд. филол. наук. — Курск, 2002. — 215 е.- Серебрякова ILA. Семантико-сишакснческие средства выражения психологизма: На материале языка романов Томаса Гарди: дис. канд. филол. наук. — Ставрополь, 2003.-207 с. представления о поэтике его произведений. Это обусловливает актуальность данной работы.

Заметный рост интереса к творчеству Т. Харди в Великобритании, Индии, Италии, Корее 10, а также появление новых тенденций в отечественном литературоведении, повышение интереса к произведениям Т. Харди у российских читателей11 обусловливают необходимость иного взгляда на творчество писателя.

Новизна данной работы заключается в том, что впервые в отечественном литературоведении библейские и мифологические компоненты художественного мира романов Харди становятся специальной темой научного исследования, определяются способы их функционирования, прослеживается их взаимосвязь и раскрывается их влияние на цветовую и световую семантику романов. Исследование данных компонентов и их функций проводится в тесной связи с изучением философских, этических и эстетических воззрений писателя, с привлечением дневниковых записей, писем и текста проповеди Т.Харди.

Цель диссертационного исследования — определить функции библейских и мифологических компонентов в художественном мире романов «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный».

Для достижения этой цели были поставлены следующие задачи:

1. Охарактеризовать понятие «художественный мир», рассмотреть его компоненты.

2. Показать литературный контекст, на фоне которого происходило формирование эстетической позиции Т. Харди, проследить особенности влияния идей современников на творчество писателя.

10 Об этом свидетельствует постоянное увеличение числа зарубежных участников конференции Общества Томаса Харди в Великобритании. Подробнее об этом см.: статьи о попытках осмысления литературного наследия писателя в мире: Mallozzi I. Letter from Italy // Hardy Socicty Journal, 2008. — vol. 1. — № 1. — P. 64 — 67 (Италия) — Dutta Sli. 'Muither, and Treason': The Possible Influence of Macbeth on Jude the Obscure // Thomas Hardy Society Journal, 2009. — vol. 6. — № 1. — P. 65 — 74 (Индия) — Kim D. 'Memorable Little Scenes': Colour Symbolism, Hat Imageiy and Victorian Culture in A Pair of Blue Eyes // Thomas Hardy Journal, 2005. — vol. XXI — P. 125 -134(Корея).

11 В 2007 г. появилось наиболее полное собрание сочинений писателя: Харди Т. Собрание сочинении: В 8 т. // Пер. с англ. А. Кривцовой, В.КорниловаСостав. Ю.СснчуроваПрим. М. Гордышевской. — М.: ТЕРРАкнижный клуб, 2007. До этого вышел трехтомник сборник Харди Т. Избранные произведения: Пер. с англ. / Сост. и вступ. ст., Н. ДемуровойКомменг. Н. Демуровой и др.- Ил. Ю. Игнатьева — М.: Худож. лит., 1988.

3. Рассмотреть истоки художественного творчества Т. Харди, определить наиболее значимые из них, оказавшие воздействие на формирование этических и эстетических воззрений писателя.

4. Реконструировать библейский и мифологический пласты романов. Раскрыть особенности их художественного воплощения.

5. Проанализировать роль и функции библейских и мифологических компонентов в художественном мире романов.

6. Определить место изобразительного искусства в творческой судьбе Т. Харди, рассмотреть его влияние на художественное мышление писателя и его творческий метод.

7. Прояснить символику цвета и света в романах, выявить ее связь с библейскими и мифологическими составляющими романов.

8. Увидеть, как разворачивалось движение художественного мышления Харди, и раскрыть внутренний трагизм мировоззренческих исканий писателя.

Предметом исследования являются библейские и мифологические компоненты художественного мира романов «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный».

Объектом исследования являются два завершающих цикл «характера и среды» романа Томаса Харди — «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный». При выборе объекта исследования мы опираемся на мнение ведущих отечественных и зарубежных литературоведов, которые определили «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» как вершину художественного мастерства писателя, а роман «Джуд Незаметный» как самый необычный и сложный роман в цикле «характеров и среды».

Методологическая и теоретическая база — труды отечественных и зарубежных исследователей в области поэтики, теории символа, мифологии, теории литературы — С. С. Аверинцева, М. М. Бахтина, А. Н. Веселовского, Б. М. Гаспарова, М. М. Гиршмана, В. Г. Зинченко, ВТ. Зусмана, З. И. Кирнозе, Д.С.

Лихачева, А. Ф. Лосева, ЮМ. Лотмана, ЕМ. Мелетинского, В. М. Май дыша, Н. Д. Тамарченко, С. М. Телегина, В. П. Топорова, В. И. Тюпы, О. М. Фрейденберг, В. Е. Хализева, А. П. Чудакова, А.Я. ЭсалнекР. Грейвза, Дж. Фрэзера, Н. Фрая, М. Элиадеработы Г. В. Аникина, А. Н. Горбунова, Н. М. Демуровой, Ю. М. Кондратьева, C.B. Коршуновой, Н. П. Михальской, Б. М. Проскурнина, Т. Л. Селитриной, Л. В. Сидорченко, Н. И. Соколовой, H.A. Соловьевой, Е. В. Сомовой, В. М. Толмачева, М. В. Урнова, А. Ф. Федорова, В. В. Хорольского, И.О. ШайтановаМ. Дрэббл, М. Миллгейта, Ф. Б. Пиньона, К. Томалин — по вопросам истории английской литературы и творчества Т.Харди.

Методология диссертации носит комплексный характер. Помимо традиционного историко-литературного подхода, в ней используются биографический, культурно-исторический и системно-типологический методы, а также метод мифореставрации, что позволяет определить основные сюжетные мотивы и образы художественного мира романов Харди.

Положения, выносимые на защиту:

1. Представление о религиозно-философских взглядах Т. Харди и его исканиях способствует пониманию характера мироощущения писателя, особенностей преломления библейских текстов в поэтике его романов.

2. Мифологические компоненты произведений писателя складываются в ходе синтезирования в его художественном сознании местных языческих поверий и античных мифов, теоретическое осмысление которых активизируется в Великобритании на рубеже XIX — XX веков.

3. Библейские и мифологические компоненты являются основополагающими для художественного мира произведений Харди. Они определяют сюжетную, образную и мотивную структуру его романов.

4. В художественном мире «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный» библейские и мифологические компоненты находят свою реализацию в мотивах, образах и символах. Их выявление и интерпретация способствуют комплексному осмыслению и творчества писателя, и поэтики исследуемых романов, и особенностей его художественного мышления в целом.

5. Смысловым и сюжетообразующим началом романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» является миф о Деметре-Персефоне, романа же «Джуд Незаметный» — библейская история о Страшном Суде, истории о Самсоне, Иове, судьбе Иуды и крестных мучениях Христа. Предвещая принципиально важные повороты сюжета, миф и библейские истории на интеллектуальном и эмоциональном уровнях подготавливают ситуации, возникающие в финале, и придают произведениям многоплановость и глубину.

6. Серьезное воздействие на формирование художественного мышления Харди оказало увлечение изобразительным искусством (творчество Дж.М. У. Тернера, художников-прерафаэлитов, художников-импрессионистов), благодаря чему диалог библейских и мифологических компонентов в его творчестве находит цветовое и световое решения.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что его результаты расширяют представление о творчестве Т. Харди, выявляют внутреннюю логику и взаимозависимость библейских и мифологических компонентов художественного мира, творимого писателем, способствуют более глубокому осмыслению поэтики его произведений.

Практическая значимость работы определяется тем, что ее результаты могут быть использованы в сфере вузовского гуманитарного образования: в практике преподавания курсов по истории зарубежной литературы ХЗХ века или рубежа Х1Х-ХХ веков, истории английской литературы, мировой художественной культуры, а также специализированных курсов по проблеме ремифологизации в зарубежной литературе XIX — XX веков, семинарах по творчеству писателя.

Апробация работы состоялась на научных конференциях: XIX, XXI и XXII Пуришевские чтения (Москва, 2007, 2009, 2010), ХУЛ, XVIII и ХЗХ Международные научные конференции литературоведов-англистов (Орел, 2007; Москва, 2008; Владимир, 2009), XVIII Международная конференция общества Т. Харди (Дорчестер, 2008). Работа в целом и отдельные ее фрагменты обсуждались на заседаниях кафедры истории зарубежных литератур Московского государственного областного университета. Основные положения диссертации отражены в 11 публикациях по теме исследования.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии и приложения, содержащего иллюстративный материал.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проведенное исследование позволяет нам сделать вывод о том, что библейские и мифологические компоненты выполняют ряд важнейших функций в художественном мире романов Томаса Харди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный». Изучение этих функций выявляет особенности сложного и противоречивого художественного мира произведений английского писателя. Как составные элементы их художественного мира, они определяют его сюжетную, образную и мотивную структуру. Проблемы, которые Харди затрагивает в «Тэсс» и «Джуде», оказываются актуальными и в XXI веке, а в своем масштабе сравнимы с общечеловеческими. Попытки писателя художественно их раскрыть отражены не только в указанных романах, но и в его дневниковых записках, эссе.

Последняя треть XIX века в Англии была ознаменована кризисом мироощущения, результатом которого стал «пересмотр» духовно-нравственных ориентиров. Столкновение взглядов теологов и ученых оказало серьезное влияние на творческое мышление Харди.

Беседы с матерью, которая любила и собирала различные народные поверья (возможно, породившие интерес Харди к местным мифам), увлечение церковной музыкой (а отсюда и частые посещения церкви, знание церковных канонов) и работа в Лондоне, где писатель оказался в курсе последних достижений в области науки (естествознания, антропологии, философии) и искусства (творчество прерафаэлитов, импрессионистов) нашли художественное воплощение в его романах.

Проживая в родном Дорсете, Харди мог наблюдать смену эпох: медленно умирала деревня с традициями, уходящими корнями в далекое прошлое, а на смену приходили новые, неизведанные плоды научно-технического прогресса. Заметнее становились результаты усилий представителей оксфордского движения, которые в годы юности Харди посетили Дорсет, край, издавна связанный с миром кельтов, римлян и саксов. Поскольку новые веяния из столицы доходили до графства довольно медленно, то местным жителям удавалось сохранить определенную близость к языческим поверьям и обрядам. Так, некоторые их элементы отмирали, некоторые сохранялись и в измененном от времени виде наслаивались и сливались с христианством. Результатом этого процесса явилось определенное религиозное, духовное образование -«двоеверие» (термин Б.Н.Путилова). Именно такое двоеверие открылось взору Харди и нашло отражение в художественном мире романов «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный», воплотившись в их библейских и мифологических компонентах.

Библейский план романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» представлен многочисленными мотивами, символами и образами Ветхого и Нового Заветов. Структурообразующим символом является сад. Образу идеального локуса, Эдема должна соответствовать родина главной героини, но питейное заведение и увлечение местных жителей джином, «подгнившее» яблоко, о котором рассуждают Тэсс с братом, разрушают сложившийся образ. Однако, образы и мотивы из ветхозаветной истории о первых людях прослеживаются на протяжении всего романа. Мотив змея-искусителя связан с образом Алека, который толкает девушку на вкушение «запретного плода». Сложным и многоплановым является образ Тэсс. В библейском пласте романа она выполняет несколько «ролей».

Прежде всего, девушка становится ветхозаветной Евой, вкушающей запретный плод в саду усадьбы лжеродственника. Изумление Тэсс при общении с Энджелом практически повторяет историю Соломона и царицы Савской, которая была удивлена широтой его кругозора. По одной из версий, царица Сабы, связываемая с царицей Савской, была язычницей. После встречи с Соломоном, царица, вероятно, приняла иудейскую религию. Тэсс же, словно язычница, оказавшись под воздействием слов Энджела, постепенно начинает мыслить как сын священника. Петух, чей крик слышен на их свадьбе, является атрибутом апостола Петра, своеобразным символом его отречения и раскаяния.

Эпизод в заповеднике, брак Тэсс и Энджела являются теми сюжетными событиями, которые развивают в романе мысль писателя о чистоте духовной и физической, заявленную в эпиграфе к первой главе. Понимание чистоты у Харди оказывается шире, чем-то, которое предполагала викторианская мораль. Романист демонстрирует прочность викторианских моральных устоев, готовность одних членов общества осуждать других, двойные стандарты в отношении полов и в особенности навязчивую идею викторианцев ставить знак равенства между целомудрием и моральным обликом человека. Строгими блюстителями викторианской морали оказываются преподобный Клэр и его семья, а также мисс Чант. Им противопоставляются жители Марлотта, которые, с одной стороны, иносказательно корили Тэсс за рождение внебрачного ребенка, радея о нравственных устоях деревни, а с другой, со спокойной совестью пропускали воскресную службу или вовсе не посещали церковь, не стыдясь собственного морального облика. Мотив чистоты иронически обыгрывается в названии трактира «Чистая капля».

Мотиву чистоты в романе сопутствует мотив невинности, который связан с образом ветхозаветной Вирсавии, проецируемом на Тэсс. На его основе возникает оппозиция мужских образов: Энджела и Алека, олицетворяющих, соответственно, «дух» и «плоть». Согласно христианской традиции, дух должен главенствовать над плотью, что и происходит в первой половине романа, но затем, после рокового признания Тэсс, персонажи «меняются» местами. Рядом с девушкой оказывается Алек, постепенно подчиняя ее своим чувствам.

Важным приемом в романе является цитирование Священного Писания. Изменяя строю! Библии, религиозный фанатик вносит в них новые смыслы. С его образом в романе связана идея Харди о лжепророках.

В произведении явно просматривается сложное «наложение» одних библейских мотивов на другие, «смешение» образов Священного Писания, с помощью которых «маскируются» мотивы грехопадения, искушения, лжепророчества. Истории из Книги Книг, ветхозаветные и новозаветные образы и символы создают внутренние микросюжеты, располагающиеся в рамках отдельных эпизодов. Возникающие от них ассоциации складываются в связующие мотивы, на которых строится весь пласт, составляемый библейскими компонентами романа.

Сквозными образами-символами библейского и мифологического пластов оказываются яблоко (составляющая райского сада и атрибут богини Цереры, соотносимой с Деметрой греческого пантеона) и плющ — он соотносится с образом змея-искусителя и принадлежит Аиду.

Структурной основой «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» становится миф о Деметре-Персефоне. Мифом обусловлены роковые случайности в жизни героини, которые вновь и вновь приводят девушку в подземное царство. События, происходящие в мифологическом пласте романа, символически соотносятся с концом XIX века. Смысловые аналогии, которые порождает мифический подтекст, выражают явления действительности, скрытые от глаз (например, положение женщины в викторианском обществе).

В мифологическом пласте образ сада соотносится с подземным царством Аида, а образ богини Персефоны проецируется на Тэсс. Энджел — романная ипостась Аполлона.

Форма организации художественной реальности соответствует мифической первооснове, мифу о Деметре-Персефоне. Подтверждением тому служит последовательность и логика событий, ролевое уподобление персонажам из мифа.

Миф об Аполлоне, хотя и участвует в структурной организации «Тэсс», не является основным структурообразующим элементом. Мифом об Аполлоне обыгрывается образ Энджела. Миф о греческом боге оказывает существенное влияние на сюжет и образный строй романа: мифом обусловлены поступки персонажа, его перемещения и его характер.

Мифологическая событийная схема «Тэсс» становится моральной антитезой по отношению ко всему, что романист считал крайностями идеологии англиканской церкви.

Библейские мотивы, образы и символы играют важную роль в образной системе, структурообразовании и сюжетостроении романа «Джуд Незаметный». Он построен на противопоставлении библейского и мифологического начал. Геометрическая конструкция («крестообразность») произведения получает внутреннее и внешнее выражение. Она прослеживается в художественном построении, бинарной оппозиции героев (Джуд — Филотсон, Арабелла — Сью). Внутренне она связана с духовным развитием персонажей, обретением или утратой ими личной свободы.

Роман организован так, что судьба главного героя формирует развитие фабулы и раскрывает контрасты, образуемые многочисленными сюжетными линиями. Структурообразующими в произведении являются ветхозаветные истории о Самсоне (Книга Судей Израилевых) и Иове (Книга Иова), дополнительные внутренние сюжетные линии вводятся историями о Иуде и крестных мучениях Иисуса.

Любовные линии в произведении связаны с библейскими историями о Самсоне (Джуд — Арабелла), Сусанне и старцах (Сью — Филотсон).

Противопоставление женских образов (Арабелла — Сью) реализуется на основе библейского противопоставления филистимских и иудейских женщин, а также мифологических Афродиты Урании и Афродиты Пандемос. Трагический финал предопределен историей ветхозаветного Иова, образ которого проецируется на Джуда.

Смысловым центром романа оказываются эпизоды появления Дедушки Время и его гибель. С его образом ассоциируются новозаветные истории об Иуде и Иисусе. На образе мальчика зиждется процесс развития главных персонажей романа. Его центральное расположение, ведь именно вокруг него группируются герои, является той «точкой», в которой происходит «перелом». Не соглашавшаяся прежде с церковными канонами и институтом брака Сью становится прихожанкой и возвращается к законному супругу. Джуд вновь обращает свой взор к античности и женится на Арабелле.

Библейские компоненты романа призваны выразить двойственную натуру героев, заключенную в противоречии между их физическим и духовным началами, что получило также и зримое отражение.

Большое количество сцен в романах, ассоциируемых с полотнами известных художников, обусловлено увлечением живописью, которое сопровождало Харди на протяжении всей жизни.

Изобразительное искусство сыграло важную роль в творческой судьбе писателя. Харди обладал уникальным умением использовать в романах стилистику различных направлений в живописи, отчего многие эпизоды визуально схожи с полотнами великих художников, а цветовая и световая символика в художественном мире произведений Харди отличается многообразием и контрастностью.

Цветовая гамма «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» обусловлена его библейскими и мифологическими компонентами. Краски романа, с одной стороны, не отделимы от языческого мира. Цвета отражают последовательность попадания главной героини в мир света, который ассоциируется с белым и розовым. Красный в романе становится переходным этапом от светлого мира к темному. С царством мертвых ассоциируются черный и коричневый, а с другой, символическое значение многих цветов коренится в их традиционном понимании в христианстве. Световой фон романа связан с двумя мирами. Тьма ассоциируется с подземным царством Алека-Аида, а свет — с царством света Энджела-Алоллона. Символика света в романе структурообразующая, она разграничивает эпизоды.

Символика цвета и света в романе «Джуд Незаметный» оказывается не столь разнообразной. В его названии (obscure) заложена некая бесцветность и затемненность. Основную символическую нагрузку в сюжетно-композиционном строе романа несут три цвета: бурый, серый и черный. Художественное пространство «Джуда», в отличие от «Тэсс», наполняется архитектурными формами, роман напоминает коллаж, выдержанный в темных цветах. Произведению свойственна монохромность. Цвета и свет создают внутреннюю драматургию романа. Связь персонажей с определенными цветами открывает глубинную суть действующих лиц. Монохромность романа обусловлена пессимистичным восприятием Харди церковных учений, которые в «Джуде» ассоциируются с «Буквой». Тьма, которая сопровождает героев в Кристминстере, является олицетворением трагического финала не только этого романа, но и всего цикла «характера и среды». Романная эпоха в творчестве Харди завершена, а его писательский потенциал находит отражение в эпической драме «Династы» {The Dynasts, 1903 — 1908 гг.).

Нужно отметить, что викторианский роман считается одной из самых значительных страниц в истории английской литературы. Опираясь на традиции своих предшественников, писатели-викторианцы разрабатывали новые темы и мотивы, чем заметно обогатили английскую реалистическую прозу. Произведения романистов викторианской эпохи стали фундаментом для важнейших открытий английской и англоязычной литературы XX века.

Литературное наследие Томаса Харди оказало значительное влияние на многих писателей и поэтов последующих лет Дж.Г. Лоуренса, Т. Драйзера, Р. Фроста. Но ближе всех к творчеству Харди был Джон Фаулз (John Fowles, 1926 — 2005). «Харди интересует меня, в частности, потому, — говорил в одном из своих интервью писатель, — что он, если можно так выразиться, мой бывший сосед. Я вижу его „страну“ из окна своего кабинета» [Фаулз 2003: 621]. Фаулз восхищался романами Харди, считал его своим любимым писателем, подчеркивал преемственность: «Тень Томаса Харди. всегда стоит у меня за плечами. Поскольку он и Томас Лав Пикок — два моих любимых писателя. Эта тень мне не мешает. По-моему, гораздо разумнее использовать еепо любопытному совпадению, о котором я и не подумал, помещая действие своей книги в год 1867-й <.> «[Фаулз 2003: 57]. Этот год был переломным моментом для Харди: «Год этот, — полагает Фаулз, — был решающим для загадочной личной жизни самого Томаса Харди. И как-то ободряет то, что, пока мои вымышленные герои сплетают свои истории в их собственном 1867 году, всего в тридцати милях от них бледный молодой архитектор делает первый шаг в роковой период своей жизненной истории» [Фаулз 2003: 58]. В романе «Женщина французского лейтенанта» Фаулз мастерски воссоздает жизнь викторианской эпохи, эпохи, в которой творил Томас Харди. Крупный романист XX века показывает развитие отношений между мужчиной и женщиной во всей их противоречивости и сложности, словно продолжая заявленную Харди традицию: «Ты не пишешь ничего такого, о чем викторианские романисты забыли написать, но, может быть, нечто такое, о чем кто-то из них написать не сумел» [Фаулз 2003: 48]. Фаулз пишет как раз о том, о чем Харди, возможно, не сумел написать открыто. Сходство творческих манер Харди и Фаулза прослеживается во многом — в темах, сюжетах, образности. Сюжет романа «Женщина французского лейтенанта» Фаулза имеет общие черты с сюжетами романов Харди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный». Фаулз, как и Харди, изображает не исключительную личность, бунтующую против несправедливого миропорядка, а создает образ обыкновенного человека, который, с одной стороны, способен к личностному развитию, а с другой — наделен человеческими слабостями. Духовным путешествием своих героев Фаулз повторяет последовательность событий человеческого бытия — нисхождение в смерть и восхождение в возрожденную жизнь, а у Харди их развитие обрывается, они так и не входят в новую возрожденную жизнь.

Таким образом, сопряжение библейских и мифологических компонентов, их взаимовлияние, «атмосфера», которую они создают в художественном мире романов «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный», имеют особое значение не только для сюжетостроения и структурообразования указанных произведений, но и становятся важным связующим звеном между литературой Великобритании XIX и XX вв., хотя, возможно, и XXI в.